Ткань Ишанкара

Художник-иллюстратор Надежда Михайловна Кудряшова

Дизайнер обложки Виктория Владимировна Бугрова

© Тори Бергер, 2025

© Надежда Михайловна Кудряшова, художник-иллюстратор, 2025

© Виктория Владимировна Бугрова, дизайн обложки, 2025

ISBN 978-5-0056-5385-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Татары

Год 38-й ректорства сэра Котцы, весна

Улочка медленными плавными изгибами поднималась вверх и была настолько узкой, что три человека, вставшие плечом к плечу, задевали бы руками сложенные из розовых и коричневых булыжников ограды садов. До головокружения пахло цветущим абрикосом и желтыми четырехлепестковыми цветами, названия которых Тайра не знала. Дома день приближался к вечеру, здесь же время остановилось возле полудня, тени попрятались под листву. Где-то далеко внизу лежало море, но даже тут в воздухе чувствовался горько-соленый привкус. Было спокойно и тихо, деревья чуть слышно шелестели молодыми листьями и роняли розоватые лепестки на сглаженные временем и вытертые шагами камни. Тайре подумалось, что шуршание босоножек и ее дыхание были чем-то инородным и неестественным в окружавшем ее мире. Она остановилась и прислушалась к своим ощущениям.

Вся эта затея казалась совершеннейшей авантюрой, если не гиблым делом, с самого первого слова. Сэл так открыто и искренне смотрел ей в глаза, не уговаривал, не убеждал, не настаивал, не злился, как это обычно бывало, когда она начинала отказываться и отрицать, что в какой-то момент Тайре показалось, будто он наконец-то снял маску всеведущего и всесильного существа и стал похож на обыкновенного человека, которому просто необходима эта маленькая услуга. Сэл всегда говорил, что исключение не подтверждает правило, а лишь указывает на неточность в нем, а потому искренность и человечность Сэла были вопиющими исключениями, которые могли свидетельствовать только о подвохе. Семь лет общения с ним не прошли для Тайры даром, он ни разу не дал ей расслабиться, и казалось уж слишком невероятно, что мастер черной риторики решил перейти на простой человеческий язык. Он впервые попросил ее об одолжении, и это, как Тайра себе признавалась, втайне боясь, что он может слышать ее мысли, была его роковая ошибка.

Думать, что Сэл способен опуститься до просьб, было по меньшей мере наивно, а по большей – неосмотрительно. Сэл никогда ничего не делал просто так. Старый лис продумал все не на десять, а на двадцать шагов вперед, и, как ни крути, выходило, что ей все равно придется согласиться. Это была странная игра, в которую Сэл с ней раньше не играл. Он, безусловно, знал, что Тайра разгадала его обман с самого начала. Знал он и о том, что она догадывается: все так и задумано, и ей для чего-то необходимо об этом знать, но как она ни старалась найти в этом потаенный смысл, он ускользал словно песок сквозь пальцы: переиграть Сэла на его поле было невозможно. Оставалось только не слить свою часть партии, и по тому, насколько она казалась простой в исполнении, можно было судить о том, что ничем хорошим это не кончится.

Тайра толкнула кованую калитку, которая, повернувшись на хорошо смазанных петлях, плавно и беззвучно распахнулась в марево цветущего сада. От калитки к входной двери вела извилистая песчаная дорожка идеально белого цвета, отчего ощущение нереальности происходящего неимоверно усилилось. Тайра покачала головой, удивляясь своим действиям, и пошла к дому. Домик был аккуратным, двухэтажным, с большими окнами, террасой с плетеным диваном и двумя креслами и резной входной дверью, сделанной из цельного, судя по всему, дубового, полотна. Тайра потянулась к звонку, но рука так и замерла на полпути.

Тайра разглядывала резьбу.

В центре двери в византийском стиле была вырезана фигура Богоматери с младенцем на руках, с нимбами и ангелами по бокам. Довольно необычный выбор для входной двери, но это можно было бы списать на странности хозяина, если бы не все остальное. Вокруг умиротворенных фигур клубились змеи, драконоподобные ящеры, человекообразные монстры с острыми клыками и капающей слюной, вгрызающиеся друг другу в спины, рвущие свою и чужую плоть серповидными когтищами. Змеиные тела переплетались с розовыми кустами, шипы которых впивались им в бока и причиняли невыразимые страдания; ящеры и монстры скалили пасти в криках боли и старались урвать кусок побольше от соседней твари; на лепестках роз и чешуе брызгами рассыпались капли крови. Тайра уже различала цвета, и дверное полотно не казалось больше золотисто-медовым; безумный змеиный танец притягивал, затягивал, и никогда, никогда, никогда этот круг не должен был прерваться…

Когда Тайра пришла в себя, дверь была открыта. На пороге стоял мужчина лет тридцати в потертых джинсах и черной футболке, под которой угадывалось в меру накачанное тело. Чуть склонив голову и приподняв брови, он изучал гостью, которая так и застыла с недонесенной до кнопки звонка рукой.

– Можно не звонить, уже открыл, – сказал он на безупречном турецком и улыбнулся уголками губ.

Тайра почувствовала себя абсолютной дурой, но отвести взгляд от его насмешливых карих глаз оказалось не так легко. Секунду назад вместо этих глаз были ящеры и розы, но она не заметила момент, в который картинки сменились, и дала бы руку на отсечение…

Черт…

Руку бы надо опустить.

Хозяин усмехнулся: ему был приятен произведенный эффект. Судя по всему, Тайра была не первая и не единственная, кто попался на этот крючок.

– Впечатляет? – примирительно поинтересовался хозяин.

Еще бы… Сталкиваться с такой сильной иллюзией Тайре еще не приходилось. Он мог бы запросто снести ей голову, пока она думала, что рассматривает змей и монстров, завороженная их адским танцем.

– Да, эфенди. Интересная у вас дверь.

Хозяин опять удивленно поднял брови, но продолжать тему не стал.

– Чем обязан визиту? – вместо этого поинтересовался мужчина.

– Подарок, эфенди, – ответила Тайра и только потом сообразила, как нелепо это звучит.

Хозяин уперся рукой в дверной косяк, перегораживая вход в дом, и нахмурился.

– Сколько тебе лет? – грозно спросил он.

– Тринадцать.

– Я не употребляю подарки младше девятнадцати, – вежливо, но твердо сообщил мужчина, продолжая свысока изучать гостью.

– Э-э… Вы неверно меня поняли, – попыталась оправдаться Тайра.

– Турецкий не твой родной язык?

– Нет, но я говорю свободно, – Тайра сразу почувствовала себя уверенно: в языке была какая-то сила, которая ставила все на свои места, да и мужчина знал его в совершенстве, и язык считывался с него без особого труда.

– Ну уже лучше, – снова расслабился хозяин. – Может, попробуем познакомиться снова? А то первый раз показался мне неудачным.

– Давайте попробуем. Только дверь не закрывайте. Не люблю чувствовать себя глупо больше одного раза в день.

Хозяин хохотнул, потом опять принял серьезный вид и спросил:

– Чем обязан визиту?

Играл он по правилам, чем начинал Тайре нравиться, что само по себе уже было нехорошо.

– У меня для вас подарок, эфенди, и меня просили его передать.

– Передавай, – согласился хозяин и протянул руку.

Тайра не поверила своим глазам и замерла на вдохе. Просто не может быть, чтобы он вот так запросто предложил свою кровь ради встречи с драгоценным Сэлом.

– Ну? – поторопил ее мужчина. – Где же подарок?

Тайра с облегчением выдохнула. Все оказалось гораздо проще: хозяин рассчитывал на обычный материальный презент. Отступать было поздно, да и очень хотелось понять, что задумал Сэл.

– А можно войти в дом? Меня просили, чтобы никто, кроме вас, подарок не видел.

Такой атаки хозяин не ожидал.

– И я не проститутка, – поспешно добавила Тайра и покраснела.

– Я уже понял, – он секунду подумал, оценивая ситуацию и ее пунцовые щеки, и уступил. – Ну проходи, – он посторонился, приглашая войти, показал рукой на открывающуюся из прихожей светлую гостиную и закрыл свою страшную волшебную дверь.

Тайра осторожно прошла вперед и остановилась на краю пастельного цвета ковра с невероятно большим ворсом: наступать на него в босоножках было бы кощунством. Она старалась не смотреть по сторонам, дабы опять не напороться на какую-нибудь чудную, с шизофреническим оттенком, иллюзию и не потерять контроль над ситуацией, а то, что теперь все козыри у нее в руках, она уже не сомневалась. Хозяин был заинтересован: видимо, не каждый день он получал подарки от иностранных подростков, свободно говорящих по-турецки.

Мужчина прошел в гостиную, остановился у окна и еще раз оглядел гостью с головы до ног.

– Кофе?

– Спасибо, нет. Я не люблю кофе.

– Ты точно из Европы? – прищурился хозяин. – Там все помешаны на турецком кофе.

– Я не из Европы.

– Значит, будем пить чай, – подытожил хозяин и направился в кухню.

«Раз, два, три, четыре шага плюс ковер, метров пять между нами есть. Сэл говорил, не менее трех».

– Эфенди, не надо чая. У меня мало времени и нужно вовремя вернуться, – остановила его Тайра.

Мужчина, не дойдя до кухни, обернулся.

– Ты меня удивляешь. Ну как скажешь, – и он сделал шаг, намереваясь сесть на диван.

– Нет, стойте там, пожалуйста. Не подходите, – Тайра выставила вперед ладонь в останавливающем жесте.

– Не бойся, я ничего тебе не сделаю, – успокаивающе сказал хозяин.

– Да я не за себя боюсь, – ответила Тайра тоном, каким Хи предупреждала противников о том, что сейчас с ними случится страшное, и усмехнулась.

Мужчина замер на другой половине гостиной.

– Мне сказали, что подарок будет для вас сюрпризом, – Тайра скрестила кисти рук перед грудью, полоснула по венам простейшим заклинанием рассечения, стряхнула мгновенно набежавшую кровь, которая легла на светлый пол и ковер правильным полукругом, отделившим ее от хозяина дома, и позвала Сэла.

Она почувствовала, как волосы приподнимаются от плеч, словно наэлектризованные, пальцы мгновенно похолодели, по позвоночнику прокатилась такая знакомая горячая волна силы, растекаясь по всему телу и наполняя окружающий мир черным, зеленым и фиолетовым сиянием. Вены на порезанных запястьях, капли и струйки крови тоже засветились фиолетово-черным, завораживая красотой, простотой и мощью использованных заклинаний.

Мягкими шагами, окруженный зелеными и серебристыми искрами, Сэл вышел из-за спины Тайры, сделал пару шагов в сторону хозяина, переступил через нарисованный кровью барьер и, исполненный достоинства, по-английски произнес:

– С днем рождения, Горан!

– Матерь Божья… – выдохнул хозяин.

Он сделал молниеносное движение рукой, и словно в замедленной съемке Тайра увидела летящее ей в грудь серебряное копье, заставила себя сделать полшага влево, подсознательно понимая, что если копье попадет не в сердце, то шанс выжить еще останется, и снова перед ней затанцевали пронзенные шипами драконоподобные твари, ангелы взмыли под потолок, разрезая воздух белоснежными крыльями, поднимая ее за собой, и Тайра услышала, как копье входит ей в правый бок, рассекая мышцы и пронзая легкое. Боли она не почувствовала, защищенная собственными заклятьями, и еще успела удивиться тому, что хозяин дома и Сэл медленно отдаляются от нее, хотя оба не сделали ни единого шага. Копье с потусторонним звоном вошло в кирпич, Тайру со всей силы посланного в нее заклинания впечатало в стену, она ударилась о нее затылком, и комната с роскошным светлым ковром и окном в цветущий сад в мгновение ока заросла шипастыми розами с кровавыми каплями на листьях и лепестках.

Сэл даже не обернулся. Он сделал еще пару шагов навстречу хозяину и раскрыл руки для дружеских объятий. Горан осторожно, по-кошачьи, обходил Сэла по широкой дуге, не выпуская его из поля зрения и краем глаза наблюдая за Тайрой.

– Я сказал: «С днем рождения, Горан», – повторил Сэл. – Не рад меня видеть?

– И как я должен тебе ответить? – Горан нервно усмехнулся. – Я имел надежду думать, что ты давно умер.

– Умер, как видишь, – разочарованно произнес Сэл. – Но разве такая маленькая неприятность может омрачить нашу встречу?

– Выглядишь неважно, – отметил Горан.

– Если бы сквозь тебя были видны предметы интерьера, ты бы тоже не сильно хорошо смотрелся. – Сэл взглянул сквозь собственную руку на вазу с цветами на столике у окна. – Но, я вижу, эту мою проблему ты уже решил. Еще примерно литр ее крови сделает меня практически осязаемым. Это, я надеюсь, устранит твой психологический дискомфорт, и мы сможем поговорить?

– Матерь Божья… Некросы в моем доме!

– А дверку бы сменил. Мало того, что твой фокус устарел, так она еще и правда страшная, – посоветовал Сэл.

– Она некромантесса! – продолжал удивляться Горан.

– Тебя это удивляет или возмущает?

– Она некромантесса, и ей тринадцать лет!

– Да? – Сэл наконец-то повернул голову в сторону Тайры, смерил ее взглядом и снова повернулся к Горану. – А выглядит на все пятнадцать.

– Она еще живая, – хозяин переключился на Тайру, намереваясь к ней подойти.

– Ты же промазал, вот она и живая. Но это вопрос времени, – Сэл опустился в кресло спиной к Тайре и снова начал разглядывать свою руку, наслаждаясь тем, как она становится все более реальной, ожидая, что скоро она приобретет цвет живой плоти, а на запястьях проступят голубоватые вены.

– Ей нужен врач, – произнес Горан, к которому пришло осознание того, что он сделал. – Я только что чуть не убил ребенка.

– Ну я же тебе сказал: убил не убил – это лишь вопрос времени.

– Ей нужен врач или маг, – повторил Горан и направился к Тайре.

– А вот этого бы я тебе делать не советовал, – спокойно сказал Сэл, глядя Горану в глаза.

Он непостижимым образом покинул кресло, перегородив Горану путь, Горан в последний момент заметил его движение и успел отскочить назад.

– Прошу тебя, не делай глупостей и не заставляй меня совершать резкие движения, я для этого слишком стар, да и тебе умереть в день рождения, прости, моветон.

Горан стоял, переводя взгляд с Сэла на Тайру и обратно.

– С твоего позволения, я вернусь в кресло. И дабы избежать повторения данного циркового номера, еще раз говорю тебе: врач ей не нужен. Ей вообще никто не нужен. Никаких врачей и никакой магии, Горан. Давай условимся, что ее вообще здесь нет.

– Для тебя цель всегда важнее средства.

– Вот и будь умницей, – Сэл снова расположился в кресле и указал Горану на диван. – Сядь, будем разговаривать.

Тайра не могла дышать. Воздух был тягучим, и мир вокруг продолжал медленно двигаться в резиновом темпе змеиного танца. Краем сознания Тайра понимала, что боль уже должна была прийти, но ничего не ощущала: перестаралась с блокировкой при рассечении вен. Боль означала бы, что она еще жива. Горан был сильным магом – Тайра поняла это по единственному заклинанию, которое он успел сотворить, – и серебряное копье, появившееся из ниоткуда, должно было как минимум заставить ее кричать от боли, но Тайра чувствовала только застрявший в своем теле инородный предмет. Нужно было вернуть себе свою боль.

Время обволакивало, затуманивало мозг. Тайра слышала, что, умирая, человек видит свою жизнь в ускоренном темпе, но окружающий ее резиновый мир с резиновым временем и танцующими монстрами никак этого не подтверждал. Застрять между жизнью и смертью оказалось бы самым плохим исходом, если верить Сэлу. Верить Сэлу… Ни сил, ни желания обдумать это противоречие у Тайры не было. Было желание выжить и отправить его прямиком в ад.

Тайра уже не держала своих заклятий, но если боль до сих пор не появилась, значит, ее магия все еще работала. Горан ничего, кроме копья, создать не успел, а если бы и захотел скастовать что-нибудь еще, то у него все равно ничего бы не вышло: Сэл блокировал магические потоки, и поддерживать какие-либо заклятья Горан сейчас не мог. Тайра попыталась отыскать в его доме еще какую-нибудь магию, но не нашла ничего, кроме уродливых извивающихся змей с входной двери.

Сэл говорил, что качественная иллюзия остается на века и после смерти создавшего ее мага. Горан умирать пока не собирался, но над дверью поработал на славу, и до тех пор, пока резные деревянные ящеры будут рвать друг друга на части, извиваясь в безумном танце в прорастающих сквозь ковер и стены розовых кустах, его иллюзия будет держать пленника в своих сетях. Нужно было остановить их, прервать адский танец, разрушить иллюзию.

Да, дверь впечатляла…

Тайра закрыла глаза и позволила иллюзии овладеть своим сознанием. Монстры и ящеры продолжали извиваться, блестя зеленой и черной чешуей, алые капли переливались и отсвечивали бликами в свете солнечных лучей, клыкастые пасти алчно смыкались на змеиных телах и вырывали куски окровавленной плоти под общий рев и шипение. Богоматерь с младенцем были спокойны и статичны, и только трепещущие ангельские перья напоминали о присутствии света в этом безумном мире дверной резьбы.

«Посмотри на меня, – просила Тайра, внутренним взором глядя на ангела, – посмотри на меня…» Но ангел продолжал умиленно рассматривать святое семейство. «Ну что ты смотришь на них, посмотри на меня. Я покажу тебе демонов за твоей спиной. Где твой меч, у тебя же должен быть пылающий меч?, – спрашивала Тайра, прекрасно понимая, что у этого ангела не должно быть никакого пылающего меча, что это не тот ангел, у которого есть заветный пылающий меч. – Любой меч, я согласна на любой меч, ну, обернись… Помоги мне, они должны перестать танцевать, прошу тебя…»

Ангел не двигался.

Тайра с ужасом поняла, что ему все равно, что он выше монстров, боли, страданий, он не хочет видеть крови и грязи и пачкать свои белоснежные перья. Ей наконец-то стало понятно, почему вместо хранителя за своим плечом она всегда видела старого лиса Сэла. Тайра почувствовала, как внутри разгорается красный огонь разочарования и гнева.

«Слушай меня, как тебя там, серафим, херувим или кто ты еще! Я сейчас умру и, клянусь тебе, я расскажу Богу, что ему пора разогнать свою регулярную армию, потому что вы забыли, что значит сражаться за каждую душу! Сэл предал меня, и я не знаю, зачем ему нужна моя смерть, но я не доставлю ему удовольствия выиграть. Дай мне свой меч, дай мне свой чертов меч, и я сделаю это сама!»

Ангелы на мгновение замерли и медленно обернулись, и Тайра подумала, что сработало кодовое слово «черт».

Они достали из складок сияющих одежд свои мечи, медленно отвели руки для большего замаха и с безупречной техникой каждый со своей стороны опустили лезвия на змеиное кольцо. Кровавые капли брызнули Тайре в лицо, обожгли кожу, и круг распался на две адские дуги. Ангелы скрестили оружие, защищая Богоматерь и младенца, и застыли, теперь уже навсегда.

Тайру швырнуло из плена иллюзии в реальный мир, она судорожно вдохнула, захлебнулась собственной хлынувшей горлом кровью, закашлялась, почувствовала нестерпимую боль, паучьей сетью расходящуюся от серебряного копья по всему телу, и потеряла сознание.

– Ты вышел за черту, – мрачно констатировал Горан. – Мало того, что ты привел в мой дом некромантессу, ты вышел за черту. Тебе это не дозволено.

– Ну что мне дозволено – это определяю я сам, по крайней мере, пока моя некромантесса не в состоянии определить круг моих прав, – ответил Сэл. – Да и вообще, это она привела меня в твой дом.

– С твоей подачи.

– Я сделал все, чтобы она приняла решение самостоятельно. Как бы я, по-твоему, мог ее заставить?

– Это, поверь, я выясню. Скажи мне лучше, как ты вышел за черту?

– Я долго работал над собой, – Сэл с удовольствием рассматривал свой маникюр. – Вечность, знаешь ли, утомляет, если не постигать ничего нового.

– Значит, не скажешь.

– Зачем тебе это? Ты что, собрался пожить сотню-другую лет в тенях? – Сэл усмехнулся. – Не задавай вопросов, на которые я тебе все равно не отвечу, это не спиритический сеанс.

– Я задам тебе вопрос, на который ты точно сможешь ответить, – с уверенностью сказал Горан. – Что тебе надо?

Сэл засмеялся:

– Как все же люди меняются перед лицом смерти! Успокойся, Горан.

– Я спокоен, – ответил маг и мельком взглянул на Тайру.

– Прикидываешь, сколько у нас времени? Сколько бы ни было, мне хватит.

«Заметил или нет?», – подумал Горан, глядя на Сэла и продолжая боковым зрением следить за приколотой к стене девушкой. Горан почувствовал, как его иллюзия трансформировалась и распалась, и собрал все самообладание, чтобы никаким образом не выразить своего удивления, да и вообще чтобы не показать Сэлу, что теперь полуживая девушка интересует его гораздо больше, чем сам Сэл.

Визит Сэла весьма льстил Горану, и магу даже стало интересно, какова его истинная причина, однако он слишком хорошо знал, что Сэла нужно вовремя остановить, чтобы не вляпаться в большие неприятности. Отправить его туда, откуда он появился, можно было, только лишив его живой крови, за счет которой он существовал в данный момент. Горан мог бы устроить Сэлу эту маленькую прогулку, но боялся, что Сэл привяжется к нему и не отстанет до самой его смерти, а может даже и после – Горан плохо представлял себе законы некромантии. Оставалось ждать, что Сэл испарится без его вмешательства, но это будет означать, что девушка наконец-то умерла, а этого Горан допустить никак не мог. По крайней мере, не в своем доме.

– Я спросил, что тебе надо? – повторил Горан.

– Ты давно был в Ишанкаре? – Сэл откинулся на спинку кресла, сплел пальцы домиком и с хитрым прищуром посмотрел на мага.

– Три дня назад.

– И что ты там забыл?

– Это имеет значение?

– Значит, был в Библиотеке, – сделал вывод Сэл. – А я думал, тебя вызывали по службе. Ты же все еще состоишь на службе? Помню, сэр Котца возлагал на тебя большие надежды.

– Я больше не состою на службе. Тебе-то какое дело?

– Ты отказался от Ишанкара? – Сэл словно не заметил вопроса.

– Я не сказал, что отказался от Ишанкара. Я сказал, что не состою на службе.

– Насколько я знаю Закон, Горан, – вкрадчиво начал Сэл, – все в Ишанкаре состоят на службе, только служба у каждого своя. И если ты отказался от службы, значит, ты отказался от Ишанкара. Почему же тебе до сих пор позволяют там появляться, не ввели для тебя никаких ограничений? Я бы первым делом запретил тебе пользоваться Библиотекой. Как ты думаешь, почему сэр Котца сделал для тебя такие исключения?

– Не имею ни малейшего понятия, о каких исключениях ты говоришь.

– Я допускаю, что есть некоторые моменты, о которых мне неизвестно, но которые я могу предположить. Например, я не знаю, что подвигло тебя, выдающегося мага, – Горан, заметь, я тебе не льщу, что уже большой подарок с моей стороны, – отказаться от блестящей карьеры, залезть в горы и отгородиться от мира этой ужасной, рассчитанной на идиотов дверью. Я так же не знаю, почему сэр Котца спустил тебе это с рук. Я бы, будь я на его месте, приказал отрубить тебе голову, ибо именно так полагается поступать с предателями, а относительно своего Наставника и Ишанкара ты однозначно поступил как предатель. Но сначала я запретил бы тебе пользоваться Библиотекой. Я доступно объясняю? – приторно улыбнулся Сэл. – Я даже, не зная, конечно, истинного положения дел, могу предположить, что сэр Котца не объявлял во всеуслышание, что Горан покинул Ишанкар, только исходя из того, что боялся, что его засмеют, когда узнают, что его Ученику не хватило мужества смириться со своими способностями и принять себя таким, какой он есть. Это предположения, Горан, только предположения. Скажи, есть ли в них хоть доля правды?

– Доля есть, – не стал спорить Горан.

– Значит, то, что ты хотел начать нормальную жизнь, не ложь.

– Не ложь. Только почему «хотел»?

– Да я тут подумал, – Сэл задумчиво посмотрел в потолок, – что твои планы надо бы изменить.

– Все никак не перестанешь играть в бога, – с укоризной произнес Горан.

– Скажу тебе по секрету, отвлекаясь от основной нашей темы, за те три тысячи лет, что я считаюсь мертвым, Бога я так и не встретил. Ты понимаешь, о чем я?

Горан подумал и в который раз повторил:

– Что тебе надо?

– Давай я расскажу тебе, что я вижу. Тебе будет интересно. – Сэл помолчал пару секунд, поморщился, будто слова, которые он собирался и был вынужден произнести, были ему неприятны, и продолжил. – Ишанкар – старейший и сильнейший университет из всех, которые когда-либо существовали и существуют ныне. Мы по крупицам собирали знания, книги, растили специалистов, выстраивали иерархию, создавали Закон, в котором содержится наша мудрость и наше кредо. Мы владели и владеем такими сокровищами, которые другим могут только сниться. Мы испокон веков являлись одной семьей, возможно не самой счастливой, но самой крепкой. Я всегда гордился Ишанкаром, потому что он такой, каким его сделали мы, а мы таковы, какими он воспитал нас. Ни для кого не секрет, что быть достойным Ишанкара – тяжелый труд. Если бы мы собирали в свои стены всех подряд умеющих колдовать бездарей, мы выродились бы, как многие до и после нас. Нас уважали, наше слово всегда было решающим, потому что мы всегда были впереди и не страшились делать того, о чем другие боялись даже думать. Ишанкар еще при мне стал легендой, и этим я горжусь, пожалуй, больше всего остального. Всем удобнее считать, что нас не существует, что мы и есть легенда, потому что мириться с нашим существованием – значит признать свое несовершенство, свою слабость, свой страх. И я хочу, чтобы все так и оставалось. – Сэл встал, заложил руки за спину и начал расхаживать по комнате взад-вперед. – Я хочу, чтобы традиции Ишанкара оставались неизменными. Я хочу, чтобы у Ишанкара и его воспитанников по-прежнему был свой собственный путь, который они могли бы свободно и осознанно выбирать. И да, конечно, я хочу, чтобы наши имена и дальше произносились шепотом и с суеверным страхом. Я доступно объясняю? – Сэл свысока взглянул на Горана. – Я всегда гордился Ишанкаром. Но теперь, Горан, мной владеют стыд и страх. Я боюсь, что Ишанкар станет еще одним таким же, как и все, университетом. Я боюсь, что запрещенные книги, многие из которых оплачены кровью и болью, будут доступны таким ренегатам, как ты. Я боюсь, что Закон будет толковаться в зависимости от веяний времени. Я боюсь, что трудности при постижении пути будут восприниматься не как вызов, а как непреодолимое препятствие, и мы потеряем свою суть. Я, в конце концов, боюсь, что женщины начнут ходить по Внутренним Садам в джинсах и юбках выше колена! – Сэл воздел руки к небу. – Я много чего боюсь, потому что крах рождается из мелочей, которых мы случайно или намеренно не замечаем. И мне стыдно, что такие, как ты, забыли о своем долге перед Ишанкаром. Мне стыдно, Горан, что умнейшие люди впадают в детство и пытаются уйти от судьбы. И вешают дурацкие двери.