Мексиканский шаманизм. Мифы, ритуалы и верования уичолей

* * *

© Светлов В.С., предисловие, 2025

© Бреснев П.В., текст, иллюстрации, 2025

© Издательская группа «Альма Матер», оригинал-макет, оформление, 2025

© Издательство «Альма Матер», 2025

Экосистема благодарности

Интерес к тем людям, которые все еще ведут «естественный» образ жизни, может быть вызван чем угодно: юношеским интересом к рассказам о приключениях, поиском нового направления для нетривиального проведения отпуска в зрелости или любопытством ко всему «экзотическому» (как раньше говорили, «колониальному») в старости. Кто-то надеется получить из таких описаний рецепты «расширения сознания» или подсказки о смысле существования, которые позволят современному городскому жителю сохранить здравый смысл в его вечной гонке за эффективностью и успехом.

Впрочем, любой «здравомыслящий» скажет, что «жизнь по природе» вовсе не обязательно является «жизнью на природе». Раз человек – животное общественное и разумное, то его природе соответствует именно то место, которое создал научный и общественный разум: пронизанная постоянно эволюционирующими технологиями реальность города, лучше города-миллионника, переваривающая достаточные объемы денежных потоков, чтобы крохи со стола экономического пиршества доставались всем его обитателям.

Главный вопрос заключается в том, что такое разум и является ли наша нынешняя жизнь проявлением разумной природы человека. Люди во все периоды своей истории были рациональны, даже если нам кажется, что с «научной» точки зрения общение с духами предков или получение оракула у дельфийской пифии является суеверием. Никто не даст гарантии, что спустя пять сотен лет наши поиски «великого объединения» в физике, попытки объяснить человеческое сознание через анализ нейрохимических процессов в синапсах головного мозга или методы социальной инженерии не станут трактоваться как такие же тупиковые и даже опасные пути, как теории мирового эфира или флогистона.

Да и жизнь в эпоху «антропоцена», когда становится совершенно очевидно, что человечество со все более возрастающей скоростью «проедает» ресурсы кормилицы-земли, оставляя после себя чудовищный геологический след, подсказывает: что-то не так в Датском королевстве. Разумность может быть направлена не только на благо, а кажущееся благополучие далеко не самой большой части человечества окупается совсем не разумной ценой.

Быть может, «жизнь по природе» мексиканских индейцев уичоли может нас чему-то научить, а не просто развлекать нас на досуге или питать наши мечты о приключениях и славе. Павел Берснев открывает для русскоговорящего читателя далеко не первый (и, надеюсь, не последний) народ Латинской Америки, который сохраняет в своем жизненном укладе что-то очень важное от доиндустриальной эпохи. И это не просто произведения фольклорного искусства – устные или визуальные. Их образ и ритм жизни еще не стал похож на бег сломя голову, свойственный нашим современникам. Ну, или, по крайней мере, «порча» еще не коснулась уичолей настолько, чтобы превратить их места силы в точки на карте туристических маршрутов: «После фольклорного представления у вас будет 30 минут свободного времени на фото. Фото с шаманом стоит столько-то песо…»

Лично для меня этот текст стал напоминанием о тех вещах, которые современная цивилизация уже и не знает: жизнь – это всегда странствие, сама возможность которого дарована нам многими поколениями тех, кто жил раньше. Странствия от влажного побережья Тихого океана в засушливые горные районы становятся способом посвящения в мудрость племени уичолей, но они же оказываются и временем, когда посвящаемый осознает масштабы того, что сделали для него предки. Пусть это звучит для современного человека гипертрофированно и парадоксально, но предки становятся небом и землей, солнцем и дождем, скалами, указывающими путь, и животными, которые нас кормят. Эта их чаще всего добровольная жертва превращает предков в божественные сущности, которые существуют ради уичолей, а не ради самих себя. Символ, метафора, реальность переплетаются в устах индейских сказителей, но даже если относиться к их повествованию с вполне понятным современным скепсисом, после него смотришь на окружающий тебя мир совсем по-другому. Он становится куда более «очеловеченным». И ты сам становишься сильнее с ним связан, видишь куда больше от него в себе. Возникает вопрос, ты ли всматриваешься в мироздание, или оно смотрит на тебя глазами звезд, луны, солнца, животных, тебя окружающих, водной гладью и темными провалами пещер в горах. Кто за кем наблюдает и кто кого оценивает? Если мир наших предков смотрит на нас, то, боюсь, мы едва ли заслуживаем их одобрения.

Благодарность – важное свойство души, свидетельство ее глубины и духовной полноты. Заметьте, как часто благодарность свойственна людям, которые не стремятся поразить других своей эффективностью или успешностью. «Оказанная услуга – уже не услуга» – думаю, большинству читателей доводилось сталкиваться с этой максимой.

Но если благодарность к ближнему – уже труд, то насколько больший труд – благодарность к мирозданию. Ее нужно воспитывать совсем не так, как это делают современное общество и современная школа. А чтобы ощутить ее необходимость, наверное, недостаточно проникнуться идеями современных экоактивистов или уставными задачами «зеленых» партий. Нужен опыт иного разума – не рассчитывающего, взвешивающего и активничающего, а того разума, который способен молчать и наблюдать, не оценивая.

Мне кажется, Павел Берснев в очередной раз подводит нас к вполне очевидному выводу: чтобы научиться молчанию разума, нужно общение с теми, кто обладает этим навыком, культивируя его из поколения в поколение. Удивительный мир уичолей, построенный, выражаясь современным языком, как экосистема благодарностей, не только душевных, но и вполне реальных, наполненный памятью о том времени, когда мы были нашими предками и когда предки для нас стали всем, – это вполне серьезный вызов современной цивилизации. Вызов, о котором нужно хотя бы узнать, чтобы попытаться поставить перед собой вопросы: «Так ли живу? К тому ли стремлюсь?»

Сус, Тунис. Октябрь 2021

Роман Светлов, доктор философских наук, профессор

Вводная часть

Материалы, представленные ниже, основаны на ряде источников и полевых этнографических исследованиях автора.

Мне довелось близко общаться и участвовать в церемониях и традиционных ритуалах с шаманом-мараакаме Отакаме.

Что касается источников, то наиболее полную картину космологии уичолей дает Йоханнес Нейрат – доктор антропологии из UNAM, куратор зала Гран Найар Национального музея антропологии и профессор факультета философии и литературы UNAM. Среди его главных работ: Neurath J. Las fiestas de la casa grande: procesos rituales, cosmovisión y estructura social en una comunidad huichola. Instituto Nacional de Antropología e Historia / Universidad de Guadalajara. México, 2002; Neurath J. Huicholes. Pueblos indígenas del México contemporáneo. México: CDI: PNUD, 2003. Другие источники указаны в тексте.

Самоназвание уичолей – вирраритари (wixaritari), в единственном числе – виррарика (wixarika). Это одна из четырех групп коренных народов, населяющих регион, известный как Гран Найар (Gran Nayar), в южной части Западной Сьерра-Мадре (Sierra Madre Occidental)^[1]. Расположенная по обе стороны каньона реки Чапалагана, традиционная территория уичолей включает в себя части четырех штатов: Халиско, Наярит, Дуранго и Сакатекас – это обширная территория Западной и Центральной Мексики. В большинстве случаев до поселков уичолей можно добраться только пешком. С древних времен уичоли предпочитали оставаться изолированными, и в Западной Сьерра-Мадре они нашли практически неприступное убежище. Эта естественная природная крепость образована скалами высотой до 3000 м.

• Уичоли включают в себя большие индивидуальные, семейные, местные вариации (с примерно 20 церемониальными центрами) и этнические группы: куреацарири, татейкитари, туапуритари и хуаутуари (cureatsarixi, tateiquitari, tuapuritari y huautuari). В экономико-политическом отношении уичолями управляют пять общин: Санта-Катарина Куэскоматитлан, или на языке уичолей – Туапурие (Santa-Catarina Cuexcomatitlan, Tuapurie), штат Халиско;

• Сан-Себастьян Тепонауакстлан, Ваутиа (San Sebastián Teponahuaxtlán, Wautia), штат Халиско;

• Сан-Андрес Коамиата, Татейкие (San Andrés Cohamiata, Tateikie), штат Халиско;

• Тукспан-де-Боланьос, Курири Матуве (Tuxpan de Bolaños, Kuruxi Manúwe), штат Халиско;

• Гуадалупе Окотан, Рацитсарие (Guadalupe Ocotán, Xatsitsarie), штат Найярит.

В настоящее время в регионе Гран Найар сосуществуют пять этнолингвистических групп: корас, или найери (coras, nayeri), южные тепеуаны, или о'одам (tepehuanes, o'odam), науа, или мексиканерос (nahuas, mexicaneros), уичоли, или вирраритари (huicholes, wixaritari), и метисы.

По одной из версий, самоназвание-этноним уичолей wixarika буквально переводится как «настоящие люди», или «люди, одевающиеся в честь своих предков» (по версии шамана-мараакаме Отакаме, виррарика – человек-охотник). Боб Масла в работе «Исцеляющее искусство индейцев уичоли» утверждает, что этноним уичоль означает «перья, исцеляющие людей»^[2].

Шаман-мараакаме

Чтобы сохранить свою культурную идентичность и иметь возможность вести свой образ жизни без внешних ограничений, уичоли шли на многие жертвы. Будучи оседлыми земедельцами, они на время превращались в мобильные группы кочевников, во многом чтобы избежать господства других, более воинственных и могущественных групп, захватывавших их земли. Возможно, что уичоли пришли с северо-запада, из Сакатекаса или из штата Сан-Луис-Потоси, оттуда, где расположена священная для уичолей пустыня Вирикута (поблизости от Реал-де-Каторсе). Косвенно это подтверждается тем фактом, что проживавшие на территориях, включавших священную для уичолей пустыню Вирикута, племена воинственных и храбрых индейцев гуачичилей (долгое время оказывавших яростное сопротивление испанским конкистадорам) беспрепятственно допускали уичольских паломников на свои земли. Кроме того, язык уичолей и уже мертвый язык гуачичилей имели много сходств. Возможно, язык гуачичилей был юто-астекским языком, тесно связанным с языком уичолей.

Свою культуру уичоли смогли сохранить не только в доиспанское время, когда они подвергались вторжениям науа, то есть астеков^[3], но и во времена испанской конкисты, образовав с конкистадорами альянс и участвуя в сражениях в составе объединенных с испанцами войск против индейцев кора (кора были покорены испанцами в 1722 г.). Результатом тактики уичолей было то, что, притворившись союзниками испанцев, уичоли не подвергались нападкам завоевателей. Так уичоли смогли сохранить свои обычаи в более полном и чистом виде, чем их соседи кора. Поэтому позднее кора приходили к уичолям, чтобы участвовать в древних обрядах, получать пейот (Lophophora williamsii)^[4] и заимствовать образцы тканых узоров.

Первые тесные контакты испанцев и уичолей приходятся на XVII в., время начала активного миссионерства. С пейотом Европа познакомилась еще в 1577 г., во время конкисты в Центральной Америке. По словам одного испанца, побывавшего в те времена в Новом Свете, индейцы «едят корень, который называют пейотль и которому поклоняются, словно это божество». Для мезоамериканских индейцев уичолей пейот – божественное растение, которое произрастает в блаженной стране божественных предков Вирикуте. По-испански кактус обозначается как пейот, или пейоте, – из языка науатль^[5] пейотль. Пейот, или хикури (hikuri, с ударением на первом слоге), на языке уичолей – это Божественный Голубой Олень, Хозяин всех оленей. Вместе со Священным Оленем можно добраться до высших уровней космоса и даже за его пределы. До сих пор уичоли называют себя народом оленя.

Сколько лет культу пейота? Один из первых испанских летописцев, брат Бернардино де Саагун, монах францисканского ордена, что жил между 1499 и 1590 годами, на основании различных исторических свидетельств, взятых из хронологии коренных народов, предполагает, что тольтеки и чичимека знали о пейоте по крайней мере за 1890 лет до прихода европейцев. Этот расчет показывает, что «божественное растение» Мексики использовалось более 2000 лет. Карл Лумгольц^[6], норвежский этнолог и натуралист, который возглавлял четыре экспедиции, спонсируемые Американским музеем естественной истории, на северо-западе Мексики с 1890 по 1898 год и который провел первую серьезную работу, исследуя жизнь индейцев уичолей, чихуахуа и других, считает, что культ пейота еще старше. Он обнаружил, что символ, используемый индейцами тараумара, появляется в очень древних ритуальных резных фигурках, сохранившихся в вулканических породах Мезоамерики. Во время археологических раскопок в сухих гротах и пещерах в Техасе ученые обнаружили следы пейота. Эти образцы, указывающие на церемониальное использование пейота, свидетельствуют о том, что ритуальное применение пейота насчитывает как минимум 7000 лет. Бернардино де Саагун не только предоставил первые европейские свидетельства об этом священном кактусе, но также посвятил большую часть своей жизни исследованию индейцев Мексики^[7].

Культура уичолей – бесценная сокровищница знаний и архаической мудрости, дошедшей до наших дней. В этой культуре переплетены традиции и мировоззрение охотников-собирателей, земледельцев (плужно-мотыжное и подсечно-огневое земледелие; основные культуры – маис, тыква, бобовые) и скотоводов (это не столь древняя традиция, поскольку одомашненный крупный рогатый скот (наряду с лошадьми) появляется на континенте лишь с приходом испанцев). Почитание огня в образе Дедушки Первошамана, Татевари, подношение первопредкам вотивных стрел^[8] (уни, uní), использование в магической практике и практике целительства стрел-мувиери, аграрные магические культы, священные тыквы – все это свидетельствует о древности культуры уичолей, восходящей к первым охотникам-собирателям и ранним земледельцам.

Уичоли сохранили традиционные шаманские культы до настоящего времени. Шаманы (мараакаме, mara'akame – «тот, кто знает», «видящий сны», или «тот, кто знает как видеть сны», шаман, курандеро, певец-сказитель, посвященный; множественное число – мараакате, mara'akate) являются проводниками в иные измерения, устанавливают связи с духами и обращаются к их силе для защиты и помощи соплеменникам. В верованиях уичолей особую роль играет триединство оленя, маиса (кукурузы) и священного для уичолей кактуса пейота. Олень и маис являются источниками пищи, а пейот – источником особых сакральных знаний. Олень и пейот отождествляются в едином символе духовного проводника и учителя уичолей, приносящего мудрость и силу народу.

 
Там я был на синей лестнице неба,
Там я был, где цветут бутоны и где бутоны говорят.
И ничего не услыхал. Ни звука.
Тишина.
Там я был, где бутоны поют,
Где нисходят боги по голубой лестнице неба.
И ничего не услыхал. Ни звука.
Тишина. Тишина.
 

Пейотная песнь уичолей^[9].

Неотъемлемая часть традиции уичолей – паломничество в священную пустыню Вирикута. Каждый год в конце сезона дождей, в октябре-ноябре, группа уичолей, состоящая из нескольких десятков мужчин, собирается в долгий, за сотни километров, путь за священным кактусом пейотом (например, от Халиско, где ныне обитает часть уичолей, до Сан-Луис-Потоси – 400 километров, причем большая часть пути – горные перевалы). Во время паломничества уичоли соблюдают особую диету: не употребляют в пищу соль, не едят днем, а также ограничивают себя во сне. Запрещены сексуальные контакты. Само паломничество – это символическая охота на оленя.

Традиционно шаманы-мараакаме совершали обряд жертвоприношения оленя. Мясо оленя давало силы участникам церемонии, из шкуры делались барабаны для следующего паломничества в пустыню.

Ловушки для антропологов. Сложности полевой работы этнографов

В силу исторических обстоятельств и постоянного соседства с враждебными народами уичоли предпочитают герметичность, или сокрытие от посторонних своих традиций. Поэтому профессиональные антропологи уже при первых попытках вникнуть в мировоззрение уичолей попадали в хорошо подготовленные ловушки. Первым это заметил Люмхольц, написавший, что «они не говорят правду, кроме тех случаев, когда им это удобно», «будучи самыми проницательными индейцами, которых я знаю, из всех, кто изобретал ложь»^[10]. Сами уичоли стремятся проникнуть в менталитет тех, кто приезжает к ним, прежде всего чтобы понять, с какими новыми пришельцами они имеют дело. Ведь у уичолей долгая историческая память и опыт общения, в основном негативный, с так называемыми «цивилизованными» людьми. Поэтому легче избавиться от настойчивого вопрошающего, давая ему простые и не соответствующие действительности ответы, вместо того чтобы проводить его через сложный мир абстрактных идей и священных символов, непонятных для тех, кто не знает жизненных основ уичолей. Тем более что удобно говорить то, что ожидает услышать любопытный ученый, что заставляет его вздрагивать от удовлетворения.

Следуя давней традиции, запечатленной в уичольских мифах, первопредки сознательно обманывали друг друга, чтобы проверить характер, силу и волю своих собратьев. Поэтому посвященные уичоли, которые «знают», часто сообщают ложную информацию даже своему собственному народу^[11]. Подобно Голубому Оленю Тамаци Кауюмари, Нашему Старшему Брату, который ввел в употребление священные инструменты и знает слова предков, маракаме расставляет ловушки и придумывает истории для своих детей, которым придется пройти множество испытаний, если они захотят постичь секреты уичольской религии. О хорошем расположении ученика судят по его энтузиазму, участию в священной работе, удаче, которая сопутствует ему в том, чтобы заманить оленя в ловушку. В дополнение к этому от него требуются тяга и предрасположенность к ритуальным танцам и, наконец, невозмутимость, с которой совершаются паломничества, во время постов, переходов по горам и пустыням и ночных бдений в таинственных, пугающих непривычных условиях вдали от дома.

Тем не менее за более чем сотню лет кропотливой и самоотверженной работы антропологам и этнографам удалось собрать бесценный материал о жизни и традиционных религиозных верованиях уичолей. Эта научная работа имеет особую ценность в свете стремительных перемен в жизни самих уичолей. Поскольку традиция уичолей сотни лет опиралась на бесписьменную, устную передачу знаний, современные уичоли без исследований ученых и усилий по сохранению мифов и данных о ритуалах давно бы утратили наследие старших поколений. Немногие из современных уичолей, включая практикующих шаманов-мараакаме, обладают знаниями, которые будут изложены в данной работе. Помимо этого, как бывает в устной традиции, характеризующейся существенным сближением с иными культурными традициями, мировоззрение современных уичолей стремительно меняется, смешивается с религиозными парадигмами христианства и подвергается иным культурным влияниям, в том числе связанным с ростом туристического интереса, что в итоге приводит к формированию неошаманизма, включающего идеи Нью Эйджа и популярной мировой эзотерики. Растущий спрос порождает предложения на новом коммерческом рынке шаманских и псевдошаманских услуг. Тем ценнее в этой ситуации оказываются данные антропологов и этнографов о традиционных воззрениях уичолей и духовной практике шаманов-мараакаме.

Ниерики – дар видения и священное искусство уичолей

Когда в конце XIX века уичоли оказались в центре внимания антропологической науки, мир узнал о необыкновенном утонченном мистическом рукоделии и ткачестве этого народа. Материальная культура уичолей поражала изысканностью и оригинальностью: ритуальные предметы, вотивные стрелы и чаши из тыкв, украшения из бисера. Карл Люмгольц, Леон Диге, Конрад Теодор Прейсс и Роберт Моури Зингг начали формировать первые коллекции того, что сейчас известно как классическое искусство уичолей. С ними можно познакомиться, посетив музеи Нью-Йорка, Парижа и Берлина. Вирраритари стали известны как «культура мистических художников», что, несомненно, побудило их наладить производство поделок (artesanía) для продажи неиндийцам – тейварири (teiwarixi), или «соседям».

Современное художественное ремесло уичолей сильно отличается от произведений из коллекций, сформированных в начале ХХ века. Внедрение промышленных ниток и тканей привело к ухудшению качества текстильных изделий и рукоделия. Но в то же время появились новые и более сложные формы выражения, результатом которых стал гораздо более красочный стиль. В конце 1960-х годов «психоделическое» искусство уичолей пережило настоящий бум. В то время центры ремесленного производства начали создаваться за пределами Сьерры, в Тепике, Сакатекасе, Пуэрто-Валларте, Аджихике, Гвадалахаре, Реаль-де-Каторсе, Монтеррее и Мехико^[12].

Для исследования темы сакральной картографии уичолей бесценным источником являются ниерики (nieríka – ед. ч., nierikáte – мн. ч.). Ниерика – это очень глубокое и многогранное понятие. Слово «ниерика» происходит от глагола «ниерия» – видеть (nieriya). По своей сути это божественный дар, дар видения и средоточие магических сил божественных предков (рис. 1, 2)^[13]. Ученик шамана достигает ниерики, что приблизительно переводится как «способность к видению» или «видение внутренней формы мира». Этого можно достичь только через особую жертву – самопожертвование и аскезу. Трансцендентное восприятие – дар ниерика – позволяет шаману-мараакаме диагностировать причину болезни и определять ее источник в теле пациента, а также проводить ритуальные песнопения и церемонии, необходимые для поддержания плодородия. Такого рода ниерика достигается благодаря постоянной дисциплине, которая обязывает посвященного следовать обычаям предков и суровой аскезе.

Другое значение ниерики – инструмент для видения. Это обычно круглое зеркало, в котором мараакаме видит изображения предков, воспринимает рисунки, нарисованные на их щеках, желтые полосы и круги, которые постоянно меняют свою конфигурацию, покрывая лицо и шею предка и символически отвечая на вопросы мараакаме. Таким образом, это зеркало, в котором отражаются лица предков. В своей ниерике мараакаме может проследить за путешествием паломников со своего ранчо, узнать личности злоумышленников и диагностировать болезни. Предки, со своей стороны, наблюдают через ниерики за людьми^[14].

Ниериками уичоли называли и сети для ловли оленей. Таким образом, ниерика – это не только инструмент видения, но также и сеть, улавливающая энергии и позволяющая управлять видимыми физическими проявлениями этих энергий. Ниерика – способ увидеть невидимое и обрести магическую возможность управлять этими невидимыми силами для того, чтобы получить видимый в физическом измерении результат.

Ниерики напоминают нам о временах Астекской империи. Известно, что одно из главных божеств астеков, наряду с Кетцалькоатлем/Кукульканом, – Тескатлипока, дымящееся зеркало. Такое имя он получил оттого, что носил зеркало, бывшее одновременно щитом, с помощью которого наблюдал за деяниями людей на земле. Ниерика уичолей также имеет значение щита, защиты от незримых для обычного глаза враждебных сил. Тескатлипока был глазом, который видит ночью, и благодаря зеркалу обладал магической силой исследовать и управлять скрытым от глаз обычного человека.

В настоящее время ниерики уичолей – это картины, выполненные из разноцветной шерстяной пряжи. В действительности же ниерика представляет собой глубинную идею в мировоззрении уичолей – это фактически порталы в иное, мифологическое измерение и способ сделать невидимое зримым. Ниерика – это момент встречи человеческого и божественного измерения, когда люди смотрят на предков, а предки – на людей. Используя идиографический язык мифологии, мастера ниерик создают бесконечное множество маршрутов в запредельные пространства Верхнего и Нижнего мира, а также повествуют о священной истории на земле уичолей. Ниерики как вотивные подношения представляют собой круглый диск или квадратную дощечку, покрытую смесью пчелиного воска и сосновой смолы, на которую наклеивают разноцветные шерстяные нити.

Отличительная черта картин-ниерик – сочетание ярких контрастных цветов. Пряди должны быть правильно скручены и хорошо сделаны витки, в противном случае пряжа «поднимется». В техническом плане также важен тип используемого воска, потому что самый дешевый воск, который можно получить, смешивают со смолой и животным жиром, что делает воск более пластичным и удобным в использовании, но менее долговечным. Работа с теплым воском – процесс сложный и трудоемкий. Это техника, которую уичоли использовали для изготовления священных ниерик – подношений первопредкам.

Классическая уичольская ниерика

Первоначально для создания вотивных ниерик, «зеркал», использовались диски, сделанные из выскобленной и уплощенной нижней части тыквы. Через круглый диск с центральным отверстием общаются предки и божества. Точно так же ниерики воплощаются в различных священных предметах из резного дерева и декоративных тыкв.

Ниерики размещаются в святилищах уичолей, домашних святынях ририки (xiriki), источниках, пещерах и храмах. Для паломников ниерика – это еще и зеркало, в котором отражаются образы наших предков. Кроме того, ниерика – это щит, который интерпретируется уичолями как защита от искушений или отвлекающих факторов во время ритуального поломничества.

Ниерика – портал в мир духов и отражение видений шаманов на пейотных церемониях. Она называется зеркалом с двумя лицами, поэтому рисунками иногда покрываются обе стороны дисков. Отверстие в середине дисков – магический глаз, посредством которого люди и духи могут видеть друг друга. Через отверстие в центре ниерики можно увидеть то, что «по ту сторону», тайный мир, подлинный и мифический вневременной мир предков. Ниерика, в смысле «дар видения», достигается только через практику самопожертвования и строгой аскезы, участие в паломничестве, ночном бдении, посте и других формах поиска сакральных видений.

Часто ниерики оставляют как подношения богам в священных местах, поскольку это «лик бога», символизирующий порог, проход, портал в сверхъестественное царство (отверстие посередине диска).

Религия в том или ином ее проявлении пронизывает всю жизнь традиционного уичоля, включая экономику и социальные отношения. И, конечно, это ярко проявляется в декоративно-прикладном искусстве. Искусство уичолей – это средство их прямого общения со своими божествами.

Однако это не просто общение с божествами, не молитва в привычной западному христианскому сознанию манере. Изображения уичольского художника, в его мировосприятии и мировосприятии всего уичольского сообщества, на самом деле являются богами, а не просто изображениями, и эти божества создают вселенную одновременно с тем, как они раскрываются (воплощаются художником) в произведениях. Эти изображения становятся священными объектами, которые нужно кормить подношениями пиноле (pinole – кукурузная мука), мескаля, жертвенной крови и воска.

Опыт уичольского художника-визионера практически тождественен опыту шамана-мараакаме. Традиции уичолей не статичны, и шаманизм – это не просто механическое повторение обычаев предыдущих поколений. Сакральное искусство уичолей – это именно творчество и выражение индивидуального опыта. Впрочем, понятие индивидуального в традиционном сознании весьма условно. Как опыт шамана, так и опыт уичольского художника – это в большей степени выражение коллективного народного сознания и бессознательного. Как шаман, так и художник в момент настоящего вдохновения полностью отождествляется с изображаемой сакральной реальностью. Можно сказать, что малое «я» шамана и художника сливается с божественным «мы». А поскольку божественные первопредки, согласно верованиям уичолей, могут перевоплощаться в последующих поколениях, то это не просто отождествление с чем-то внешним, это фактически припоминание своей изначальной сути. Образы божеств-первопредков, которые появляются в каждой работе уичольского художника-визионера, являются богами в полном смысле этого слова, а не их изображениями. Можно сказать, что творчество уичольского художника – это всегда holy moment, момент вечного космогонического акта, в котором боги-первопредки творят космос из океана хаоса.

И это происходит в тот самый момент, когда они появляются в произведении искусства уичольского мастера ниерик, видящего художника. Впрочем, уичольский художник и шаман-мараакаме – не разные фигуры. И тот и другой проходят инициацию, совершают паломничество в пустыню Вирикута и вместе принимают участие в пейотных церемониях. Вдохновение художника – это одновременно следование традиции еще доколумбовых цивилизаций и мезоамериканских кодексов-картин^[15], опыт во время принятия пейота и вдохновенное слияние с богами-первопредками-демиургами, участвующими в акте творения космоса.

На картинах уичолей отражается традиционная работа шаманов: очищение и защита соплеменников от злых духов, врачевание, значимые семейно-родовые события. Самые популярные мотивы – священные растения и животные, боги-первопредки и мифологические сцены. В настоящее время искусство ниерики так же популярно, как искусство иных коренных народов Латинской Америки (например, искусство узоров кыны шипибо-конибо). Но любопытен один момент, отмеченный российским исследователем Ольгой Соколовой^[16]. Столь распространенный в мире вид традиционного искусства уичолей родился не так уж давно. Ниерики как вид искусства появляются лишь с середины 1950-х годов. Это произошло по совету сотрудника Национального музея антропологии Альфонсо Сото Сориа, который подсказал уичолям, что их технику декорирования вотивных тыквенных чаш можно перенести на плоскую поверхность. Так возникло новое традиционное искусство, сохранившее ценностные духовные ориентиры предков и получившее новые формы воплощения.

Кроме того, еще одно важное нововведение в традиционное искусство уичолей появилось в результате предложения антрополога Питера Т. Ферста художнику-визионеру Рамону Медине Сильве. Ферст посоветовал ему перейти от фигуративного искусства – изображений скорпионов, птиц и т. д. – к более мифологическим повествованиям и темам ритуальной деятельности уичолей. Это произошло в 60-х годах прошлого века. В связи с ростом интереса к народному искусству Мексики и распростанением психоделической контркультуры 60-х годов частные коллекционеры и музеи в США начали обращать пристальное внимание на работы художников-визионеров традиционных культур. Так, картины-ниерики Рамона Медины Сильвы вскоре приобрели всемирную известность.