- -
- 100%
- +
© Светлана Бестужева-Лада, 2015
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Глава первая. Все – и сразу
День явно не задался. Причем даже не с утра, а с минувшего вечера. Сидя на заднем сидении машины по дороге в свой офис, Николай мысленно вернулся часов на двенадцать назад и непроизвольно передернулся: такого неприятного разговора с супругой он и не припомнит. Хотя…
Это она умела, Наталья, супруга законная, так построить беседу, что чувствуешь себя облитым грязью с ног до головы. С самого начала, чуть ли не с первой встречи примерно так и беседовали. Потому и женился, что не хотел чувствовать себя негодяем-совратителем невинной девы.
А вот почему он себя таким почувствовал – до сих пор понять не может. Все ведь происходило, как говорится, по доброму согласию. Кто мог предположить, что в двадцать с лишним лет такая красивая девушка так и осталась нетронутой? Не бывает в наше время таких чудес, по определению не бывает. Вот и женился… от изумления перестал соображать, что делает. Теперь уж и не вспомнить.
Вчера… А что, собственно, произошло вчера? Наталья пришла к нему в кабинет – не поленилась пройти через весь дом, да еще подняться на второй этаж! – и самым ангельским из имевшихся в ее репертуаре голоском спросила:
– Вы не забыли, Николай Николаевич? Кажется, на завтрашний день у нас с Вами был запланирован выход в театр.
Сначала это ее изысканное «Вы», даже наедине, казалось ему пикантной «изюминкой», придающей любой ситуации свой, совершенно неповторимый колорит. Но с годами приелось и вызывало только ощущение плохо разыгрываемой пьесы на сцене провинциального театра.
– Пешком? – машинально осведомился Николай.
И тут же пожалел о своей оплошности.
– Конечно, Вы способны только издеваться надо мной. Что такого я спросила, чтобы сразу нарываться на унижения? Почему это Вы позволяете себе так со мной обращаться? Подумать только, я задала самый простой вопрос, а в ответ получила…
Да, конечно, она прицепилась не к слову (к чему цепляться в одном слове?), а к интонации, с которым это слово было произнесено, к тому же сразу учуяв в этом «саркастичное глумление». Нужно было просто сказать: нет, не забыл, все в силе. Или: не забыл, но пойти не смогу, потому что… Глядишь, и проскочил бы очередной риф супружеской жизни без особых потерь. Ну, хлопнула бы Наталья дверью, обозначая негодование, ну и что? А он ввязался в никому не нужную полемику.
– А что, все машины у нас, конечно же, срочно пребывают в ремонте? – чуть менее кротко осведомилась Наталья. – Или ты их уже успел кому-нибудь подарить? Впрочем, меня уже давно не удивило бы ни то, ни другое. Ты просто циничный человек, живущий только своими собственными интересами и никогда неспособный на что-то для других, а уж для жены-то и подавно. Ради меня тебе и пальцем-то шевельнуть лень. Для меня любая поездка – это проблема, как, впрочем, проблемой давно успело стать и все остальное.
– Вот с этого места, пожалуйста, поподробнее, – попросил Николай.
И совершил вторую ошибку – уже непоправимую. Нужно было промолчать. Или мобилизовать все запасы терпения и ответить: дорогая, я неудачно пошутил. Все машины в порядке и к твоим услугам, выбирай любую. Хоть «Пежо», хоть «Кадиллак», хоть… Благо, есть из чего выбирать; лично у Натальи два авто – вышеупомянутые, – а еще в гараже стоят джип, «Ауди» и – для смеха – «ЗИЛ-110», когда-то лимузин для очень избранных, да и теперь – игрушка не для каждого.
– Конечно же, для Вас – как видите, я для Вас – всегда пожалуйста, – с готовностью откликнулась супруга. – С огромнейшим удовольствием. Только вот закурю.
Она достала из кармана своего роскошного домашнего платья плоскую пачку сигарет и, не дожидаясь помощи супруга, щелкнула золотой игрушкой-зажигалкой. По кабинету поплыл запах ментола, который Николай, мягко говоря, не переносил. О чем Наталье было великолепно известно. Наверное, поэтому и устроилась не поодаль на диване, а непосредственно перед письменным столом в глубоком кожаном кресле бутылочного цвета. Чтобы и ноги во всей красе продемонстрировать крупным, так сказать, планом, и дать супругу возможность всласть ментола нанюхаться.
– Вы не мужчина. И просто неспособны им быть. Когда я выходила за Вас замуж, Вы были совершенно другим, мне казалось, что вот человек, который действительно меня любит и готов идти со мной по жизни вместе… Ну и кого же я вижу? Тряпку со вторичными половыми признаками? Самодовольного типа, который только и умеет, что раздавать красивые обещания? Вы прекрасно знаете, как я верила в само слово «Мужчина». Рыцарь, защитник, человек, который ведет свою женщину по жизни за руку. Ну сколько раз я говорила, что я ненавижу, когда мне приходится человека «пинать», подталкивать его к каким-то действиям? Ну сколько раз я говорила, что настоящий мужчина не нуждается в сотнях дополнительных напоминаний, а сразу делает? Ну сколько раз я Вам говорила, что терпеть не могу этот дом? Раз сто, не меньше. И что? Вы соизволили хотя бы озаботиться найти приличное жилье? Хорошо, я понимаю: Вы заняты, Вам некогда ездить и смотреть дома. Я готова была сама этим заняться. Потратила массу времени, нашли несколько замечательных вариантов. Вы на них даже не взглянули…
– Милая, я работаю, – кротко ответил Николай. – Для поисков жилья существуют специальные люди, называются риэлторами. Мне совершенно все равно…
– Вот именно! Вам все равно. И не нужно делать из меня идиотку, я прекрасно знаю, кто занимается недвижимостью и как называется эта профессия. А платить им, Вы считаете, не нужно? Вы даже не соизволили выделить для этого деньги. По-видимому, я должна тратить свои, не так ли? И машину заправлять за свой счет. И еще одеваться соответственно и выглядеть, как полагается Вашей жене… И все из моего кармана? Вы очень хорошо устроились, мой дорогой.
Николай посмотрел на жену даже с интересом: Наталья за всю жизнь не заработала ни единого рубля. Сначала доченьку кормили-одевали-обували не слишком богатые родители. Потом девушка созрела для самостоятельной жизни, приехала в столицу, осмотрелась и…
И вот теперь перед ним в глубоком кожаном кресле сидит выхоленная до кончиков ногтей, натуральная – черт бы ее побрал, действительно натуральная! – блондинка, в чем-то шелково-переливчатом, не скрывающем идеальные ноги и умопомрачительную фигуру. Сидит, держит в изящных пальчиках безумно дорогую тонкую дамскую сигарету, сверкает колечками-перстеньками-браслетами и привычно плетет паутину липких, оскорбительных, нелепых слов.
Николай тоже закурил, хотя знал, что этим только отягощает свое положение.
– Во-вторых, Вам прекрасно известно, что я не выношу табачный дым, – не обманула его ожиданий Наталья. – Особенно Ваш излюбленный дым отечества, между прочим. Если бы Вы курили американские сигареты…
– С каких пор «Голуаз» стал российской маркой? – по-прежнему кротко осведомился Николай.
– Все импортные сигареты делают в России! И не сбивайте меня, пожалуйста. О чем я говорила перед этим?
– О том, что тебе надоело меня содержать, – доброжелательно напомнил ей Николай. – Ты же не миллионерша.
Голос у Натальи не изменился, хотя лицо пошло розовыми пятнами. А это вообще было крайне опасным признаком.
– А-а, намекаете на то, что я – обыкновенная содержанка? Провинциалка, подцепившая богатенького Буратино? Конечно, Вы именно так меня и выставляете перед своими дружками и их шлюхами-подружками. А то, что Вы у меня – первый и единственный мужчина, это, разумеется, не в счет. То, что я прохожу изуверские процедуры, чтобы угодить вашей милости и родить наследника – это тоже ерунда? А то…
Николай на время перестал слышать елейно-ядовитый голосок супруги. Да, конечно, все эти долгие семь лет он надеялся, что Наталья забеременеет. Пусть только родит – он будет выполнять любые ее причуды и терпеть все заскоки. Только пусть родит. Девочку.
Наследник ему не нужен, не хочет он никаких наследников. Доченьку хочется, маленькое, нежное существо, которое будет забираться ему на колени, лепетать что-то, тоненькими пальчиками гладить по щеке. Которой можно будет завязывать пышные банты, покупать красивых кукол, возить во все Диснейленды, которые только существуют на свете. И которую будут звать Лизонькой…
– … самому нужно обследоваться! – ворвался в его грезы уже визгливый голос. – Почему, интересно, Вы решили, что я не могу забеременеть? Может быть, это Вы не способны стать отцом? Кстати, как мужчина Вы…
– Пропусти, пожалуйста, десять страниц, – устало попросил Николай. – Про мужчин я уже все знаю, про себя – тем более. Что ты от меня хочешь? Чтобы я купил тебе очередной новый дом? Или чтобы я бросил курить? Что ты вообще хочешь?
– Счастья, – мгновенно отозвалась жена. – Обыкновенного человеческого счастья. Нежности. Внимания. Тепла, наконец. А Вы все измеряете деньгами, деньгами, одними только деньгами. И для Вас имеют значения только Ваши желания… Ах, боже мой, Вы все равно не поймете!
Он действительно не понимал. Тепла, значит, хочется? Нежности обыкновенной? Так почему же, когда он пытается быть нежным, она от этих самых нежностей шарахается? Почему стремится как можно быстрее вот именно что исполнить супружеский долг, даже не скрывая отвращения к такому времяпрепровождению?
И это еще в лучшем случае, обычно она находит массу сверхуважительных причин, чтобы уклониться от близости. Почему остается такой же холодной и равнодушной, как во время их первой ночи? Тогда это еще можно было объяснить неопытностью, страхом и вообще – первым разом. Но теперь-то?
Уже пять лет у них – разные спальни, Наталья настояла под предлогом того, что муж невыносимо храпит, во-первых, и встает в несусветную рань, во-вторых. Мало того, что спальни отдельные, так еще и находятся в разных концах дома, а это, между прочим, не малогабаритная трехкомнатная квартира. Двухэтажный особняк с зимним садом под стеклянной крышей наверху, с бассейном, сауной, бильярдной – в подвальном этаже. А еще – две гостиных, большая и малая, столовая, кухонный блок размером с корабельный камбуз.
Дом строился больше года под личным контролем Натальи, и этот год был, пожалуй, самым спокойным и счастливым в их семейной жизни… если вообще можно говорить о каком-то счастье. Но, по крайней мере, его молодая жена целыми днями моталась по ателье всевозможных дизайнеров и архитекторов, вникала в каждую мелочь, вплоть до цвета плитки в санузле для прислуги, занималась подбором этой самой прислуги. И к вечеру в полном изнеможении валилась на супружеское ложе в пока еще московской квартире, где, по ее мнению, только ночевать и можно было.
Хотя до свадьбы Николай прожил в этих пятикомнатных апартаментах вполне комфортно и жалоб ни от кого из гостей (женского пола) не поступало. Наоборот, в глазах своих более или менее постоянных подруг Николай отчетливо видел страстное желание поселиться в этой квартире и, может быть, только занавески в кухне сменить, поскольку все остальное было солидно, элегантно и удобно. А он женился на женщине, которой даже ею лично построенный особняк (образно выражаясь, конечно) разонравился спустя несколько месяцев после новоселья. А муж, кажется, разонравился еще раньше особняка.
И ведь другого мужчины в ее жизни нет, он это прекрасно знал и знает. Не потому даже, что Наталья постоянно твердит о своей супружеской верности, о том, что никогда и не взглянула на кого-то еще. Не взглянула, это правда, мужчин она вообще не жалует, предпочитает своих бесчисленных приятельниц и подружек. С ними – на самые модные курорты, с ними – в элитные закрытые клубы, с ними – в салоны красоты. Хотя для кого она себя холит и лелеет – непонятно. Скорее всего, для себя, любимой.
– Я закрываю глаза на Ваших бесчисленных любовниц, – продолжала тем временем Наталья. – Я не жалуюсь, что Вы постоянно ездите в какие-то командировки, которые сами себе придумываете. Я стараюсь быть образцовой женой, а что получаю в ответ? Что, я спрашиваю?
Ответ на этот вопрос Николай, конечно, знал, но именно поэтому и не ответил. Разговор вышел на привычный, набивший уже оскомину, маршрут, свернуть с которого было совершенно нереально. Бесчисленные любовницы? Сказано, конечно, сильно, но…
Но любовницы-то были. Правда, в количестве, вполне поддающемся исчислению, правда, встречался он с очередной подругой крайне редко и без особой, кстати, охоты, скорее в интересах здоровья. Чем-то эти девы рано или поздно начинали напоминать законную супругу: дорогие подарки и деньги любили самозабвенно, но считали делом чести строить из себя бескорыстных жертв роковой страсти.
К тому же каждая, рано или поздно приобретала тот особый взгляд, который Николай уже знал наизусть: в голубых, черных, карих, серых очах явственно сияли два золотых обруча. Эти Настасья Филипповны московского разлива непременно желали стать «порядочными женщинами» – читай, сочетаться браком.
Желательно, конечно, еще и благословение церкви получить, но, в крайнем случае, сойдет и обычный ЗАГС. Детей у молодого еще миллионера нет, развод – сущая формальность, в общем, легкая добыча… с первого взгляда. Иногда Николай жалел, что не родился мусульманином, тогда многих проблем в его жизни не существовало бы вообще. Но беда заключалась еще и в том, что он не был любителем восточных красоток, а европейские, в основном, российские женщины, гарем считали чем-то неприличным. Непонятно, правда, почему.
Гарем – это прекрасное изобретение мусульман, позволяющее им держать женщин на том месте, которое им определяет мужчина. Классические гаремы, конечно, давно приказали долго жить: нет уже роскошных дворцов, где в одном зале возле фонтана резвилось бы с полсотни юных гурий. Но уважающий себя мусульманский мужчина имеет несколько жен, каждая из которых живет в отдельном доме, и посещает их либо по расписанию, либо по настроению. Ни сцен ревности, ни модных приемов, ни походов в рестораны, театры и так далее… Не жизнь – сказка.
Нынешняя незаконная подруга Николая, носившая модное имя Ульяна, исключением не являлась. Работала вроде бы фотомоделью, но практически всегда была свободна. Обладала непомерно длинными ногами, роскошными волосами, цвет которых менялся еженедельно, и абсолютным отсутствием каких-либо комплексов, в том числе, и в постели.
Обожала походы в рестораны, пикники, дискотеки и вообще всевозможные увеселительные мероприятия, а благодарность за новую побрякушку или тряпочку выражала бурно и с фантазией. И больше всего напоминала молодую, полную сил пантеру, которая может жертвой закусить, но может и об ноги потереться с ласковым мяуканьем. На долю Николая пока доставался последний вариант. Пока.
Контраст с женой был, конечно, ошеломляющим, но… утомительным. Хищников, тем более – хищниц Николай не выносил по определению, в зоопарк не любил ходить с самого раннего детства, а вакханки вызывали у него некоторую даже робость. Но Ульяна, по крайней мере, не ныла и не канючила, деньги не выпрашивала, а устраивала так, что он сам их ей предлагал, и вообще жизнь воспринимала как нескончаемый праздник, который, правда, обязаны были устраивать ей те мужчины, которые удостоились ее благосклонного внимания. Но – увы и ах! – тоже мечтала стать законной женой, хотя старалась это желание не слишком демонстрировать.
«Развестись бы, – тоскливо подумал Николай, стараясь не слышать наконец-то прорвавшихся рыданий супруги. – Оставить ей все, что она пожелает, и уехать. Бросить этот клятый бизнес к чертовой матери. В принципе, я могу прожить и без машины с персональным шофером, и без загородной виллы с бассейном и теннисным кортом. Работать менеджером на какой-нибудь фирме, жениться на обычной девушке…»
Он и сам понимал, что все это – мечты и химеры. Не сможет он бросить свой бизнес: на иглу богатства и власти подсаживаются покруче, чем на шприц с наркотиком. Наталья ни за что не даст ему развода, затаскает по судам, замучает попытками самоубиться и прочими своими штучками. Любовницу, конечно, можно поменять, но… Но от перемены одной райской птички на другую ситуация не изменится. И там, где он бывает, вероятность встретить милую, скромную и, главное, добрую спутницу жизни практически была равна нулю. Такие женщины в подавляющем своем большинстве пользуются общественным транспортом, а Николай уже успел забыть, когда последний раз спускался в метро.
Рыдания Натальи постепенно замирали. Так, кажется, этот сеанс постепенно заканчивается. «Затихает Москва, стали синими дали…» Даже силы этой ангелоподобной дамы не безграничны.
– Так, – сказал Николай, закуривая очередную сигарету, – ты выговорилась? Можно переходить к делу? Что ты от меня хотела, когда шла сюда?
– Ничего, – отчеканила Наталья, вставая. – Я от Вас не хочу ни-че-го! Можете отправляться к своим девкам, по своим делам – куда угодно. Только ко мне в спальню, будьте добры, не являйся, мне сегодня этого не вынести.
– Прости пожалуйста, а зачем ты вообще тогда приходила? – попытался спросить Николай.
– Мне кажется, я пока еще имею право приходить к Вам в любое время. Только последнее время у Вас как-то не находилось ни сил, ни времени, ни желания поговорить со мной. Я ведь не зверь какой-нибудь… Я просто пытаюсь понять…
…последняя фраза прозвучала темным магическим заклинанием. Сколько Николай помнил их отношения, фраза «я просто пытаюсь понять» всегда служила спусковым крючком для скандала. Ибо, когда она была уже произнесена, единственным мирным выходом было немедленно сказать, «прости, любимая» и, сломя голову, мчаться за чем-нибудь эксклюзивным и супердорогим. Потому что в противном случае…
Развитие разговора было уже известно. «Вот я помню, как мой отец на какой-то день рожденья подарил моей маме КИРПИЧ и попытался отшутиться, что „Это – краеугольный камень будущего дома“. Не прошло… Так вот, мой отец поехал ночью в областной центр и купил ФРАНЦУЗСКИЕ ДУХИ… Вот так и поступают настоящие мужчины. И мама была права, что с этими духами не пустила его домой, он ночевал в подъезде, утром бегал еще за розами, и только потом…» В душе что-то с хрустом перещелкнуло.
– Я тебе все объяснил. Если есть еще вопросы, задавай их по существу, без экскурсов в семейную историю. По-жа-луй-ста.
– Вы просто псих. Я же русским языком сказала, что просто пытаюсь понять. А Вы, наверное, считаете меня просто ущербной деревенской дурой…. И как я могла жить с Вами все это время…
– Дорогая, разговор ЗАКОНЧЕН. Все дальнейшие вопросы будут завтра. Я УСТАЛ. Поняла?
Тяжелая пепельница с хрустом опустилась на стол.
– Да, поняла. Я же говорила, что Вы просто псих. И всегда готовы избивать слабых и беззащитных женщин. Нашелся бы рядом настоящий мужик, он бы с Вами ТАК поговорил…
Как ни странно, в голосе Натальи появились какие-то умиротворенные нотки, сменив визгливость.
– Я же сказал – ХВАТИТ. Разговор закончен.
– Нет, дорогой. Не закончен, пока Я так не решу, – почти промурлыкала супруга.
Она направилась к двери, потом остановилась и через плечо метнула последнюю отравленную стрелу:
– В свободное от досуга время поглядите на себя в зеркало. Тогда, может быть, поймете, что Вашим потаскухам от Вас нужны только Ваши деньги. Без них с Вами и рядом-то никто не сядет, не то, что ляжет.
И хлопнула дверью. То есть обозначила, что хлопнула, поскольку двери закрывались практически неслышно, с каким бы размахом их ни шарахали. Зато резко отодвинутое Николаем кресло врезалось в противоположную стену с оглушительным треском, а сам он долго не мог унять дрожь в руках и жуткое сердцебиение. Обычный финал рутинного супружеского диалога…
Все вместе взятое следовало понимать так, что завтра с утра, самое позднее – к обеду Николай обязан явиться к супруге с повинной и каким-нибудь презентом, вечером сопровождать ее на очередную премьеру очередного заумного и недоступного простым смертным театрального действа, потом отвезти в один из ее излюбленных, как сейчас принято говорить, «пафосных» ресторанов.
И не приставать к ней со всякими глупостями в ближайшие три дня, но при этом все вечера проводить дома – или не дома, но в непрестанных попытках умилостивить обиженную им супругу. Если ничего сверхординарного не случится, по истечении этого срока Наталья, так и быть, допустит его в свою спальню. И вытерпит минут десять с выражением такой откровенной брезгливости и в то же время жертвенности на лице, что…
Да ну ее к черту, в самом деле! Сколько у него было женщин – ни одна не выражала недовольства. Нет, он не был суперменом или каким-то из ряда вон выходящим любовникам, но доставить женщине удовольствие мог и доставлял. Практически любой женщине, кроме законной супруги. И в зеркало, кстати, он смотрелся регулярно: оно показывало ему мужчину слегка за сорок, со вполне приемлемой фигурой и достаточно приятным лицом. Опять же, конечно, не Аполлон, но залысин пока нет, зубы все свои и здоровые, руки ноги на месте…
В этот самый момент раздался противный скрежет металла, машина дернулась и замерла. Так, только этого не хватало: аварии. Теперь милиция душу вынет, про бумажник можно даже и не заикаться. Что за день сегодня, будь он трижды неладен!
– Что там у тебя наслучалось? – спросил он оцепеневшего шофера.
– Да нас, Николай Николаевич, типа протаранил какой-то чудила, – очнулся водитель. – Машина, похоже, всмятку.
– Ну и шут с ней, – уже спокойно, почти равнодушно ответил Николай. – Разбирайся тут, а я поеду.
– Один? – ужаснулся шофер. – Но шеф…
– С шефом я сам разберусь, – заверил Николай. – Это тебе он – шеф, а мне – начальник охраны. Моей собственной, между прочим. Все, расти большой.
Он выбрался из действительно здорово покореженной машины, обогнул толпу зевак и владельца джипа – виновника аварии, прошел метров сто, поймал какие-то замызганные «Жигули» и покинул место происшествия. Вместо раздражения он уже испытывал какое-то странное чувство отстраненности, словно и не с ним все это происходило.
«Вполне мог и откинуться, – вяло размышлял он, глядя невидящими глазами на пыльные, забитые разномастными машинами московские улицы. – Вмажься этот крендель с моей стороны – и большой всем привет. То-то Наталья бы обрадовалась! Не разведенка какая-нибудь была бы, а молодая, богатая вдова. Поди-ка плохо. Пожалуй, надо сказать мужикам из охраны, чтобы языками не трепали, а то огорчат супругу мою до невозможности. Такой шанс пролетел. Тем более, она любит черный цвет, не снимала бы траур лет десять, а его кабинет сделала бы мемориальным. И на кладбище бы каждую неделю ездила неутешную скорбь демонстрировать, такой возможности она бы ни за что не упустила. А я, как всегда, все ей испортил, негодяй.
Вот приеду сейчас в офис… А что, собственно, я забыл в этом офисе? Небось, и без меня разберутся, заместитель имеется, других работничков, почитай, армия. Заеду-ка к Ульке, кофейку попью, то-се. Она все плачется, что я к ней только спать приезжаю, так сегодня по-другому будет. Она девка веселая, что-нибудь придумает. Правильно, надо ломать эту невезуху, а то сыплется и сыплется, как из дырявого мешка. Кстати, тут до дома ее – рукой подать…»
– Командир, останови тут, я прогуляюсь, – почти весело скомандовал он.
– Но вы же сказали…
– Передумал. Держи, сколько просил.
– Хозяин – барин, – пожал плечами водитель, полностью удовлетворенный полученной суммой.
– Это ты правильно сказал, – отозвался Николай, вылезая из машины. – Давай, крути баранку, глядишь, сам до барина докрутишься.
Водитель угодливо хихикнул, Но Николай этого уже не слышал.
«Улька спит, наверное, – думал он, шагая переулками к дому, где снимал для любовницы квартиру. – Значит, сюрприз будет. Сейчас часов девять, а она никогда раньше полудня глазки не продирает. Даже интересно посмотреть. Сварю кофе, отнесу девушке в постель. Черт, с пустыми руками как-то непривычно к ней идти. Ладно, говорят же: „Лучший мой подарочек – это я“. Вот и поглядим, как она такому презенту порадуется».
Дом – бывшие элитные цековские хоромы – стоял в глубине тихого, зеленого двора. В холле сидела знакомая консьержка, которая на сей раз не столько обрадовалась, сколько всполошилась при появлении Николая, но тот не обратил внимания на ее эмоции.
– Утро доброе, – бросил он на ходу, направляясь к лифту.
Консьержка что-то пискнула в ответ; за шумом открывающихся дверей лифта Николай слов не разобрал. Он уже рылся в карманах, доставая общую связку ключей. И снова удивился: при всей стервозности и умении закатить скандал на пустом месте Наталья никогда не обшаривала его карманы и не задавала дурацких вопросов. Или обшаривала, но вопросов уж точно не задавала. От равнодушия, наверное. Или ее устраивает именно такое положение вещей и, окажись он верным, примерным семьянином, она бы не смогла изображать из себя жертву садиста-развратника. Черт этих баб разберет, в самом деле!