Мой раскаявшийся грешник

Глава 1

Ну нет, только не это!

Едва успеваю свернуть на обочину, как мотор глохнет. Приехали, называется!

На заднем сиденье у меня – флористический бедлам, как обычно после больших заказов. С самого утра оформляла чью-то шикарную свадьбу, а у самой в голове весь день крутятся планы на собственный семейный ужин: запеченная курица с травами, которую так любит Сашка, и, может, позволить себе бокал вина? Хотя нет, не буду рисковать, обойдусь соком.

Десять лет. Десять! И столько же в этом тепла!

Достаю телефон:

– Привет, Шурик! А я заглохла, представляешь. Да где-где… – озираюсь, едва не хнычу от отчаяния: – прямо посреди нигде! Где-то на объездной, не доезжая до газовой заправки. Ты можешь приехать за мной?

– Блин, Ликусь… – голос мужа в трубке прерывистый, тяжёлый, а дыхание хриплое и частое, с легким стоном на выдохе, – я вообще-то на тренировке сейчас. Но если ты подождёшь, я конечно…

– Нет, нет! – поспешно перебиваю. Сам он, конечно, не скажет, но я-то знаю, как ему важно чтобы всё было по плану. – Тренируйся. Я просто не знала, что ты сегодня в зале.

– Да ты не переживай, тачку брось на обочине и спокойно добирайся сама. А я потом подъеду, порешаю, что там. Люблю тебя!

– И я тебя! Пока!

Опустив голову на руль, зажмуриваюсь. «Не переживай» – слышу эхо слов мужа. Тёплые, заботливые слова… но как будто бы какие-то дежурные, что ли?

«Добирайся сама»… А вот это как-то даже обидно. Нет, я, конечно, не маленькая, у меня есть телефон, а в нём приложение такси, но…

Или это я так адски устала? Все эти десять лет тщетных попыток, визитов к врачам, уколов и надежд, которые каждый раз таяли, словно тонкий иней под солнцем. И вдруг…

А может, сказать ему прямо сейчас? Чтобы он, забыв всё на свете, сорвался с места и примчался ко мне?

Но нет, не так. Не по телефону. Всё вечером, за праздничным ужином.

Даже не замечаю, в какой момент за окном такси начинают мелькать огни города – в голове крутится предвкушение сегодняшнего вечера, и всё ещё звучит тёплое, сбитое от нагрузки дыхание Сашки: «Не переживай… Сам порешаю… Люблю тебя!» Ну конечно. Он всегда такой, сколько его знаю – заботливый, дисциплинированный и надежный. Моя опора.

Домой добираюсь за полчаса. Подъезд противно пахнет свежей краской – вчерашний ремонт. Поднимаюсь на третий этаж, достаю ключи… и замираю. Дверь в квартиру не на замке. Хм-м… Сашка? Как-то рано он закончил.

Осторожно вхожу. Сама не знаю, чего опасаюсь, но сердце почему-то тревожно сжимается. В коридоре темно и тихо, а вот из спальни доносится какой-то шум. И я даже не сразу осознаю, что именно слышу: стоны, шорох простыней, тяжелое дыхание. То самое.

Замираю в растерянности. Да нет, это какая-то ошибка. Не может этого быть! Просто не может этого быть…

Но в зале висит большое зеркало, и я не хочу, но взгляд сам скользит к нему, впивается в отражение приоткрытой двери в спальню. Там горит лишь мягкое бра, и его свет такой неверный, словно пытается уберечь меня от боли… Но я всё равно всё вижу: смятую кровать, ритмичные тела. Они словно ослеплённые весенним гоном змейки обвивают друг друга, ничего не видя и не слыша, с неудержимой страстью меняясь местами – сверху оказывается то чужая женская спина, то крепкая, родная – Сашкина…

Глава 2

Мир сужается до точки. В ушах – гул, как от далекого поезда.

Зал? Кардио? «Добирайся сама»?..

Горло перехватывает. Ничего не вижу, не слышу, не соображаю. Ноги сами несут вниз, по лестнице, из подъезда, по улице. Куда угодно, лишь бы подальше, лишь бы не останавливаться…

Сердце рвётся на части, острая боль жжёт грудь, слёзы застилают глаза.

Врезаюсь в кого-то, а может – в меня кто-то. Запястье обжигает. Охаю, тру руку и мокрый от свежего кофе рукав кофты.

– Да чтоб тебя… – бурчит, отряхиваясь, какой-то мужчина. На его груди – пятно с остатками молочной пенки. – Ну осторожней же надо, девушка!

Он поднимает на меня взгляд. Пауза. И на лице прохожего вдруг проявляется смесь удивления и узнавания.

– Лика? Ты же Лика, из центра? Ну, флористика по средам?

И я тоже узнаю его – это тот брутальный волонтёр из кризисного центра для женщин. Тот, кто иногда помогал с материалами для моего кружка – ну, там, розы, лилии, и все эти символы надежды и возрождения. Когда-то я вела там уроки, решив «отдать долг смирения» после очередной неудачной попытки ЭКО.

– Здравствуйте, Дмитрий, – пытаюсь улыбнуться, но голос срывается. – Извините, я не специально. Простите…

Спешу ретироваться, но Дмитрий удерживает.

– Погоди, что-то случилось? Выглядишь ты, – хмурится, качает головой, – потерянной. Может, пройдёмся? Или кофе? Только теперь давай через рот, – улыбается, а сам внимательно заглядывает в глаза.

Качаю головой, потому что слова словно застряли в горле. Не хочу разговоров. Но и одной оставаться сейчас – выше сил.

– Ладно, – мягко соглашается Дмитрий, – понял. Тогда давай подвезу? Или, хочешь, просто покатаемся, пока не полегчает?

Я не сопротивляюсь, а смысл? Сажусь в старенький внедорожник, пахнущий кожей и свежестью, и только тогда слёзы вдруг прорываются. Дмитрий заводит мотор, но сразу не трогается.

– Лика, я, конечно, не психолог, но искренне хочу тебе помочь. Ты просто скажи – чем?

Всхлипываю, закрываю глаза, сгоняя по щекам горячие солёные ручьи.

– Отвези меня в Алексеевку? – слова вырываются сами, даже не успеваю толком осознать, что говорю. – К тётке в деревню. Мне срочно нужно к ней!

Дмитрий присвистывает, и его можно понять – так-то это четыреста-с-гаком километров отсюда.

– Пожалуйста. Очень прошу!

– Чёрт… – Он, хмурясь, смотрит на часы. – Ф-фф… Ну ладно, поехали, раз срочно! – Трогается и тут же звонит кому-то: – Артур, добрый! Слушай, как бы нам перенестись, важное дело всплыло, буквально жизни и смерти. Угу. Нет, обед – это поздно. Давай как можно раньше утром? Да, это точно. Точно буду. Да. Всё, спасибо огромное!

Ну вот, создала совершенно постороннему человеку проблем. Стыдно ли мне, неловко ли? Ни черта. Мне никак. Я как будто бы умерла.

И вот, за окнами уже почти два часа мелькают поля и лесополосы, а я всё сижу молча, раз за разом перебирая в голове недавние события. И вдруг фыркаю. И ещё. Пока не начинаю уже глупо хихикать. Дмитрий бросает на меня вопросительный взгляд.

– А курица-то в холодильнике! – сообщаю я. – В маринаде с розмарином. Но сырая. Ну и на черта я заморачивалась, спрашивается?

Дмитрий понимающе кивает:

– Жизнь иногда вносит свои поправки, ты же знаешь. Сочувствую.

Это смешит меня ещё больше. Ещё горше.

– Да уж! Думала, сегодня романтический ужин мужу устроить, а вместо этого – получила кофе на асфальте и дальнюю дорогу. И хрен его знает, что теперь.

– «В каждом шипе – красота» – не помнишь, случайно, чьи слова? – улыбается одними глазами Дмитрий, и мою болезненную смешливость перекрывает новый пласт тихих слёз.

Это мои слова, я говорила их всем тем женщинам из Центра, попавшим в беду. Они делились своими историями: побои, разводы, одиночество. А я учила их собирать букеты, чтобы знали – даже в шипах прячется красота. Думала, эта красивая метафора, подарит им надежду на светлое будущее. И разве я могла тогда знать, что такое – настоящая беда!

С трудом удерживаюсь, чтобы не положить ладонь на совершенно плоский ещё живот. А ведь я не одна. После стольких лет отчаяния у меня будет малыш! И я веду себя сейчас глупо! Словно это я в чём-то виновата, а не муж-изменщик. Нет, так не пойдёт!

– Дим… прости, но… Останови пожалуйста. Вернее, отвези меня обратно домой?

Он хмыкает и тормозит на обочине.

– Так, какого рожна происходит? Ты как на карусели, – туда-сюда, туда-сюда. Объясни, будь добра!

Голос его твердый, но не злой, а как у старшего брата, который устал от капризов. И даже возраст подходит – Дмитрий старше меня лет на пять, наверное.

Я сжимаюсь и до боли грызу губу, чувствую – стоит только начать говорить, и слёзы задушат, не смогу их больше держать. И в то же время – сказать хочется. Рвётся изнутри эта боль, и нет с нею сладу.

– Всё до ужаса банально, как в дурном романе – я поймала мужа на измене. Психанула и сбежала. А теперь поняла вдруг, что это глупо. – Жмурюсь, по щекам бегут слёзы. – Ведь всё уже случилось. Бегай-не бегай, а я всё равно как сейчас вижу их… там… вдвоём…

Молчание наваливается тяжёлым одеялом. Дмитрий не газует, не утешает банальностями. Просто кивает, плавно разворачивается, и мы едем обратно в город в тишине, нарушаемой лишь гулом шин.

– Знаешь, – роняет вдруг Дмитрий, – на мой взгляд ты себя не ценишь. Ты красивая. Добрая. Умная. И чертовски талантливая с этими своими цветами. И ты достойна нормального человека рядом, а не предателя.

Секунда, другая – я осмысливаю, а в груди неудержимой волной вскипает злость, словно это Дмитрий виноват во всём. Да как он смеет говорить плохо о моём муже?!

– Нормального? А ты кто такой, чтобы судить вообще? Волонтёр на побегушках с кофе наперевес? Думаешь, пара дежурных фраз утешения – бла-бла-бла – и любая женщина станет счастливой? Да ты понятия не имеешь, какой он – мой Сашка! Мы с ним через сколькое прошли, вместе, как одно целое! Ты хоть знаешь, каково это – десять лет пытаться зачать ребёнка, а потом, когда наконец случилось, получить нож в спину… Ничего ты не знаешь! И… И… И вообще, это всё не так, понимаешь ты, это всё не то! Он не мог, я не верю, ты понимаешь, не верю!..

Слова то летят как шипы, то брызжут едким ядом. Бью кулаком по подлокотнику, задыхаюсь от слёз, но только реву ещё сильнее. А Дмитрий молчит и ведёт машину всё-так же уверенно и ровно, только челюсть заметно напряглась.

Наконец бурчу:

– Прости… – и отворачиваюсь к окну. Поймёт он или нет – мне плевать. Хочется просто умереть.

– Да чтоб тебя! – вдруг невпопад рычит Дмитрий.

В тот же миг движок начинает кашлять и неровно урчать, и мы сворачиваем к указателю «СТО – 2км»

Еле-еле докатываемся до сервиса, благо, механик, несмотря на поздний час, на месте. Выхожу из машины, воздух свежий, даже прохладный, пахнет травой и, немного, бензином. Пока Дима объясняет проблему, я достаю телефон. Двенадцать пропущенных от мужа! Ого… Моя вечная проблема – выключить звук и забыть. А ещё вижу пять пропущенных от подруги Машки, наверняка тоже Сашка паники навёл. Надо же, какой «заботливый»… Сердце горько сжимается.

Набираю подругу.

– Аллё, Маш?

– Лика? Лика, ты, блин, где вообще? Что происходит? Тут Сашка все провода оборвал…

– Маш, он мне изменил! – выпаливаю я сквозь рыдания. – Я сама видела. Да! Сегодня, прямо у нас дома, прямо в нашей кровати…

Машка ошеломлённо выдыхает:

– Да ну нафиг, Лик… Да ну нафиг… – И вдруг взрывается: – Вот гад! Тварь! Да я его собственными руками прибью! Скотина, кастрировать его мало! – Она возмущается рьяно, словно до самого дна разделяя мою боль. Словно муж изменил не мне, а ей самой. – Но как, Лика? Расскажи всё! Вот же сволочь…

Я сбивчиво рассказываю, а она всё прерывает меня злыми вскриками, так, что я даже прошу в какой-то момент:

– Маш, да ладно тебе! Не переживай ты так, ещё тебе не хватало этих проблем!

А у самой на душу наползает странная тень: да что это с ней, откуда такая реакция?

И перед глазами встаёт вдруг картина: приоткрытая дверь в спальню, необузданная страсть двух нагих тел… и длинные тёмные волосы любовницы мужа. Такие знакомые волосы…

Глава 3

Механик, коренастый мужик с сединой в бороде и руками, черными от масла, выныривает из-под капота.

– Ну приехали, бензонасос барахлит. – Сплевывает в пыль. – Будем делать?

Дмитрий, не отрыва спину от облупившейся гаражной стены, разводит руками. Как будто бы у нас есть другие варианты, ага.

Я наблюдаю за этим, стоя чуть поодаль. Пульс стучит в висках, руки дрожат. А в ушах всё ещё звенит эхо Машкиного крика: «Прибью! Вот подонок!» Слишком яростно. Слишком лично. И волосы эти её тёмные…

Да нет, ну нет! Это уже паранойя какая-то!

Экран мигает – пропущенный от Сашки. И тут же новый входящий. И ещё. Как пытка!

Убираю телефон в карман, хмуро смотрю на приближающегося Дмитрия. Он протягивает кружку с чем-то горячим, а сам смотрит на меня так внимательно, словно сканирует на предмет вменяемости. И это только ещё больше злит. У меня так много мыслей, эмоций и подозрений в голове, что я просто не в состоянии даже пытаться выглядеть хорошей, культурной девочкой. Я хочу лишь, чтобы меня оставили в покое. А ещё – хоть как-то выключить ту боль, что раздирает сердце!

Проигнорировав заботу и кофе, молча отхожу от гаража в темноту – пусть у моего горя не будет свидетелей! – и, осев на корточки, захожусь в очередных рыданиях. А в кармане начинают тилинькать уведомления из соцсети. Ну вот. И тут достали. Похоже, покоя мне не видать, разве что вообще отключиться.

Беру телефон, пальцы предательски дрожат. Смахиваю последние PUSH-уведомления, невольно читая начало сообщений: «Лика, не дури, возьми…» – пишет муж. – «Лика, давай поговор…»

Да пошёл ты!

Но не успеваю отключиться, как врывается беззвучный вызов от Машки. Смотрю на него, смотрю… И принимаю.

– Личка, слава богу, я дозвонилась! – орёт, не дожидаясь ни слова от меня подруга. – Слушай, всё вообще не так! Я всё узнала! Это не Сашка был. Слышишь меня? Аллё, Лика?!

Мои кулаки сжимаются. Не Сашка? Вот, значит, как решили всё вывернуть? Дуру из меня сделать, да?

И… неужели это действительно Машка? Неужели эти тёмные волосы – действительно её, и я допустила в свою семью змею?..

– Я у Сашки спросила, ну так, как бы между делом, он реально в тренажёрке был, Лика! А у вас дома, похоже, отжигал его племянник, этот, как его – Лёня? Он с девчонкой со своей в гости нагрянул. Сашка хотел тебя предупредить, но ты на беззвучке весь день, до тебя фиг дозвонишься!

Оторопело замираю. Племянник Лёнька? Представляю: крепкий, не по годам рослый парень с очаровательной улыбкой, на днях вернулся из армии… И да, действительно обещался заехать в гости, но не знал, когда точно. И вот, видимо, определился. Вот… засранец!

В кровь, словно укол адреналина в вену, резко впрыскивается радость. Боюсь ей верить, как будто вера развеет эту чудотворную правду быстрее чем ветер – дым в небе.

– Маш, это… правда? Реально Лёнька?

– Ну да!

– Твою ма-а-а-ть… – хватаюсь за голову, чётко осознавая вдруг, что нахожусь теперь чёрте где, не пойми с кем, надумав себе не пойми чего, в то время как муж – любимый, верный, совершенно невиноватый муж – приехал домой на праздничный ужин… А вместо этого потерял жену! – Маш… Что мне делать-то теперь? Я же тут… – оглядываюсь: на одинокую точку СТО и тёмные поля вокруг, – за городом…

– Где?! Ну ты даёшь! Давай приеду за тобой?

– Эмм… Нет, я и так уже еду домой. У меня же машина сломалась, и тут один знакомый согласился подбросить до дома, но сам сломался. Сашке только не говори, пожалуйста! Наври чего угодно, прикрой, умоляю!

Машка недовольно сопит в трубку.

– Ну хорошо. Но с тебя причитается!

Отключаюсь, сую телефон в карман. Вот это дела! Такого и специально не придумаешь. Роковое совпадение, от которого чуть не разбилось моё сердце. Да и теперь – ноет, словно от удара под дых, однако уже не горем, а невыносимо тяжёлым стыдом и виной перед мужем.

Подхожу к гаражу. Дмитрий оборачивается:

– Всё нормально?

И я расплываюсь в счастливой улыбке:

– Да. Да! Это всё недоразумение, представляешь? Ложная тревога! На самом деле ничего не было.

Он улыбнулся – вроде тепло, но как-то… с тенью сомнения, однако комментировать не стал. Только кивнул:

– Ну и прекрасно, скоро поедем. Только без каруселей больше, ладно? Я не аттракцион.

Дорога назад тянется, как жевательная резинка: тёмные поля, тёмные лесополосы, редкая встречка, тихая музыка в магнитоле. Сашка звонит мне снова и снова, а я, трусиха, не беру трубку. А что сказать: «Извини, сразу подумала на тебя самое худшее и поверила отражению в зеркале»? Нет уж лучше пусть думает, что у меня телефон на беззвучке. А как доеду – там уж и разберёмся. А Машка прикроет, не сомневаюсь.

Мысли кружат, как осы. И вдруг – вибрация. СМС от Сашки: «Лика, где ты? Друг видел тебя в машине с каким-то типом. Объясни, что происходит?!»

Сердце ухает в пятки. Друг? Какой ещё друг? Этого только не хватало!

Вина накрывает новой волной – чудовищной, удушающей. Аж голова начинает кружиться. Дмитрий замечает боковым зрением, хмурится:

– Что опять? Ты побледнела.

– Муж откуда-то узнал, что я уехала с тобой. И как мне теперь доказать, что это не то, о чём он мог подумать?

– Позвонить и рассказать, как есть. Будешь и дальше отмалчиваться, только хуже сделаешь.

– Да, да… – суетливо смахиваю блок с экрана, – ты прав… Хм-м… У меня сеть по нулям. А у тебя есть?

Дима кидает взгляд свой на телефон, мотает головой:

– Нет. «Второе Низовое» проезжаем, тут теперь километров на сорок вне зоны будет.

– Бли-и-ин… – меня начинает колотить. – Я виновата, во всём я виновата…

– Не волнуйся, приедешь, поговорите спокойно, разберётесь. Ты лучше прикинь, откуда он мог узнать, что ты со мной?

– Друг какой-то сказал.

Дмитрий кидает на меня странный взгляд, и я сжимаюсь:

– Нет, нет, Машка не стала бы. Она, наоборот, обещала, что прикроет.

– Веришь ей?

– Конечно! Мы с ней давно знакомы, коллеги по несчастью, можно сказать. В одном центре репродукции столько лет пороги обивали. Теперь мы с ней ближе, чем сёстры. Кому верить, как не ей?

Но даже собственные слова не помогают – нервы натянуты, как струны, и мысли: «А если я действительно так ей верю, то почему же подумала, что это она могла быть у меня дома, с моим Сашкой?»

Живот вдруг пронзает болью. Кривлюсь, обхватывая себя руками и терплю. Но боль нарастает – спазм за спазмом, словно внутри меня что-то рвётся.

– Лика? – Дмитрий сбавляет скорость, – тебе плохо?

– Нет, у меня так бывает от нервов… Только… О-ох! Только не так больно… О-о-ох…

Глава 4

Веки тяжёлые, как свинцовые. Разлепляю их и медленно, с усилием фокусирую взгляд.

Надо мной – белый потолок, в углу дрожит от сквозняка паутина. Пахнет антисептиком и чем-то металлическим, как вкус крови на языке. Я лежу на жёсткой койке, простыня колет кожу, а в сгибе локтя – игла. Кап-кап-кап… Капельница капает как часы, тикающие в тишине. За окном – темнота и редкие огни вдали, словно упавшие в грязь звёзды.

Больница?

В голове всё сумбурно, обрывками воспоминаний: дорога, гул шин, боль в животе – острая, как нож, что вонзается и крутит.

«Домой! Едем домой!» – кричу я Дмитрию, впиваясь пальцами в его рукав, слёзы жгут глаза. А он – лицо бледное, руки крепко на руле – упрямо мотает головой: «Нет, не доедем. Ближайшая больница в другую сторону, сорок километров. Держись!»

Я упрямлюсь в аффекте, слова летят, как иглы: «Ты не понимаешь! Он ждёт меня! Я не могу так… Отвези меня домой, или я выйду!»

Слово за слово, и мы ругаемся – по-настоящему, с криками и переходом на личности: «Ты совсем идиотка? Хочешь сдохнуть на обочине?» – рычит Дмитрий, а я беснуюсь в ответ: «Это моя жизнь! А ты никто, чтобы решать за меня!»… А потом тьма, сквозь которую прорываются блики фар на стекле, чьи-то крепкие руки – как колыбель для моего безвольного тела, и боль. Та, что жжёт внутри, обещая конец всему.

Сажусь рывком, игла дёргается в вене, голова кружится. Ледяной, удушающей волной накрывает ужас: «Ребёнок!»

Десять лет. Уколы, анализы, тщетные надежды и, наконец, счастье… А теперь…

Мысли вихрем: "Сашка… Он даже не знает. Я так и не успела сказать. А теперь? Что он скажет теперь?! Я же… Это же я во всём виновата!»

Душевная боль вспыхивает острее физической. Зажимаю рот рукой, но всхлип вырывается, пробегаясь эхом по стенам скромной палаты, по облупленному шкафчику и стулу у стены, на котором дремлет мужской силуэт.

– Лика? – Дмитрий подскакивает: шаги быстрые, на усталом, поросшем щетиной лице тревога. – Ты зачем села? Ложись! – В тусклом освещении палаты, с накинутым на плечи белым халатом, он выглядит огромным сказочным рыцарем, стерегущим кукольные покои захворавшей принцессы. – Успокойся, дыши. Всё хорошо, ты в больнице!

Хватаю его за руку – ладонь горячая, надёжная.

– Я потеряла ребёнка? Дима, я что… Врача! Позови врача! – Слова путаются, накатывает паника, грудь словно в тисках.

Дима садится на край койки, осторожно гладит меня по плечу:

– Чш-ш… Тише. Успокойся. Это тебе не город, тут ночью только фельдшер дежурный, а доктор с восьми. Ты в обмороке была, я гнал, как сумасшедший. Сюда тебя принёс, фельдшер посмотрел, сказал, ничего критичного, но надо лежать. Капельницу, вот, поставили…

– Ничего критичного? – я не верю, глаза мечутся, слёзы застилают взгляд. – Но я помню, я чувствовала… Живот… Кровь… Это выкидыш, да? Да?! Скажи мне, это выкидыш? Опять?!

Рыдаю в голос, тело трясётся, капельница качается. А Дмитрий не отстраняется – держит мою руку, обнимает меня, принимая на свою крепкую грудь и мои слёзы, и полные боли крики отчаяния.

– Что тут? – забегает в палату медсестра. – Проснулась что ли? Ох, ты ж… – Убегает, но тут же возвращается со шприцем и быстро вкалывает лекарство в трубку капельницы. – Спи, милая, спи пока! Утром доктор придёт!

Я пытаюсь сопротивляться сну, но веки тяжелеют, и мир плывёт. Последнее, что вижу чётко – полные тревоги глаза Дмитрия…

Утро врывается низким, напряжённым голосом:

– Да, перенеси. Да, я знаю, что обещал, но обстоятельства… Я понимаю, но иначе никак! – Дима у окна, спиной ко мне, говорит по телефону.

Шевелюсь, простыня предательски шуршит. Он оборачивается.

– Всё, давай, до связи. – И отключившись, кивает мне: – Ну привет. Как ты?

Сажусь, голова кружится, но в целом легче – даже боль ушла, только в груди – словно ноющая пустота.

– Да вроде нормально. А у тебя какие-то проблемы? Звонишь с утра…

Он криво улыбается и суёт телефон в карман.

– Нормально всё.

Но я же вижу: и усталые морщины у глаз, и напряженные плечи. Вчера уже что-то из-за меня отменил, и вот снова.

– Дим, почему ты не уехал? Оставил бы меня в больнице, ты и так сделал всё что было в твоих силах.

Он медлит.

– Я не мог. Даже не спрашивай почему, просто нет.

– Из-за меня?

Он жмёт плечом и отворачивается к окну. А мне на глаза попадается мой телефон на тумбочке. Дохлый – в ноль.

Бли-и-ин… Сашка… С ума сошёл, наверное, за эту ночь! Чувствую, как в груди начинает стремительно нарастать паника. Что он теперь подумает? Что я сбежала с тем «типом» на машине? Как я докажу, что всё не так? Покажу справку о выкидыше? Час от часу не легче…

– Дим, у тебя есть зарядка для телефона?

Он не успевает ответить – в палату заходит врач. Не отвечая на мои тревожные вопросы, назначает анализы и УЗИ, обещая, что всё это сделают срочно.

И действительно – не проходит и часа, как он приходит вновь.

– Ну что, Анжелика Олеговна, как самочувствие? Головокружение, тошнота? Слабость? Угу…

Он листает бумаги, а я извожусь от неизвестности, с трудом держу слёзы. Доктор задумчиво жуёт губами и поднимает на меня взгляд:

– Ну что ж, слабость вполне понятна после кровопотери, к тому же острый стресс. А что касается ребёнка, то вы его не теряли. Просто потому, что и не были беременны.

Я фыркаю. Что за бред! Ага, расскажет он мне!

– У вас же, я так понял, многолетняя терапия уже? Гормоны, серия ЭКО? Ну вот вам и гормональный сбой: симптомы, положительный тест, а эмбриона нет. Ложная беременность. Так бывает.

– Но я чувствовала его! Я буквально чувствовала в себе ребёнка! – взрываюсь я. В груди разливается та особая боль, которую я слишком хорошо знаю – боль несбывшейся надежды на чудо. Я пустая. Господи, я просто бракованная женщина, у которой никогда не будет детей…

– В четыре-то недели? – доктор смотрит с тёплым сочувствием. – Боюсь, это было самовнушение. Вы же УЗИ до нас ещё не делали?

Я не делала. Просто не успела. Я и тест-то только вчера утром сделала.

– А может, это у вас тут УЗИ допотопное? – всё ещё сомневаюсь я, вспоминая древний аппарат с малюсеньким мерцающим экраном.

– Да нет, – улыбается доктор. – Вернее да, УЗИ у нас допотопное, но в вашем случае я могу вас только поздравить – вы не теряли ребёнка. Острый стресс плюс маточное кровотечение из-за гормонального сбоя, плюс обморок на фоне потери крови – это всё да. Но не более. Ничего критичного. Мы вас стабилизировали, теперь езжайте домой, под наблюдение вашего врача. Покой, витамины и добрые эмоции – вот что вам сейчас нужно. Я позову вашего мужа, он ждёт в коридоре…