- -
- 100%
- +
Третий звонок подряд после бессонной ночи – это уже слишком! Алтана с трудом открыла глаза и увидела на дисплее незнакомый номер. Наверняка, хотят спросить очередную ересь! С такими мыслями старший лейтенант полиции Бимбаева ответила на звонок.
– Доброго времени суток, госпожа Бимбаева, – голос в трубке имел жесткий немецкий акцент, а еще произнес фамилию Алтаны с ударением на "Е".
– Здравствуйте. Кто это?
– Меня зовут Иван. Я постараюсь быть кратким. Мне пора жениться, и в качестве подарка мой бабушка давать мне ювелирный гарнитур. Это семейный реликвия: ожерелье, браслет и кольцо. Это есть белое золото с серым большим камнем и вокруг маленькими черными камнями как украшение…
– Вы ошиблись, я работаю в полиции, и мне нельзя иметь дополнительный доход.
Алтана надеялась, что при слове "полиция" собеседник с ней распрощается и не станет предлагать реализовать ювелирку. А зачем бы еще этот спамщик звонил? Банки сливают информацию о клиентах с хорошей зарплатой всем подряд. Но не тут-то было.
– Я понимать. Простите меня. Мы обратиться к историкам и как это по-русски… Антикварный специалист! Это вышло случайно. Я узнать, что набор не полный. Должны быть серьги. Серьги могут быть у вашей прабабушки.
– Чего? Она умерла в прошлом веке! И ничего вообще не оставила.
– Возможно, они спрятаны в ее старом доме?
– Ой, что за бред вы несете! Она жила в Кяхте и умерла там, а я живу, как и моя мать, а также бабушка – в Иволге. И бабушка вряд ли помнит, в каком доме жила ее мать.
– Спросите, пожалуйста. Мне это важно. Я не останусь неблагодарным.
–Ладно. Ничего мне не надо. Так спрошу. У вас вайбер есть?
Мягкий свет апрельского утра заставил Ульяну потянуться от удовольствия. Пасха – это единственный праздник, когда отец разрешал ей поспать подольше, и Ульяша с нетерпением ждала его, особенно в марте, когда тело по утрам почему-то становилось будто ватным. В доме стояла тишина. Лишь веселое чириканье птичек на чердаке его нарушало. Ульяна откинула одеяло и резко встала. В последнее время батюшка экономил на топливе, испытывая нужду из-за скупых постояльцев. Хорошо было раньше, когда купцы жили с размахом, заказывая и номер, и ужин с завтраком как минимум. То ли торгуют плохо, то ли пропивают слишком много, но все чаще останавливаются в деревнях, приплачивая крестьянам символическую сумму, а постоялый двор пустует. Отец же не сдается. Горницы заставляет мыть каждый день, хоть и гостей в них не бывает. А на хозяйство делает особый упор. Если раньше большую часть баранов продавали с первым снегом, то теперь все кудрявые остаются как минимум до февраля, после чего продаются за не совсем приличные ввиду мясного дефицита деньги.
– Ну чо, проснулася?
– Проснулася, маманя.
– Шевелись, ясно солнышко, исть пора давно.
Ульяна была в семье единственным ребенком. Ее брат умер в младенчестве, и с тех пор мать рожать не могла. Девушка росла неизбалованной, очень работящей и доброй. Грамоты она не знала. Да ей и не требовалось. Отец прочил Ульяне счастливое замужество, стабильный доход как единственной наследнице и простую, но спокойную жизнь.
Празднично накрытый стол сиял всеми цветами радуги.
–Папенька, а можно так яйца покрасить, чтобы одно было синее, друго -зеленое, а еще како – другого цвета, а?
– Ты чо, дуреха? Никогда яйца так красить не будут. Это ж сколько денег надоти! И технологии нет.
– А красиво было бы!!! Как радуга яичная.
Праздничный обед нарушил приятный ушам семьи звук- топот копыт и скрежетанье колес по каменной мостовой.
– Уля, беги встречай.
– Глаза у тебя, как июньское небо перед дождем- серые-серые! – на Ульяну не отрываясь смотрел высокий, смуглый и немного хмельной парень оттуда, где большие города и нарядные люди. С ним был не то помощник, не то попутчик, и пара странных мужичков с прищуром.
– Проходите, гости дорогие. Папенька вам комнату выделит. Кушать изволите с дороги дальней?
– Хошь, кольцо подарю?
Парень, не обращая внимания на приглашение, вытащил из кармана бархатный кулек, развязал тесьму и повертел перед носом Ули массивным перстнем почти белого цвета с резным серым камнем в обрамлении блестящих черных, совсем мелких камушков.
***
Ульяна сама не поняла, как влюбилась. Западный холеный богатырь отвечал ей полной взаимностью. Историк по образованию, потомок влиятельных людей, Иван направлялся в Северную столицу, к себе домой, после обучения в Китае. Он не скрывал, что до встречи с дочерью держателя постоялого двора был помолвлен, а свадьба запланирована на сентябрь. Именно для невесты он вез гарнитур из белого золота с драгоценными камнями, сделанный китайскими ювелирами на заказ. Теперь же Ваня планы поменял. Он раздумал связывать себя узами брака со скучной невзрачной девицей по настоятельному совету родителей. Бунтарь по жизни, он удивлялся своей покладистости при принятии решения о женитьбе. Сейчас Иван решил, что съездит домой, уладит дела, и вернется в Кяхту. Городок ему очень понравился. В Кяхте Иван видел перспективы роста не только на семейном поприще, но и в возможности самореализации, как торговца и промышленника! Да, именно такие планы строил амбициозный столичный юноша, благо, состояние на их реализацию у него имелось.
– Ваня, я не могу принять это! Он слишком дорогой, – Уля как могла отнекивалась от подарка.
– Ты моя невеста, моя единственная любимая. Я тебе весь мир подарю и жизнь свою подарю! Смотри, как красиво, – с этими словами Иван приложил серьги из набора к ушам любимой.
– Да, действительно.
Чтобы не обижать Ивана, Ульяна надела серьги и приняла подарок со стойким намерением вернуть его кратче от юноши, подложив в дорожный чемодан.
Под покровом ночи Ульяна так и сделала. Лишь о серьгах забыла. Хоть память ее иногда и подводила, а девушкой она была разумной. Деревенская дочка зажиточного работяги прекрасно понимала, что Иван вряд ли вернется. На месте его родителей она сделала бы все, чтобы сын не уехал к черту на кулички.
Теплым майским днем Иван уехал. Ульяна не смогла сдержать слез, в глубине души чувствуя, что прощается с ним навсегда.
Еще целый год Иван писал письма Ульяне. Не умея читать, она бегала к подружке Тамаре, которая грамоту знала хорошо и читала вполне сносно, хоть и медленно. А еще подружка царапала пером письма под диктовку от Ульяны, потом запечатывала их в конверт и относила на почту. После октябрьской революции письма из Петербурга стали приходить хаотично и с огромной задержкой. Летом отец Ули выкопал под голубой елью, росшей у них во дворе, тайник. Обколотив его досками и смастерив крышу, он сказал, что время опасное, большевики забирают все ценности и даже скот, поэтому деньги и украшения надо спрятать туда. Ульяна сразу же спрятала в тайник подаренные Иваном серьги. Отец же решил, что опасность пока далеко и носит характер абстрактный. Уля закопала тайник и высадила на нем цветы. Чтобы не забыть о серьгах, она решила приколотить свою маленькую лопатку на самом видном на ее взгляд месте – на общей стене сарая и дома. А ночью в дом проникли неизвестные, избили отца, отобрали деньги и ценности, и увели его в неизвестном направлении.
– Мама постоянно все путала. Но я точно помню, что ее отец так и не вернулся. Видимо, расстреляли его или в лагерь отправили. А их с бабушкой выселили в избу к родне. Мама устроилась помощницей по хозяйству в семью офицера, а бабушка занималась огородом, скотом, который не отобрали, и иногда продавала продукты на рынке. Потом бабушка умерла. Мама вышла замуж, ушла с работы и занялась семьей. Тот Иван так и не объявился. Наверное, погиб или бежал за границу, время-то смутное было. А про серьги, золотце мое, я первый раз слышу. Даже когда мы голодали в войну, мать про них не вспоминала. Ведь и память у нее была плохая. То ли забыла, то ли продали их они с бабушкой, когда бедствовали. Ведь жены офицеров, на которых мама работала, разные были. Какие добрые, милосердные, а какие и в воровстве могли обвинить. Мама на них всю оставшуюся жизнь злилась. Все говорила, что ее дочь сама офицером станет потом. В те времена это было невозможно, но мама такая фантазерка была! И про то, что человек на луне будет ходить, и про то, что общаться на далеком расстоянии даже неграмотные смогут, все сочиняла, а смотри-ка, сбылось ведь! Особенно она всякое рассказывала, когда от тети Томы приходила. Та ей отвар трав давала, чтобы память улучшалась. Хотя как там на самом деле было, я только потом начала осознавать. Ведь тетя Тома отца моего любила в юности, а он ни в какую, родители его еще против были, что Тамара не бурятка, а вот мою маму, русскую совершенно, приняли, как дочь родную. Так Тома с мамой дружили все равно. Якобы та разлюбила давно отца-то. Но я уже понимаю, что не бывает так. Не простила она, и замуж не вышла, и маме какую-то дурь подливала, чтобы с ума начала сходить. Она колдовала немного. Видать наколдовала, чтобы все сыновья у родителей помирали младенцами. Мама 9 детей родила. Семеро сероглазые, в маму. А я с сестрой все в папу – смугляшки и черноглазые. Вот мы с ней вдвоем и выжили. Может, проклятье какое было.
– Почему было? Разве так бывает, что проклятье само по себе исчезнет?
– Милая, ты же родилась с серыми глазами, хоть русской крови в тебе мало совсем. А вот живешь-поживаешь, уж 30 лет скоро. Братья и сестры мои с серыми глазками и до года не доживали, двое вообще мертвыми родились. Так что суди сама.
– Просто совпадение! Не верю я во все это. Что ж теперь делать? Где серьги искать? Мне стало интересно, бабуль.
Чай давно остыл. Дарима Баировна, мама Алтаны, вернулась домой с работы, и бабушка захлопотала над разогревом ужина.
Алтану начало клонить ко сну. В своей теплой постельке на кровати у печи она всегда видела сладкие сны. Но только не сегодня. Алтане снились черные кони, огонь и грязная земля.
Следующие полгода Алтана собирала справки из архива, пару раз в редкие выходные съездила в музей. Все это время она почти постоянно переписывалась с Иваном. Писал по-русски он много лучше, чем говорил. Русский язык он выучил, хотя бабушка и отец разговаривали на своем родном языке, но не в присутствии Ивана. Россию семья покинула в восьмидесятых, когда уже стало можно свободно выезжать. Там отец Ивана женился, обзавелся хорошей работой и даже в страшных снах не думал о возвращении на Родину.
Что касается деда, Иван практически ничего не знал. Со слов бабушки, он раздобыл другие документы и работал строителем, пока в конце 30-х его не репрессировали. Тогда родился их первый и единственный долгожданный сын. Сколько пришлось натерпеться семье после репрессии! Но они выстояли, хоть отца семейства с лагеря так и не дождались.
Алтана со временем поняла, что нуждается в общении с Иваном. То был чуткий, умный и очень воспитанный молодой человек. Ей уже не был интересен поиск сережек, она занималась им только ради вечеров, проводимых за планшетом в виртуальной компании с Иваном. Алтана понимала, что чем дольше поиск длится, тем дольше Иван не женится на своей фрау. Но почему-то она все равно обрадовалась, когда Иван вдруг объявил, что сделал визу и едет в Бурятию, в Кяхту, чтобы скорее найти потерянную реликвию.
***
–Юрта? – Иван радушно улыбался. Ему определенно нравилось в Бурятии. Алтана встретила его и сразу повезла в Кяхту. Благо, в прошлом году отпуск ей не дали, инспекторов по делам несовершеннолетних крайне мало в отделе полиции, и сейчас она воспользовалась своим правом на отдых в удобное для себя время. Тем более, недавно набрали стажеров и несколько коллег разом вышли из декретных отпусков – есть кому поработать с вздорными детками.
В Кяхту Иван и Алтана поехали на машине. Алтана привезла его в придорожное кафе-юрту с одноименным названием.
–Юрта – это такое сооружение, жилье бурят.
–Ты в таком живешь? – Иван стал разговаривать по-русски намного лучше, ощущался лишь легкий акцент.
–О господи, нет конечно! Я в квартире живу, как и подавляющее большинство людей в 21 веке. Ты еще скажи, что у меня есть ручной медведь и вечерами я с ним пью водку и играю на балалайке или что вы там про россиян знаете?
– Не вижу ничего плохого, чтобы жить в юрте. Качественный натуральный материал, сейсмоустойчивость. Санузел можно сделать. У вас много земли, и вы ей не пользуетесь.
Алтана тихо вздохнула. Не объяснять же ему, что на такой огромной земле совершенно нет инфраструктуры, да даже каких-либо надежд на ее появление. Какое может быть индивидуальное строительство?
–Пошли, позами тебя накормлю. Здесь они вкусные.
-Из того, что ты мне рассказала, я могу сделать только два вывода. Либо твоя прабабушка спрятала серьги в доме или во дворе, либо продала. Надо искать свидетелей тех лет. Пусть даже не людей, а фотографии, периодические и научные издания. Ну и, конечно, прочесать дом.
Найти дом не составило труда. Из архивных справок Алтана знала, что после революции в нем открыли медпункт, а затем передали военным. Сейчас в доме ее предков живут семьи приезжих вояк.
Несмотря на западный менталитет, никто из родственников служителей Родины не воспротивился осмотру жилья. Напротив, многие заскучавшие от однообразия домохозяйки ринулись помогать в поиске, выдвигая идеи одну фантастичнее другой. От былой эпохи в нынешних малосемейках не осталось и следа. Ни резных наличников, как в центре Улан-Удэ, ни художественной ковки.
– Пора идти… – Алтана изрядно устала.
– Подожди, я селфи сделаю. Очень красивое дерево!
Иван побежал к огромной голубой ели, стоявшей во дворе дома.
– Ее срубить хотели, – пояснила одна из женщин. – Да мы не дали. Ребятишки играют под ней, на Новый год наряжаем. И воздух свежий. А красота-то какая из окна – загляденье!
Вдоволь нафотавшись, Иван взял Алтану за руку и быстрым шагом повел к машине. Ему очень хотелось кушать, а Алтана обещала свозить в еще одно интересное кафе с национальной кухней.
Проехав до первого поворота, они резко остановились. Прямо посередине дороги лежал человек.
–Да что ж вы за люди такие! Даже в отпуске от вас покоя нет! Достали!
– Алтана, он же болен!
–На бошку он болен, мать его! Пошли, оттащим с дороги от греха подальше.
От спавшего мужчины разило спиртным и давно не мытым телом. Алтана с Иваном перенесли его к обочине и вызвали скорую.
–Хэнбэ? – сиплым голосом пробурчал мужик, щурясь на солнце.
–Домой топай! – Алтана не скрывала раздражения.
Услышав это, мужчина повернулся в ее сторону и заорал дурным голосом. Он молниеносно встал и убежал за поворот, спотыкаясь.
–А сейчас вы наблюдаете уникальный российский феномен под названием "белочка", – Алтана сделала голос слегка гнусавым, изображая зкскурсовода.
Подъехала скорая помощь. Алтана удивилась их скорости и про себя посетовала, что в городе врачи так быстро даже на резню не приезжают, не то, что на алкашей. Загруженность, что поделать.
–Да это Жорик, – средних лет фельдшер устало махнула рукой, выслушав описание "больного" и увидев корочку служебного удостоверения Алтаны. – Он почти всегда пьет, до глюков, его даже на учет у психиатра поставили. Он как сюда приехал с семьей, в старом доме за поворотом к реке поселился. Ювелир от бога был. А потом у него жена дочку зарезала, а сама повешалась. Я тогда на дежурстве была, очень хорошо тот случай помню. Вот он и запил. Все какие-то призраки мерещутся. Наслушался сказок, что в доме раньше колдунья жила. Некоторые ему советуют самому колдовать начать, ну, в смысле, шаманская болезнь якобы у него. А я считаю, кодироваться надо. Причем как можно скорее. Пьют и пьют все, сил моих нет. И буряты, и русские, и монголы, и китайцы – все пьют, да на государство жалуются, а сами палец о палец не ударили, чтобы начать жить получше.
–А что за колдунья там якобы жила? – Алтана насторожилась.
–Не знаю, старуха одинокая какая-то. Я же приезжая, всего не знаю, и не интересно такое, не верю в мистику. Слышала только, что приятная женщина она была, а зло творила периодически. Ой, заболталась я. Надо Жаргала посмотреть, пока вызовов нету.
Алтана чувствовала, что разгадка где-то рядом. Одинокая колдунья, ювелир, старые дома. Не может это быть случайностью.
Уже утром Иван и Алтана стояли возле дома Жаргала. Обветшалое жилье вызывало лишь уныние.
Иван постучался в калитку, и она со скрипом отворилась. Стук во входную дверь результатов не дал. Иван и Алтана вошли в дом.
–А зачем возле порога лежит топор? – с выпученными глазами шепотом спросил Иван.
– Потом объясню.
В доме было сыро. Некогда побеленные стены выглядели убого и неопрятно. Печь почти разрушилась и держалась на честном слове. Окна не мыли лет сто, наверняка потому, что вместо стекол на многих из них натянута пленка. Единственным ухоженным местом был алтарь. Зула мирно горела, угощенья в изобилии лежали в белоснежном блюде. Ярко-синий хадак словно подвис в воздухе, избегая прикосновения к пыли и грязи.
Из-за печи послышалось шуршанье. Иван удивился, что там поместился еще и диван.
Жаргал проснулся практически трезвым. Ему было неловко и за свой вид, и за вид своего жилья, но он быстро справился с волнением.
– Вы хто?
– Здравствуйте. Мы вчера виделись, но не познакомились, – Иван выдал лучшую из улыбок.
Жаргал взглянул на Алтану и скривился.
– Зачем в глаза всякую дурь пихаешь? Ослепнешь потом. Вот молодежь, а! Порезали все веки, брови нарисовали, губы надули – фу, срам! Надо естественную красоту подчеркивать. Пусть глаза раскосые и карие, зато добрые и все равно красивые! Понапридумывали стандартов.
Ворча, Жаргал поставил на плиту чайник, достал нехитрое угощение – колбасу, огурцы и хлеб. Затем открыл сервант и вынул из него три рюмки и початую чекушку.
–Деда, глаза у меня свои такие светлые, от природы! А водку нам не наливай, не пьем мы, с этими словами она поставила на стол торт, конфеты и заранее вымытые в гостинице фрукты.
Жаргал удивленно посмотрел на молодежь.
– Неужто зашились?
– Нет, но тебе советуем.
На удивление посуда у Жаргала оказалась чистой.
***
– Мне этот дом сразу приглянулся. Был добротный, крепкий и по цене подходил нам идеально. Немного запущен оказался, конечно. Почему-то никто его долго покупать не хотел. Поговаривали, что здесь ведьма жила. Я, дурак молодой, не верил, пока после стопки другой не начал видеть нечисть всякую…
– Простите, а можете ли Вы рассказать нам что-то о бывшей хозяйке? – Иван уже хорошо понимал, что такое "белочка". – Может, ее родственники, которые продавали дом, говорили о каком-нибудь наследстве? – Иван не исключал мысли, что Ульяна могла оставить серьги на хранение подруге и забыть о них.
– Да какое там наследство! Старый диван в сарае да стопки журналов со старыми письмами, которые даже в музей принимать отказались.
– Какие письма? – Алтана оживилась. Неужели это именно те письма, о которых она подумала?
– Я не помню уже, что там.
– Вы их сохранили?
– Ну а вы думали, я всегда был таким горьким пьяницей, как сейчас? Я же ювелир, я знаю цену старым вещам, не то, что работники музея нашенского.
С этими словами Жаргал поставил шатающийся табурет к шифоньеру, встал на него и достал объемный пыльный ящик. В нем были провода, непонятные запчасти, батарейки, елочные игрушки. Пухлый бумажный сверток, перевязанный бечевкой, оказался на самом дне.
– Берите. Я чувствую, вам они нужнее, чем мне.
Алтана растрогалась, принимая из трясущихся рук старинные письма. Только сейчас она обратила внимание, насколько стар и слаб Жаргал.
– Как же вы так живете, дедушка?
– Знаешь, дочка, человек – такая тварь, ко всему привыкает.
***
В свертке было два вида писем – в конвертах и без таковых. Письма в конвертах были написаны красивым стройным почерком, по-старому, с твердыми знаками на концах слов. Остальные же оказались практически нечитабельными. Вполне сносно в них были написаны только даты.
Иван и Алтана расположились на большой кровати в ее номере. Решено было рассортировать письма по датам. И тут Алтану озарило…
***
Тамара Львова обладала уникальными природными данными. Маняще красивая, располагающая к себе душа любой компании, она была еще и очень умна. Соседи удивлялись, как у пьющего дебошира сапожника и молчаливой серой мыши могла родиться такая яркая во всех отношениях этого слова дочь. Всегда приветливая, доброжелательная, участливая, она как магнит притягивала к себе людей.
После смерти деда семья Тамары переехала в его дом. Отец стал пить еще чаще. Чтобы меньше находиться в его обществе, девочка начала гулять по лесу и собирать травы, ягоды и грибы. Свои находки Тома высушивала на чердаке дома, а затем компоновала в маленькие мешочки и варила суп из них для кошек и собачек. Понять, как определенные сборы влияют на здоровье животных, ей не составило труда. Несколько видов веществ попросту убивали, какие-то действовали, как водка – животное становилось злым и слишком активным. Некоторые смеси вызывали угнетающее действие.
Вскоре 10-летняя Тамара познакомилась со всей детворой в округе. Она подружилась даже со странной дочерью одного из самых зажиточных людей города – с Ульяной, с которой никто не хотел иметь дела.
Взрослые хвалили Тамару за то, что в компании детворы больше не было драк и ругани, все ребятишки играли одной дружной группой без изгоев и с единственным лидером – Тамарой.
Но только Тамара знала, сколько душевных сил стоит ей сохранять маску дружелюбия и доброты. На самом деле она всех ненавидела за то, что семья соседского Паши никогда не голодала, маленькая Баярма могла гордиться непьющим отцом, у Самбу была красивая мама, а у Данила – много игрушек. Повод ненавидеть каждого из многочисленных друзей у нее имелся. Но чтобы ненавидеть Ульяну, Тома нашла сразу тысячу причин. У странной девчонки-фантазерки имелся большой дом, благополучная семья, куча нарядов, добрые родители. А более всего Тамару злило то, что Ульяна спокойно относилась к любым трудностям. Она никогда не плакала и не обижалась, даже когда насмешки и унижения от детей переходили все границы.
Имея безупречную красоту, Тамара считала себя уродиной, а невзрачную Ульяну – первой красавицей.
Тамара стала частой гостьей в семье Ульяны. Она с удивлением для себя поняла, что, оказывается, мужчина в семье может не злиться из-за случайно пролитого супа, а смеяться. Что женщина имеет право громко говорить и (какой кошмар!) спорить с мужем, не получая при этом от него даже пощечины. Именно с семьей Ули Тома впервые сходила в церковь. Храм ей понравился. Огромные золотые купола она видела и раньше, а вот внутри оказалось гораздо интереснее. По стенам церкви вились ветви неизвестного растения с гроздьями синих плодов. Прикоснувшись, Тома поняла, что они сделаны руками человека. Потолок и центральная стена были исписаны изображениями святых. Во время службы молодой священник держал в руках книгу. Тома почувствовала острый укол зависти. Она мечтала научиться читать.
Когда Томе исполнилось тринадцать, отец начал ее домогаться с молчаливого согласия матери, которая, казалось, даже обрадовалась, что тот от нее отстал. В один из вечеров после очередной пьянки и случилось страшное. Сопротивляться взрослому мужику хрупкая девочка не могла. Не могла она и позвать на помощь, ведь ее авторитет, ее образ счастливой и беспечной мигом рухнет в глазах соседей. Тома молча терпела, а рано утром принесла с чердака самый маленький мешочек, состав которого она собирала почти год и после столько же испытывала для получения лучшего результата. Девочка высыпала в кастрюлю все его содержимое, хотя для получения желаемого эффекта достаточно пары щепоток. Затем она залила смесь холодной колодезной водой и поставила на огонь. Варево кипело ровно сорок три минуты, после чего было соединено с раскрошенной золой и процежено через самое мелкое сито.
–Томка, воды дай! – отец, как всегда проснулся пополудни. – Фу, что за вода? Опять, небось, из нашего колодца набрала? Говорил же, ходи к соседям за водой.
Тем не менее, отец выпил все содержимое графина и сразу уснул. А когда проснулся, не мог ни пошевелиться, ни открыть глаз.
Доктор диагностировал смерть, и только Тамара знала, что отец на самом деле жив и все чувствует, и даже слышит, но никому не сказала.
В день похорон Тамара подошла к отцу и зловеще прошептала:
– А сегодня ты сдохнешь и провалишься к чертям в своем несчастном гробу!
Но отец даже не вспомнил, что случилось накануне, и не понял, за что дочь так жестоко с ним обошлась.
Избавиться от беременности Томе тоже помогли ее смеси. После этого она начала часто ходить в церковь и просто сидеть там, размышляя о боге, о дьяволе и о многом другом.