Чёртова Книга

Глава 20

Солнце уже клонилось к закату, расплёскивая по небу багрянец и золото, но жара всё ещё не сдавалась. Воздух над раскалённым песком колыхался, дрожа маревом, превращая дальние ели в размытые, зыбкие призраки. После сытного пикника наступила ленивая, сонная тишина, нарушаемая лишь плеском реки и стрекотом кузнечиков в прибрежных травах. Но ей было суждено продлиться недолго.

Кир стоял в центре небольшой полянки, его темная фигура казалась инородной и в то же время неотъемлемой частью этого пейзажа. Яра и Мира стояли перед ним, словно ученицы перед строгим, но уважаемым преподавателем. Демид устроился поодаль на своем валуне, поза его была небрежной, но взгляд – пристальным и внимательным.

– Итак, – начал Кир, и его голос, тихий, но идеально четкий, резал тишину. – Забудьте сказки Андерсена и диснеевские мультфильмы. Магия – это не взмахи палочками и не витиеватые латинские кричалки. Это – воля. Фокусировка. И умение слушать – себя и мир вокруг.

Он сделал медленный круг вокруг девочек, его взгляд был тяжелым, оценивающим.

– Вы – не творцы. Вы – проводники. Сила мира течет повсюду: в земле под нами, в воде, что бежит рядом, в воздухе, который мы вдыхаем, в огне, что только что плясал между камнями. Ваша задача – настроиться на эту частоту. Услышать ее. И… вежливо попросить о помощи. Впустить ее в себя, позволить ей течь через вас, придав ей нужную вам форму.

– Попросить? – переспросила Мира, скептически сморщив нос. Её пальцы нервно перебирали край майки. – То есть, надо сказать: «Реченька–матушка, сделай одолжение, накапай мне на ладошку»?

Демид не выдержал и фыркнул, стараясь сделать это как можно громче и язвительнее.

– А огоньку, выходит, сперва поклониться надо? «Батюшка–огонь, не обожги, подсоби чутка!» Может, еще специальный заговор прошептать? «Шелкова травка, шелков листок, сделай моего врага немым как песок»? – он скривился в ухмылке, явно гордясь своей находчивостью.

Кир не удостоил его даже взглядом. Всё внимание парня было полностью приковано к девочкам.

– Слова – лишь костыль. Якорь для сознания, который помогает сконцентрировать то самое намерение, – продолжил он невозмутимо, как будто Демид и не открывал рта. – Но суть – не в них. Суть – в чувстве. Яра, закрой глаза.

Яра послушно опустила веки. Сердце принялось колотиться где–то в горле. Солнечные зайчики плясали у нее под веками.

– Что ты чувствуешь? – голос Кира прозвучал неожиданно близко, прямо у уха, заставив ее вздрогнуть.

– Тепло… Солнце на коже… Ветерок, он шевелит волосы.… Слышу, как вода плещется о берег… – выдохнула она, стараясь не сбиться, поймать хрупкую нить концентрации.

– Глубже. Не просто «слышишь». Ощути реку. Представь ее мощное, неспешное течение. Холодную глубину. Влажную прохладу, что поднимается от ее поверхности. Протяни к ней руку. Не эту, – он легонько тронул ее локоть, – а внутреннюю. Той частью себя, что спит глубоко внутри. Почувствуй, как сила воды откликается на твой зов. Она живая и слышит тебя.

Яра сжала кулаки, впилась ногтями в ладони, стараясь сделать так, как говорит Кир. Сначала – лишь собственное дыхание и навязчивый рой мыслей. «У меня не получится, все это глупо, Демид смеется, мы зря тратим время». Затем, сквозь этот шум, пробилось едва уловимое, тонкое, как паутинка ощущение. Словно легчайшая шелковая пелена, прохладная и влажная коснулась ее кожи с той стороны, где была река. Не холод, а именно прохлада, свежесть. И тот самый внутренний холодок, всегда дремавший в груди, встрепенулся, потянулся навстречу этому чувству.

– Есть! – воскликнула она, не открывая глаз, боясь спугнуть хрупкое ощущение. – Чуть–чуть… как эхо…

– Держи это ощущение. Не силой, не напряжением. Просто осознавай, как ты осознаешь дыхание. А теперь… попроси воду о малом. Не приказывай. Попроси. Как друга. Например… чтобы на твоей ладони собрались крошечные капельки, роса.

Яра с трудом удерживала хрупкую, уплывающую нить контакта. Она мысленно представила свою руку, протянутую к воде, и послала тихий, почти молитвенный импульс: Помоги. Пожалуйста. Внутри всё сжалось в ожидании.

Прошла минута. Другая. Ладонь оставалась сухой и горячей. Хрупкая связь порвалась, как паутинка, не выдержав напряжения. Яра открыла глаза, и на нее вдруг накатила волна такого горького разочарования, что она готова была расплакаться.

– Не получается! – прохрипела она, сжимая кулаки так, что ногти впились в кожу. – Я чувствовала что–то, а потом… всё исчезло! Это бессмысленно! Мы так ничего не успеем!

– Это абсолютно нормально, – сказал Кир, и в его голосе не было ни раздражения, ни насмешки. – Ты сделала главное – нащупала контакт. Сила не терпит суеты и насилия. Она признает только терпение и уважение. Ты не выключатель щелкнула, ты позвала дикое животное. И оно к тебе потянулось. Это уже победа. Теперь твоя очередь, Мира.

Мира, бледная от волнения, зажмурилась. Кир мягко подвел ее к месту потухшего костра.

– Огонь – стихия ярости, мгновенного всплеска. Его сложнее призвать из пустоты, но проще разжечь то, что уже тлеет, дремлет. Поймай тепло, оставшееся в этих углях. Ощути его сонную, угасающую жизнь. Остаточную энергию. А теперь попробуй подпитать ее силой воздуха, своего дыхания. Не задуть – вдохнуть в нее новую искру.

Мира глубоко дышала, сосредоточенно нахмурив брови. Прошло несколько томительных минут. Демид уже начал ерзать на камне, и Яра готова была взвыть от нетерпения. И вдруг… над черной, мокрой золой дрогнул воздух. Заколебалось марево. И крошечная, чуть больше булавочной головки, искорка робко вспыхнула оранжевой точкой и тут же с тихим шипением погасла, оставив после себя тонкую, едва видимую струйку дымка.

– Ой! – Мира отпрыгнула, как ошпаренная, широко раскрыв глаза. – Это я? Это правда я?!

– Это ты, – подтвердил Кир, и уголки его губ дрогнули в подобии улыбки. – Маленькая искра – но уже результат. Ты почувствовала импульс и сумела его усилить.

– Искра! – фыркнул Демид, но в его голосе уже не было прежней ехидцы, скорее неподдельное изумление. – Целую тренировку ради одной искры? Ей одной чертей не напугаешь.

Он пытался казаться прежним, но пальцы его сами невольно сжимались и разжимались, будто пытаясь уловить в воздухе то, что поймали девочки. Дем даже не заметил, как сам задержал дыхание, когда у Миры получилось.

– Все великие пожары начинаются с единственной искры, – парировал Кир, наконец, бросая на него короткий, уничтожающий взгляд. – А теперь можешь помолчать и не мешать. Или раз такой умный, попробуй сам!

Демид насупился, как сова, и затих, но продолжал наблюдать, подпирая щеку рукой. Его насмешки иссякли, уступив место жадному, неподдельному любопытству. Он внимательно смотрел на руки девочек, будто пытаясь рассмотреть на них невидимые нити.

Девочки снова и снова возвращались к попыткам. Работа шла тяжело, изматывающе. Связь то появлялась, то рвалась. Сила либо не слушалась вовсе, либо вырывалась неконтролируемыми клочьями. Яра, разозлившись, в сердцах топнула ногой по песку, и тот рядом с ней неожиданно вздыбился маленьким, но яростным фонтанчиком, обсыпав ее с ног до головы.

– Вот видишь! – воскликнул Кир, и в его голосе впервые прозвучало нечто похожее на одобрение. – Не контроль, но импульс. Сила откликнулась на твою эмоцию, всплеск. Теперь то же самое – но осознанно. Не топать, а… направлять. Сфокусируй эту ярость в точку. Не требуй, а пропускай через себя свободным потоком.

Яра, отплевываясь от песка, смотрела на него с немым возмущением. Мира, пытаясь повторить успех с искрой, так напряглась, что у нее закружилась голова.

– У меня в висках стучит… – простонала она, бледнея. – И от тебя, Яра, волнами идет… как будто гроза надвигается. Давление в ушах…

Кир кивнул, как будто это было именно то, что он хотел услышать.

– Хорошо. Очень хорошо. Значит, начинаешь чувствовать не только свою силу, но и чужую. Это ценно.

Он был неумолим. Не хвалил и не ругал. Он был как тренер–фанатик: спокойно, с ледяным, безграничным терпением поправлял, направлял, снова и снова заставляя их прислушиваться не к его словам, а к тихому голосу инстинкта, к шепоту стихий вокруг, к собственному сердцебиению, которое вдруг начинало звучать в унисон с миром.

– Вы не командуете, – повторял он. – Вы впускаете. Капля за каплей. И сила откликается. Потому что вы – ее часть. А ваш собственный, врожденный дар – он просыпается от этого контакта. Его растормошили, вывели из спячки.

Девочки сидели на песке, изможденные, с мокрыми от пота спинами и пустыми, выгоревшими взглядами. Закат уже начинал растекаться по небу розовыми и сиреневыми мазками. Кир стоял, глядя на погружающийся в вечернюю мглу лес на другом берегу, и его взгляд был отрешенным.

– Ваш первый поход к хижине… – задумчиво произнес он, и его голос прозвучал приглушенно. – Это был спусковой крючок. То место… оно особенное. Дверь. Граница между мирами. Сила там течет иначе – древняя, густая, необузданная. Само приближение к ней, сама попытка переступить порог… этого часто бывает достаточно, чтобы спящий внутри дар проснулся и постучал в дверь сознания. Вы его услышали. А теперь… учитесь с ним разговаривать. Договариваться.

Его слова повисли в воздухе, заставляя девочек задуматься и прислушаться к себе. Яра смотрела на свои руки, испачканные песком. Она чувствовала себя так, будто целый день таскала мешки с цементом, – валилась с ног от усталости. Но сквозь эту усталость пробивалось странное, щекочущее нервы чувство легкой эйфории. Она сделала это. Заставила песок вздыбиться. Пусть случайно, пусть не так, как хотела, но это была реальная магия. Ее магия.

Первый день подходил к концу. Тренировки были закончены. Все молча собирали вещи. Возбуждение от первых, робких успехов постепенно сменилось тяжёлым осознанием грандиозности пути, который предстоял пройти, и жуткой сжатости сроков.

Когда они ушли, на опустевший берег спустилась вечерняя тишина, густая и бархатная. И тогда из воды на противоположном берегу медленно, без единого всплеска, показалась бледная, увенчанная тиной голова. Пустые глаза навки долго, не мигая, смотрели в след удаляющимся фигурам. Её тонкие, синеватые губы растянулись в ледяной, беззвучной улыбке. Она что–то тихо прошептала и медленно скрылась в темной воде, оставив после себя лишь медленно расходящиеся круги да липкое ощущение чужого, недоброго внимания.

Песок на том месте, где стояла Яра, покрылся тонким, хрустальным налетом инея, который не таял даже в лучах уходящего солнца.

Обратная дорога в деревню казалась бесконечной. Яра шла, уткнувшись взглядом в землю, погружённая в мрачные мысли. Восторг от первых, робких успехов окончательно испарился, сменившись гнетущим, тошным осознанием собственного ничтожества на фоне грядущей угрозы. Два дня. Всего двое суток. А она что может? Поднимать песок и собирать невидимую росу? Это смешно. Это позорно. Как они могут противостоять Чёрту и его свите? Как она может защитить Миру, бабушку, саму себя? Чувство вины и панической беспомощности сжимало горло тугим, колючим узлом. Она шла, уткнувшись взглядом в пыльные ботинки, не замечая ни красоты заката, ни пересвистывающихся в кустах птиц.

Внезапно кто–то легко тронул ее за локоть. Яра вздрогнула. Это был Кир. Он незаметно сб авил шаг, пропустив вперед оживленно обсуждавшую что–то с Демидом Миру, и теперь шел рядом в ногу с ней.

– Перестань, – тихо сказал он. Его пальцы легли на ее запястье – прохладные, твердые, уверенные. Прикосновение было неожиданным, но странно успокаивающим. – Хватит себя грызть. Это бесполезная трата сил.

Яра попыталась отвести руку, но Кир держал ее легко и уверенно.

– Легко тебе говорить, – сдавленно выдохнула она, глотая комок в горле и упрямо глядя под ноги. – У тебя всё получается с первого раза. А я… я ничего не умею. Мы потратили столько времени сегодня, а я так ничему и не научилась толком! А времени… – голос ее дрогнул, – времени совсем нет! Они придут, и я даже не смогу дать им сдачи!

– Это не ты заварила всю эту кашу, Яра, – его голос прозвучал удивительно мягко. – Это сделал старик Григорий. Своими амбициями, своей жадностью или, может, страхом. Ты просто оказалась на линии огня. И то, что происходит с тобой – пробуждение дара и знакомство с обитателями этой части мира – оно случилось бы в любом случае. Рано или поздно. Тот поход на шабаш… лишь ускорил процесс, не оставив времени на подготовку. Ты не виновата в том, что произошло дальше.

Его слова были логичными, здравыми. Но принять их было невозможно. Чувство ответственности – за себя, за друзей, за всю деревню – впилось в нее стальными когтями и не отпускало.

– Но теперь это моя проблема! – прошептала она отчаянно, и в глазах выступили предательские слезы. Она смахнула их сердитым движением. – Моя и Миры! И мы должны с ней справиться! А я не могу даже… даже воду попросить как следует!

Они прошли еще несколько шагов в молчании. Впереди Демид что–то оживленно рассказывал Мире, размахивая руками.

– Слушай, – снова заговорил Кир, еще тише, наклоняясь к ней так близко, что его дыхание коснулось её щеки. – Я видел, как ты работала сегодня. Видел, как ты ловила эту связь. Да, это капля в море. Но это самое начало. И оно всегда самое трудное. Завтра будет получаться лучше. Послезавтра – еще. Сила – как мышца. Ее нужно качать. И мы будем качать. Каждую свободную минуту. Ты слишком требовательна к себе. Как бы странно это сейчас не звучало, но тебе нужно расслабиться, чтобы Сила могла протекать через тебя свободным потоком.

Он отпустил ее руку, но шел так близко, что их плечи изредка соприкасались. От этих легких, мимолётных касаний по коже бежали мурашки, и сердце стучало странно, с перебоями.

– И у тебя всё получится. Обязательно. – В его голосе вдруг прозвучала легкая, почти озорная нотка, которую Яра раньше не слышала. – Ну, знаешь.… В конце концов, у тебя такой крутой учитель. Лучше не найти, наверное, во всех трех мирах.

Яра неожиданно для себя фыркнула. Сначала тихо, сдавленно, потом громче, не в силах сдержать смех. Напряжение стало понемногу отступать, сменяясь странной, теплой волной, разливающейся в груди. Она посмотрела на него искоса. В синеве сумерек его лицо казалось менее резким, а в уголках тёмных глаз затаились смешинки, отражающие последние отсветы заката.

– Невыносимый хвастун, – выдохнула она, но уже без прежней горечи.

– Трезвый реалист, – парировал он, и его глаза блеснули в темноте, как у настоящего ворона.

В этот момент Демид, услышав их приглушенный смех, обернулся. Его лицо, секунду назад оживленное и улыбающееся, мгновенно потемнело, словно на него набежала туча. Он насупился, сжал губы в тонкую белую полоску и резко дернул Миру за рукав, грубо ускорив шаг.

Яра заметила эту вспышку непонятной, внезапной обиды, и ее улыбка потухла. Но тяжелый камень на душе сдвинулся с места. Пусть ненамного, но стало легче дышать. Она шла дальше, чувствуя в ногах приятную мышечную усталость, а в груди – слабый, но упрямый огонек надежды. Они будут тренироваться. Она научится. Они должны успеть.

Глава 21

Воздух в сарае деда Григория был густым, как кисель. Он вязко цеплялся за легкие, и каждый вздох отдавался в ушах оглушительной тишиной, в которой стук собственного сердца звучал как барабанная дробь. Пахло пылью, старой бумагой, чем-то травяным и горьковатым, и еще – страхом. Таким липким, тихим и плотным, что его почти можно было потрогать.

Солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь щели в стенах, резали полумрак, выхватывая то паутину в углу, похожую на сказочную вуаль, то стеклянный пузырек с чем–то мутным и зловещим.

Яра сидела на сундуке, поджав под себя ноги. Её распущенные волосы темным водопадом спадали на плечи, и каждый нерв на ее коже был напряжен, будто ловил незримые волны. Она чувствовала не просто усталость в мышцах после вчерашнего – она чувствовала саму возможность, тот странный, щекочущий холодок внутри, что теперь дремал, свернувшись клубком где–то под сердцем, готовый развернуться в любой момент.

Мира, устроившись на разостланном половике, с почти хирургической точностью перебирала засушенные стебли. Ее рыжие волосы, собранные в небрежный пучок, пылали в луче света, как медный костер. Она что–то бубнила себе под нос, сверяясь с исписанными страницами потрёпанного блокнота.

Демид прислонился к косяку двери, изображая расслабленность. Но сжатые в карманах кулаки и тревожный, скачущий взгляд, выхватывающий каждое движение в пространстве, выдавали его с головой. Он первым не выдержал гнетущего молчания.

– Ну что, оракулы? Выносим вердикт? Идём в наступление и ставим на место этих чертей? Или так и будем сидеть, как мыши в западне, пока рогатые за нами с пакетом не приедут? – Его голос прозвучал нарочито грубовато, маскируя проступающий сквозь браваду страх. Времени оставалось катастрофически мало, а волшебное решение всё ещё не было найдено. Это нервировало всех.

Кир, стоявший спиной ко всем и изучавший записи в потрёпанном, пыльном блокноте, найденном здесь же, в сарае, не обернулся.

– Разумные люди идут в наступление только, если имеют какое–то преимущество. А у вас сейчас преимуществ не больше, чем у слепого котёнка. Он хотя бы царапается инстинктивно.

– Спасибо, польщена, – фыркнула Яра, поднимая на него глаза. В ее взгляде читался вызов. – Но котенка хотя бы пожалеют. А нас просто прихлопнут, как назойливых мух.

– Не прихлопнут, – поправил Кир, наконец, поворачиваясь к ним. Его лицо в полумраке казалось вырезанным из бумаги – резкое, бледное, нечитаемое, с тенями под глазами, говорящими о накопившейся усталости. – Вас используют. И пока вы ничего не умеете, сделать это будет проще простого.

– Ой, ну извините, мистер Всезнайка, – огрызнулась Яра. – Мы не все тут родились с волшебной палочкой в одной руке и инструкцией по применению в другой. Некоторые просто пытаются не сойти с ума.

– Сойти с ума – это как раз продолжать делать то, что не работает, – парировал Кир, и его голос зазвучал холодно и безжалостно – Тренироваться здесь – все равно что учиться плавать в песочнице. Бесполезно и смешно.

И тут в голове у Яры щелкнуло. То самое ощущение, что крутилось на периферии сознания, вдруг сложилось в четкую, огненную картинку, ослепительную в своей простоте.

– Песочница… – протянула она, спрыгивая с сундука, и слова понеслись сами, подгоняемые озарением. – Кир, вчера у реки… это было как пытаться поймать ветер. Сила утекала сквозь пальцы. Я едва чувствовала ее. Но там, у хижины… – Она перевела взгляд на Миру, ища поддержки. – Помнишь? Она была другой. Плотной. Настоящей. Я ощущала каждый ее поток. Как будто… как будто все вокруг стало вдруг резким, до боли ясным. Страшно, но ясно.

– Да… – Тихо, почти эхом отозвалась Мира, и её глаза расширились. – Там я ощущала каждый ее слой. Множество ручейков в пространстве, практически осязаемых.

– Ну так может, не здесь нам надо ковыряться? – Демид оттолкнулся от косяка, и в его глазах вспыхнул знакомый огонек азартной готовности. – Если эти ваши потоки сильнее там, у хижины, то идём туда. К эпицентру. Потренироваться на настоящем… как там у вас… месте Силы? Устроим полевые учения, пока эти уродцы не ждут от нас подвоха. Сейчас самый подходящий момент – они же думают, мы тут трясемся от страха!

Его слова повисли в воздухе.

– Нет. – Твёрдо и холодно прозвучал голос Кира. – Это не просто плохая идея. Это идиотизм в чистом виде. Самоубийственный идиотизм.

– Почему? – не сдавался Демид, делая шаг вперед. Его тень на стене вздрогнула и вытянулась. – Ты сам сказал, они дали нам два дня! Мы не нарушаем договор, мы просто… идем на разведку.