Чёртова Книга
- -
- 100%
- +
– Они не играют в наши детские игры, Демид, – парировал Кир, его глаза сузились – Хижина – не просто место. Это нервный узел. Порог. Ваше появление там будет расценено не как прогулка, а как вылазка. Провокация. Они ответят мгновенно. И тогда никакие переговоры не помогут. Они наплюют на все отсрочки, которые нам дали и перейдут к действиям.
– А сидеть тут и ждать, пока они придут и сделают с нами всё, что захотят, – это, по–твоему, стратегия? – в низком голосе Демида отчётливо слышались звенящие нотки отчаяния и страха, пробивающиеся сквозь гнев. – Это не план, это – трусость!
– Это – не лезть на рожон! – Кир тоже сделал шаг вперед, и воздух в сарае вдруг загустел, зарядившись статикой приближающейся грозы. Тени на стенах зашевелились гуще, остро запахло озоном. – Безрассудство похоронит нас раньше любого Чёрта! Вы даже не представляете, с чем столкнетесь! Хижина – это не учебный класс! Она находится в лесу, на их территории! Наше появление там они расценят не как мирный визит, а как объявление войны. Досрочно. И никакие ваши «ой, мы просто мимо проходили» не сработают. Они набросятся и всё.
– А что они могут сделать? Ну, кроме как страшные рожи корчить? – уперся Демид, но в его голосе уже слышалась неуверенность.
– О, много чего, – Кир усмехнулся, и это было жутковато. – Кроме того, Сила Нави у порога… она как радиация – невидимая, но смертельная. Она может вас просто сломать. Стереть. Превратить в овощ. Или, что хуже, влить в вас столько мощи, что вы взорветесь изнутри, как перегретый паровой котел. Или… – он посмотрел прямо на Яру, – она предложит вам всё, что вы хотите. Знания. Силу. Ответы. Исполнение самых сокровенных желаний. И вы согласитесь, потому что не сможете устоять. И она сможет вырваться через вас наружу таким выбросом, что вы превратитесь в… – Он резко замолчал, сжав губы в тонкую белую ниточку.
– Во что? – тихо, но твердо спросила Яра, не отводя от него взгляда.
Кир медленно выдохнул, и в его взгляде мелькнула тень сомнения и тревоги.
– В пустые сосуды. В раскаленные добела проводники, выжигающие все на своем пути. В идеальных, послушных рабов Совета. Лишенных воли, памяти, себя. И это если повезет.
От этих слов по спине Яры пробежали ледяные мурашки. В сарае воцарилась гробовая, давящая тишина. Демид мрачно смотрел в пол, бледнея. Мира, обняв себя за плечи, сжалась, будто пытаясь стать незаметной. Тупик казался абсолютным.
Яра медленно подошла к Киру, останавливаясь так близко, что смогла разглядеть своё крошечное отражение в его тёмных глазах.
– Кир, слушай, – начала она, и ее голос звучал непривычно низко и властно, заставляя его встретить ее взгляд. – Ты сам сказал – мы проводники. Мы должны настроиться на Силу. Сейчас мы будто, пытаемся услышать шепот через бетонную стену. А самый мощный источник звука – там. Да, это опасно. Я не спорю. Но мы будем осторожны. Мы будем просто слушать. Учиться. Если мы не научимся чувствовать и использовать Силу здесь и сейчас, то завтра вечером мы все равно придем туда голыми. Абсолютно безоружными. Так какая разница? Мы должны попробовать всё, пока у нас есть хоть какой–то шанс подготовиться, а не просто сдаться.
Она говорила не с позиции отчаяния или юношеской неоправданной смелости, а с холодной, железной логикой обреченного, который выбирает единственный шанс, пусть и смертельный. В ее глазах Кир увидел решимость и упрямство.
Его взгляд скользнул по ее лицу, перешел на испуганное, но кивающее лицо Миры, на хмурое, но согласное выражение Демида. Он видел их страх. Но видел и оскаленную решимость. И впервые за долгое время его собственная, выстроенная стена непоколебимой уверенности дала глубокую трещину. Он взвешивал риски на невидимых весах. Риск спровоцировать Совет – чудовищный. Риск прийти на переговоры абсолютно беспомощными – смертельный. Он выбирал между катастрофой и гибелью.
Кир тяжело вздохнул, и напряжение в его плечах чуть спало, сменившись тяжестью принятого решения.
– Ладно, – произнес он тихо, в его голосе отчётливо слышалась усталость. – Но правила устанавливаю я. В саму хижину заходим только в крайнем случае, тренироваться будем снаружи. Малейший признак опасности – малейший сдвиг в энергии, шепот не от нас – я сворачиваю всё. И мы уходим. Мгновенно. Без дискуссий. Договорились?
Три кивка были ему ответом. Решение было принято. Адреналин от одной мысли о предстоящей вылазке ударил в головы, сметая остатки страха. И сарай вдруг ожил, наполнившись суетой, которая была в тысячу раз лучше тягостного бездействия.
Мира, заметно воспрянув духом, с новым рвением принялась за травы, её пальцы летали над связками, выбирая те, которые могли пригодиться в предстоящем походе.
– Так, зверобой – от нечисти, – бормотала она, засовывая охапку колючих стеблей в холщовый мешочек. – Чертополох – чтоб не приставали… Ой, а полынь–то куда делась? Яра, подай, пожалуйста, вон ту связку.
Демид, получив от Кира задание, найти соль и что-нибудь железное, с энтузиазмом стал рыскать по углам, придвигая старые ящики и поднимая облачка пыли. Он отыскал заветренный мешок крупной соли и старый, покрытый рыжими пятнами скобель.
– Железо, старое, – бросил он Киру. – Сойдет?
– Сойдет. Солью очертим круг. Он не остановит Совет, но может стать барьером для мелкой нечисти. Держите травы при себе. Все время. Они – ваш фильтр.
Яра металась между ними, помогая в сборах, ее переполняла лихорадочная, нервная энергия. Она чувствовала – это было правильно. Единственный шанс.
– И блокноты, – вдруг добавил Кир, обращаясь к Демиду. – Возьми пару. Если будет прорыв в наших занятиях, можно будет попробовать освоить что-то из заклятий.
Демид кивнул и, порывшись в завалах книг и блокнотов, выбрал два, в которых почерк был более-менее разборчив. Одна – толстая общая тетрадь в потертой синей клеенке, испещренная пометками на полях, пахнущая старой бумагой. Другая – поменьше, простой блокнот в клетку. Не глядя, он сунул их в свой рюкзак рядом с солью и скобелем.
Когда все было собрано, Кир остановил их у самого выхода. Солнце било в дверной проем, озаряя его строгий профиль и слепя глаза.
– Так, слушайте и запоминайте, – его голос звучал тихо, но с такой интенсивностью, что заставлял замереть и впитать каждое слово. – То, что вы там почувствуете, будет не похоже ни на что. Это будет самый крутой, самый запретный трюк в вашей жизни. Это древняя, дикая Сила, гораздо старше и тех чертей, и меня, и этого леса. Она не добрая и не злая. Она – голодная. Она будет предлагать вам знание. Могущество. Ответы на все ваши детские «почему». Она будет шептать вам ваши самые потаенные, самые заветные желания, придав им форму искушения. Не ведитесь. Это – ловушка. Ваша единственная задача – остаться собой. Держитесь за свои имена. За память о том, кто вы. За ощущение руки товарища. Это ваш якорь. Если почувствуете, что теряетесь, что реальность уплывает из–под ног – кричите мое имя. Или просто дерните за руку того, кто рядом. Мы все будем в кругу. Понятно?
Они молча кивнули, глаза у всех были серьезные, взрослые, наполненные суровой решимосью. Его слова легли на них тяжелым, но необходимым доспехом, описывая угрозу куда более страшную, чем когти и рога – угрозу растворения, потери себя.
Первым шагнул за порог Демид, натянуто-бодрый, с рюкзаком за спиной, как солдат, идущий на задание. За ним, взявшись за руки – крепко, до побелевших костяшек, – вышли Яра и Мира.
– Все будет хорошо, – шепнула Мира, и ее пальцы слабо сжали ладонь Яры.
– Конечно, – с фальшивой бодростью ответила Яра.
Кир замыкал шествие, его взгляд, тяжелый и цепкий, непрестанно сканировал окрестности, выискивая малейшую угрозу.
Они шли по знакомой тропе, но сегодня лес встречал их иначе. Он не был тихим и мёртвым. Он был настороженным. Притаившимся. Птицы не пели, но где–то в глубине хрустели ветки, шелестела листва, будто кто–то невидимый шел параллельно им, следя за каждым шагом. Длинные, уродливо вытянутые тени деревьев ложились на их путь, цепляясь за ноги, словно пытаясь удержать. Воздух был неподвижен и напряжен, будто прислушивался к ним.
– Как–то жутко, – прошептала Мира, и ее холодные и влажные пальцы судорожно сжали руку Яры.
– Тихо, – почти беззвучно бросил Кир, и его приказ повис в воздухе, обретая почти физическую плотность.
Они шли еще минут десять, и с каждым шагом чувство давления, чужого недоброго внимания нарастало. Яре начало казаться, что на нее смотрят. Не просто смотрят, а изучают со всех сторон, с каждого дерева, из–под каждого куста, из самой земли. Взгляд был тяжелым, липким, безразличным и в то же время жадным, голодным. Она почувствовала, как по спине пробежал ледяной холодок, и инстинктивно прижала к груди пучок зверобоя. Горьковатый, пыльный запах немного отогнал тревогу. Демид шел впереди, но его плечи были напряжены, а голова втянута в шею.
И вот, наконец, они вышли на поляну. Та самая поляна. И хижина. Она стояла там, как и в прошлый раз, – неестественно тихая, холодная и теперь уже совсем не казавшаяся уютной и родной. Она казалась спящей. И опасной, как хищник, который может проснуться от одного неверного звука.
Воздух здесь был другим – густым, тяжёлым, наполненным запахом влажной земли, гниющих корней и чего–то ещё, чего Яра не могла определить. Словно сама земля дышала древней, неукрощенной магией, и каждое её дыхание было наполнено ею, опьяняло и пугало. Она чувствовала, как Сила вибрирует в воздухе, касается её кожи тончайшими иглами, проникает внутрь, наполняя её теплом, мощью и животным страхом одновременно.
Кир остановился на краю поляны, его лицо стало ещё суровее, каменнее.
– Здесь, – сказал он тихо. – Ни шагу дальше без моего разрешения. Демид, соль. Очерчивай круг. Мира, раздай травы. Яра, приготовься. Мы начинаем.
И пока Демид сыпал соль, создавая хрупкий белый барьер между ними и тёмным, ждущим лесом, Яра закрыла глаза и попыталась настроиться на безумный, могущественный поток Силы. Он был здесь – сильный, живой, пульсирующий, как огромное сердце. Он звал её, манил, обещая ответы на все вопросы. И она знала, что это только начало. Самое страшное было впереди.
Глава 22
Воздух на поляне был густым и вязким. Он забивал рот и нос желейным облаком, оставляя на языке привкус окислившегося металла. Каждый вздох отдавался в висках глухим, отчаянным стуком собственного сердца, отмеряющего секунды до чего-то неминуемого. Пахло влажной, почти могильной землёй, гниющими корнями, пролежавшими в сырости много лет, и чем-то кислым и металлическим. И ещё – едким, электрическим озоном, как после грозы, что никогда не приходила, но чей разряд висел в воздухе, готовый ударить в любой миг.
Яра стояла в хрупком кругу, очерченном белой, неестественно яркой змеёй соли, кристаллы которой поблёскивали тусклым светом, словно крошечные глаза. Её ладони, судорожно сжимавшие пучок зверобоя, были влажными от липкого, холодного пота, проступившего между пальцев. Горьковатый, пыльный запах травы был единственным знакомым якорем в этом безумном, сошедшем с ума мире, последней нитью, связывающей её с реальностью, где трава – это просто трава, а не оберег. Она чувствовала каждый взгляд, уставленный на них из чащи – не глазами, а самой пустотой, бездонной и голодной. Взгляд, лишённый тепла, изучающий, словно они были насекомыми, попавшими в застывшую смолу. Взгляд самой хижины, чьи тёмные, слепые окна, казалось, впитывали не свет, а самую надежду, вытягивая её по капле, оставляя внутри ледяную пустоту.
Демид, закончив сыпать соль, отступил внутрь круга, сжав в кулаке тяжёлый, покрытый рыжими пятнами ржавчины скобель. Его плечи были напряжены, а лицо посеревшим, и от этого его веснушки казались тёмными, как рассыпанный по коже уголь.
– Ну, вечеринка начинается, – пробормотал он, но в его голосе не было и тени привычного едкого сарказма. Лишь сдавленная, звериная готовность к бою, низкий рык, за которым прятался первобытный, всепоглощающий страх.
Мира прижалась к Яре так плотно, что та чувствовала каждую дрожь, бегущую по её телу. Пальцы подруги вцепились в её рукав, холодные и влажные, как у утопленницы.
– Я ничего не чувствую, – прошептала Мира, и её голос сорвался на фальцет, тонкий и надтреснутый. – Только этот ужас. Он повсюду. Он забивает всё, как вата в ушах. Как тут можно услышать какую-то Силу? Я не могу… я не слышу себя.
– Может, оно и к лучшему, – мрачно бросил Демид, с силой втыкая скобель в землю у края круга. – Кто знает, какая эта Сила на вкус. Может, она сожрёт тебя изнутри, и всё. И мы даже не заметим.
– Заткнись, Дем, – Яра сказала это резче, чем планировала. – Не помогаешь. – Она посмотрела на Кира. – А ты? Ты что-нибудь чувствуешь? Или для тебя это просто очередной рабочий день?
Кир стоял спиной к ним, лицом к лесу, к остававшимся невидимыми, но ощутимым зрителям. Его поза была обманчиво расслабленной, но Яра видела, как напряжены мышцы на его шее, словно тросы, как готово к прыжку всё его тело, каждый мускул замер в ожидании. Он не оборачивался, когда заговорил. Его голос, тихий и ровный, разрезал звенящую тишину, как отточенное лезвие, холодное и безжалостное.
– Страх – это не помеха. Это топливо. Самое древнее и неукротимое, что в нас есть. Не пытайтесь его заглушить. Это всё равно что пытаться заткнуть вулкан. Пропустите его через себя. Дайте ему течь. Пусть он станет вашим щитом, вашим панцирем, а не оружием против вас самих.
– Прекрасное топливо, – язвительно фыркнул Демид. – Сейчас мы тут все взорвёмся, как гребаный паровоз. И куда он поедет, этот паровоз? В никуда.
– Хватит! – голос Кира не повысился, но в нём зазвенела сталь, заставившая Демида смолкнуть. – Они уже здесь. Ждут, пока ваш страх и ваши ссоры сделают их работу за них. Твоя ярость, Демид, твой страх, Мира – используйте это. Или умрите. Выбора нет.
– А ты? – не унимался Демид, поворачиваясь к нему. – Ты, похоже, вообще ничего не боишься. Или тебя уже ничем не проймёшь? Тебе на нас вообще наплевать?
Кир медленно обернулся. Его лицо с заострившимися чертами казалось высеченным из камня.
– Я боюсь, – он сделал паузу, давая этим словам просочиться в их сознание. – Я боюсь, что вы не справитесь. Я боюсь, что не смогу вас вытащить. Я боюсь, что привёл вас сюда зря. Этого достаточно? Или тебе нужно, чтобы я тоже рыдал от ужаса? Это лишь откроет им дорогу быстрее.
Его слова повисли в воздухе. Демид, сбитый с толку этой внезапной искренностью, лишь хмыкнул и отвернулся.
– Ладно. А что делать-то? Конкретно.
– Дышать, – Кир перевёл взгляд на Яру. – Чувствовать. И слушать не меня, а то, что внутри. Это не магия из книжек. Это резонанс. Это место – шрам. И его боль ищет отклика.
Яра закрыла глаза, заставляя себя делать, как он говорит. Сначала – лишь хаос: бешеный стук сердца, выскакивающего из горла, прерывистое, шумное дыхание Миры, собственный липкий ужас, ползущий по позвоночнику ледяными мурашками. Она позволила страху течь сквозь себя, не сопротивляясь. И тогда, сквозь этот ад, пробилось другое.
Холодок. Тот самый, что всегда дремал в груди, смутный и непонятный. Но здесь, у порога хижины, он был не тихим ручейком, а бурной, ледяной рекой, вырывающейся на свободу из-под толщи векового льда. Он звал её, манил, шептал обещания, и слова звучали не в ушах, а прямо в сознании, рождаясь изнутри. Власть. Знание. Ответы на все вопросы, которые ты боялась задать. Сила, чтобы никто и никогда не смог причинить боль тебе и тем, кто тебе дорог. Сила, чтобы заявить о себе, стать значимой. Это было сладко, опьяняюще, как самый крепкий хмель, и смертельно опасно. Она чувствовала, как эта сила хочет поглотить её, растворить в себе, стать ею.
Рядом с ней, как крошечное, испуганное солнышко, зажатое меж туч, пульсировала Сила Миры – тёплая, живая, солнечная, но сжатая в комок чёрного, панического страха. Яра инстинктивно потянулась к этому теплу мысленно – не чтобы поглотить, не чтобы украсть, а чтобы… коснуться. Узнать. Найти опору в этом бушующем океане холода. Найти друга.
– Ты… ты это чувствуешь? – прошептала Мира, и в её голосе был не только страх, но и удивление. – Яра? Это ты?
– Да, – с трудом выдохнула Яра. – Держись за меня. Пожалуйста.
И в тот же миг хижина вздохнула.
Не метафорически. Стены дрогнули, с трухи на крыше посыпалась пыль, закружившаяся в воздухе мелкой взвесью. Земля под ногами качнулась, как палуба корабля на волне. Воздух загудел низкой, почти инфразвуковой нотой, от которой заложило уши, задребезжали зубы, а внутренности сжались в комок. Круг из соли вспыхнул на мгновение ослепительно-белым, яростным, режущим глаза светом, оставив на сетчатке пылающие следы.
– Чёрт! Что это было? – крикнул Демид, инстинктивно делая шаг к девочкам.
– Не двигайтесь! – голос Кира прозвучал резко и властно, но он не смотрел на девочек, продолжая сканировать взглядом окруживший их лес и поляну. – Это не атака. Это… отклик. Эхо на ваш зов. Она вас слышит. Место вас узнало. Держитесь!
Вихрь образов, чувств и чужих воспоминаний обрушился на сознание Яры. Это было не видение, не сон. Это было полное погружение, утопление в чужом прошлом. Воспоминание, вплетённое в самые камни, в сам воздух этого места, в каждую песчинку.
Он не прятал Книгу. Старик Григорий стоит здесь, на этом же месте, но хижина выглядит иначе, как ветхая развалюха. Стражница, порог, крепкое, суровое строение из тёмного, почти чёрного дерева, от которого веет немым могуществом. Он держит в руках тот самый массивный том в потёртой зелёной коже, и его лицо искажено не жадностью, а мукой и страшной, всепоглощающей решимостью обречённого. Он не прячет её. Он… меняет. Преобразует. Берет за основу для создания Защиты. Тёмная, пульсирующая, почти живая Сила Книги с беззвучным, разрывающим душу криком вырывается из переплёта и впитывается в стены хижины, в землю под ногами, в самые границы между мирами.
Он не скрывает её от Чёрта – он делает её частью этого места. Частью защиты, частью замка на двери. Это не щит и не меч. Это… баланс. Хрупкий, ненадёжный, как паутина, натянутая над пропастью. И он знает, что это лишь отсрочка. Знает, что проблема не решена. Он плачет. По щекам старого, измождённого колдуна текут беззвучные, но жгучие слёзы отчаяния и скорби. Он знает, что обрекает себя, а возможно, и своих потомков, на эту ношу. На вечную войну у самого порога. Он допустил ошибку. Нарушил баланс.
Яра ахнула, открыв глаза, чувствуя на своей щеке влажный, солёный след чужой, давней печали. Рядом с ней Мира всхлипнула – она видела, чувствовала то же самое, их души на миг слились в одном переживании. Их взгляды встретились, полные одинакового ужаса, отчаяния и жуткого озарения. Они были не просто зрителями – они были внутри того момента, чувствовали боль старика, его леденящий ужас, его добровольную жертву.
– Ты видел? – дрожащим голосом спросила Яра, обращаясь к Киру. – Ты всё это видел?
– Частично, – его лицо было напряжённым. – Я чувствовал… отголоски. А вы? Вы были внутри.
– Книга – ключ, – выдохнула Яра, и голос её звучал чужим, пропитанным чужой болью. – Книги… больше нет. Как самостоятельного предмета. Он… он взял её Силу, чтобы создать защиту. Он соединил её с этим местом. Она больше никому не принадлежит. Она – якорь. Она замещает Стражницу.
– Когда мы её нашли, мы просто откинули завесу. Морок – Прошептала Мира, всё ещё дрожа, но в её глазах уже читалось понимание, пробивающееся сквозь страх, как росток сквозь асфальт. – Она везде. И… нигде. Она и есть баланс. Этот лес. Этот шрам. Барьер держался, пока дед… Пока Стражница была жива. А потом… что–то пошло не так. И ему пришлось растворить Книгу. Нужно было поставить настолько мощную защиту, чтобы она могла возместить отсутствие Стражницы. Книга – единственное, что обладало достаточной Силой.
Кир медленно, очень медленно обернулся. Его лицо было бледным, как полотно, но в тёмных, бездонных глазах горел холодный, ясный огонь понимания и… странного уважения. Он смотрел на них не как на детей, не как на учеников, а как на равных, обладающих знанием и Силой. На тех, кто только что прикоснулся к истине, скрытой за веками и пеленой страха. Значимых.
– Он не отдал долг. Он преобразовал его, – произнёс Кир, и каждое слово падало, как молот на наковальню, тяжёлое и окончательное. – Вплавил в саму ткань реальности здесь. Слил с самой сутью этого места. Долг не может быть возращён, потому что предмета больше нет. Книги нет. Она не может сущетсовать отдельно от этого места. А раз нет предмета – возвращать нечего. Но… – Его взгляд, тяжёлый и пронзительный, скользнул по их лицам, оценивая, понимают ли они весь ужас и весь масштаб этого вывода. – Кто-то должен встать на место Стражницы. Книга слишком долго выполняет эту функцию самостоятельно. Сила Нави стала перевешивать. Баланс рушится. Поэтому Черти в этих краях стали так сильны.
Ледяное прозрение, острое и безжалостное, сковало Яру. Они должны это сделать. Им нужно было совершить то же, что и Григорий. Принести себя в жертву этому месту, как он сделал с Книгой. Но он был один. Сильный, опытный колдун, проживший всю жизнь в этом лесу, познавший его душу. А они… дети. Девочки. Они всего несколько дней назад узнали, что магия реальна. И они должны стать новым замком. Новыми Стражницами.
– Нет, – прошептала она, но это был не отказ, не бунт, а констатация невозможности, крик души, осознавшей свою немощь. – Мы не сможем. Мы не… мы не он. Мы слабее. Мы не знаем как.
– Мы умрём, – голос Миры был тихим, но твёрдым, как камень. В её зелёных, бездонных глазах стояли слёзы, но они не текли. – Нас разорвёт. Эта сила… она нас уничтожит. Мы не выдержим.
Демид, до этого молча, наблюдавший за ними с нарастающим недоумением и злобой, резко шагнул вперёд, встав между девочками и Киром, заслонив их собой. Его лицо исказила гримаса чистой, животной ярости и отрицания.
– Это и есть ваш план? Ваш великий, гениальный выход? – он шипел, обращаясь к Киру, сжимая скобель так, что суставы на его пальцах побелели, а зазубренный металл впивался в ладонь, оставляя красные полосы. – Принести их в жертву? Сделать из них вечных стражников этого проклятого места? Вечных затворников? Вы с ума сошли! Я видел, как ты на неё смотришь, – он ядовито кивнул в сторону Яры. – Используешь её доверчивость? Втюхал ей сказку о долге и судьбе? Я не позволю! Вы слышите? Я не позволю этого!
– Дем… – начала Яра, чувствуя, как её собственная паника нарастает, волнами подпитывая тот холодный, голодный вихрь внутри, который жадно откликался на её страх.
– Молчи! – он резко обернулся к ней, и в его глазах она увидела не злость, не упрёк, а панический, животный страх за них. Страх её потерять. Страх, что он не сможет их защитить. – Это не твоя война! Это не твой долг! Ты вообще здесь случайно! Мы просто уйдём! Сейчас же! Сожжём эту хижину дотла, разнесём тут всё и уйдём! И забудем как страшный сон!
– Куда? – голос Кира прозвучал спокойно, почти отстранённо, но в этой гробовой тишине он грохотал, как удар грома. – Ты куда уйдёшь, Демид? В деревню? Ты приведёшь их туда? Ты думаешь, они остановятся, когда Сила Нави здесь станет настолько огромна, что с той стороны полезут другие Черти? Гораздо сильнее местных. – Он кивнул на Яру и Миру, и его взгляд был холоден и неумолим. – Они пойдут дальше. На Марковку. На город. Они выйдут из леса, потому что барьер падёт окончательно. И это будет твой выбор. Твоя рука поднесёт спичку. Ты сам откроешь им дверь.
Демид замер, будто его ударили обухом по голове. Его дыхание стало частым, прерывистым, как у загнанного зверя. Он смотрел на Яру, ища в её глазах поддержки, отрицания, какого-то чуда, решения. Но она молчала. Потому что знала – Кир прав. Это был не выбор между плохим и хорошим. Это был выбор между катастрофой и концом света. Между личной свободой и ответственностью за всех.
Их тяжёлое, давящее молчание прервало движение на опушке.
Тени под деревьями сгустились, зашевелились, сливаясь воедино в нечто большее, чем просто отсутствие света. Из них выплыла… Тень. Не просто темнота. Это была материализованная пустота, существо без определённой формы, со множеством блестящих, голодных глаз, вспыхивающих и гаснущих в её клубящейся, дымчатой толще. Она струилась по земле, обтекая барьер из соли, и от неё веяло леденящим душу холодом небытия и безразличной, всепоглощающей ненавистью ко всему живому. Один из «одиночек» Чёрта. Разведчик. Искушение. Проверка на прочность. На раздор. На слабину.
– Назад! – рыкнул он, но его голос дрогнул, предательски выдав весь его неподдельный страх. Демид резко шагнул навстречу, заслоняя собой девочек, поднимая скобель.
– Стоять! – голос Кира прозвучал как удар хлыста. Он всё ещё не двигался, но его спина стала еще более напряжённой, словно высеченной из гранита. – Не выходи из круга! Это не моя битва. Это – ваша! Держите связь! Держите круг! Ваша сила – в единстве!