Чёртова Книга

- -
- 100%
- +
Тень, издав шипящий, скрежещущий звук, будто по стеклу водят сотней ножей, бросилась на барьер. Раздался оглушительный хлопок, похожий на шипение раскалённого металла, опущенного в воду, и от существа повалил едкий, пахнущий серой и палёной шерстью чёрный дым. Оноа отпрянула, но не сдалась. Из её клубящейся массы вырвался тонкий, пронзительный вой, в котором слышались все самые страшные кошмары Яры, все её сомнения и страх. Голос, до боли похожий на голос её матери, звал её домой, умолял бросить это безумие. Голос Демида кричал, что они все умрут мучительной смертью. Голос Миры плакал от ужаса.
Яра почувствовала, как её собственный внутренний холодок встрепенулся – но уже не от страха, а от яростного, белого гнева. От жгучего, животного желания защитить это хрупкое тепло за своей спиной, этот проклятый круг, этих людей, которые стали ей за этот короткий срок дороже всего. Она не думала. Она действовала на чистом инстинкте.
С резким, сдавленным криком, в котором было всё её отчаяние и вся её решимость, она выбросила вперёд руку. Она не направляла Силу, не пыталась её контролировать сложными заклинаниями. Она просто выплеснула наружу всю свою боль, страх, ярость. Слепую, неконтролируемую, дикую волну чистой энергии.
Тень завизжала, её движение замедлилось, будто она вязла в невидимых, сковывающих ледяных оковах. Но она не отступала. Она боролась, подпитываясь их страхом, их сомнениями, вытягивая из них силы.
– Мира! – закричала Яра, чувствуя, как её собственное сознание начинает уплывать в этот ледяной, тёмный поток, как чужой, сладкий шепот зовёт её присоединиться, стать частью этой мощи, потерять себя в ней. Её взгляд метнулся к Киру, и она увидела, как он смотрит на неё – не с осуждением, не со страхом, а с напряжённым, почти болезненным ожиданием. Он верил в неё. В её силу. В её выбор. И это осознание ударило сильнее любого магического разряда.
И Мира, с глазами, полными слёз, но со сжатыми до белизны костяшками пальцев, не стала создавать огонь, не стала бросать в Тень молнии. Она сделала то, что чувствовала. То, что подсказывало ей сердце. Она послала навстречу ледяному, яростному, разрушительному потоку Яры волну тёплой, живой, успокаивающей, солнечной энергии Яви. Она не атаковала Тень. Она… укрепляла Яру. Держала её, как верёвка держит альпиниста в пропасти. Не давала ей утонуть в её же собственной, всепоглощающей силе. Была её якорем.
Ледяной поток Яры и тёплый, золотой поток Миры встретились прямо перед Тенью. Они не смешались. Они столкнулись, как две стихии. И на границе их столкновения воздух затрещал, вспыхнул ослепительно-белым, беззвучным, очищающим светом и с оглушительным, глухим хлопком, от которого зазвенело в ушах, отбросил Тень назад. Существо взвыло, кувыркаясь в тенях, и на миг материализовалось – уродливое, покрытое чёрной слизью и рваными, крючковатыми когтями – прежде чем рассыпаться в клубящийся, едкий дым и исчезнуть, оставив после себя лишь запах гари и пустоты.
Тишина, наступившая после, была оглушительной. Давящей. Звенящей. Яра, вся дрожа, как в лихорадке, опустилась на колени, упираясь ладонями в холодную, влажную землю. Её тошнило от затраченной силы, от чужой энергии, от пережитого ужаса. Перед глазами плясали чёрные и белые пятна, мир плыл и качался. Силы покидали её, оставляя после себя пустоту и ломоту в костях.
Первым до неё добрался Кир. Он не побежал, но его шаги были непривычно быстрыми, почти порывистыми. Он опустился перед ней на одно колено, его длинные, сильные пальцы уверенно, но без грубости обхватили её подбородок, заставив поднять голову, встретиться с ним взглядом.
– Дыши, – его приказ прозвучал тихо, но с неоспоримой властностью, пробивающейся сквозь туман в сознании. Его глаза, тёмные и бездонные, как ночное небо, притягивали её взгляд, не давая уплыть в пустоту, в забытье. – Глубоко. Вдох. Выдох. Ты не ранена. Это просто откат. Расплата за силу. Дыши, Яра. Вернись.
Его пальцы на её коже были прохладными, но от них по всему телу разливалось странное, согревающее тепло – не магии, а просто человеческого касания. Он не отпускал её, его взгляд сканировал её лицо, выискивая малейшие признаки шока, одержимости, слома. В его обычной холодной, отстранённой манере появилась трещина, и сквозь неё проглядывало нечто неуловимое – острое, живое беспокойство, неожиданная забота.
– Я… я думала, меня разорвёт, – прошептала она, всё ещё не в силах нормально дышать.
– Но не разорвало, – он не отпускал её взгляд. – Потому что ты не одна. Запомни это.
– Я… я в порядке, – прошептала она, и её голос звучал хрипло и чуждо, будто её горло было напичкано песком. Она попыталась отвести взгляд, смущённая такой близостью, таким вниманием, но не смогла. Его близость, его сфокусированность на ней были тем якорем, который не давал ей разбиться о последствия её же собственной, вырвавшейся на свободу мощи.
Рядом, закрыв лицо ладонями, плакала Мира. Яра инстинктивно высвободилась из-под руки Кира и обняла подругу, чувствуя, как та вся сотрясается от глухих, надрывных рыданий, в которых выходил весь накопившийся ужас.
– Всё хорошо, Мир, всё хорошо, мы справились, мы победили, – бормотала она, гладя её по спине, и сама нуждалась в этом утешении, в этом простом человеческом контакте, подтверждающем, что они живы.
Демид тяжело дышал, опустив скобель, его руки тряслись. Он смотрел на них, на место, где исчезла Тень, и в его глазах читалась полная опустошённость, глубокая усталость и непонимание всего происходящего. Он был сильным, он был готов драться с чем угодно из плоти и крови, но это… это было за гранью его понимания.
Кир медленно выпрямился, его лицо вновь стало маской отстранённой невозмутимости, но он не отошёл, оставаясь рядом, настороженный, как страж, сканирующий темноту.
– Он отсрочил расплату за свою ошибку, вплетя Книгу в саму ткань этого мира, – тихо, почти задумчиво повторил он, но теперь его слова были обращены ко всем, повисали в воздухе. – Чтобы удержать баланс, нужна не Книга. Нужна воля. Сильная, осознанная воля. Две воли. Противоположные. Явь и Навь. Жизнь и смерть. Созидание и разрушение. – Он посмотрел на Яру, и его взгляд был тяжёлым, пронзительным и невероятно усталым. – Вы – наследницы не его долга. Вы – наследницы его выбора.
Страх никуда не делся. Он был тут, комом в горле, ледяными иглами под кожей. Но поверх него, нарастало что-то другое. Не гордость. Не храбрость. Решимость. Та самая, что была на лице деда Григория в тех видениях. Принятие. Яра подняла голову, всё ещё обнимая за плечи Миру. Слёзы на её щеках высохли, оставив лишь стянутость кожи. Она посмотрела на плачущую Миру, на мрачного, потрясённого до глубины души, но непоколебимо верного Демида, на Кира с его бездонными, всё видящими, знающими глазами.
– У нас нет выбора, – сказала она, и её голос окреп, обрёл ту самую сталь, что была в голосе Кира, ту несгибаемость. – Но это не про долг Чёрту. Это про ответственность. За себя. За них. За всех, кто даже не знает, что за дверью стоит щит. И что этот щит вот-вот падёт.
Она встала, с усилием выпрямившись, чувствуя каждую мышцу, и протянула руку Мире. Та посмотрела на неё, вытерла слёзы тыльной стороной ладони, по-детски. Её подбородок подрагивал, но в глазах, красных от слёз, читалась та же сталь, та же готовность. Она твёрдо взяла Яру за руку и поднялась.
– Я с тобой, – просто сказала Мира.
Демид хмыкнул. Он подошёл к ним, грубовато толкнул Яру в плечо своим кулаком, но в его жесте не было злобы. Была солидарность. Принятие. Готовность идти до конца.
– Кто же вас тогда от глупостей оттаскивать будет, если вы прикованы к этому дому ужасов? – пробормотал он, но по его твёрдому, упрямому тону было ясно – он остаётся. Он их тыл. Их меч и щит. До самого конца.
Кир наблюдал за ними, и на его обычно поджатых губах играла едва заметная, усталая тень улыбки – не насмешливой, а какой-то… горькой и признательной. Его взгляд задержался на Яре, и в нём мелькнуло что-то сложное, многослойное – одобрение, уважение и та самая тень беспокойства, что была там минуту назад.
– Тогда мы будем готовиться. Ритуал – сейчас. Пока хижина ещё откликается на вас, пока вы полны её Силой, пока печать не забыла ваш вкус. – Его взгляд скользнул по тёмному, настороженному, затаившемуся лесу. – И пока у нас есть хоть какая-то передышка. Они теперь знают, что вы можете. Следующая проверка будет серьёзнее. Они придут по-настоящему.
Он повернулся к хижине, его профиль на фоне тёмного, словно провалившегося в небытие проёма двери был резок, суров и бесконечно одинок.
– Идём внутрь. Настоящая работа начинается там. За порогом.
Яра сделала глубокий вдох, в носу предательски щипало, а во рту был противный привкус металла. Она отпустила руку Миры и сделала шаг вперёд – через белый, местами потревоженный круг соли, через невидимую, но ощутимую кожей границу.
Кир двинулся рядом с ней, не загораживая, но находясь так близко, что его рука то и дело касалась её руки. Каждое мимолётное, случайное прикосновение посылало по коже короткий, острый разряд – не магии, а чего-то другого, живого, человеческого и оттого ещё более тревожного.
– Не отставай, – тихо сказал он, и это прозвучало не как приказ, а как просьба, как предупреждение, как обещание. – И помни, что бы ты ни увидела внутри, что бы ни услышала – это всего лишь эхо. Тень прошлого. Ты сильнее его. Я здесь.
Она кивнула, не в силах вымолвить ни слова, сжав кулаки, чтобы они не дрожали. Она чувствовала за спиной движение Миры и Демида, их страх, их решимость, их доверие. И перед собой – тёмный, зияющий проём, за которым их ждала не Книга, не ответ, а новая, вечная жизнь. Или вечная смерть.
Она переступила порог.
Глава 23
Внутри хижины было прохладно и сыро. Пыль, кружащая в лучах призрачного синеватого света, пробивавшегося сквозь щели, больше была похожа на пепел. Воздух впивался в легкие, густой и сладковато-горький, с привкусом железа, сухих трав и чего-то невыразимо древнего – будто бы вдохнул не кислород, а сам ход времени, медленный и неумолимый.
Яра стояла на пороге, и её тело помнило. Помнило леденящий ужас прошлого визита на оставшуюся снаружи поляну, унизительную слабость перед лицом Чёртова Совета. Но сейчас сквозь дрожь в коленях пробивалось иное – острое, почти звериное любопытство. Холодок внутри, её Сила, больше не дремал. Он трепетал, как натянутая струна, отзываясь на гулкое молчание этого места. Он не пугал теперь. Он звал.
Кир, шагнувший первым, замер в центре единственной комнаты. Его тёмный силуэт казался инородным телом, вписанным в эту вневременную реальность, но не растворённым в ней. Он был точкой отсчёта, единственным ориентиром в этом сдвинувшемся пространстве.
– Не отходите от стен, – его голос прозвучал приглушённо, будто поглощённый ватой. Он обернулся, и его взгляд, тяжёлый и собранный, задержался на Яре на секунду дольше, чем на остальных, прежде чем скользнуть на Миру и Демида. – Не касайтесь ничего без необходимости. Здесь всё – проводник. Каждая щель, каждое бревно помнит и впитывает. Ваши мысли, ваши страхи… они здесь материальны. Контролируйте их.
Мира, прижавшаяся к косяку двери, кивнула, сглотнув комок в горле. Её пальцы бессознательно теребили мешочек с травами. Демид стоял позади всех, спиной к выходу, загораживая собой проём. Его роль была понятна без слов – последний рубеж. Если что-то пойдёт не так, он должен был вытащить их отсюда, даже если они будут сопротивляться. Его лицо было каменным, но мускулы на скулах нервно подрагивали.
Яра сделала шаг вперёд, и пол под ногами тихо заскрипел. Скрип отозвался эхом не в ушах, а прямо в сознании, странным, вибрирующим ощущением. Она чувствовала каждый слой этого места – грубую древесину, пропитанную материальным миром, Явью; ледяное, бездонное дыхание Нави, поднимающееся из-под порога; и тончайшую, хрупкую плёнку чего-то другого, невесомого и едва уловимого – что едва сдерживало хаос.
– С чего начинаем? – её собственный голос показался Яре чужим, слишком громким в этой давящей тишине.
Кир ответил не сразу. Он медленно обвёл комнату взглядом, будто заново считывая невидимые знаки.
– С центра, – наконец произнёс он. – Именно здесь старик совершил преобразование. Сила здесь сконцентрирована. – Он указал на пустое место в середине комнаты, где половицы образовывали подобие грубого круга из тёмных, почти чёрных досок. – Вам нужно встать там. Яве и Нави. Противоположностям.
Яра посмотрела на Миру. Та встретила её взгляд – зелёные глаза, полные бездонного страха, но и твёрдой решимости. Они кивнули друг другу почти одновременно и, не дыша, двинулись к указанному месту.
Шаги отдавались гулко в тишине. Реальность плыла и качалась. Казалось, они идут по живому, двигающемуся существу. Яра почувствовала, как холодок внутри забился чаще, тревожно и радостно. Он узнал это место.
– Ладно, поехали, – выдохнула Мира с такой интонацией, будто собиралась прыгать в ледяную воду.
– Держись за меня, – сказала Яра, стараясь придать своему голосу уверенности, которой на самом деле не ощущала.
Они встали в центре тёмного круга, спиной друг к другу. Яра – лицом к западной стене, где в щели пробивался последний луч уходящего солнца. Мира – к глухой восточной, утопающей в тенях. Контраст был поразительным: Яра с её распущенными чёрными волосами, бледной кожей и тёмной одеждой казалась порождением этих теней, в то время как Мира, с огненно-рыжими волосами и веснушками, – затерянным солнечным зайчиком, пойманным в ловушку.
– Демид, – тихо позвал Кир, не отрывая взгляда от девочек. – Соль. Усиль круг. Не для защиты от внешнего – его тут не будет. Для фокусировки энергии внутрь. Чтобы их не разорвало на части.
Демид, не говоря ни слова, двинулся вдоль стен, рассыпая из мешочка густую белую дорожку по периметру комнаты. Звук пересыпающихся кристаллов был единственным, что нарушало звенящую тишину.
Кир подошёл к Яре и Мире, остановившись на границе круга. Его лицо в полумраке было строгим и невероятно усталым.
– Вы помните ощущение? – спросил он, и его голос приобрёл странный, почти металлический оттенок, будто он говорил не только с ними. – У реки. Столкновение стихий. Вы не должны бороться. Вы должны найти точку равновесия. Яра – ты пропускаешь через себя Силу Нави. Холод, пустоту, тишину. Не пытайся её контролировать. Дай ей течь. Но помни – ты русло. Ты определяешь, куда она потечёт. Мира – твоя задача сложнее. Ты – плотина. Ты – жизнь. Ты должна будешь сдерживать этот поток, направлять его, обтекая себя, не давая ему сжечь всё вокруг. Твоя Сила – тёплая, живая. Она должна смягчать, а не противостоять. Вы – не противники. Вы – два берега одной реки.
Он сделал паузу, давая им осознать.
– Я буду здесь. Я буду пытаться удерживать связь между вами и этим местом. Но главная работа – ваша. Если почувствуете, что теряете связь с реальностью, что голоса прошлого становятся громче ваших собственных – дернитесь за эту нить. – Он указал пальцем в пространство между ними. – Друг за друга. Вы – якоря друг для друга.
Яра кивнула, с трудом сглотнув. Сердце колотилось где-то в горле. Она закрыла глаза, стараясь сделать первый шаг – отпустить контроль.
Сначала ничего не происходило. Лишь собственное неровное дыхание и гул в ушах. Затем, медленно, из-под пяток, сквозь подошвы кроссовок, пополз холод. Не просто холод пола, а древний, могильный холод земли, которая никогда не знала солнца. Он поднимался по ногам, заполняя жилы не ледяной болью, а странной, тягучей тяжестью. Сила Нави. Она была именно такой – безразличной, всеобъемлющей, бесконечно одинокой. В ней не было зла. Была лишь пустота, жаждущая заполниться.
Яра позволила ей течь. Она представила себя полой трубой, проводником. Холод разлился по животу, сжал грудную клетку, подступил к горлу. Стало трудно дышать. В ушах зазвенело, а перед глазами поплыли тени – не лица, не образы, а ощущения. Чужая скорбь. Чужая ярость. Безымянный страх, растянувшийся на столетия.
«Брось… Зачем тебе это?.. Они не оценят… Они испугаются тебя… Стань сильнее… Возьми всё…»
Шёпот был ласковым, убедительным. Он звучал её собственным голосом. Он обещал покой. Обещал конец борьбе. Обещал власть, при которой никто и никогда не посмеет заставить её чувствовать себя виноватой, слабой, потерянной.
Яра сжала кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони. Боль помогала удерживать сознание.
– Держись, – прошептала она сама себе, но голос прозвучал снаружи. Это сказала Мира. Её голос дрожал, но был твёрдым.
Яра почувствовала его – слабый, тёплый импульс у себя в спине. Солнечное зарево посреди ледяного океана. Мира держала связь.
Яра сделала выдох и отпустила последние преграды.
Холодный вихрь рванулся из неё наружу. Он не был слепым или разрушительным. Он был… направленным. Тонкой, сконцентрированной струёй, которая упиралась в спину Миры и растекалась вокруг, не в силах её преодолеть. Яра чувствовала, как её собственная Сила встречается с чем-то упругим, живым, тёплым – Силой Миры. Это было похоже на то, как два потока – ледяной и горячий – сталкиваются в океане, порождая туман и течение.
Воздух в хижине заколебался. Тени на стенах зашевелились, стали гуще, материальнее. Запах пыли и трав сменился запахом озона и влажного камня. По потолку пробежали голубоватые разряды – тихие, почти неслышные молнии.
– Хорошо, – сквозь зубы произнёс Кир. Его голос был напряжённым. – Держите так. Не давите. Ищите баланс. Вы не перетягиваете канат.
Внезапно сознание Яры дёрнулось, и её снова бросило в вихрь воспоминаний. Но на этот раз это было не видение Григория. Это было её собственное.
Она маленькая, лет семи, сидит на кухне у бабушки и смотрит, как та замешивает тесто. Солнечный луч падает на стол, и пылинки пляшут в нём, как золотые искорки. От теста пахнет молоком и ванилью. Бабушка что-то напевает себе под нос, старомодную, незнакомую песенку. Яре скучно. Ей хочется на улицу, к ребятам, или за книгой. Но тут она замечает, как одна из пылинок, самая яркая, описывает в воздухе причудливую спираль, не подчиняясь движению других. Она тянет к ней руку, неосознанно, движимая детским любопытством. И пылинка, подчиняясь невидимому импульсу, плавно опускается ей на ладошку, замирая на секунду тёплой точкой, прежде чем погаснуть. Бабушка оборачивается. Её глаза, обычно добрые и весёлые, становятся странно пристальными, настороженными. «Не балуйся, Ярочка, – говорит она тихо, и в её голосе слышится не привычная ласка, а лёгкий, непонятный ребёнку страх. – Не привлекай лишнего внимания». И она резким движением смахивает невидимую пыль с её ладони.
Яра ахнула, вынырнув из воспоминания. Оно было таким ярким, таким реальным, будто произошло вчера. Она всегда считала его просто детской фантазией. Но сейчас… сейчас оно обрело новый, пугающий смысл. Бабушка знала.
– Яра! – голос Кира прозвучал резко, как щелчок. – Возвращайся! Твоя Сила клокочет!
Она почувствовала это – ледяной поток внутри неё забился в истерике, потеряв чёткое направление. От боли в висках помутнело в глазах. Она инстинктивно потянулась назад, мысленно ухватившись за тот тёплый, солнечный след – за Миру.
И тут же получила ответ. Но не тот, на который рассчитывала.
В её сознание ворвался не поток спокойной силы Яви, а вихрь чужих образов, ярких и панических. Мира.
Маленькая Мира, затаившаяся за дверью и подсматривающая, как её мама, с лицом, искажённым непонятным ребёнку горем, сжигает в печке старые фотографии. На одной из них – улыбающийся мужчина с добрыми глазами и рукой на плече у мамы. Мама плачет беззвучно, её плечи трясутся. Она шепчет что-то, одно и то же, словно заклинание: «Только бы не повторилось… Только бы не к тебе перешло… Я не хочу этого для тебя…» А потом она оборачивается и видит в щели испуганные зелёные глаза дочери. Её собственное лицо становится маской ужаса. «Уходи! – шипит она, и это не крик, а полное отчаяния предупреждение. – Никогда не интересуйся этим! Никогда! Забудь его!»
Яра почувствовала, как Мира на другом конце связи затряслась, словно в лихорадке. Их Силы, Навь и Явь, сплетённые в хрупком равновесии, дёрнулись и взвихрились от этого всплеска детских воспоминаний. Ледяной поток Яры рванулся вперёд, а тёплый барьер Миры дрогнул, подавшись под напором.
– Нет! – крикнула Яра, мысленно, вложив в этот крик всю свою волю. – Я с тобой! Держись!
Она не пыталась сдержать свою Силу. Она направила её. Не на Миру – вокруг неё. Ледяная стена сомкнулась, оградив хрупкое солнечное ядро подруги от её же собственных, затягивающих в себя воспоминаний. Это была не атака. Это была защита. Самая парадоксальная защита – тьмой от света, холодом от тепла.
На миг всё замерло. Две Силы, столь разные, переплелись в идеальном, немыслимом балансе. Холод Яры оберегал горячее сердце Миры. А тепло Миры согревало ледяную пустоту Яры, не давая ей замёрзнуть окончательно.
В хижине воцарилась тишина. Но это была иная тишина – не давящая, а звонкая, наполненная мощью. Голубоватые разряды на потолке сменились на мягкое, золотисто–зеленоватое сияние, исходящее от самого центра круга, от двух девочек. Воздух перестал пахнуть озоном и пылью. Он пах… лесом после дождя. Молодой листвой и влажной землёй. Жизнью.
Яра открыла глаза. Она видела стену перед собой, но чувствовала каждую клеточку Миры за своей спиной – её ровное, теперь спокойное дыхание, тихое, благодарное присутствие.
Она сделала это. Они сделали это.
Сзади раздался сдавленный вздох. Яра обернулась.
Демид стоял у стены, прислонившись к ней плечом, как будто только это и удерживало его на ногах. Он смотрел на них – на Яру и Миру, и в его глазах было что-то сломленное и в то же время новое, чистое. Весь его цинизм, вся его напускная грубость испарились, оставив лишь голое, беззащитное восхищение и… гордость. Его взгляд встретился с взглядом Миры, и он медленно, почти неверяще, кивнул. Это было признание. Его рука разжалась, и он показал ей большой палец. Мира в ответ улыбнулась – слабо, но искренне.
Яра почувствовала, как по её щеке скатывается слеза. Она не стала её смахивать. И тут её взгляд упал на Кира.
Он стоял на колене на границе круга, опираясь одной рукой о пол. Его голова была низко опущена, чёрные пряди волос падали на лицо. Второй рукой он сжимал грудь, точно ему было больно дышать. Его плечи вздымались от тяжёлых, неровных вдохов.
– Кир? – испуганно позвала его Яра.
Он поднял голову. Его лицо было белым, как мел, по краю лба выступили капельки пота. Но в его тёмных, бездонных глазах горел такой интенсивный, такой живой огонь, что у Яры перехватило дыхание. В них не было усталости. В них было… ликование. Ошеломление. И что-то ещё, от чего у Яры ёкнуло сердце и по спине побежали тёплые мурашки.
– Всё… в порядке, – выдохнул он, и его голос был хриплым, сдавленным. – Это… откат. Я держал связь с местом… пока вы… – он сделал ещё один глубокий вдох и медленно выпрямился, всё ещё не отрывая от неё взгляда. – Вы сделали это. Вы не просто удержали баланс.
Он поднялся на ноги, всё ещё немного пошатываясь, и сделал шаг к ним, через линию соли. Сияние вокруг девочек коснулось его, и он вздрогнул, словно от лёгкого удара током. Но не отстранился.
– Ритуал… не завершён, – сказал он тихо, глядя то на Яру, то на Миру. – Вы лишь настроили инструмент. Вплавить вашу волю в само место… это следующий шаг. Самый опасный. – Его взгляд стал серьёзным, почти суровым. – Вы готовы? Сейчас нельзя будет отступить.
Яра посмотрела на Миру. Та улыбнулась ей – слабой, уставшей, но самой настоящей улыбкой. В её зелёных глазах больше не было страха. Была решимость.
– Да, – сказали они почти хором.
– Тогда… – Кир обернулся к Демиду. – Скобель. И соль. Уже не для круга. Для них.
Демид, молча, с каменным лицом, подошёл и протянул ему тяжёлое железное лезвие и мешочек. Их пальцы ненадолго встретились, и Демид не отвёл взгляда, будто проверяя решимость Кира. Тот выдержал его взгляд, и Демид, наконец, кивнул – коротко и ясно: «делай».
Кир взял скобель. Лезвие тускло блеснуло в призрачном свете.
– Чтобы стать частью этого места, вы должны оставить здесь часть себя. Не только энергию. Кровь. – Его голос был безжалостно спокоен. – И запечатать всё вашей волей.
Он повернулся к Яре первым.
– Руку, Яра.
Она, не раздумывая, протянула ему ладонь. Она видела, как сжались его челюсти, прежде чем лезвие скользнуло по её коже – быстрый, точный, неглубокий рез. Боль была острой и резкой. Кир не стал вытирать кровь. Он обмакнул палец в её крови и провёл им по лезвию скобеля. Затем он взял щепотку соли и насыпал ей прямо на рану.
Жжение заставило её вздрогнуть, но она не отдернула руку. Она смотрела Киру в глаза и видела в них отражение своей собственной боли и своей решимости.
– Кровь – связь. Соль – воля. Остриё – форма, – проговорил он ритуально, и его слова висели в воздухе, обретая вес. – Теперь твоя очередь. Коснись стены. Оставь свой знак. Скажи ему, кто ты и что ты обещаешь этому месту.