- -
- 100%
- +
Но! Главное: он никуда от берёзы не отходил. До падения воробёнка и капли оставалось совсем- совсем…
– Что? – очень удивился английский зонт. – Вы хотите, чтобы вместо вас на дерево лезла ваша тень! Неужели вы хотите, чтобы она вместо вас сорвалась? Помилуйте, ведь это не спортивно.
Кот улыбнулся.
Но – поскольку не был чеширским – со стыда не сгорел и никуда не делся, и промолчал, продолжая не хотеть самому срываться с березы… В свой черёд береза предположила, что у тени могут быть не столь уж острые когти… В свой черёд зонт, продолжающий проникать в суть вещей, подумал:
– А как вы заставите тень двигаться?
Подумать получилось у него – почти (или не почти) вслух. Получалось, что суть вещей (она же чистая правда) – должна быть высказана… Иначе она будет всего лишь неуверенной догадкой (согласитесь, что это совсем не то).
– А как вы заставите тень двигаться?
Кот – опять улыбнулся: что ему его тень?
Что ему все тени вокруг! Он был кот: ему было достаточно бегать и – оставаясь на месте – ускользать… И суметь-таки от тени совсем ускользнуть; всем хорошо знакомы коты, гоняющие свою тень или поймавшие свой хвост.
Кот – опять улыбнулся; ему было приятно подумать о себе, как о почти чеширском коте… Должно быть, сегодня на его пути вовсе не случаен оказался особо английский зонт: быть может, именно сейчас коту удастся (как пешеходу, под дождем негаданно нашедшему зонт) поговорить со своей тенью почти на равных?
Чтобы утвердить эту удачу в себе, ему пришлось-таки (почти) заговорить:
– Не знаю, – молча мурлыкнул кот. – Быть может, вы мне подскажете?
– Я?! – сначала (причём – тоже молча) удивился зонт.
Потом (запоздав и – как всегда молча) удивилась береза:
– Неужели и я?
Кот, которому было достаточно и бегать, и оставаться – и все это одновременно – был более горазд, нежели его молчаливые собеседники, забираться (когтисто цепляясь) на любую проблему; кот, которому было достаточно находящегося прямо перед ним, прямо сейчас же и принялся описывать нашедшиеся ответы:
– Посмотрите!– на этот раз он мурлыкнул вслух. – Я (как и вы теперь) могу говорить молча, а могу и вслух, верно?
Береза и зонт (сразу проникший в суть происходящего и молча подсказавший свое проникновение березе) молча кивнули… Так и не заметив, что перевели свою речь в жест; дальше-больше!
Им осталось совсем немного проникнуть(ся) проблемой кота, чтобы рассказать коту, как отпустить тень гулять самой по себе…
Береза молча (а могла бы и вслух, чего уж теперь) подумала:
– С котами ведь как? Когда думаешь, что он есть – то его совсем нет! А когда твердо знаешь, что его нет – то он обязательно есть (хотя бы отчасти или почти)… Правда, зонтик? Правда, кот? Все так и обстоит.
– Да, – молча мурлыкнул кот.
– Да, – вслух мурлыкнул зонтик.
Береза (почти что вслух) зааплодировала такому перетеканию природ одной в другую.
Тогда кот развалился на земле (его тень развалилась почти рядом с ним) и подернул полосатым хвостом (тень от хвоста почти успела подернуться одновременно с хвостом); потом кот зевнул… И тень от зевка почти что оторвалась от его пасти, почти успевая за вкусным звуком…
Кот спросил, причём – уже было совсем-совсем неважно, вслух он это проделал или молча:
– Вот так, наверное, это и делается?
Честная компания тотчас и почти точно так же (то ли вслух, то ли молча) с ним согласилась и сказала хором:
– Да!
– Но мне нужна уверенность, – подумал кот. – Как я её получу?
– Да от меня! – сказал зонтик. – Смотри, вот я – тонкий и проникающий; видишь? Я проникаюсь, не двигаясь.
Береза кивнула.
Проделала она этот кивок – не совершая ничего, а словно бы поменявшись с котом местами и тоже став скользить, не двигаясь; кот – склонил голову, молча к зонту приглядываясь; солнышко, проникнув сквозь кивнувшую тень березы, тоже утвердительно бросило лучик…
И тот лучик почти что принялся с места на место перелетать, говоря:
– Ага!
– А теперь я стану всепонимающий, смотри! – зонтик взял и сам по себе раскрылся, причём – тень сама по себе, поначалу приотстав – бросилась и тоже стала всепонимающей…
– Раскройся, а потом быстро-быстро забеги за березу, – велел всепонимающий зонтик коту.
Кот, который ходил сам по себе и знал, что если даже его и нет, то на самом-то деле он есть, подумал и не согласится:
– А когти?
– Так они тоже раскроются-раскогтятся! – хором подумали береза и зонт.
Тогда кот решил тоже стать всепонимающим и раскрылся, и бросился, и убежал от своей тени, и спрятался за березой, и уже там распустил коготки… А потом и дальше пошёл сам по себе.
Пошёл прочь от березы!
А, может, всё и не так вышло: мечта кота исполнилась, и он сам (под видом своей тени) долез-таки до самых вершин… Или даже если – не… Кот всё равно раскогтился и покатился дальше…
И вот тогда-то пришло время воробьёнка и капли.
Согласитесь, славная вышла история.
А вот ещё один взгляд на эту историю.
Солнышко, время от времени проникая сквозь ветви и почти что став постоянным участником происходившего приключения; а ведь это настоящее приключение! Увидело-таки, как вослед особо английскому зонтику сумел раскрыться и особо когтистый кот…
Солнышко должно было быть готовым отвлечься от кота… Вон и тень его бодро устремилась за ним… Тогда ещё до падения воробьёнка и капли совсем не оставалось времени.
Но! Солнышко, время от времени проникая сквозь ветви, выделило из этого времени небольшую горстку и отдало её кошачьей тени… Тень бодро принялась карабкаться к далекой ветви, на которой было закреплено воробьиное гнездышко!
Но теперь уже никто: ни береза, ни зонт и даже (о дивное диво) сам дикий кот, которого там уже не было – не хотели, чтобы когтистая тень добралась до своей цели и ею клыкасто поживилась.
Потому, когда красивая и когтистая кошачья тень добралась-таки до далекой ветви и – что само собой разумелось её красотой, не могшей ничему навредить – с неё обязательно сорвалась, то (видя, как легкая тень красиво парит вдоль легкого и красивого ветерка) улыбнулись и старая береза, и особо английский зонт, и даже кот (ибо улыбка его была почти чеширской и почти ускользала) почти улыбнулся.
и ещё действительней станет, поверьте
утренняя сказка,
которая ещё не стала вечерней
Около автостоянки жили утренний кот и утренняя ворона. Жили они как бы сами по себе и никогда (вы не поверите, но такое слово действительно на белом свете есть) не встречались ни с вечерним котом, ни с вечерней вороной… Понимаешь, маленький друг, если бы им довелось встретиться, свет стал бы светом (свет бы настал, свет бы рассвёл) и тьма (которая, согласись, время от времени со всеми нами бывает) тоже стала бы светла.
Правда, очень по своему светла, и никак иначе.
Автостоянка, около которых жили утренний кот и утренняя ворона, была особенной. Но не потому, что на её плоскости стояли, лежали, возвышались, приезжали и уезжали самые разнообразные авто. Эта автостоянка располагалась около школы, но не была обнесена никаким забором. Просто по её периметру (есть такое странное слово, означающее очертания чего-либо) были положены округлые цементные камни, окрашенные (как и жакеты дорожных рабочих) в оранжево-апельсиновый цвет.
Эти чугунные камни напоминали половинки помянутого цитруса.
Эти чугунные камни напоминали половинки луны или солнца (если, конечно, предположить, что и у луны, и у солнца есть свои продолжения во тьму небосклона. Причём если эти продолжение существуют помимо тех освещений ночи или дня, что солнце и луна и так сами по себе совершают)…
Так вот, обычно утренний кот (а дело обязательно бывало по утру) меленькой своей трусцой сплетал свою узенькую кошачью тропку через автостоянку.
Тогда и утренняя ворона (обычно она уже прогуливалась по плоской поверхности автостоянки) начинала беспокоиться и даже полувзмахивать крылами, обозначивая взлёт… Понятно, что полувзлёта у неё не получалось, и почти всегда она оставалась-таки на автостоянке.
(как ты, верно, догадался, маленький друг, и кот, и ворона относились к плоскости автостоянки с должным почтением; речь всегда идёт лишь о прочтении следов кошачьих лапок и вороньих крыл – этих буквиц некоей азбуки)
Так вот, и сегодня (как и вчера) этот самый утренний кот (ну невозможно быть более утренним для кота, уж поверьте!) затрусил и завыплетал, и утренняя ворона (за-взлетая, то есть на кота искоса поглядывая) обозначила, что может и улететь…
Но так же обозначила, что может и пого-во-рить: она ведь, маленький друг, какая-никакая, а всё-таки во-рона, то есть словно бы ворота или ворот: в неё можно входить и (через неё) можно куда-нибудь повернуть или какие-никакие дела провернуть … А уж она-то подскажет, куда имено!
Но кот тоже был далеко не прост.
И пока они (мои любимые кот и ворона) решают, с какими политесами им друг с другом обходиться (если уж решили не обходить друг друга стороной: очень им автостоянка была симпатична, наверное), я попробую растолковать не только тебе, маленький друг, но и себе: отчего это в прекрасные герои сказок я всё чаще беру котов и воронов?
Ну, во первых: они и сами по себе прекрасны…
Ну, во вторых: они так легко (без каких-либо внутренних пережёвываний, да ворона – например – вообще не жуёт, а клюёт) переходят из одной природы в другую: из утра в вечер или ночь, из осени в зиму или весну (ну разве что коты в марте могут немного поорать от избытка жизни), да и из смерти в жизнь тоже – легко…
Впрочем, о жизни и смерти, и об их различии мне с тобой говорить время еще не пришло; ты спросишь, маленький друг, как оно приходит, время? А вот так: по кошачьи или вместе с разлапистым и шатким (как походка) вороньим полётом… Но вот здесь я должен заметить: почему ворона и кот – утренние, если я сам говорю, что они легко передвигаются туда и обратно?
А потому что это «туда и обратно» не имеет для них значения, они везде одинаковы: они всё принимают естественно и смиренно (то есть с миром)… Это и значит «во первых»: они и сами по себе прекрасны! Но вернемся к нашим зверям, нашей живности. Вернёмся просто-напросто потому, что утренняя ворона и утренний кот давным-давно встретились, а мы всё ещё рассуждаем…
В то время, как им давно пора разойтись (и разлететься) по своим делам.
Или – не разлететься?
Посмотрим… И здесь я заметил свою ошибку: и сегодня ворона с котом разойдутся… Ну что ж…
…И увидим, как просто и очень напросто (напористо, что ли?) по-тому неровному (изъезженному и изжёванному колесами) асфальту пробежал-таки кот и миновал-таки свою давным давно знакомую ворону. Ворона повела бусинкой глаза вослед утреннему коту. Следом за бусиной глаза повёлся её хитрый клюв, и показалось даже, что ворона захотела этим клювам что-нибудь кар-р-кануть…
(например-р – свой «пр-ривет»)
Но ворона промолчала и осталась утренней. Согласись, маленький друг, карканье всё-таки более сумеречно, нежели легкая утренняя изморозь. Ведь давно наступил октябрь, причём сделал это почти так же незаметно, как наступает на автостояночный асфальт утренний кот… И вот-здесь-то ворона спросила у наступившего октября:
– Холодно?
– Нет, – бодро ответил наступивший октябрь.
Он был прозрачен. Он не имел очертаний. Но отвечать за свои слова был способен. Ибо тоже жил здесь. И, в прямом отличии от кота или той же любопытной (ибо – спрашивающей) вороны, всегда жившего не здесь, а неподалеку, он еще и жил – сейчас.
Кот (в прямом отличии от вороны) не был столь любопытен. Но (уже почти что уйдя, уже почти что выбириясь за автостоянку) вдруг уяснил, что на автостоянке происходит нечто значительное… Кот был решительным котом. И хотя октябрь – не март, просто так игнорировать происходящее он не за-хотел и зашёл за своё хотение…
…Так что же, я опять ошибся: ворона с котом не совсем разошлись? Посмотрим, посмотрим…
(Автостоянка выглядела так: по периметру подобие ограды из искусственных валунов, вдоль ограды – машины, готовые ехать туда-сюда; не правда ли , маленький друг, просто напрашивается аналогия с человеческими желаниями: что хочу, туда руль и ворочу?)… И что мы увидим?
Что кот зашёл за свое хотение и не только остановился на месте (не стал австостоянку покидать), но и повернулся, и даже вернулся к вороне (которая была очень занята – разговаривала с октябрем – и не заметила подобравшегося к ней мелкого – но очень отважного, если надо – даже не полудомашнего, а полного (то есть совсем-совсем уличного) хищника…
– Жаль, – сказала ворона октябрю.
– И чего же, – вежливо поинтересовался у вороны октябрь.
– Да скоро я начну мерзнуть…
– Так ты ещё не мерзнешь? – уточнил октябрь.
– Нет.
– Вот это и называется у людей: каркать, – весело прокомментировал подобравшийся к собеседникам кот.
Ворона прямо-таки подпрыгнула: она (ОНА!) не заметила кота…
– Стой! – крикнул ей кот.
– Стой!– крикнул ей невидимый (но очень ощутимый) октябрь.
Но ворона уже улетела. Ведь она не могла иначе. Так что я и прав, и не прав: ворона и кот не сошлись, но разлетелись. Но сказка уже разошлась! Что мы сейчас и видим, и слышим:
– Подумать только, – сказал (почти сам себе, однако же коту намекая, что можно и поговорить с незнакомому октябрю с незнакомым котом) невидимый октябрь…
– Да бросьте! – мурлыкнул кот. – Вижу я вас.
– Как это?
– И ворона вас видела.
– Ну, что ворона видит, я как-то привык. Потом, когда я окончусь, я думаю, и ноябрь привыкнет. Потому-то вы с вороной и ходите (и летаете, что для меня всё равно) сквозь (а не через) автостоянку, что (как и автостоянка) не принадлежите статичному, окончательному и…
– Ну, ты совсем нас захвалил, – совсем было собрался мурлыкнуть (якобы от удовольствия) и – тем самым – таки перебить (и тем самым замаскировать перебивание) избыточно разговорчивый, но не слишком определенный (ибо всё-таки месяц, а не существо) октябрь…
Но не мурлыкнул. Всё-таки в октябре котам не слишком уже комфортно. Октябрь даже заметил, что кот приподнимается на кончиках лапок, дабы асфальт не холодил подушечек его лапок и острых кончиков коготков. Октябрь подумал, что вот кот – охотник, что вот кот – передвигается, а ворона – перелетает, и только он, месяц октябрь – пребывает и убывает, начинается, продолжается и оканчивается… То есть – попросту есть: и здесь, и везде.
А вот встретились они на автостоянке.
А вот здесь, маленький друг, я расскажу тебе об автостоянке: она тоже попросту есть. Вороны и коты, автомобили и люди – приходят и уходят, и даже дожди или снега (которые, кстати, тоже могли бы стать героями сказки), и мне тоже (тоже – как кот, октябрь и ворона – автору этого сказочного описания происходящего: заметь, происходят самые обычные волшебства) все эти происшествия очевидно видны…
И это в то самое (октябрьское) время, как очень многим эта реальность видна не-очевидно…
Поэтому автостоянка – встречалась; так она и жила.
……Можно жить – раскрываясь…
Можно жить – прибывая или убывая (месяц, например, не только часть года, но ещё и луна на небосводе. Здесь (на автостоянке) все постоянно меняются: это такая точка отсчёта – перемены; в этом мире совсем нет весны или осени – настолько они повсеместны… И вот здесь в разговор со мной вмешиваешься ты, маленький друг!
Действительно, октябрь вдруг оглянулся…
И ещё действительней то, что кот вдруг улыбнулся… Они оба увидели – тебя: посмотри, ты сейчас перешагиваешь через ограничительную линию автостоянки (на которой как раз и располагаются ограничительные валуны; посмотри на себя, маленький друг, и запомни мгновение, когда ты подходишь к вороне и октябрю.
Действительно, в этот миг вы удивительно совпадаете…
То есть деятельно совпадаете…
Но я (автор этой волшебной истории) знаю то, чего вы никогда не узнаете: моё авторство анонимно. Более того, любая сказка анонимна и принадлежит всем-всем (и это действительней, нежели действительность)… Вот сейчас поговорили между собой (или не поговорили, но могли бы) автостоянка, ворона, кот и октябрь…
Действительно, это многожды действительней чего угодно.
А чего нам угодно?
А угодно нам – действия! Без-действие как-то не комфортно, как и коту в октябре на улице. Поэтому я (наблюдавший за всеми этими беседами и не-беседами, подошёл к октябрю (а мог бы этого не делать, ведь октябрь – везде, но мне захотелось в их обществе поучаствовать) и взял уличного серого кота на руки…
Кот, естественно, зашипел.
– Что ты! Что ты! – воскликнул октябрь.
– Что ты! Что ты! – кар-рканула тотчас прилетевшая обратно ворона; собственно, пора мне эту историю заканчивать: кот у меня на руках, и он не слишком доволен (на всякий случай, видимо); я любуюсь вороной (это большая ворона, красава, что еще сказать? И клюв у неё черный-черный), вокруг меня автостоянка и октябрь…
– Что ты! Что ты! – ещё раз карканула ворона.
Я тотчас понял, что все они беспокоятся о моём заканчивании чего-либо: они прекрасно знают, что закончить ничего не удастся: все не только не имеет видимого начала, но ещё и продолжается много дальше моего разумения)… Впрочем, маленький друг, ты можешь определить момент, когда перейдёшь от одной истории к другой.
Или кот перебежит от одного места к другому.
Или ворона перелетит.
– А ничего я, – сказал я, поглаживая кота…
Кот меж тем, всё ещё взрыкивал у меня на руках, на всякий случай предупреждая: он готов действовать самым решительным образом. Он готов делать происходящее ещё действительней… И он обязательно сделает… Вот полежит ещё немного на руках, и сделает… Глядишь, к вечеру соберется сделать…
Кот согласился:
– А ничего ты.
– Что ты! Что ты! – опять на всякий случай карканула ворона.
Ведь пока это утренняя, так сказать, рассветная сказка.
Ещё немного, и она станет ещё действительней.
ПЕРВОЕ ЗНАКОМСТВО С КЛАВОЙ
p. s. со всей очевидностью нашу историю предваряющий: имена имеют значение! если мальчика зовут (причем не только зовут куда-нибудь или предлагают остаться на месте), предположим, самым обычным словом НЕОБЫЧНЫЙ, то его мир детства может оказаться гораздо более взрослым, нежели наш взрослый мир; мир детства действительно НЕОБЫЧЕН, и сейчас я ему ОБУЧАЮСЬ.
когда человек, большой или маленький, начинает учиться, это значит, что мир детства перестал звать его по имени; взрослому человеку приходится свое имя ОПРАВДЫВАТЬ: предположим, ты упал с велосипеда или сноуборд ловко убежал у тебя из-под ног; товарищи над тобой безобидно подшучивают и ты пытаешься оправдаться – это все очень похоже, но все не так! ибо в детстве у тебя было “все”, а теперь этого “всего” как бы и нет.
а вот как, предположим, оправдать прозвище КРЯКИШ? может быть, его и не надо оправдывать?
Кошка спала на ноутбуке.
Это была небольшая серая с голубоватым отливом кошка с изящными тонкими лапками, длинным тонким хвостом и любопытной кошачьей мордочкой. Спать кошке было удобно, поскольку ноутбук, как известно, плоский, и его хорошо можно согреть теплым кошачьим животиком. А вот какие ей снились сны, можно было спросить у клавиатуры ноутбука, расположенной как раз под его согретой крышкой, и она могла бы описать их на экране.
Эта небольшая серая кошка, сейчас спавшая на ноутбуке, как раз и дружила с мальчиком по прозвищу Крякиш, но поначалу даже она не догадывалась, почему его так прозвали: Весь ее кошачий ум (а по кошачьи она была очень умна) заключался в том, чтобы никому не мешать самому себе соответствовать!
Кошке, предположим, быть кошкой, а Крякишу, соответственно, Крякишем.
Итак, кошка спала на ноутбуке и сейчас она даже представить себе не могла (а точнее, сейчас все из себя представляли её кошачьи сны), что ей предстоит спасать мальчика Крякиша от самого себя; а вот что представляет из себя мальчик Крякиш, очень хорошо могла бы представить клавиатура согретого кошачьим животом ноутбука…
Крякиш был мальчик так себе, и таким бы он и остался: То есть самым что ни на есть любимым сыном и внуком! То есть весьма перекормленным вкусностями и весьма одаренным дорогими подарками. То есть ничего не желавшим более того, чтобы ему не мешали забавляться с клавиатурой ноутбука и погружаться в различные “стрелялки”. То есть ничего более не желавшим.
И вот здесь в моей сказке появляется то, что я называю ЖЕЛАНИЯМИ.
Крякиша прозвали Крякишем не только за то (кошка не могла этого знать, поскольку никогда дома не покидала и была кошкой домашней), что он и внешне напоминал утку: Маленькая голова на длинной тощей шее и пухлые (напоминавшие клюв) губы – все это покоилось на пестро (ибо современно и модно) одетом туловище… Товарищи Крякиша (его класс вывели на прогулку в Летний сад) увидели в Лебяжьей Канавке стайку уток; потом сам Крякиш решил передразнить какого-то селезня и “крякнул”, еще более вытянув губы (а вы знаете, как легко в детстве находятся прозвища? То-то), и все было решено – в секунду!
Итак, кошка спала на ноутбуке и не знала, во что сейчас может вылиться её ЖЕЛАНИЕ никому не мешать и всегда самой себе соответствовать (как, предположим, её другу Крякишу – соответствовать самому себе и просто плыть по канавке и “крякать”, кому-нибудь подражая) – ведь она не представляла всю волшебную силу клавиатуры маленького ноутбука!
Здесь нам всем открывается маленькая тайна этого дома: У кошки не было никакого имени – все звали её просто кошкой – чем она была весьма довольна, полагая себя на белом свете единственной исключительной кошкой! Итак, кошка привычно спала на ноутбуке и не знала, во что сегодня это может вылиться… Клавиатура (всякий, кто имеет дело с клавиатурой, знает, что она более чем жива и волшебна!) долго терпела кошачью вседозволенность и наконец-то не вытерпела – и все это тоже вылилось!
Всякий знает, как выливается вода из переполненного стакана. Всякий знает, как выплескивает переполненное терпение. Но не всякий знает, что происходит, когда кто-нибудь переполняется самим собой: Например, кошка (которая благодаря своим снам – ведь во снах происходят сказки! – проникла-таки в нетерпение клавиатуры) спала сама по себе и САМА ПО СЕБЕ гуляла в своих снах (известно, таковы все самостоятельные кошки), и вдруг стала НЕ САМА ПО СЕБЕ, но – получила возможность себя проявить.
И вот здесь-то в нашей сказке появляется хоть и юная, но уже очень влиятельная девчонка Клава: Для того, чтобы она появилась, мальчику Крякишу (а мы помним, что выглядел он – не смотря на модную одежду – увалень увальнем) оказалось необходимо и достаточно всего лишь открыть дверь и войти (и за собой дверь закрыть, что он и проделал), снять так и не проснувшуюся кошку с крышки ноутбука, переложить её на стол (ноутбук лежал на письменном столе мальчика) самому сесть за стол в кресло и открыть теплую крышку…
И вот здесь в нашей сказке появилась влиятельная девчонка Клава.
И вот здесь в нашей сказке появляются (хотя некоторые из них уже забежали вперед) одухотворенные и вполне живые ИМЕНА. Причем они не только появляются, но и начинают всем заправлять: Почти так, как заправляют картридж – наполняют очертания событий всеми цветами их собственного смысла! Теперь, например, кошку мы будем именовать Кошкой с большой буквы.
Итак, теперь наша КОШКА С БОЛЬШОЙ БУКВЫ сама по себе спала на крышке ноутбука и (о чудо) – вдруг она стала не сама по себе! Чьи-то изящные – но посторонние! Ибо никого, кроме кошки и Крякиша в комнате быть не могло – пальцы пробежали по ее серой с голубым шерстке, но и это не всё: Эти ЧЬИ-ТО изящные, но сильные пальцы, уверенно пробежав по кошачьей шерстке, не менее уверенно стали брать кошку на ЧЬИ-ТО руки.
Поначалу (когда пальцы только-только по ней пробежали) Кошка приоткрыла один свой зеленый глаз, но – только поначалу; когда НАЧАЛО (с большой буквы, ибо это тоже имя) вдруг продолжилось, и Кошку подняли на руки, она распахнула свой второй зеленый глаз, причем уже во всю его ширь – причем ее первый зеленый глаз распахнуться во всю ширь запоздал, и ему пришлось – распахиваясь – самого себя нагонять! И вот что Кошка увидела своими глазами:
Она увидела себя на руках у длинноногой задумчивой ДЕВЧОНКИ (это ведь тоже имя, отличное от имени ДЕВОЧКА); но прежде всего Кошка увидела, что хотя и взяли её на руки вполне бережно, но её кошачьи лапки все же таки забавно повисли в воздухе – кошка медленно и не торопясь (как бы намекая) выпустила коготки…
– Здравствуйте, мальчик! Как вас зовут? – произнесла девочка, и её пальцы опять пробежали по кошечьей шерстке.
Кошка мигом успокоилась, заурчала и коготки втянула; а вот поименованный МАЛЬЧИКОМ мальчик Крякиш прямо-таки за клавиатурой остолбенел!