Ангел-хранитель аллеи Ангелов

Командиры роты, батальона, полка, дивизии, соответствующие комиссары и политработники, отступающие с боевой позиции без приказа свыше, являются предателями Родины. С такими командирами и политработниками и поступать надо как с предателями Родины.

Таков призыв нашей Родины.

Выполнить этот приказ – значит отстоять нашу землю, спасти Родину, истребить и победить ненавистного врага.

После своего зимнего отступления под напором Красной Армии, когда в немецких войсках расшаталась дисциплина, немцы для восстановления дисциплины приняли некоторые суровые меры, приведшие к неплохим результатам.

Они сформировали 100 штрафных рот из бойцов провинившихся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости, поставили их на опасные участки фронта и приказали им искупить кровью свои грехи.

Они сформировали, далее, около десятка штрафных батальонов из командиров, провинившихся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости, лишили их орденов, поставили их на еще более опасные участки фронта и приказали им искупить свои грехи.

Они сформировали, наконец, специальные отряды заграждения, поставили их позади неустойчивых дивизий и велели им расстреливать на месте паникеров в случае попытки самовольного оставления позиций и в случае попытки сдаться в плен. Как известно, эти меры возымели свое действие, и теперь немецкие войска дерутся лучше, чем они дрались зимой. И вот получается, что немецкие войска имеют хорошую дисциплину, хотя у них нет возвышенной цели защиты своей родины, а есть лишь одна грабительская цель – покорить чужую страну, а наши войска, имеющие цель защиты своей поруганной Родины, не имеют такой дисциплины и терпят ввиду этого поражение.

Не следует ли нам поучиться в этом деле у наших врагов, как учились в прошлом наши предки у врагов и одерживали потом над ними победу?

Я думаю, что следует.

ВЕРХОВНОЕ ГЛАВНОКОМАНДОВАНИЕ КРАСНОЙ АРМИИ ПРИКАЗЫВАЕТ:

1. Военным советам фронтов и прежде всего командующим фронтами:

а) безусловно ликвидировать отступательные настроения в войсках и железной рукой пресекать пропаганду о том, что мы можем и должны якобы отступать и дальше на восток, что от такого отступления не будет якобы вреда;

б) безусловно снимать с поста и направлять в Ставку для привлечения к военному суду командующих армиями, допустивших самовольный отход войск с занимаемых позиций, без приказа командования фронта;

в) сформировать в пределах фронта от 1 до 3 (смотря по обстановке) штрафных батальонов (по 800 человек), куда направлять средних и старших командиров и соответствующих политработников всех родов войск, провинившихся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости, и поставить их на более трудные участки фронта, чтобы дать им возможность искупить кровью свои преступления против Родины.

2. Военным советам армий и прежде всего командующим армиями:

а) безусловно снимать с постов командиров и комиссаров корпусов и дивизий, допустивших самовольный отход войск с занимаемых позиций без приказа командования армии, и направлять их в военный совет фронта для предания военному суду;

б) сформировать в пределах армии 3-5 хорошо вооруженных заградительных отрядов (по 200 человек в каждом), поставить их в непосредственном тылу неустойчивых дивизий и обязать их в случае паники и беспорядочного отхода частей дивизии расстреливать на месте паникеров и трусов и тем помочь честным бойцам дивизий выполнить свой долг перед Родиной;

в) сформировать в пределах армии от 5 до 10 (смотря по обстановке) штрафных рот (от 150 до 200 человек в каждой), куда направлять рядовых бойцов и младших командиров, провинившихся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости, и поставить их на трудные участки армии, чтобы дать им возможность искупить кровью свои преступления перед Родиной.

3. Командирам и комиссарам корпусов и дивизий:

а) безусловно снимать с постов командиров и комиссаров полков и батальонов, допустивших самовольный отход частей без приказа командира корпуса или дивизии, отбирать у них ордена и медали и направлять в военные советы фронта для предания военному суду:

б) оказывать всяческую помощь и поддержку заградительным отрядам армии в деле укрепления порядка и дисциплины в частях.

Приказ прочесть во всех ротах, эскадронах, батареях, эскадрильях, командах, штабах.

Народный комиссар обороны И. СТАЛИН

Какой длинный текст! А теперь представьте: на нас не давит послезнание… «это как с манифестом Николая II (не помню, какой именно; кажется, о восшествии не престол… Или нет?) – интеллигенты покатывались: а на нас Господь возложил… Слово «ананас» стало паролем тогдашней рукопожатности!

А на нас Господь возложил мученический венец, и на Государя – тоже.

– Зачем ты меня убил? – продолжал настаивать призрак.

Верховный не ответил. Лукавого невозможно победить в споре: он – великих схоласт. Невозможно превзойти в аскезе: у него нет тела. Невозможно огородиться самоотречением: он от всего отрёкся.

Верховный ответил просто:

Ходил он от дома к дому,

Стучась у чужих дверей,

Со старым дубовым пандури,

С нехитрою песней своей.

А в песне его, а в песне -

Как солнечный блеск чиста,

Звучала великая правда,

Возвышенная мечта.

Сердца, превращенные в камень,

Заставить биться сумел,

У многих будил он разум,

Дремавший в глубокой тьме.

Но люди, забывшие Бога,

Хранящие в сердце тьму,

Полную чашу отравы

Преподнесли ему.*

Сказали ему: „Проклятый,

Пей, осуши до дна…

И песня твоя чужда нам,

И правда твоя не нужна!» (автор известен)

Бес в шеломе произнёс:

– Надо же, помнишь… – чем себя безусловно выдал.

Он (как конкретный человек) – не мог бы знать поэзии молодого Джугашвили. Что ведомо бесам, ведомо только Богу.

– А зачем ты мне зачитал свой приказ?

Тогда Верховный в точности привёл неизвестные ему слова великого поэта Юнны Мориц (о которой он тоже не мог знать – а ведь она прокомментировала выложенный мною в соцсети текст приказа): «Всё повторяется в зеркале Истории, в тех же ритмах, с теми же интонациями.»

Ремарка: Сталин мог бы и не знать такого поэта, но Юнна Мориц – небезызвестная Богу; Верховный сейчас – десница Создателя.

Привёл – не бесу, но – и самому себе, и – небесам: получилось – молча.

Призраки сгрудились у постели Верховного. Внешне – их было совсем немного; внутренне – было их видимо-невидимо: и вот здесь они (как у Волги когда-то) – проиграли! Сталин был уверен в невидимом.

Сталин – посмотрел. Казалось, бесы (физически) наваливались на него. А он (метафизически) был готов пройти меж них.

А они были готовы лишь усиливать навал.

– И здесь ты прав, – сказал бес в шеломе. – Раз в сто лет мир наш сатанизма собирается и идёт уничтожать ваш III Рим. История эта повторяется и повторяется: как раз сейчас, например.

Бес (всею костью своей) ухмыльнулся:

– Стало быть, ты не-до-победил нас; но ты и вовсе не можешь победить: вот такое орудие против тебя у меня есть. Неопровержимый довод против самого твоего бытия. Мне всего лишь следует убедить тебя, что тебя вовсе нет, что ты – даже не кровавая и героическая нелепица, заступившая путь самой Неизбежности: превращению человечества в сборище гомункулов той или иной оскоплённой культуры; что на самом-то деле тебя вовсе не было! Даже и не могло быть. Это такая «культура отмены», знаешь ли.

Здесь бес (всею костью своей) сделал гримаску, спохватившись: много изречённых слов. Побеждать надо правдой.

Разве что Верховный – грузин, отождествивший себя со Святой Русью; так не пора ли (по фарисейски) побить его камнями?

Сталин молчал.

Спасение человечества русскими

Не постигнуть смыслами узкими.

Только вёсла пообломаешь,

Проходя между альф с омегами.

Человечек, ты сам знаешь,

Как не просто тебя спасти,

А чтоб стал ты себе по росту.

Мне тогда с тобой по пути (когда – не о вчерашнем снеге).

И тогда я, словно кузнечик,

Перепрыгну в старую гамму.

Снова наши альфу с омегой проиграю как до-ре-си.

Человечность опять признаю сохранённою на Руси.

А потом перейду к Московии.

И закончу своей Империей,

Царством Божьим СССР!

Только-только мы осознали, что доподлинное потеряли.

Привожу себя как пример -

Что спасаем душою русской!

Как бы не был я оглушаем хороводом моих потерь.

Но – прозрения (не)изрекаемые и традиции (не)нарушаемые.

А ревнуя за человечество – это как перед женщиной дверь

Придержать, пропустив вперёд.

Так из мёртвой жизни в живую

Всяк в иголье ушко пройдёт.

Сталин молчал. Слова были бес-смысленны: любой смысл можно переврать, если нет точки отсчёта: только Дело. С большой буквицы. Которому предшествует Слово. Тоже с большой буквицы.

На этом молчании эпизод запугивания бесами Иосифа Джугашвили (Сталина – чудесного грузина) можно считать оконченным: бесам некуда было отступать, но и Сталину отступать было – как под Сталинградом: за Волгой земли не было, только небо.

Стало быть (обладая послезнанием) – Сталин начинал побеждать. Это было как добавление необходимого (души) к достаточному (телу): как во День Со-творения: вдунул душу живую.

Поэтому Сталин не говорил за Господа. Господь всё определил сам.

С ним самим – обстояло как с апостолом Петром (трижды отрекавшимся, как известно), успешно покинувшим Рим посреди гонений… И внезапно вернувшимся, назвавшимся солдатам и распятым вверх ногами: не беги впереди Бога!

Имеющий душу да услышит.

Не беги впереди Бога.

Вместе с Богом сам упади,

Поднимись и отправься ввысь.

Упади и отправься в ад.

Вместе с Богом приди назад

На крыле Его, на земле.

Не беги впереди Бога.

Ухвати за уши дорогу

И на холке её скачи.

У меня есть одни ключи

От всего! И от них ручьи.

И от них мои речи Вести.

И от них мои сроки вечности.

В них истоки бесстрашной личности.

«Подобно тому, как душа носит тело свое, так Бог носит всю вселенную, все миры, будучи необъемлем ими; душа наполняет все тело, – и Дух Господень исполни вселенную [Прем. 1, 7]; только душа ограничивается телом, хотя и несовершенно, потому что может носиться везде; а Дух Господень не ограничивается миром и не заключается в мире, как в теле.» (игумен Никон Воробьёв)

Потому – Иосиф Виссарионович Сталин, сын сапожника, был человек более чем верующий: он доказал свою веру Делом.

Другое дело: его Крест мне (честно скажу) – не по силам.

Я представил себе, что сейчас, когда весь мир собрался мою страну нивелировать до собрания разномастный корпускул, и вновь вся надежда на решения Верховного, на героизм и умение российского воина и на самоотверженность тружеников тыла, я самолично стал свидетелем беседы другого Верховного со всем синодиком призраков погубленных им людей, и невинных, и супротивников.

Разумеется, это была аллюзия на картину Михаила Клодта «Иван Грозный и тени его жертв».

Иосиф Виссарионович Сталин находился на своей даче. Была ли эта дача подмосковной (Ближней – в Кунцево), или же находилась она (находила себя) на Черноморском побережье, именуясь Холодная речка (в 15 километрах от Гагр), или даже какая-нибудь ещё; не суть важно! Великий поэт-фронтовик сталинско-советской эпохи Борис Слуцкий уже написал (если смотреть на него – из моего будущего): все мы ходили под Богом. У Бога под самым боком.

Иосиф Виссарионович Сталин, сын сапожника.

По аналогии с картиной Клодта Иосиф Сталин (под натиском приступивших к нему бесов) – прижался спиной к стене; само собой, на этой стене никаких образов быть не могло: святители земли Русской не вставали стеной за ним!

Казалось бы, не вставали.

Тогда что ему оставалось? Ничего кроме, как оттолкнуться от стены левой рукой и перекреститься правой. Это всё – при условии, что – «по официальной версии, еще в 6-летнем возрасте Сосо Джугашвили попал под фаэтон и получил травму левой руки и ноги. Эту историю он сам поведал жене Надежде Аллилуевой, а потом и кремлевским врачам. В его истории болезни записано: «Атрофия плечевого и локтевого суставов левой руки вследствие ушиба в шестилетнем возрасте с последующим нагноением в области локтевого сустава».

При этом он спускает босые ноги в кальсонах с лавки и делает шаг прямо в гущу призраков.

И попадает в своё детство.

В котором детстве (если действительно впасть в детство) он перестаёт вести себя как гоголевский Хома Брут, огородившийся слабеньким кругом от сбежавшейся со всей округи нечисти; напротив – становится собой: как отрок Иисус, разговаривавший с книжниками и учителями, дививившимися его невесть откуда взявшейся образованности.

Чтобы одолеть подступивших к нему врагов, Сталин впал в детство.

Станьте как дети и наследуете Царство Небесное! Мы с тобой, читатель, обладаем некоторым послезнанием. Поэтому – уверены в невидимом: Сталин – сокрушительно победит (себя самого) и сокрушительно проиграет (себе самому).

Зато теперь стало ясно, почему Верховный именно так отнёсся к попытке издать книгу о его детстве:

«Я решительно против издания «Рассказов о детстве Сталина».

Книжка изобилует массой фактических неверностей, искажений, преувеличений, незаслуженных восхвалений. Автора ввели в заблуждение охотники до сказок, брехуны (может быть, «добросовестные» брехуны), подхалимы. Жаль автора, но факт остается фактом.

Но это не главное. Главное состоит в том, что книжка имеет тенденцию вкоренить в сознание советских детей (и людей вообще) культ личностей, вождей, непогрешимых героев. Это опасно, вредно. Теория «героев» и «толпы» есть не большевистская, а эсеровская теория. Герои делают народ, превращают его из толпы в народ – говорят эсеры. Народ делает героев – отвечают эсерам большевики. Книжка льет воду на мельницу эсеров. Всякая такая книжка будет лить воду на мельницу эсеров, будет вредить нашему общему большевистскому делу.

Советую сжечь книжку» (Иосиф Сталин)

Сталин делает шаг. Верховный вступает в гущу своих смертных грехов. Те (поначалу) – отпрянули, потом вновь приступили:

– Сжечь? Сжечь книжку от твоём даже не героическом, а именно что титаническом детстве? Шалишь! – воскликнул череп в шеломе.

Сталин не ответил. Сталин стал жечь.

«Я не такой, как все» – твержу

Я то отчётливей, то глуше.

Я и пред Господом скажу:

«Я не такой, как все. Я – хуже». (Поэт Николай Зиновьев)

Этих стихов «из будущего» поэт Джугашвили (чудесный грузин) тоже не мог знать. Имеет ли это слово «знать» хоть какое-то значение – кроме одного: любой человек – знатен? Если он знает своё место в мироздании.

Осознаю ли я своё место в миропорядке? Что выше права (данного Адаму и Еве) называть вещи по имени? Достаточен ли я, чтобы совершать необходимое? Добавлять душу Слова к глине Тела…

– Богохульник! – крикнул бы мне череп в шеломе. – Ты ставишь себя вровень с Творцом Вселенной. Тебя можно и должно побить камнями.

Напомню: Иосифа Ужасного он уже назвал христопродавцем.

Если бы весь сонм бесов, сгрудившихся на картине Клодта, обладал хоть какой-то реальной плотью, Иоаннна Васильевича IV (Грозного) обязательно бы по фарисейски побили каменьями.

А так Иосиф Сталин оттолкнулся своей сухой рукой от несуществующей (в его реальности) стены с образами и встал с постели.

Ступил в самую гущу своих «не своих» ( необходимых не обходимых) жертв.

Предположим, они – рас-таяли. Рас-творились в собственном не-до-понимании (казалось бы, всепонимающем – помните: «я не всеведущ, но я искушён.» Мефистофель в изложении Гёте); бесы, обладая полной властью над вещами этого мира, оказывались бес-сильны в необходимом: вдыхании жизни живой.

Генералиссимус Иосиф Сталин – ступил в гущу своих бесов. Первое, что сделали с ним его бесы, это навеяли на него марево! Зато и Сталин (словно бы в ответ) – впал в детство. Сталин – стал совершенно бес-помощен.

Стал – не способен скрыть «кривизну» души (ущербность своей человеческой составляющей) – буде она у него была бы; те из внешних и внутренних «врагов народа», кто считает Верховного злодеем вселенского масштаба – например: некий персонаж Айрис из последней части этого повествования (тогда как мы всё ещё в первой части; времена порой смещаются) – скорей согласятся с тем, что наши Верховные (Ленин, Сталин, Путин) – титанически чисты в своей бес-человечной и злокозненной кровожадности!

Нежели примут, что ничто человеческое им не чуждо. Что они есть экзи'станс человечности… А ведь я даже не буду спорить. Ответом на любые претензии со стороны бесов: мы всё ещё живы.

Итак, Сталин – стал; что я мог сделать (с маревом его бесов)? Зная – без Сталина не будет ни меня, ни того мира, в котором Христос воскресал.

Что настанет (или уже настал) шеол древних иудеев, где нет ни богов, ни героев, есть лишь бесконечное бытие биологических механизмов. Человечество – превратившееся в муравейник. Бытие – без надежды на nova vita (что бы кто под этим ни понимал); мёртвая жизнь.

Итак (итог) – Сталин впал в детство. А я ничего не мог поделать с детством Сталина (в которое он впал).

Зато – я вспомнил своё детство. Прошло оно в заполярном городе Норильске (понимай: НорильЛаг) при Норильском горно-металлургическом комбинате имени Завенягина: что касается внешности мёртвой жизни – она там была представлена: суровая тундра, железный промышленный пейзаж.

Я не могу впасть в детство Сталина, зато – способен «оказаться» в своём. В моём детстве мне особенно запомнилось Долгое озеро около моего города. Именно что – Долгое озеро долга.

А что касается мёртвой жизни бесов – здесь у них всё-всё обстояло гладко, как вода Долгого озера при Норильском горно-металлургическом комбинате имени Завенягина.

Туда, в Долгое озеро, стекали промышленные воды от Медного и Никелевого заводов (или от какого-то одного – не упомню, столько лет прошло)… Вспомнилось другое, лермонтовское – из иисусовых притч: «И кто-то камень положил в его протянутую руку.»

Шагнув в гущу бесов, Иосиф Виссарионович протянул им камень – вместо души.

Камень мог быть (например) – таким:

«Есть замечательная пословица: «Каждый хочет иметь друга, но не каждый хочет им быть». Сейчас всё чаще мы хотим «иметь». «Хочу ребёнка» – вместо «хочу быть матерью», «хочу иметь мужа» – вместо «хочу быть женой» и т. п. За этими тонкостями языка стоит отношение человека к жизни, его девиз: или – я для кого-то, или – кто-то для меня… В своём желании иметь мы ломаем жизни, разбиваем сердца – и страдаем от одиночества… «Человеку обладающему» всегда будет мало того, что есть. Мало денег, мало власти, мало одной жены, мало друзей, мало веселья, мало самого себя. Потребитель, не имея собственной сути, состоит из того, чем он обладает.»

Бесы – потребители душ. Бесам был протянут камень: детство Сталина.

Но – камень мог быть и другим: по берегам Долгого озера (а это было озеро моего детства) сплошь валялись крупные и мелкие обломки шлака, оставшегося после выплавки металла на том или ином (из помянутых выше) заводе… Вот каким может быть камень! Шлаком.

«Люди дурные готовы искать зло где угодно, только не там, где оно есть на самом деле.» (Маргарита Наваррская Валуа); вы спросите, почему я сделал своим героем не господина Шикльгрубера (очевидное европейское зло), а товарища Джугашвили (якобы «зло» азиатское)?

Отвечу: в отличие от европейского бесовства – где экзи'стансом тамошнего мировоззрения и выступил бесноватый Адольф (а это ведь сложный богословский вопрос: следует разобрать догматы католицизма и искус протестантской ереси) – я не считаю товарища Сталина злом (здесь искус заключён в слове «считат»ь); я потому и вспомнил своё озеро детства.

Долгое озеро Норильского комбината.

Повторю: здесь искус заключён в слове «долг» – что и как считать своим долгом.

Обнадёживает одно: те, кто выжил, исполняя свой долг (например, в наши девяностые, нашу Гражданскую, на нашем ДОНБАССе и в нашей СВО) очень устойчивы к их липкой бесовшине.

Тогда (в моём детстве) центральной улицей Норильска была улица Ленина. Несколько кварталов кирпичных пятиэтажных домов сталинской постройки отделяли её от улицы Комсомольской, далее город заканчивался. На возвышенности располагалось небольшое здание бассейна в псевдо-классическом стиле.

Простите за термины. Я не знаток архитектуры.

Сразу за бассейном начинался спуск к Долгому озеру. Оно открывалось в обрамлении пара (температура воздуха под минус сорок, тогда как адова вода – не замерзала). Озеро – о-гранено берегами, посыпанными шлаком от производств. Озеро – о-божжено сернистым газом от плавки руды.

Озеро – о-бнято рельсами узкоколейки и трубами раскалённой воды с ТЭС (или – не помню – с ТЭЦ).

Вы спросите, зачем я так подробно описываю производственный пейзаж? А потому лишь, «что Божественные и небесные предметы прилично изображаются под символами, даже с ними несходными.» (Дионисий Ареопагит. О небесных иерархиях)

Что вверху, то и внизу. Я не могу описать детство Сталина, но – я могу описать моё. Причём – в доступных мне символах Сталинской Победы (образом которой может быть Норильский комбинат, без никеля которого не было бы нашей танковой брони); я потому и обращаюсь к детству, что дети – это ангелы.

Мой ангел (я – в моём детстве) любил гулять в одиночестве возле Долгого озера. Несколько раз я даже обходил его по периметру (если так можно сказать: подушечкой пальца по огранке дьявольского зрачка): «Что означают чувственные изображения Ангельских Сил; что значит огонь их, человеческий вид, глаза, ноздри, уши, уста, осязание, веки, брови, цветущий возраст, зубы, плечи, локти, руки, сердце, грудь, хребет, ноги, крылья, нагота, одеяние, светлая одежда, священническая одежда, поясы, жезлы, копья, секиры, геометрические орудия, ветры, облака, медь, янтарь, лики, рукоплескания, цветы различных камней; что значат виды льва, вола, орла; что кони и их различные цветы; что реки, колесницы, колеса, и что значит упоминаемая радость Ангелов?»

Вот это слово: радость. Только радостью (перед лицом вечности) мы оправдаем ничтожество своей плоти и неисправимую двойственность своей сути.

Поднятый (по-над собой) искусом отрочества и благами подаренного мне провидением одиночества, я шёл сквозь Ленинский проспект (вот так и Верховный вырастал из нечаевских бездн полутроцкистского большевизма), погружался в замкнутые квадраты жилых домов – так осуждённые ленинградские архитекторы пытались оберечь жильё от огромного ветра заполярной тундры.

Ирреальную душу (для которой смерти нет) – от рациональной преисподней (в которой смерть бессмертна).

Я выходил на улицу Комсомольская. Пересекал её – и начинал подниматься по заснеженной возвышенности: как её назвать? Холм? Сопка? Ума не приложу. Северные ветры срывали с земной поверхности снег: кое-где проступала почва, даже виднелись жёлтые клочья травы… Я шёл выше и выше, оставлял за собой тёплое здание бассейна.

Почти сразу начинался спуск к озеру (Долгому озеру долга).

Насколько помню, с одной стороны были устроены «фонтаны»: нечто вроде поливочного механизма в какой-нибудь пустыне. Множество тонких горячих струй били в направо и налево. Даже вода у каменистого берега была тёплой, в ней можно было купаться (кстати, как и в том бассейне) хоть при минус сорока.

Разве что: очень недалеко от берега!

Там даже (вы не поверите) – какие-то рыбки жили. Мы (дети) пробовали их ловить на крючки – не получалось, тогда брали трёхлитровые банки, проделывали в пластиковых крышках дыры, обвязывали горло верёвкой… Всё это было бес-смысленно: зачем нам смерть мелких, похожих на пиявок, рыб?

Единственный смысл человека: быть ловцом человеков. А во имя ли Сына человеческого или во отрицание Его – это вопрос к Мирозданию: как и на каком языке ты его задаёшь.

Зачем искать великолепий

на небесах и на земле,

и в том числе – в Борисоглебе?

В Борисоглебе в том числе.

«Борисоглеб великолепен,

Борисоглеб неповторим»…

Зачем его возводят в степень?

Неповторимым был и Рим.

Так просто быть неповторимым…

Но на песке рисуют рыб —

и что тогда случилось с Римом?

Неповторимый Рим погиб!

Кто знает, несколько мгновений

или вся вечность на кресте?

Не требуется украшений

непреходящей красоте.

И наше время игровое

сошло с ума от мишуры.

Давай хотя бы мы с тобою

нарушим правила игры.

Игру огня в холодном небе

мы видим, стоя на земле -

и в том числе в Борисоглебе.