Азбука спасения. Том 78

Да ведает всякий из слушающих меня, что как видим, что день бывает после ночи и ночь опять после дня, так надлежит нам веровать и быть убежденными, что мы, находящиеся во тьме греха от рождения своего, можем посредством веры и исполнения заповедей выйти из нее и вступить в день божественный и в просвещение духовное, как опять из света сего и дня перейти во тьму и ночь греха, когда, по причине нерадения и презрения заповедей, начнем впадать в прежние грехи наши. Так будем подражать, по крайней мере, в этом служителю нашему солнцу. Как оно не перестает никогда сиять и освещать тварь, но всегда исполняет повеленное ему Богом, так да не попустим и мы себе сидеть по нерадению во тьме чувственных удовольствий и страстей, но позаботимся паче, исполняя повеление Того, Кто сказал: покайтеся, приближибося царство небесное, очистить себя каждодневным и непрестанным покаянием, и слезами, изливаемыми по причине его и ради его, и всяким другим доброделанием, и восподвизаемся опять войти в невечерний свет Божий, так как мы есмы сыны света. Таким образом, мы и сами собственным примером нашим сделаемся для ближних наших днем невечерним, и землею новою, и небесами новыми, имея в себе Солнце правды, сияющее на них, то есть, возвещая им повеления Бога и славу Его не пустыми и тщетными словами, а самыми делами, и бывая чрез то для нерадивейших братии деятельными учителями всему должному и делая их безответными.

Итак, не будем подвигать братий на нерадение, говоря им: как возможно людям исполнить то или то? – и делая их чрез то нерадивейшими на исполнение заповедей. Ибо, что многое невозможно для многих, это признаю и я; но для каких? – Для таких, которые так же, как и я, нерадивы и не хотят презреть мир и вменить в уметы все блага его; для тех, которые всецело преданы суетной славе, алчут богатства и радуются похвалам и почестям человеческим; для тех, которые сверх того порабощены, бедные, гордостью и тщеславием; для тех, которые самоохотно, подобно нечистым животным, валяются в блате греховных страстей и дел скверных, которые, имея жилище души своей упраздненным от Христа, Который обитает в верных, вопия к ним каждодневно: в мире скорбни будете, но дерзайте, яко Аз победих мир, – дают согласие диаволу, чтоб обитал в них. Для тех же, которые силою веры отверглись себя и последовали за Христом, с надеждою, любовью и смирением, и стяжали Его обитателем в себе, со Отцом и Святым Духом, – для таких все бывает возможно и удобоисполнимо, как говорит Апостол: вся могу о укрепляющем мя Иисусе Христе (Флп.4:13).

Которые усокровиществовали в себе сего Христа, те незримо созерцают неизъяснимую красоту Его, недержимо держат Его, непостижимо постигают безвидный образ Его, необразный вид Его и неначертаемый лик Его, который неукрашенно преукрашен невидным видением и нехудожною красотою. Что же такое они постигают и созерцают? Это – простый свет Божества Его. Вот что богатно созерцают они умными очами своими. Его, осязая невещественными руками своими, с неудержимою и преизобильною любовию невкушенно вкушают Его духовными устами ума и души своей. Но Его видением, красотою и сладостью насытиться вполне не могут они никогда. Ибо Он, являясь всегда более и более новым, все большую и большую доставляет им сладость и тем все сильнейшее и сильнейшее возжигает в них желание Себя. Если иной раз Он не так явственно является или видится им, то это причиняет им такую болезнь и такое томление, как бы они совсем Его лишились. Если же иногда восхощет Он на короткое время совсем сокрыться от них, то в это время томление их бывает как бы предсмертное и болезнь сердца невыносимая и неизъяснимая.

Чтобы лучше понять нам в примере нудность и жжение такой любви, представьте себе, что какой-нибудь бедный человек полюбит девушку, происходящую от царского рода, украшенную царским венцом и обладающую красотою выше всех жен, находящихся в мире. Она сидит в палатах своих, а он, любитель ее, часто приходит к ней и становится вне, будто презираемый и отвергаемый по причине бедности и великого своего ничтожества. Если эта девушка сквозь какое-нибудь маленькое и узенькое оконце протянет руку свою, всю разукрашенную золотом, и даст ее бедному любителю своему, а он, схватив ее тотчас и видя неизъяснимую ее красоту, начнет целовать ее, надеясь, что, наконец, сочетается браком с этою царевною и будет вместе с нею царствовать, что она обещала ему прежде с клятвою; потом после такой надежды и радости, если эта царевна вырвет руку свою из рук его, обратно втянет внутрь к себе и совсем спрячет от него, то не причинит ли она тем этому бедному и несчастному невыносимой скорби? И не возжжет ли в нем еще более пламенеющую пещь любви? Полагаю, что и вы подтвердите слово мое. Но если это так бывает обыкновенно в видимых и чувственных телах и вещах тленных и скоропреходящих, то не тем ли паче, не в несравненно ли большей силе, тоже должно произойти в области мысленной и невидимой, и в отношении к тому, что нетленно и вечно? Ибо чем превосходнее вечные блага временных, тем сильнейшую к себе любовь порождают в душах любителей своих. И по сей-то причине любовь к Богу не попускает им быть овладенными, хотя мало как, похотением или пристрастием к какой-либо вещи. Такие и не желают ничего, ни славы, ни утех, ни денег, – даже помышлять об этом они не имеют ни охоты, ни позволения.

Но как жених, хотя смотря на изображение невесты своей, нарисованное красками, и крепко прилепляется к нему и все на него смотрит, и глаз от него отвести не хочет, питая тем пламень любви к невесте, но когда увидит потом самую невесту и то, что она не похожа на изображение, на которое он так любительно смотрел, а несравненно прекраснее, и когда притом обнимет и поцелует ее, тогда не хочется уже ему совсем и взглянуть на портрет ее, на который прежде так неотступно смотрел, переносясь от него мыслями к невесте своей, так то же самое, и еще в высшей степени, испытывают те, которые созерцают и печатлеют в уме своем силу и премудрость Творца своего от величия и красоты видимых творений, и от них, как от некоей иконы, мало-помалу преуспевая, приходят в любовь и веру, и чистый страх, какие надлежит иметь к Нему; но когда потом соединятся существенно с Самим Богом и сподобятся узреть Его Самого и сделаться причастным Его, тогда уже не обращают такого тщательного внимания на то, как изображают Его твари, – на эту тень Его в видимом, потому что они перестают уже тогда иметь чувство к видимому, как прежде, и ум их постоянно пребывает в том, что выше чувств, и некоторым образом срастворяется с тем и облекается в светлость Божественного естества во Христе Иисусе, Коему слава во веки. Аминь.

Тот человек, который, презрев все земное и самую жизнь свою, желает приступить к совершению истинного покаяния по заповеди Христовой, будучи уверен, что сам по себе не может как должно совершить сие спасительное дело, пусть взыщет опытного отца духовного и, нашедши, припадет к нему со страхом и трепетом, слушается его во всем, что он ни скажет ему, со всем вниманием, от него научается, что следует делать, проходя путь покаяния, научается и духовному деланию всяких добрых дел. Я сказал, что ему надо иметь страх и трепет: это для того, чтоб не лишиться ему того великого блага, какое имеет получить от него, и не быть осуждену в вечный огнь адский, как неуспешному и неискусному делателю заповедей Божиих. Ибо если он слова духовного отца своего будет принимать так, как бы они исходили из уст Самого Бога, с уверенностью, что от них – жизнь, если исполнит их, и смерть, если преступит, то будет соблюдать их с точностью и вниманием великим. Если такое положит он начало делу своему и несомненную будет содержать веру в данные нам Богом обетования, то станет преуспевать по Богу день от дня, и, по чину шествуя путем заповедей, возрастать в духовном жительстве, и, по благодати Господа нашего Иисуса Христа, соделается наконец мужем совершенным.

Послушай же со вниманием, какие обетования даровал нам Господь наш Иисус Христос. – Радость бывает на небеси, говорит Он, о едином грешнице кающемся (Лк.15:10), и опять: грядущаго ко мне, – сим, разумеется, путем покаяния, не изжену вон (Ин.6:37); еще: аще кто жаждет, да приидет ко Мне и пиет (Ин.7:37); и в другом месте говорит: приидите ко Мне вси труждающиися и обремененнии, и Аз упокою вы (Мф.11:28); также: имеяй заповеди Моя и соблюдаяй их, той есть любяй Мя: а любяй Мя, возлюблен будет Отцем Моим… и к нему – Я и Отец чрез Духа – приидем и обитель у него сотворим (Ин.14:21,23); и опять еще: аще вы зли суще, умеете даяния блага даяти чадом вашим; кольми паче Отец, иже с небесе, даст Духа Святаго просящим у Него (Лк.11:13). На сии-то обетования Христовы надлежит надеяться, как мы сказали, с верою несомненною и творить все заповеди Христовы с великим и теплым усердием.

Первая заповедь Евангелия есть следующая: покайтеся, приближися бо царство небесное (Мф.4:17). Еще: просите, и дастся вам; ищите, и обрящете; толцыте, и отверзется вам. Всяк бо просяй приемлет, и ищай обретает, и толкущему отверзется (Мф.7:7,8). Желая же показать нам, как и какими делами надлежит нам искать, да обрящем, Христос сказал нам: иже хощет в вас первый быти, буди всем раб, всем слуга и всех менший… Иже бо вознесется, смирится; и смиряяйся вознесется (Мк.9:35; Мф.23:12).

Итак, кто имеет в уме своем все сие, сказанное нами, и все подобное сему, тот день и ночь занимается тем, обсуждает, как что лучше сделать, и делает то со всем усердием и тщанием, и таким образом мало-помалу забывает мир и яже в мире, – деньги, имущества, родных, – и соответственно тому единится и сочетавается с духовным, то есть, чем более отдаляется от мирского, тем более прилепляется к духовному. Преуспевая же таким образом день ото дня, он замечает, как мало-помалу истощаются злые помыслы, прежде не дававшие ему покоя, и отбегают от него, потому познает, как сердце его умягчается, сокрушается, приходит в смирение и рождает смиренномудрые помыслы, а когда восчувствует все сие, тогда посредством всего сего, и также чрез многие скорби и искушения, приходит в сокрушение и слезы; и чем более смиряется, тем более сокрушается, потому что смирение рождает плач, а плач питает матерь свою, то есть смирение, и взращивает его. Когда же делание плача соединяется с исполнением заповедей Божиих, тогда оно омывает, – о чудо! – и очищает душу от всякой скверны и изгоняет из нее всякую страсть и всякую похоть плотскую и мирскую.

Таким образом, наконец, человек делается свободным от всякого мирского похотения и от всех страстей, как телесных, так и душевных. Как человек, скинув одежды свои, делается совершенно нагим, так и душа скидает, будто одежду какую, перво-наперво нечувствие, которое божественный Павел называет покрывалом, каковое покрывало нечувствия не на сердцах только неверных евреев лежит, но и в каждом человеке, со всем усердием и всею силою не творящем заповедей Евангелия, находится это покрывало (то есть нечувствие) и покрывает ум его, так что он не может подняться от земного и знать как должно Сына и Слово Бога, то есть Христа. Далее, как тот, кто обнажается телесно, видит раны, если какие есть на теле, так и этот видит тогда чисто страсти души своей, как-то: славолюбие, сребролюбие, памятозлобие, братоненавидение, зависть, завиствование, любопрительность (склонность к словопрению), самомнение и все другие страсти – и на все эти страсти душевные налагает заповеди Христовы, как врачебные вещества, а как прижигания выжигающие, налагает искушения и скорби.

И таким образом смиряется, плачет, ищет помощи Божией с великим рвением; и тогда явно видит, как благодать Всесвятого Духа приходит в него, и искореняет, и уничтожает страсти одну за другою, пока не освободит души от всех их, ибо благодать Святого Духа не от одной или от двух страстей освобождает душу, но совершенно от всех, чисто-начисто. Вместе со страстями, о коих мы сказали, она отгоняет и всякую леность, нерадение и беспечность, всякое неведение, забвение и чревоугодие, всякое сластолюбие и похотение злое. И таким образом обновляет человека и по душе, и по телу, так что таковой думает, что не носит уже смертного и дебелого тела, но некое духовное и невещественное, способное восхищенным быть на Небо, подобно святому Павлу. И не это только совершает в нем благодать Всесвятого Духа, но не позволяет уже ему внимать чему-либо чувственному и мирскому и делает то, что он видит все это, как бы не видел, ибо тогда ум соединится с мысленным и божественным, исходит совершенно вне всего чувственного, при всем том, что будто смотрит на то.

Когда наконец приходит таковой в это доброе состояние, о коем божественный Павел говорит: наше житие на небесех есть (Флп.3:20), не смотряющим нам видимых, но невидимых (2Кор.4:18), тогда осиявается и просвещается, каждодневно возрастает духовным возрастанием, отметает все, свойственное младенческому несмысленному мудрованию, и преуспевает в совершенствовании себя, дондеже достигнет в мужа совершенна, в меру возраста исполнения Христова (Еф.4:13). По мере же возрастания своего, то есть по мере своего преуспеяния в добродетелях, изменяются и душевные силы его и действия, – и он делается мужественнейшим и сильнейшим в исполнении заповедей Христовых; чем больше преуспевает в делании заповедей Божиих, тем более очищается, осиявается и просвещается, и сподобляется видеть откровения великих тайн, коих глубины не видел никогда и совершенно не может видеть никто из тех, кои не восподвизались прийти в такую чистоту. Под таинствами разумею я то, что все видят, но не постигают. Но тот, кто просвещается Духом Святым, обновляющим всяческая, стяжавает новые очи и новые уши, и не смотрит уже просто как человек на чувственное чувственно, но, как ставший выше человека, смотрит на чувственное и телесное духовно, как на образ вещей невидимых; и слушает он не глас или гласы человеков, но единое живое слово Бога, хотя оно изрекается посредством слова человеческого. Такая душа приемлет чрез слух только живое слово Бога, как знаемое ей и желанное, и ему только позволяет войти внутрь себя, и когда оно войдет в нее, лобызает его с радостью, как сказал Христос: овцы Моя гласа Моего слушают (Ин.10:27), чуждого же гласа не знают (Ин.10:5). Прочие же все человеческие слова она, хотя слышит, но не принимает их, и не позволяет им входить внутрь себя, но отвращается от них и отгоняет их заблаговременно, а иной раз и совсем не чувствует присутствия их и их толкания в уши, но бывает для них как глухая, ничего не слышащая, – не слышит их и не принимает, при всем том, что слышит.

Когда соделается он таковым, тогда вселяется в него Бог, и бывает для него все, чего ни желает он, и даже паче того, что желает. Ибо Бог есть всякое благо, и в какую душу вселяется, ту исполняет всяким благом, сколько возможно вместить человеческому естеству, – таким благом, коего око не видало, о коем ухо не слыхало и которое на сердце человеку не восходило, – человеку тому, который не сделался таким, какого изобразили мы выше. Когда Бог вселится в такого человека, то научает его всему – и относительно настоящего, и относительно будущего, не словом, а делом и опытом, практически. Он снимает покрывало с очей души его и показывает ему, чего хочет Сам, и что полезно для него, о прочем же внушает ему не исследовать, не совопросничать и не любопытствовать. И того, что показывает ему Бог, не может он видеть без глубокого благоговения и страха, но, приникая и воззревая в глубину богатства премудрости и разума Божия, трепещет и ужасается, помышляя о себе, кто есть и какие тайны сподобился видеть. Видя безмерное человеколюбие Божие, приходит он в исступление, сознавая и чувствуя, сколь недостоин смотреть на такие предивные таинства; почему не дерзает пытливо рассматривать их или исследовать, что они суть, но лишь взывает с великим страхом и трепетом, говоря: кто есмь аз, Господи, и что – дом Отца моего, что Ты доверил мне и благоволил показать такие таинства мне, недостойному, и соделал паче чаяния, чтоб я не только видел такие великие блага Твои, но и предивно стал причастником их?

Такой человек, как ставший выше всякой твари, не имеет уже желания возвратиться вспять и рассматривать твари. Стяжав и в себе имея Владыку Ангелов, не любит уже он исследовать сущности и естество Ангелов, служителей Божиих, зная притом, что Богу неугодно, чтоб он любопытствовал о том, что превышает силы человека, ибо если нам повелено не пытать разумом догматов Писания, то тем паче совсем не подобает нам любопытствовать о том, что выше написанного.

Такой человек зрит Бога, сколько это возможно для человеческого естества и сколько благоугодно Богу, подвизается зреть Его непрестанно здесь и молится, да сподоблен будет вcегда зреть Его и по смерти своей; рад он зреть только Его одного и не чувствует потребности смотреть на что-либо другое. Почему и желания не имеет отрываться вниманием от Владыки своего Бога, от Коего преисполняется светом и приемлет жизнь вечную, и смотреть на подобных себе рабов Его.

Таковый человек, поелику зрим бывает, осиявается и просвещается Богом и сам зрит великую и всякий ум превосходящую славу Божию, то и не желает более, чтоб его видели другие и догадывались, что такое он есть и в какой находится славе. Души святые бывают свободны от тщеславия. Будучи украшены пресветлою и царскою ризою Всесвятого Духа и преисполнены преимущею славою Божией, они не только не заботятся о славе человеческой, но и когда окружают ею их люди, никакого совершенно не обращают на нее внимания. Ибо душа, зримая Богом и сама зрящая Бога, никак не пожелает обратиться посмотреть на другого какого человека, не пожелает и того, чтоб видел ее кто-либо другой.

Посему умоляю вас, братия мои, будем не словами только одними изучать несказанные блага Божии, – что, впрочем, и невозможно, и для тех, которые учат, и для тех, которые слушают. Ибо ни те, которые учат, не испытав делом, о мысленных и божественных вещах, не могут дать явных доказательств и пояснений примерами и представить истину в практических применениях; ни те, которые слушают, не могут от одних только слов понять, что им говорят. Но надлежит со многими болезнями и трудами подвизаться прийти в состояние созерцания тех невидимых вещей и научиться понимать их из деяний и опытов. Тогда из таких опытов научимся мы и просвещены будем и относительно словес о сих благах; да прославится Бог в нас ради такого божественного состояния, – и мы посредством знания таких вещей да прославим Бога, и Бог да прославит нас во Христе, Боге нашем, Коему слава со Отцем и Святым Духом во веки. Аминь.

Преуспевающие в духовном совершенстве, когда просвещаются, или осияваются в уме, тогда видят мысленно славу Господа и научаемы бывают мысленно Божественною благодатью ведению за ведением, восходя от созерцания сущего к познанию того, что воистину есть выше всего сущего.

Приближающиеся к совершенству, видя только еще отчасти беспредельность (духовных вещей) и сознавая непостижимость того, что видят, удивляются и приходят в изумление, а чем более входят они, неведомо как, в свет ведения, тем более сознают свою немощь. То, что является им некоторым образом примрачно, показывает себя как бы зерцалом в гадании, и отчасти осиявая ум, мыслящий о том, когда благоволит явить себя в большем свете и соединиться по причастию с тем, кто им освещается, вовлекая всего его в себя, так что он бывает весь в глубине Духа, как бы в глубине безмерных светлых вод – тогда он восходит неизъяснимо в совершенное неведение, как вступивший туда, где все выше ведения.

Достигший в меру совершенства бывает мертв и не мертв, а живущ паче жизнью в Боге, с Коим пребывает, так как он не живет более сам по себе, как говорит Апостол: живу же не ктому аз, но живет во мне Христос (Гал.2:20). Бывает он так же слеп и не слеп; он смотрит не естественными очами, так как стал выше всякого естественного зрения, получив новые очи, несравненно лучшие естественных очей, коими и смотрит выше естества. Бывает бездействен и недвижим, как исполнивший всякое собственное действие. Бывает немыслящ, как соделавшийся едино с Тем, Кто выше всякой мысли, и почивший там, где нет места действию ума, то есть движению его в воспоминании, или помысле, или размышлении. Не имея возможности постигнуть и познать непостижимое и дивное, он некоторым образом опочивает на сем совершенным почитием, оным недвижением блаженного нечувствия, то есть, не любопытно наслаждаясь неизъяснимыми благами, с чувством, однако ж, верным и определенным.

Кто не сподобился достигнуть в такую меру совершенства и проникнуть до таких благ, тот пусть винит себя одного, а не говорит в извинение, что это дело невозможно, или, что бывает в нас совершенство, такое, однако ж, о котором мы и не знаем. Удостоверяем будучи Божественным Писанием, да ведает он, что дело сие возможно, и в истинной своей силе бывает в действительности, и совершается заведомо с сознанием его, но, по причине неисполнения и нарушения заповедей Божиих, всякий собственно сам себя лишает таких благ, соответственно своей неисправности.

Из тех, которые сподобились соделаться едино с Богом, соединясь с Ним содействием Святого Духа, и вкусить неизреченных благ Его, никто не услаждается пустою, скажу – бесчестною и ничтожною, славою, приносимою ему от людей; не вожделевает он также ни денег, ни одежд дорогих, ни камней многоценных, как называют их люди неразумные; не любит прилеплять сердца своего, или пристрастие иметь и к богатству, текучему и непостоянному, переносящемуся от одного к другому; – не любит и того, чтоб известному быть царям и начальствующим, которые не суть поистине начальники, властители господственные, будучи обладаемы и господствуемы многими страстями; он и не почитает их за что-либо великое и высокое и не думает, чтоб они особою какою облекали славою тех, кои близкими становятся к ним; не желает быть близким и к другому кому из именитых и славных в мiре сем, как никто не желает из богатого сделаться бедным или из властного начальника, великого и славного, сделаться бесчестным, бесславным, презренным, низшим всех.

И кто в состоянии описать радость, исполняющую такого человека? И есть ли что другое, что возможно бы было пожелать такому? Какого царя не блаженнее и не славнее он? Какого мира, или скольких миров не богаче? И в чем бы мог он иногда недостаточествовать? Поистине невозможно ему недостаточествовать в каком-либо благе, которое от Бога.

Но ты, брате, сподобившийся соделаться таковым, – ты, имеющий обитающим внутрь себя всего Бога, добре внимай, чтобы не сделать и не сказать чего-либо, недостойного святой воли Его; иначе Он тотчас удалится от тебя, и ты потеряешь сокровище, сокрытое внутрь тебя. Почти Его, сколько можешь, и не вноси внутрь обиталища Его ничего, Ему неблагоугодного и чуждого естеству Его, чтоб Он не прогневался на тебя и не убежал, оставя тебя пустым. Не многословь пред Ним и не обращай к Нему прошений без благоговейной собранности. Не помышляй в себе и не говори: дай-ка покажу я Ему преобильную теплоту и превеликую ревность любви, да приимет Он доброе мое произволение, и да познает, как люблю я Его и чту; потому что, прежде чем подумаешь ты так, Он уже знает помышления твои, и ничего нет сокрытого от Него. Не покусись еще удержать Его мысленными руками, ибо Он неухватим, и как только ты дерзнешь ухватить Его или подумаешь только удержать Его, – уже не найдешь внутрь себя ничего. Он тотчас удалится от тебя и станет неощутим для тебя.

Тогда, если, сокрушаясь, томя и бия себя, станешь ты каяться и плакать много, то не получишь никакой пользы. Истинно так, ибо Он есть радость и не согласен входить в дом, где печалятся и скорбят, как и трудолюбивая пчела не терпит места, наполненного дымом. Но если благоустроишь себя безпопечением и преданностью в волю Его, то Он опять обретется внутрь тебя. Оставь тогда Владыку своего безмятежно почить в душе твоей, как на одре некоем, и не начинай говорить в себе, что если не стану плакать, то Он отвратится от меня, как от нерадивца и презрителя. Если бы Бог хотел, чтобы ты, достигший совершенства, плакал, как плачет тот, кто еще находится на степени покаяния, то Он виделся бы тебе издали, или совсем скрывался бы от тебя, или освещал тебя издали, и таким образом давал тебе и раздражал в тебе плач к очищению и благоустроению дома твоего.

Но теперь, после покаяния и очищения, какое получил ты посредством слез, Он пришел в тебя, чтобы даровать тебе упокоение от трудов и воздыханий и исполнить тебя радостью и веселием вместо печали. Стой же прямо, не телом, но движениями и устремлениями души твоей. Водвори в себе тихое безмолвие, так как в дом твой идет Царь царствующих. Скажи со строгостью всем придверникам дома твоего, то есть чувствам своим: Царь грядет; стойте же добре при дверях, стойте смирно и со страхом великим наблюдайте, чтоб не пришел кто к дверям и не стал стучать, и чтоб ничей голос не проходил внутрь, ни изблизи, ни издали. Внимайте добре, чтоб кто не обманул вас и не прокрался внутрь тайком, – и Царь тотчас опять не оставил нас и спешно не удалился. – Так скажи, и стой в веселии и радовании души своей, смотря внутрь себя на неописуемого Владыку своего, благоволившего неописано описаться в тебе, и созерцай красоту Его, ни с чем несравнимую. Созерцая же недомыслимо пресвятое лице Его, неприступное для Ангелов, и для Архангелов, и для всех чинов небесных, изумляйся, радуйся и, духовно скача, веселись, внимая, однако ж, Ему с благоговением, чтоб услышать, что повелит Он тебе сказать или сделать. Внимай убо тому, что Он говорит тебе. Он не имеет нужды требовать что-либо от рабов Своих для Своего собственного упокоения, как имеют ее земные цари, потому что ни в чем не имеет недостатка, и если не обогатит наперед рабов Своих, то и не входит в дом их.