Убийства на «Утреннем шоу». Гастрономический детектив

Летиция шла по главной аллее, держа на поводке свою йоркширку Шарлотту, которая выглядела как крошечная леди, гордо проверяющая владения. Её шелковистая стальная шерсть с ярко-золотым подпалом на мордочке, груди и лапах отливала на солнце, словно она только что вышла из груминг-салона на Кингс-роуд. Её маленький хвост подрагивал с чувством собственного достоинства. Она знала всех и каждого – лабрадора с безупречными манерами по кличке сэр Генри, вечно задумчивого бульдога мистера Гринвуда и неунывающего шнауцера, которого все звали просто Профессор.

– Доброе утро, мисс Летиция! – крикнул со скамейки мужчина в твидовом пальто, державший газету и два поводка сразу. – Вашей леди сегодня снова поклоняются!

Летиция улыбнулась, поправила шарф.

– Как всегда, сэр Генри делает ей реверанс, но Профессор читает лекцию?

– Естественно, – засмеялся мужчина. – Профессор утверждает, что у йоркширов слишком короткая память, чтобы помнить, где закопали мяч.

– А йоркширы отвечают, что память – это переоценено, если живёшь в моменте, – ответила Летиция.

Они рассмеялись. Шарлотта, словно подтверждая тезис, уже увлеклась новым запахом у ближайшего куста.

– Доброе утро, мисс Летиция! – крикнул с улыбкой пожилой джентльмен, выгуливавший трёх мопсов. – Ваша малышка снова украла у моих сердец все аплодисменты!

– Она не виновата, сэр, – ответила Летиция с лёгкой иронией. – Это просто прирождённый артистизм.

Летиция выглядела так, что на неё оборачивались – но не только из-за красоты. Ее походка была уверенной, но было в ней что-то отстранённое, как у человека, идущего по тонкому льду, но делающего это с грацией балерины. На Летиции был светлый тренч, подчеркивающий её фигуру, старые добрые ботинки от Russell&Bromley, волосы собраны в небрежный пучок. Она не пыталась быть эффектной – и оттого была. Солнечный луч в волосах создавал эффект лёгкого сияния, а серо-голубые глаза отражали небо, словно между ними и облаками не было ни малейшей границы.

– Мисс Лэндон! – раздался бодрый голос. – Ну наконец-то! Мы уже начали подозревать, что вы с Шарлоттой сбежали в Париж!

Летиция обернулась. К ней шёл мистер Фергюсон, в твидовой кепке и с двумя бульдогами – Сэмом и Арчибальдом. Оба выглядели так, будто всю жизнь курили трубку и обсуждали политику.

– Париж, мистер Фергюсон, для тех, кто любит показаться культурным, – ответила Летиция с улыбкой. – Мы же, как истинные лондонцы, предпочитаем дождь и сарказм.

– Ах, да! – он кивнул, смеясь. – Ничто так не очищает душу, как ливень и налоговая декларация.

– Или прогулка с бульдогами, – добавила она.

Арчибальд в этот момент громко чихнул, будто соглашаясь.

Дальше по дорожке Летицию окликнула миссис Грейвз – сухонькая старушка в берете, сопровождаемая своим мопсом по имени Винстон. Винстон был пухлым, но с видом государственного деятеля.

– Летиция, дорогуша, – сказала миссис Грейвз, поднимая палец, – я уверена, что ваша Шарлотта – самая манерная собака в округе. Вчера она отказалась нюхать Винстона!

– Ну, миссис Грейвз, – ответила Летиция, – у Шарлотты тонкий вкус. Она из тех, кто сначала читает биографию, а потом знакомится лично.

Миссис Грейвз прыснула от смеха, Винстон обиженно фыркнул.

– Ах, эти женщины! Даже в собачьем мире без них ни шагу, – заметил мимо проходящий джентльмен с бордер-колли.

Летиция улыбнулась:

– А вы попробуйте сделать хоть шаг без них – и сразу поймёте, зачем изобрели поводок.

Смех прокатился по аллее, и на мгновение показалось, что сам парк улыбается.

Вокруг шумели ветви, где-то глухо лаяли ретриверы, а чайки нагло воровали булочки у тех, кто решил позавтракать на лавке. Продавец у тележки с кофе позвякивал крышками стаканов, выкрикивая:

– «Flat white – спасение для утра и отговорка для совести!»

Летиция взяла стакан, присела на лавочку, Шарлотта удобно устроилась у ног.

– Знаешь, Шарлотта, – тихо сказала она, глядя на проносящихся мимо бегунов, – если бы люди умели любить друг друга так же просто, как вы, у нас бы не было ни убийств, ни расследований. Только тёплые руки и длинные прогулки.

Шарлотта посмотрела на неё снизу вверх и тихо тявкнула – будто соглашаясь.

Вдалеке заиграл уличный музыкант на саксофоне, и Летиция подумала, что Лондон умеет быть добрым, но только для тех, кто к нему внимателен. Солнце ослепило глаза, и Летиция, моргнув, заметила, как из-за деревьев выходит высокая женщина: на ней было длинное серое пальто, простое и безупречно сидящее – из тех, что не кричат о вкусе, а лишь напоминают о нём. В руках она держала перчатки, словно лишний вес, от которого не знала, куда избавиться.

Сара Бойл. Помощница Джеймса Харлоу.

Сара шла медленно, почти неслышно, как человек, привыкший держать себя в руках даже тогда, когда внутри бушует буря. Будто каждый шаг ей приходилось обдумывать, как фразу перед публикацией. Шарлотта насторожилась, но потом, почуяв что-то человечески знакомое – тревогу, печаль, – замахала хвостом и вышла навстречу.

Лёгкий ветер колыхнул листья, словно сцена готовилась к новой реплике – и тон парка стал чуть ниже, как будто город сам знал: теперь разговор будет не о собаках.

– Мисс Лэндон? – спросила Сара, остановившись в паре шагов. Голос был мягким, немного хрипловатым, как у человека, который слишком много говорит шёпотом.

– Да. А вы, должно быть, мисс Бойл, – ответила Летиция и улыбнулась. – Я рада, что вы пришли. Хотите кофе? Тут неподалёку продают совершенно ужасный, но, кажется, его любит весь парк.

Сара улыбнулась – устало, но по-настоящему.

– Если он ужасный, значит, именно то, что нужно.

Они прошли несколько шагов, взяли кофе и устроились на лавочке, откуда открывался вид на Серпентайн. Извилистое озеро в самом сердце Гайд-парка, словно серебряная лента, разделила шумный Лондон и его редкие мгновения покоя. Гладкая поверхность отражала небо и ветви старых платанов так ясно, будто сам город, хоть на миг, решил посмотреть на себя со стороны. Вода была неподвижной, и в ней проплывали облака – как тени мыслей, пролетавших над городом.

– Простите, что попросила встретиться так, – сказала Сара, – На том «Утреннем шоу» меня не было. Я позвонила в студию и предупредила, что не смогу прийти. До сих пор виню себя за это, может, я бы смогла предотвратить эту трагедию – в ее уставших глазах стояли слезы – Но вечером, за день до эфира, я видела Джеймса. Он был… обычным. Полнейшим собой.

– То есть здоровым? – уточнила Летиция.

– Здоровым как дуб, – кивнула Сара. – Вы не представляете. Я знала Джеймса пять лет, – тихо начала Сара, глядя на воду. – И за всё это время не видела, чтобы он хоть раз выглядел больным. Он говорил, что болезнь – роскошь для тех, кто может себе позволить останавливаться. А он не мог. Однажды, помню, у нас на съёмках разбили стеклянную миску и порезали ему руку – довольно сильно. Так Джеймс отказался от больницы, перевязал руку платком и через десять минут уже фламбировал груши. Говорил: «Боль – это всего лишь специя, если у тебя правильная подача».

Летиция улыбнулась слабо – фраза звучала слишком по-харлоувски.

– А вы знали, что он собирался порвать контракт с «Hargrove Foods»?

– Я видела его накануне вечером, в ресторане. Он был… Немного раздражён – у него было совещание с людьми из «Hargrove Foods». После него он выглядел злым, но не сломленным. Знаете, в нём была та особенная энергия, когда человек наконец решает сказать правду.