Пробуждение

Верная себе, Мари, только объявив перерыв, незамедлительно достала из сумки яблоко и, энергично хрустя им, принялась в бешеном темпе играть пальцами по экрану своего айфона – видимо, отвечая на накопившиеся за время тренировки многочисленные сообщения.

«И как она не устает? Присела хотя бы», – удивилась Ксантия, наблюдая за несгибаемым руководителем. В это время Мари, доев яблоко и небрежно кинув огрызок обратно в сумку, поднесла телефон к уху и широким скользящим шагом покинула помещение. Ксантия проводила Мари глазами, не уставая восхищаться тем, сколько грации в каждом ее движении.

Девушки же, почувствовав, что контроль над ними с отбытием «руководства» приослаб, сразу же зашевелились, начав оживленно перешептываться. Их ноги, до того проникновенно тянувшиеся носками джазовок к потолку, расслабились и, конечно же, почти одновременно опустились, согнувшись в коленях и широко разъехавшись в стороны в поперечном шпагате.

– Ты чего, Ксанти? – шепнула лежавшая рядом Кира, отвлекаясь от созерцания потолка.

– Да я это… – Ксантия перевела все еще смеющийся взгляд на подругу. – Ки, а помнишь, Мари-то говорила про носки?

– А-а. Ну. Ха-ха-ха. Да, это весело было. Ridicule37, как она сказала.

– Так это… И что, у нее парень был, получается, дома? И… Он… Прямо в кровати?

– А что, Ксанти, тебя удивляет?! Она же не монашка, наша руководительница. Конечно, не под кроватью же он сидел ночью.

– Ну… Прямо так с ней и лежал?! – удивилась Ксантия.

– Ксанти, не будь ребенком, – засмеялась Кира и объяснила: – Не с ней, а на ней. Вот как я лежу, так лежала Мари, а он на ней.

Ксантия чувствовала, как предательский румянец снова заливает ее лицо. Она привстала на локтях, повернувшись к Кире вполоборота. Та продолжала лежать как ни в чем не бывало, широко раздвинув ноги и с улыбкой глядя на нее. Поймав ее взгляд, Кира, желая показать, как именно лежала Мари, выгнула спину, как кошка, заломила руки за голову и страстно, со стоном, выдохнула.

– Ого… Ки, ну ты прямо как сама с ней там лежала. И откуда ты все знаешь?!

Кира скорчила лукавую гримасу, вроде как «знай наших, Ксанти». Ксантия села в предвкушении того, как Кира сейчас объяснит ей все-все-все, затем приподнялась на коленях и огляделась, чтобы убедиться, что никто их не подслушивает.

Но, к счастью, девушки вокруг были заняты преимущественно друг другом. Совсем недалеко от Ксантии раскинулась Сандра в жарком окружении Леи и Софи, положивших головы ей на плечо и, видимо, дремавших, в то время как Сандра, лежа с закрытыми глазами, обнимала их за плечи. За Кирой придвинулись друг к другу Ханна с Ингрид и о чем-то увлеченно шептались, а еще дальше на полу сидели Реджина и Валери. Макс и Ромео – два танцора, которые были заняты в паре танцев, где требовалась мужская сила (в основном в поддержках), массировали им пятки, и они млели от восторга, джазовки их аккуратно стояли рядом. Посмотрев на них, Ксантия подумала, как это, наверное, хорошо, когда тебе массируют пятки, – и внезапно почувствовала приятную истому, легкость в голове, а затем и во всем теле, словно по коже кто-то бережно катал колесики с иголочками. Но вскоре любопытство пересилило восторг от этого нового ощущения, и она вновь обратила взор к подруге:

– А скажи… – Ее голос начал срываться от волнения и перешел в шепот.

Вместо ответа Кира указала в сторону Ингрид с Ханной, которые только что встали и отряхивали друг друга. Эти околичности вместо ожидаемых объяснений начинали действовать на нервы.

– И?! – заревела Ксантия почти в полный голос, грозя привлечь внимание не только Киры, но и всех присутствующих без исключения. Но, на ее счастье, в этот момент вошла Мари, после чего девушки немедленно приняли подобающий вид (никаких вольно раскинутых ног, никаких обнявшихся или секретничающих на полу лиц, а только лишь танец, танец и еще раз танец) и продолжили отрабатывать то, что делали до перерыва. На Ксантию появление руководительницы подействовало умиротворяюще, и она даже подумала, что, вместо того чтобы забрасывать Киру смелыми вопросами, лучше было и ей немного подремать, как Сандра, поскольку усталость от сверхинтенсивной недавней тренировки с возвращением Мари, как бы ни хотелось этого избежать, вернулась тоже.

Однако задремать удалось лишь потом – в машине Кириного папы, традиционно развозившего подруг по домам. Ксантия отключилась сразу же, как только ее голова коснулась подголовника.

…Она танцевала вог вместе с Ингрид – Ксантия в костюме русалки, а Ингрид… Ах, эта Ингрид! Ингрид!!! Вне себя от ужаса Ксантия попыталась отстраниться от опасной партнерши мягким pas de chat38, но рыбий хвост у нее на ногах блокировал движения, так что Ксантии уже, похоже, нужно было вспоминать какие-нибудь молитвы, когда она увидела, что Ингрид плотоядно смотрит на нее, вытягивает губы трубочкой, тянет к ней длинные руки – о ужас, какие у нее длинные руки! А затем… гибко, хищно, неотвратимо приближается, мелко-мелко перебирая ногами, словно плывет, плывет, плывет к ней…

И тут Ингрид совершила серию грациозных порхающих ports de bras39, а кожа вдруг скользнула с нее, оказавшись… не чем иным, как крутым танцевальным нарядом – ее новым изобретением, за которым, подобно солнцу после дождя, предстала сама, как всегда, идеальная, креативная, стильная Ингрид!!! И тогда обновленная Ингрид ткнула пальцем в сконфуженную Ксантию и захохотала.

Ксантия проснулась от смеха Киры, чувствуя, что приехала окончательно, то есть к себе домой. Впереди был еще целый месяц тренировок.

                                      * * *

Уже девять утра! Я проспала! Ничего, остался всего месяц учебы, и потом каникулы! Хорошо, что сегодня первая физкультура: учительница всегда ставит мне «автомат», потому что я выступаю за нашу школу на спортивных олимпиадах.

Скользящими, кошачьими па она летит в ванную – одновременно чистит зубы и наносит на лицо защитный крем. Натягивает голубые скинни, белую рубашку и пиджак.

– Лукас, ты поел?

– Ага, оставил тебе яйца всмятку и овсянку. Ты же любишь. – Хохочет.

– Дай догадаюсь: сам съел все круассаны с шоколадом?!

Младше меня на семь лет, мой родной брат порой делает вещи, которые просто выводят меня из себя.

– Оставил тебе на десерт йогурт. У тебя же скоро грандиозное выступление, тебе надо быть в форме… а то ты уже в возрасте – есть много нельзя!

Ксантия выбежала из дома и весь путь до школы наслаждалась питьевым йогуртом с кусочками персика. Школа в двадцати минутах ходьбы от ее дома. Но сегодня она преодолела это расстояние в два раза быстрее. Звонок с урока еще не прозвенел, поэтому она зашла в школьную столовую в надежде съесть что-нибудь вкусное и одновременно полезное. Ксантия учится в одной из лучших и сильных государственных школ города – гимназии с углубленным изучением французского языка (она перешла сюда в четвертом классе, а до этого времени жила у любимой бабушки и училась в обычной школе неподалеку). Сюда нельзя попасть за деньги, и тех, кто показал плохую успеваемость, сразу отчисляют. Школа состоит из трех зданий, соединенных друг с другом внутренними прозрачными переходами с окнами от пола до потолка: в левом крыле учатся школьники до четвертого класса, в правом – старшие. На первом этаже из отдельного закутка с большим спортивным залом и столовой наверх ведет лестница к особенной радости Ксантии – актовому залу с более-менее настоящей сценой. Дело в том, что в их школе много времени отводилось на занятия искусством. Каждый мог выбрать – играть ему в школьном театре, на музыкальных инструментах, танцевать или рисовать. Может, поэтому для Ксантии школа всегда было не просто местом, где они с одноклассниками отсиживали уроки и уходили домой. Это была их жизнь. В четвертом классе им всем очень повезло с Линдой Штраус – она стала не только их классным руководителем, но и идейным вдохновителем творческих занятий. Преподавая им танцы в свободное от учебы время, она сделала «танцевальный отчетник» хорошей традицией раз в три месяца. Перевоплощаясь в поп-звезд, они готовили концертные номера, как «профессионалы» с подтанцовкой. Класс Ксантии всегда был самым танцевальным. Уже в старших классах они организовали собственную танцевальную группу, где помимо Ксантии (главного хореографа), Джустины, Абель и еще одной девочки к ним присоединялись даже мальчики – Брендон и Хосе. Они частенько оставались после уроков в рекреации на первом этаже школы, возле кабинета рисования Хельги Руфман. Как человек творческий и весьма незаурядный, она была, пожалуй, единственным учителем, который был не против их музыки во время уроков. Неистово и с полной отдачей они репетировали до позднего вечера: брали магнитофон, ставили его на пол и творили – с ходу придумывали танцы, тут же создавали свои сценические образы – костюмы собирали из того, что нередко заимствовали у своих друзей, знакомых, где только могли, – в ход обычно шли шляпы, джинсы, шифоновые рубашки поверх брюк.

У Ксантии в школе, как и во всей Канаде, огромное значение придавалось и спорту. Прилегающая к гимназии территория – это несколько миль: трасса для лыжни в зимнее время, небольшой каток, стадион, куда летом обычно переносились уроки физкультуры. Кроме того, ученики помимо классического футбола, баскетбола и волейбола, могли выбрать даже считавшиеся в некоторых школах экзотическими фрисби, йогу и даже спортивную рыбалку.

– Ксантия, привет! – Оливия идет наперевес с огромной сумкой.

– Дай угадаю: сегодня был волейбол, и ты «в восторге». – Оливия не могла позволить себе пропускать физкультуру, как ее лучшая подруга. Она была далека от мира спорта. Выше Ксантии на голову, стройная, она и внешне больше походила на модель, чем на спортсменку: с ее узкими бедрами и стройными длинными ногами она могла позволить себе носить любые модели брюк и шорт, юбок и платьев – мини или макси, значения не имело, она всегда выглядела эффектно, и все это очень хорошо сочеталось с ее таким же изящным верхом – плоским животом и небольшой грудью.

– Именно! Не понимаю я «прелесть» этого силового спорта… – Сейчас она выглядела изможденной и уставшей. – И зачем придумали ставить физкультуру первой?

– Чтобы такие, как я, могли подольше поспать, – с довольной ухмылкой пропела Ксантия. – Оли, ну а если серьезно, вот ты помнишь, как я сдавала подачи на переменах в прошлом году?

– Да, у тебя тогда рука вся была красная и очень болела, – смеется Оливия. Искренность ее каких-то космических зеленых глаз и открытая улыбка сразу располагали к себе любого, с кем бы она ни здоровалась. Большие, четко очерченные губы и крупные белые зубы со щербинкой в центре она считала своей фишкой и даже не комплексовала по этому поводу.

– Эх, Оливия, а вот все волейболистки тебе завидуют! Им бы твой рост!

Они поднимаются на второй этаж. Оливия – лучшая подруга Ксантии. При этом едва ли можно было отметить сходство в их характерах. Но девушки как-то удивительно дополняли друг друга. Оливия была далека не только от спорта, но и от мира танцев (если не считать их регулярные танцевальные вылазки в ночные клубы), более уравновешенна и, конечно, более рассудительна и серьезна в некоторых вопросах, чем импульсивная, непосредственная подруга. Например, она почти никогда ни с кем не ссорилась, хотя нередко могла заплакать от обиды. При этом бывала очень упрямой. Как-то раз Ксантия и остальные ребята из класса хотели завалиться к Оливии домой после очередной вечеринки, но та была непреклонна: «Я сейчас доделываю французский, а потом – спать». – «Оливия, но сейчас же только девять вечера!» – «Ну и что? Я хочу лечь пораньше и выспаться». Честолюбивая и миролюбивая – учителя всегда были довольны примерным поведением Оливии, чего нельзя сказать о Ксантии. Ее вспыльчивость часто ее подводила, особенно при общении с классным руководителем – учителем английского и литературы.

Хотя сам предмет!.. На литературе Ксантия была в своей стихии и порой даже не замечала, как летит время урока. Жизненные перипетии и социальные вопросы, которые поднимал Голсуорси, не могли оставить ее равнодушной. Его яркие характеры, неожиданные сюжетные повороты, любовь и страсть, сметающие все на своем пути, волновали ее. Раз за разом она размышляла об «одиночестве в толпе» у Байрона и в глубине души соглашалась с ним. Ведь именно в раздумьях рождается истина. Решить проблему можно, только став полноценной, искренней, настоящей наедине с собой. Вместе с его героями она ощущала трепетные, еле уловимые движения своей души и постоянно была в поисках содержания. Ее усталость требовала, нуждалась в новых эмоциях. Отвлекаясь на эти свои внутренние переживания и ощущения, она уходила в себя, будто тосковала о чем-то или о ком-то. Взгляд ее останавливался в одной точке (нет, она не собиралась крутить tour chaine), мысли улетучивались далеко – в такие минуты она выпадала из разговора, урока. Нередко учителю даже приходилось прикасаться к ее плечу, возвращая на землю. Но сегодня вторым уроком у них математика – предмет, который, в отличие от английского и литературы, Ксантии (да и Оливии) вообще не дается.

– Ну что, работаем по нашей схеме?

– Да, главное, чтобы нервы не сдали.

– И чтобы Кейт не подкачала.

– Может, уговорим Брендона, чтобы он ее попросил? – Смеемся.

Кейт влюблена в Брендона уже давно и бесповоротно. Вот только сам Брендон об этом не знает.

Весь класс почти в сборе. Видим нашу «банду» и спешим к ним. «Банда» – это Джулс, Айна, Оливия и я. Перед математикой у нас с Оливией, да, думаю, у всех в нашем классе, начинался приступ паники, страха, максимальной собранности и прилив адреналина.

Прозвенел звонок. Но бдительная и строгая мисс Фолкнер приходила, как всегда, ровно на две минуты позже. Невысокого роста, очень элегантна. Ее лицо приятное, даже красивое, всегда с неизменным идеальным макияжем обрамляли очки в классической оправе. Строгая геометрия форм ее одежды и аксессуаров выдавала в ней человека предельно конкретного и точного, как и предмет, который она преподавала.

По традиции в начале урока она очень тщательно и даже с каким-то странным наслаждением и упоением моет доску, большую, четырехстворчатую, – сначала тряпкой, то и дело оставляя меловые разводы и размахиваясь все шире, а потом уже на второй раз начисто протирает губкой. И эта традиция нас радует – это же занимает время урока! Но сегодня мытья доски не было – предстоит контрольная. Годовая! Этого все ждали и боялись. Обычно все одиннадцатиклассники пишут ее в один день: каждый класс на своем уроке. Те, кто писал позже других, – настоящие счастливчики: они успевали спросить, какие будут задачи, заранее продумать решение, спросить, списать…

Сегодня мисс Фолкнер написала заранее мелом на доске задачи для двух вариантов и сейчас торжественно открыла створки, едва зазвенел звонок.

– Уберите, пожалуйста, все со стола, оставьте только лист бумаги. Брайан, ты меня плохо слышишь? – Учительница никогда не повышала голоса, но умела так посмотреть или таким тоном сделать замечание, что становилось не по себе. Брайан сидит впереди меня, у него будет такой же вариант, что и у меня. Он у нас любит развлекаться на уроках – постоянно передразнивает то меня, то Оливию, то кого-нибудь еще из класса, вечно пристает с какими-то вопросами, не относящимися к делу. Вот и сейчас, когда урок уже начался, тем более такой ответственный урок, Брайан по обыкновению начал передразнивать меня – как я собираю волосы на затылке в хвост, при этом повернулся ко мне, делая томное лицо и руками совершая какие-то хаотичные движения вокруг головы.

– Брайан, отстань, а то не дам списать! – Я решила привести его в чувство, но уже начинала выходить из себя.

Повернулась и взглянула Оливию. Та мягко прикрыла один глаз – она всегда так подмигивала. Это уже была традиция. Я хотела верить, что все будет хорошо и наш план спасения сработает. Время идет, я обвожу взглядом класс – становится и смешно, и страшно. Вот Хосе, сидящий на первом варианте на втором ряду, начинает краснеть, при этом судорожно делая какие-то пометки на черновике. Абель, которой легко дается математика, сосредоточенно и уверенно что-то пишет уже в чистовик. Меган вот ходит по всем предметам к репетиторам и сейчас не особо переживает. Да, вам нас не понять, мрачно думаю я. В этот момент Брайан начинает озираться на меня с нелепым выражением лица – раньше времени! Боюсь, что он провалит наш план! Оливия пытается еще на черновике углядеть только зарождающееся правильное решение у отличницы Кейт, сидящей позади нее. Она прекрасна, и даже разворачивает иногда лист с решениями в сторону Оливии, чтобы той сподручней было списывать. У меня вторая очередь – я жду, пока Оливия закончит. Времени остается все меньше. Брайан переживает, что вообще не успеет, и начинает слишком громко шептать, пока мисс Фолкнер отлучилась в подсобку в конце класса.

– Ксанти, разверни листок.

– Для чего? Ты же видишь – он пустой!

– Брайан, заткнись! – деловито советует Брендон, который уже, видимо, справился с двумя из трех заданий.

– Да тише все вы, не мешайте мне думать! – раздается с первой парты голос здоровяка Ханса.

Сложность заключается в том, чтобы все-таки списать правильный ответ в те доли секунды, пока на нас не смотрит бдительная мисс Фолкнер. Тут дверь подсобки открылась! Все как по команде сосредоточенно уткнулись в свои листы.

– Осталось двадцать минут!

– Мисс Фолкнер! – Брендон тянет руку.

– Что, Брендон, со всем уже справился? – Она говорит немного нараспев и даже улыбается: Брендон – ее любимчик.

– Можно вопрос?

– Да, Брендон?

– Во второй з-задаче должно получиться целое или дробное число?

Что это у него за грассирующая «з», думаю я тем временем. Но нужно признать: время вопросов – благодатное решение для списывания.

– А тебе какое больше нравится? – Мисс Фолкнер улыбнулась мягко и загадочно, как всегда. – То и ставь.

Вот так. Никаких подсказок даже любимчикам. Принципы.

– Брайан, тебе чего не хватает? – Внезапная перемена в настроении учительницы могла случиться в любой момент. И сложно было предугадать, чем это будет вызвано.

– Мне всего хватает, – не моргнув глазом отвечает Брайан, смахнув со лба прядь волос.

– А что ты тогда забыл у Ксантии?

– Гордость свою забыл, – дерзко отвечает Брайан и таращит глаза.

– Вот оно что… – Мисс Фолкнер улыбнулась. – Слышишь, Ксанти, что же ты будешь делать с этим джентльменом?

Я бы с радостью вступила в этот увлекательный диалог, но вот только времени остается все меньше. А это пристальное внимание очень мешает мне списывать. Пытаюсь сделать расслабленный вид.

Брайан не боится мисс Фолкнер и иногда даже вступает с ней в беседу практически на равных, и такие вот их диалоги забавляют весь класс.

До конца урока остается каких-то десять минут, все осмелели и уже не так боятся внимания учительницы. Оливия полностью развернула листок в мою сторону и прикрыла его пеналом – так мне намного удобнее списывать. Кейт, как всегда жутко боясь, передала черновик нам, а я тут же отдала его Брайану, чтобы он расслабился и не подвел всех нас. Тем временем Кейт уже решает второй вариант для своей соседки. Кейт действительно наш вундеркинд, причем не только по математике!

Вот и звонок! Некоторые лихорадочно дописывают уже размашистым корявым почерком решения, некоторые рискуют и пишут ответы к задачам наугад. В класс уже начинают подтягиваться ученики из параллельного класса.

– Брендон, у тебя остался черновик?!

– Что тебе нужно от него, Никос? – Мисс Фолкнер не дремлет. Ну и что, что она их классная, все равно списать не даст и не подскажет. Многих из нас она любит даже больше, чем учеников из своего класса, а мы больше любим и уважаем ее, чем нашу классную. Даже несмотря на то, что списываем.

– Наша мисс Фолкнер ― просто образец стиля, такая элегантная и так достойно всегда держится, – замечает Абель. Она любимица мисс Фолкнер. Нам с Оли хочется думать, что это не лесть за глаза.

– В тонусе, – одобрительно замечает Брайан, скидывая вещи в свой безразмерный рюкзак.

– Какие умные слова ты знаешь! – подначила его Оливия.

Все дружно засмеялись – напряжение отпустило, самое страшное позади.

Надеюсь, план по списыванию сработал…

– Девочки, ну как вы? Я как будто кросс пробежала! Мне срочно нужно на улицу, на воздух… Воды, воды мне! – Джулс обмахивала тетрадью покрасневшее лицо и шумно дышала. Она «любила» математику так же, как остальная «банда», и тоже все утро на нервах.

– Я думала, будет сложнее. В принципе я во всем уверена, кроме второй задачи. – Айна спокойно собирала вещи в сумку. – Это Брендон меня смутил своим вопросом: дробное должно получиться или целое?!

– Айна, и что это ты там смеялась, когда всему классу плохо? – с обидой в голосе Джулс обратилась к подруге, присев на край парты.

– Да это Хосе меня смешит, как всегда. – Айна по обыкновению заразительно громко засмеялась – видно, вспоминая недавнюю шутку. Да, когда речь шла о том, чтобы посмеяться или пошутить, в классе ей не было равных. Ее обаянию, как и смеху, не было предела в буквальном смысле. Нередко учителя отправляли ее за двери класса «просмеяться».

– Хорошо вы устроились: Брендон, ты, Хосе. Уселись на один вариант, нет бы друзьям помочь, – не унималась Джулс.

– Физики не будет, Ксантия!

– Брайан, да что же ты так орешь! – Ксантия прикрыла уши и недовольно отшатнулась от него, но новость, что последних двух пар не будет, привела ее, да и всех остальных, в восторг, особенно после такого стресса на контрольной.

– Пошли на набережную – там сейчас такая красота!

– Я не могу, девочки, ко мне придет ученик на французский. – Айна уверенно репетиторствовала вот уже два года. Языки ей давались особенно хорошо – впрочем, как и все остальные предметы. Исключением была лишь физкультура. Невысокого роста, крепкого телосложения, с широкой грудной клеткой и плечами и большой грудью, Айна не любила физические упражнения как таковые. «Что, мне еще и в спортивном зале работать нужно? Я и так в школе свой мозг каждый день напрягаю. Могу себе позволить!» И позволяла… как правило, спагетти болоньезе или двойной шоколадный фондан.

– А я за! – Оливия обняла Ксантию и Джулс и все зашагали к дверям. Свобода так близко!

У гардероба, как всегда, очередь. В мае школьники уже обычно все перемены носятся на свежем воздухе, и сейчас все спешили выскочить на улицу. Едва переступив порог, все трое одновременно втянули в себя прохладный майский воздух. Это еще не лето, но обещание его. Через двор, где живет Оливия, побрели прямиком к набережной, длинной-длинной, вдоль всего берега реки, рассеченной двумя мостами. На одной стороне – дом Ксантии, Джулс, Château des Arts, где танцует Ксантия, на другой – школа и дом Оливии. И чем больше девушки удалялись от школы, тем быстрее они шли. И вот они уже бегут вприпрыжку, обгоняя друг друга, искусно лавируя (они слишком хорошо знают и любят это место) на камнях разного размера – брусчаткой выложена вся пешеходная часть набережной. По обеим сторонам от них выстраиваются березы, клены, сосны. Вдоль тротуара тянутся велосипедные дорожки – они отделены от пешеходной части небольшими газонами и линией фонарей. Да и покрытие здесь асфальтовое – ровное. Скоро выходные, и Ксантия будет кататься здесь на великах вместе со всей семьей. Рядом с велодорожками установлены стоянки для велосипедов, на случай если кто-то захочет отдохнуть или прогуляться пешком.

– Ксанти, а что это мы гуляем? У тебя разве нет тренировок? – Джулс посмотрела на подругу с беспокойством: не пропускает ли она занятий из-за того, что Джулс захотелось прогуляться?

– Девочки, конечно, есть. Но это вечером, еще полно времени.

– Ксанти, это же первое твое выступление такого масштаба?! Волнуешься?

– Оли, ну не то чтобы сильно… – Ксантия покраснела; хочется казаться взрослой, опытной, но ведь девчонки знают, как она переживает за свои танцы. – Нет, вру. Сильно.

Все рассмеялись.

– Одни стрессы. Конечно, выступать ― это не то что писать контрольную, но все равно…

– Нам, кстати, сказали, что этот месяц мы будем буквально жить во Дворце искусств.

– Серьезно? А как же еда, сон, уроки? – Джулс спрашивала с обстоятельным и серьезным видом и ожидала такого же серьезного и исчерпывающего ответа.

– Моя дорогая Джули… – начала Ксантия медленно, нарочно состроив серьезное лицо. – Не хочу тебя расстраивать, но так иногда бывает, что приходится не спать, не есть, не делать уроки, а только танцевать, танцевать, танцевать!

Она раскинула руки, пробежала вперед, сделала несколько tours chaînés по набережной, со смехом вернулась к Джулс, встала на цыпочки, – при своих пяти футах восьми дюймах роста она была на голову ниже Джулс – самой высокой в классе, – схватила подругу за руку и закрутила, как волчок.