Любовь по плану. Проклятый принц
- -
- 100%
- +
Пока я восхищённо разглядывала интерьер, шаркающие шаги замерли. Послышалось кряхтение, словно кто-то сильно пожилой наклонялся за мелким предметом.
– А вот и они, госпожа Штальбаум, – проговорил невидимый собеседник. Невидимый не потому, что прозрачный. Просто меня саму держали так, что я смотрела в противоположную сторону. – Хорошо, что я за ними вернулся. Было бы обидно, если бы их кто-то…
Мужчина осёкся. Повисла напряжённая пауза, в течение которой я завистливо косилась на пятиконечную звезду, украшавшую верхушку ёлки. Вот всегда мечтала именно о звезде. Но дома всегда находились только шпили. Два на выбор: голубой и красненький. А тут – звезда. Да ещё такая красивая, жёлтенькая.
– Мадам Штальбаум, – проговорил мужчина вкрадчиво. – Вы позволите забрать до утра эту куклу? Я бы очень хотел посмотреть, как она устроена.
– Как устроена? – рассеянно переспросила женщина.
В следующую секунду я взмыла вверх. И, вот честно, американские горки отдыхают! Я ни разу на них не каталась, но более чем уверена, что вот сейчас было круче.
А женщина тем временем покрутила меня, подержала вниз головой, заглянула в глаза и, кажется, под юбку, и уточнила:
– А что здесь проверять? Кукла как кукла. Балерина на постаменте.
Ах, то есть, это я и есть забытая игрушка? Занятно. Выходит, я кукла, которая принадлежит какой-то Мари, вечно витающей в облаках. Вот только… Что-то не сходилось.
Точно! Ведь огромный деревянный Щелкунчик (не такой уж и огромный, как выяснилось) называл меня саму Мари.
Странно это всё…
– Мне только посмотреть. – Мужской голос звучал уже ближе. – Обещаю, что верну куклу завтра же утром.
Теперь я ухнула вниз. Ну настоящий аттракцион! Полный восторг!
Вдобавок теперь меня держали так, что я могла разглядеть мужчину. И страшен же он был! Сам сгорбленный, сморщенный. Один глаз скрыт чёрной повязкой, как у пирата. И нос огромный. Больше всего он напоминал классическую Бабу Ягу в мужском обличье.
И вот этот сморщенный старичок очень хищно косился на меня. Так, что мне даже захотелось спрятаться за спину державшей меня женщины.
И, кажется, она читала мои мысли. Потому что в следующую секунду мадам Штальбаум задвинула меня за спину.
– Боюсь, господин Дроссельмейер, вам пора. – Её голос звучал мягко, но непреклонно. – Насчёт игрушки сможете договориться утром лично с Марихен. Приходите после завтрака. А пока я её оставлю здесь.
С этими словами я снова взмыла вверх и приземлилась вертикально… На полку. Самую настоящую полку в шкафу. А следом хлопнула стеклянная дверца и щёлкнул замочек.
– Прошу прощения за грубость, мадам Штальбаум, – поклонился старик. – Конечно же, я приду к вам утром.
Женщина величественно кивнула и направилась к выходу из комнаты в сопровождении гостя. Уже на пороге старик обернулся и бросил на меня ещё один взгляд, от которого мне резко стало не по себе.
Стоя на полке, я поражалась силе собственного воображения. Это ведь надо – выдумать в таких подробностях целый сказочный мир! То есть, конечно, я его вовсе не выдумала – на картинках в книжке всё выглядело очень похоже, но… Сейчас я словно находилась в виртуальной реальности!
Очень круто.
Конечно, если забыть о том факте, что я вообще-то отдыхаю в психлечебнице. Кстати, где там санитар Коля в образе Щелкунчика? Гиганты, которых он так боялся, уже ушли…
Нет, на самом деле, я очень хорошо понимала, почему так вышло. Вся моя недолгая жизнь покатилась в бездну именно с момента, когда я вызвалась играть Мари в той школьной постановке.
В своё оправдание скажу, что мне было тринадцать лет. Мы тогда ставили что-то вроде балета, а я так любила танцевать! И Славика. Пожалуй, Славика больше.
Да, думаю, если бы не было долгих репетиций и публичного показа, мы бы так и не сошлись. Но – вышло как вышло. Всё началось со Щелкунчика.
И закончилось, как ни иронично, им же.
После той некрасивой сцены измены на вечеринке я впервые в жизни упала в обморок. И Славины друзья довезли меня до больницы. А Игорь даже сохранил мою картонную модель Щелкунчика. Не знаю, зачем.
Несколько месяцев эта картонная модель стояла на окне моей новой съёмной комнаты. И, кажется, видела все грани моего падения. Отрицание, когда мне впервые сообщили диагноз. Гнев на Славу – правда, запоздалый. Депрессия, когда мне не хотелось делать вообще ничего. Торг, когда я пыталась узнать, не возьмут ли меня в программу по пересадке органов… И принятие. Полное и безоговорочное.
В конце концов, какой смысл расстраиваться, если остаток жизни можно провести намного интереснее. Правильно? Правильно.
Так что решение впервые за девять лет сыграть роль в театральной постановке было не случайным. И когда мне позвонила знакомая, та самая, которая передавала старые декорации для злополучной вечеринки, и попросила её подменить на позднем новогоднем утреннике, я не колебалась. Особенно порадовало то, что мне предстояло исполнить именно роль Мари. А у меня так удачно оказалась под рукой модель Щелкунчика и даже костюм. Удивительное совпадение. И очень символичное. Как будто сама вселенная убеждала меня поставить, наконец, точку в этой истории.
О, точку я и в самом деле поставила. Если судить по тому, что в итоге оказалась непонятно где и даже пошевелиться не могу.
А ведь как хорошо всё начиналось!
В театр я шла в радостном предвкушении. Знакомая утверждала, что режиссёр молод и подаёт надежды… Увы, какие именно надежды он подаёт и кому, осталось неясно. Потому что то, что происходило сегодня утром в ТЮЗе, назвать спектаклем мог разве что человек с очень хорошей фантазией.
Постановка вышла… Занимательной. Красочной. Интерактивной. Да, интерактивной – хорошее слово. Дети, сидевшие в зале, кидались в актёров попкорном. Актёры, украдкой, кидали попкорн обратно. Ну ладно, кидала только я. Но ведь весело же!
Правда, когда один из кусочков сладкой кукурузы угодил в раскрытый рот какой-то мамаши, пришлось остановиться. Но безумие, в отличие от меня, останавливаться не желало. Оно крепчало.
После проваленного спектакля нами, то есть актёрами, была обнаружена поваленная ёлка. Как будто её подрала когтями стая диких котов. А дальше начался сущий дурдом.
Стоило нам дружной гурьбой ввалиться в гримёрку и рассесться кто куда, как дверь распахнулась, и к нам вошёл мужик. Настоящий мужик в костюме деда Мороза. В женскую гримёрку.
Ладно, вру. Не сразу он вошёл. Кто-то к этому моменту даже успел выпить вина. Я бы тоже выпила, но, увы, сердце. И вот, стоим мы кто где. Кто-то почти уже разделся, кто-то смыл половину макияжа, а одна девушка вообще уснула… И тут распахивается дверь и вваливается Дед Мороз!
Я едва дар речи не потеряла… То есть, не потеряла, конечно, но могла бы. Просто этот мужик, он ну очень реальным казался. И когда он начал что-то гневно вещать про испорченные сказочные ценности, мне даже стало чуточку стыдно. Хотя, конечно, вопросы здесь не ко мне, а к режиссёру. Но видели-то дети именно нас.
В принципе, я начинаю догадываться, почему та знакомая решила отказаться от участия. Она явно что-то знала. Мне же выдала всего лишь список реплик. Я даже ни на одну репетицию не успела попасть…
Так вот, возвращаясь к Деду Морозу. Мужик был зол. Просто невероятно зол. А потом… Вот я так и непоняла, что произошло. Он вдруг обвинил во всех грехах именно нас, хрупких женщин. В лучших традициях сильных мужиков, честное слово! А потом перешёл на какой-то совсем уж пафосный слог.
Всё, дальше помню только снег, холод и темноту.
И слова, набатом отдающиеся в голове:
– Коли сказки волшебные испортите, так ледяными глыбами и останетесь!
От воспоминания по спине пробежали мурашки.
Если так задуматься… Что, если психбольница и ни при чём? Нет, мысль, конечно, дикая. Но что если тот странный дед в самом деле закинул меня в сказку? Уж очень это всё реально выглядело.
Я поёжилась.
И едва не завопила от восторга. Я наконец могла двигаться! Совсем немного, но могла!
Так, первым делом нужно попытаться осмотреться.
Я с каким-то тягучим скрежетом повернула голову влево. Медленно и совсем немного. В поле зрения вплыли куклы. Примерно моего роста. Одетые в нарядные платьица. Застывшие неподвижными статуэтками.
Скосив глаза, понаблюдала за изящными, но, увы, безжизненными фигурами. И принялась с тем же скрежетом поворачивать голову в другую сторону.
И вот тут меня ожидал сюрприз.
На меня в упор смотрел незнакомый мужчина.
Глава 3
Вообще, встретить живого человека моего размера – ну, может, немного повыше – оказалось неожиданно. Я-то уже привыкла к мысли, что люди здесь гиганты, а нет, гляди ж ты…
Мужчина стоял, прислонившись плечом к стеклянной поверхности дверцы шкафа и разглядывал меня с въедливым любопытством. Сам он напоминал какого-то местного рокера на минималках. Хищное лицо, бритые виски, небрежно зачёсанные назад тёмно-русые волосы. В левом ухе блеснула серьга в форме колечка. Заметив, что я на него смотрю, незнакомец широко ухмыльнулся и, оттолкнувшись плечом, ленивой походкой направился ко мне.
– Значит, вот ты какая, – протянул он, вглядываясь в мою фигуру. – Чистая душой дурочка, играющая в игрушки.
Так, вот это я что-то не поняла наезда. А с другой стороны – чего я ждала от незнакомца? Меня не так давно предал самый близкий человек, а тут незнакомый мужик. Как будто мне есть дело до его мнения.
– А что плохого в игрушках? – хмыкнула я. До сих пор не могла понять, каким образом с моих губ срываются звуки, тогда как сами губы остаются неподвижными. – Молчаливые, красивые. Не хамят, опять же.
Брови незнакомца насмешливо изогнулись.
– Прошу прощения, если был груб, – ухмыльнулся он, обходя меня по кругу. – Надеюсь, я вас не обидел?
– Поверьте, это не так просто, как кажется, – проворковала я.
Меня уже начинал разбирать смех. Настолько нелепой была ситуация. Я стою на полке и не могу пошевелиться. Передо мной на этой же полке стоит живой человек и пытается острить. Ха! Да я мастер спорта по сарказму и чёрному юмору. Это он меня сейчас задеть пытался? Не выйдет, дорогой мой… Человек.
Мысленно закатив глаза, я откинула лишние мысли и переключила внимание на собственное тело. Насколько я могла судить, я застыла в позе балерины: руки подняты над головой, одна нога отведена назад. Как я не падала в этом положении, ума не приложу. Хотя… Кажется, вторая нога оказалась то ли воткнута, то ли впаяна во что-то. Да уж, неловкость – моё второе имя.
Незнакомец тем временем продолжал обходить меня по кругу. При этом какое-то повышенное внимание уделял фигуре и общему наряду. И вот как бы я ни хотела его игнорировать – а взгляд так и возвращался к сверкавшим из-под тёмных бровей глазам.
– Ты чем платить собираешься? – не выдержала я. Ну бесит же!
– За что? – Кажется, он растерялся. Застыл и, слегка нахмурившись, уставился на меня.
– За просмотр, – отрезала я.
Наши взгляды схлестнулись. Я старалась подавить раздражение. А он как будто чего-то не понимал. Прищурился, смерил очередным оценивающим взглядом. Склонил голову. И шагнул ближе, пристально вглядываясь в моё лицо.
– Тебе точно тринадцать лет? – прошептал он.
– Мне? – Теперь уже я растерялась. – Нет, конечно.
– А сколько?
Я часто заморгала. Ну, заморгала бы, если бы могла. Странные ощущения. Я как будто что-то делаю, но в восприятии тела ничего не меняется.
– Мне… Эмм… А вот невежливо задавать девушке такие вопросы! – наконец отмерла я.
Незнакомец оскалился и приблизился вплотную. Глаза его хищно блеснули, и я вдруг смогла разглядеть, что они серые. Что странно, поскольку он стоял спиной к стеклу, откуда падало освещение. Может, за моей спиной зеркало?
Кстати, зеркало!
Моментально потеряв интерес к стоящему передо мной незнакомцу, я принялась медленно разворачивать голову. К счастью, с этим движением я уже освоилась.
– Эй, куда! – нахмурился он и совершенно без усилий снова повернул моё лицо к себе. – Я ещё не договорил.
И вот я хотела возмутиться, но в последний момент в поле зрения что-то мелькнуло, и я замерла. Всё тело сковал ужас. Ни пошевелиться, ни двинуться. Я и до этого-то не то чтобы много шевелилась, но посыл понятен.
– Скажи, пожалуйста, – прошептала я на грани слышимости. – Мне показалось или…
Не показалось. Секунду спустя из-за плеча мужчины выглянула крысиная морда. Или мышиная – кто их тут разберёт. Проблема в том, что грызун был вполне нормального размера. По сравнению с людьми-гигантами, конечно. А по сравнению со мной – как крупный дог.
Завопив от ужаса, я дёрнулась всем телом. Послышался хруст, скрежет, и я начала заваливаться назад. Похоже, чем бы я там ни была приклеена к подставке, я это крепление попросту выломала. Даже не ожидала, что это вообще возможно. И того, что тело резко обретёт подвижность – тоже.
Пришла в себя, сидящей на полу. Где-то в голове промелькнуло понимание, что всплеск адреналина наконец вернул контроль над собственным телом. Ну, либо на меня наконец подействовало заклинание Щелкунчика. Возможно, всё вместе.
– И что это было?
Напротив меня, примостившись на корточках, сидел тот самый тип. И продолжал всё так же пристально разглядывать. Как будто я зверушка какая. Жаль, сил злиться попросту не было.
– Мне… Показалось… – Я шумно сглотнула и осторожно огляделась по сторонам. Нет, никого не было. Ни мышей, ни крыс. Никого. – Что я увидела крупного грызуна.
– Правда? – расплылся в ухмылке незнакомец. – Ты боишься мышей?
Я поёжилась. Вообще, боюсь – это слабо сказано. Скорее прихожу в ужас, смертельно пугаюсь и кричу от ужаса. Вот как сейчас вот.
– Разве это смешно? – буркнула я. – Все чего-то боятся.
– Не смешно, – фыркнул мужчина и, подавшись вперёд, приподнял моё лицо за подбородок. – Это даже в чём-то мило. Какая забавная куколка. Пожалуй, стоит за тобой ещё понаблюдать.
Послышался шорох, и я вздрогнула. Мыши?
А мужчина нахмурился и, отстранившись, легко поднялся на ноги.
– Потом, – кивнул он. – Пока что мне пора. Сюда идёт ваш кавалер, мадемуазель Штальбаум. – Слово «кавалер» он выплюнул с какой-то нечеловеческой ненавистью. Или мне показалось?
С этими словами он скользнул за ближайшую статуэтку, которыми была уставлена вся полка, и исчез из виду.
А я, обернувшись, в самом деле заметила зеркало. Что ж, отличный повод рассмотреть себя.
Ну что я могу сказать? Я выглядела… Мило. Утончённо. Женственно. Из плюсов – моя светлая от природы кожа стала фарфоровой. Из минусов… Ну, в общем, фарфоровой она стала в прямом смысле этого слова. К коже прилагались изящная причёска, короткое белое платье с пачкой и пуанты. Всё из фарфора. Ах, и ещё немного дальше виднелся постамент в виде небольшого камня, от которого я только что умудрилась весьма успешно отломаться.
Мда… Попала так попала. Нет, у меня внутри ещё теплилась надежда, что всё это – лишь результат наркотического сна, а сама я благополучно валяюсь в местной психушке… Но чем дальше, тем больше я в этом сомневалась. Ну не способно моё воображение на подобные выверты. Не способно.
От созерцания себя отвлёк очередной шорох.
Вздрогнув, я обернулась на звук и вгляделась в полумрак. Между выставленных рядком фигурок различить что-либо было почти невозможно. Но я тешила себя надеждой, что это не крыса. Что грызун мне всего лишь померещился, и я в ближайшее время с ними больше не столкнусь. Ну пожалуйста!
Наивная надежда, согласна. Учитывая, в какой сказке я оказалась. Но у Марихен, помнится, был благородный и надёжный защитник. Так что, пока я на её месте, меня вроде как есть кому ограждать от крыс. Осталось только его дождаться.
Словно в ответ на мои мысли, фигурки раздвинулись, и на открытое пространство вышел Щелкунчик. Как говорится, «вспомнишь солнышко – вот и лучик». И деревянный принц именно так и выглядел. Едва не сиял от гордости.
– Добрый вечер. – Я склонила голову, припоминая, что Щелкунчик обращался ко мне на вы. – У вас хорошие новости?
– О, Мари! – Он воздел руки. – Я счастлив видеть вас в добром здравии!
Спорное утверждение, ну да ладно…
– Да, к счастью, я могу шевелиться, – хмыкнула я. – Теперь вы мне расскажете, что происходит?
– Обязательно! – Деревянный принц потешно закивал. – Но только позже! Нам пора уходить: дядя скоро вернётся!
– Разве это плохо? – нахмурилась я. – Вы с ним не ладите?
Кажется, в оригинальной сказке Дроссельмейер был первым, кто способствовал воссоединению собственного племянника и Марихен. Подарил деревянного Щелкунчика и чудесный замок. Рассказал сказку про доблестного героя, спасшего принцессу. Вызвал восхищение, жалость и желание спасти… Одним словом, обработал девочку по полной. Даже добавить нечего.
На месте тринадцатилетней Марихен я бы, может, тоже влюбилась. Только мне уже давно не тринадцать. А после истории со Славой я вообще вряд ли когда-то снова смогу любить.
– Не то чтобы не ладим… – Щелкунчик замялся. – Скорее, имеем разные взгляды.
– На что?
– На предназначение! – отрезал он. И, явно решив, что разговор окончен, схватил меня за запястье и поволок к дальнему углу полки.
– Эй, стой! – Разумеется, я принялась упираться. – Ты объяснишь, куда мы идём? – Нет, очевидно же, что не объяснит… – А меня спросить? А…
Мы уже скрылись за фигурами игрушек. Перед лицом мелькали безжизненные лица. А меня с каждым шагом шатало всё сильнее. Вот перед глазами потемнело, и я стала оседать. Чёрт, кажется, это начинает входить в привычку.
Приходила в себя, лёжа в том же месте. В дальнем углу полки, между фигурками.
А рядом со мной на постаменте, к которому я крепилась ещё недавно, сидел мрачный Щелкунчик. Как я поняла, что он мрачный? В основном, из-за позы. Ну и каким-то шестым чувством ещё. От него буквально волнами исходило раздражение.
– Что произошло? – нахмурилась я, принимая сидячее положение.
– Скажи мне, Мари… – проникновенно начал Щелкунчик. Надо же, мы уже на ты… – Ты сошла с постамента до или после того, как вернула подвижность?
– Ну… – Вспомнив, как падала при виде грызуна, я отвела глаза. – Думаю, до.
– Всё ясно, – процедил собеседник. – Тогда у меня второй вопрос: кто потащит этот камень?
Он пнул пяткой постамент. Тот ответил гулким звуком. А я с любопытством уставилась на каменюку.
– А зачем его куда-то тащить? – поинтересовалась я.
– Зачем? Ты спрашиваешь, зачем? – Щелкунчик всплеснул руками. Выглядело комично. – Да ни за чем! Просто ты вытащила ногу до того, как она стала полностью подвижной!
– И?
– И часть твоей ноги осталась там!
Вздрогнув, я уставилась на пуанты. После пристального осмотра, что было нелегко при таком скудном освещении, на одной из них обнаружился скол. Крошечный. Из разряда тех, которые я бы ни за что не заметила, если бы не сказали.
– Так… – глубокомысленно протянула я. – И… Что?
– А то, что теперь тебе придётся таскать с собой весь камень! Там ведь часть тебя! – Щелкунчик закатил глаза. На деревянном лице это выглядело откровенно жутковато.
– Ну-у… – я поёжилась. – Мне эта часть не то чтобы прямо нужна. Давай, может оставим?
– Ещё как нужна! – отрезал он. – Ты не понимаешь, это ведь магия! Ты теперь от этого камня даже отойти не сможешь. Каждый раз будешь лишаться чувств, как вот только что.
Лишаться чувств не хотелось. Но таскать с собой огромную каменюку не хотелось тоже.
– Так, а что если подковырнуть? – предложила я.
– Камень?
– Ногу! То есть, этот… – я пошевелила ногой, демонстрируя место скола.
Щелкунчик снова закатил глаза. Вот же… Ещё пару раз так сделает – и я сегодня точно не усну.
Но додумать мысль мне не дали. Мой собеседник вдруг напрягся, повернув голову в сторону дверцы шкафа. А через несколько секунд я услышала, как кто-то входит в комнату.
Витиевато выругавшись, Щелкунчик принялся затравленно озираться. Я же с каким-то флегматичным любопытством наблюдала за его действиями. Страх принца был мне непонятен.
– Опять сбежишь? – поинтересовалась я, глядя на суетящегося Щелкунчика. Он крутился вокруг своей оси, лишь чудом не сбивая статуэтки. Как будто выискивал, в какую щель нырнуть.
От моего вопроса он замер и медленно повернулся ко мне.
– А это мысль… – пробормотал он и, подскочив ко мне, рывком поднял на ноги. – Переодевайся!
– Во что? – Я демонстративно развела руки, показывая, что одежда моя вообще-то не снимается. Пачка была такой же фарфоровой, как и всё остальное и, боюсь, с точки зрения магии тоже считалась частью тела. В том смысле, что без неё я далеко не уйду.
– Да во что угодно! – принц обвёл жестом стоявших тут же кукол. – Прояви фантазию, ты же женщина!
С этими словами он прижался к стенке шкафа и… в самом деле просочился в какую-то щель. И тут же я поняла причину его негодования. Если я с юбкой в эту щель ещё протискивалась, что широкий камень – никак. Да уж. И что делать?
Каким-то образом настроение Щелкунчика передалось мне, и я зашарила взглядом по куклам. И, как назло, ничего подходящего действительно не находилось.
А тем временем из-за дверцы послышалось какое-то механическое шебуршание. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что это кто-то ковыряется отмычкой в замке. Ну как, кто-то? Очень даже понятно, кто именно.
Резко выдохнув, я закрутилась на месте, в точности повторяя недавние действия Щелкунчика. Только искала не куда спрятаться, а во что одеться. Увы, ничего не находилось. Куда ни глянь, везде только куклы. И все либо цельные, как я, либо одеты в маленькие платья, застёгнутые на крошечные пуговички. Возиться с застёжками, проверяя, насколько восстановилась мелкая моторика, не хотелось. Да и времени бы это заняло вагон. Я уж молчу о том, сколько подозрений возникнет у дяди, когда он обнаружит на полке раздетую куклу. А рядом меня в её одежде и с камнем.
– Думай, Марьяна, думай…
Но ни одной мысли в голову не приходило. Время утекало. Металлические звуки становились настойчивее. Куклы стояли, сидели и лежали… Стоп, лежали?
Резко замерев, я уставилась на игрушечную кровать. Где возлежала особенно очаровательная куколка. В игрушечном платьице. На игрушечной подушечке. Под игрушечным одеяльцем.
– Прошу прощения за грубость, – пробормотала я, сдёргивая с куклы покрывало. Беленькое, с кружевами. – И вот это ещё. Благодарю.
Напоследок я стянула с головы куколки розовую ленту. Тот факт, что куклы не отвечали, меня не смущал. Вежливость всё равно лишней не будет.
Лентой я наскоро перемотала постамент, чтобы было за что держать. К слову, он оказался полым. К тому же, имел сквозное отверстие. Как раз из него я так неаккуратно выдернула ногу.
Зафиксировав каменюку, я перевернула её плоской стороной вверх, накинула сверху белое покрывало и опустилась на пол, держа постамент двумя руками над головой. Ровно в этот момент дверцы распахнулись, и в шкаф просунул нос Дроссельмейер.
Я замерла и зажмурилась, стараясь не шевелиться. Даже дышала через раз. Вспоминала при этом, как ни странно, Славу. Однажды, после особенно удачного прогона, он решил поделиться со мной и своими друзьями секретами собственного мастерства.
На вопрос о том, как ему удаётся настолько хорошо вживаться в роль, Славик отхлебнул пива и наставительно произнёс: «Я никогда не играю. Я просто становлюсь своим персонажем. Срастаюсь с ним мысленно и духовно».
Мда. Если вспомнить, в тот раз он, кажется, становился говорящим деревом. «Зато не каким-нибудь, а дубом!», – восклицал Слава, когда его об этом спрашивали. Короче, дуб дубом, а самомнение с баобаб.
Так вот, сейчас я изо всех сил старалась вспомнить заветы бывшего и стать столом. Низким столом, накрытым белоснежной скатертью. Сидела в позе лотоса, держала постамент в одеялом и мысленно повторяла: «Я стол, я стол»… И на удивление, это сработало.
– Вот же поганец, – прошипел дядя Щелкунчика и принялся по одной снимать с полки кукол. – Не та… Не та… Неужели правда ушёл?
И вот я знала явно меньше, чем деревянный принц, но прямо сейчас даже мне казалось очевидным: попадаться этому человеку не стоит. Ой, не на чай он меня собрался пригласить.
Бормотание не прекращалось. Но в какой-то момент звук изменился. Стал… свободнее, что ли? И лишь когда на край импровизированной скатерти упал луч света, я поняла, что произошло. Этот человек попросту снял с полки все куклы до единой. Осталась мебель.
По телу разлился чистый ужас. Вот сейчас он приглядится – и всё! Обнаружит. Заберёт с собой. И… Что он там говорил? Разберёт, чтобы разобраться, как я устроена? Я не хочу!
Размышляя, бежать или замереть, я не сразу услышала новые звуки. Какой-то шелест. Словно на пол равномерно сыпалась мелкая крупа. И ещё какой-то тонкий звук на грани слышимости. Словно короткие посвисты. Или пиликанье. Нет, скорее писк.