1 глава
Люся
– Толя… – тихо шепчу на ушко любимому мужу, вырисовывая на его груди завитки.
Толик, как всегда, спит беспробудным сном. После десяти лет совместного брака секс в нашей семье стал роскошью, как колбаса на Новый год.
Недавно я прочитала в газете одну фразу: «В Советском Союзе секса нет». Вот и у нас его в семье нет уже месяца три. Последний раз был на Восьмое марта, и то минуты на три, ничего и понять не успела. Завалившись на подушку, и тяжело выдыхаю.
– Толя! – крикнула я, толкая его в бок локтём.
– Люсь, отстань, мне на смену через десять минут вставать, – сонно проворчал он. – Пойди лучше свиньям жрать дай!
– Дала уже и свиньям, и курам! Тебе только не дала! – обиженно ответила я и отвернулась к стенке, рассматривая пёстрые узоры на ковре.
За спиной проворчал недовольный медведь – муж. Повернулся, и шершавая ладонь, словно случайно, коснулась талии. Внутри встрепенулось предчувствие, сладкое и терпкое. Затаив дыхание, подалась навстречу, ожидая, что вот сейчас взметнётся вверх ночная рубашка, сомнёт в жадных руках грудь, и он ворвётся в меня, вырывая стоны из самой глубины. Но…
– Люсь, – прошелестел бархатный голос у самого уха. – Мне ж на смену скоро… давай вечером?
Лёгкий поцелуй в плечо обжёг разочарованием. Взвыв от досады, отбросила его руку, будто назойливую муху. Перевалившись через тёплое тело, побрела к шкафу, и старая советская дверь отозвалась тоскливым скрипом.
Кто бы мог подумать, что всего через десять лет Толя превратится из горячего жеребца в вялый огурец? А ведь было время, когда он терзал меня всю ночь напролёт, и только под утро отпускал, измождённую, в объятия Морфея.
Сорвав с себя ночнушку, швырнула её в угол. Обнажённая, потянулась за платьем на нижнюю полку.
– Ах! – вырвалось у меня, когда сильные руки мужа обхватили мои бёдра. – Ты же говорил, у тебя смена?
– Могу и задержаться, – прорычал он, упираясь горячим членом в самое нутро моего желания.
Одним движением он повалил меня на перину, и старая кровать отозвалась стоном дерева под нашим весом. Толя навис надо мной, словно древний бог. Время над ним не властно – в свои годы он так же безупречен, как и десять лет назад. Каждое движение мускулистых рук, каждый изгиб его рельефного тела сводят меня с ума. Я распахнула ноги, готовая принять его, нутро трепетало в предвкушении. Он жадно припал к моей груди, обжигая кожу горячим дыханием. Шаловливой змейкой язык скользнул по набухшей горошинке, и веки сомкнулись в ожидании того момента, когда его огромный член ворвётся в меня, унося к звёздам.
Низкий рык сорвался с его губ, и он вошёл в меня, заполняя до предела. Сколько лет вместе, а я всё ещё задыхаюсь от его размера.
– Да-а… – простонала я, впиваясь ногтями в его спину.
Толя обрушивался на меня с неукротимой силой, и скрип старой кровати сплетался с моими прерывистыми стонами в единую симфонию страсти. Его мощное тело вдавливало меня в перину. В мгновение ока он перевернул меня на живот, притянул за бёдра и вошёл до самого предела. Крики блаженства вырываются из моей груди, утопая в подушке. Его большая рука властно прижала моё лицо к ней, сминая волосы на затылке. Лишь на мгновение мне удалось вырваться, чтобы глотнуть воздуха, но тяжёлая ладонь Толи снова впечатала меня обратно в податливую ткань.
Я уже парила в предвкушении небесного блаженства, когда волны оргазма готовы были накрыть с головой. Но тут Толя издал хриплый стон, его тело пронзила дрожь. Густое, обжигающее семя наполнило меня, и он, обессиленно рухнул, вдавливая меня в податливую перину.
– Ну, Толя… – скулю, от разочарования так и не получив желаемой разрядки.
– Прости, родная, на смену пора, – прошептал он, тяжело дыша, и ощутимо шлёпнул меня по ягодице, словно клеймом выжигая на коже огненный след. Толик вскочил с кровати, натянул трусы, подхватил аккуратно сложенную одежду со стула и пулей вылетел из комнаты.
– Соколов! – взревела я в бешенстве, швырнув подушку в захлопнувшуюся дверь. – Козёл ты этакий!
Но он уже не слышал. Толя вылетел из дома, дверь громыхнула, как выстрел, а я рухнула на кровать, ладони закрыли лицо. Внутри бушевал пожар, требуя невозможного, но пора было вставать – звала утренняя дойка.
Схватив первое попавшееся под руку платье, я в мгновение ока оделась, волосы стянула в тугую косу и спрятала под цветастой косынкой. Покружилась перед зеркалом, рассматривая себя придирчиво, со всех сторон. Фигура – гитара, грудь высокая, бёдра округлые, и ни намёка на целлюлит. Чего тебе ещё надобно, Соколовский?
Дверь шкафа хлопнула с сердитым вызовом, и я выбежала из дома. Работа в колхозе не сахар – приходится подниматься, когда петухи ещё только горланят. Выкатила из покосившегося сарая своего верного «Аиста», которого ласково звала «Аистёнком», и помчалась навстречу новому дню.
Солнце лишь только коснулось горизонта, и прохладный утренний воздух ласкал лицо, пробегая лёгкой дрожью по коже. Я летела по узким улочкам. С одной стороны теснились старенькие домики, с другой – простиралось бескрайнее море полей. У самых ворот колхоза меня уже ждала Зоя с пустыми вёдрами.
– Ну, куда ты с пустыми вёдрами, Зойка? – кричу я, резко тормозя у обочины. Велосипед чуть не вылетает из-под меня.
– Привет, Люсь! – заливается она в ответ, ставя ведра на пыльную землю. – На дойку тороплюсь! А ты чего это плетёшься? Опять возле Толика круги наворачивала?
Бросив велосипед, я подлетаю к ней пулей.
– Ты чего на всю округу глотку дерёшь? – шиплю я, стараясь унять злость.
У Зойки язык – помело, сболтнёт, а потом думает. И без того тоска в груди, а она ещё масла в огонь подливает. Только собралась ей пару ласковых высказать, как тишину разорвал гул приближающегося мотора.
Поднимая клубы пыли, у конторы затормозил знакомый грузовик, за рулём – Петрович. Из кузова лихо спрыгнул незнакомец в выцветшей от пыли рубашке. Высокий, статный, словно сошёл с плаката – настоящий комсомолец и передовик. Взъерошенные русые пряди упали на влажный от зноя лоб, рубашка прилипла к спине, обрисовывая каждый мускул, но даже в таком виде он приковывал взгляд. Давненько наш посёлок не видывал таких красавцев.
– А это кто? – с нескрываемым интересом спрашиваю я.
– Новый председатель колхоза. Ну, хорош, чертяка? Я бы с таким… – игриво отвечает она, расстёгивая верхние пуговицы на своей цветастой блузке.
– Ты же комсомолка! При живом муже на других заглядываешься!
– Я, прежде всего, женщина! А ты приглядись, Люсь, – ехидно бросает она, подмигивая. – Толик твой уже не тот конь, что прежде, а тут – кровь с молоком!
– Дура ты, Зойка! – выплёвываю я и, подхватив ведра, бегу в сарай. Проходя мимо конторы, украдкой бросаю ещё один взгляд на молодого председателя. Внутри что-то трепетно встрепенулось. Зойкины слова плотно засели в голове, пуская там свои ядовитые корни.
2 глава
Сергей
Разрываюсь между радостью и грустью. Ещё стараюсь не выплюнуть внутренности из-за тряски в кузове шишиги. Единственную дорогу до села разбили трактора и она больше похожа на застывшие волны грязи посреди бескрайнего океана пшеничных полей.
Летняя жара превратила месиво в пыль. Потрескавшиеся колёса грузовика поднимают серые клубы, пыль оседает на лице и белой рубашке.
На кой чёрт я надел белую рубашку?
На горизонте показались первые крыши жилых домов. Спрятанные за зелёными кронами пышных деревьев, они похожи на смущённую девицу, что стесняется оголить плечико, прикрываясь волнистыми прядями волос.
Уверен, здесь скромных девушек в каждом дворе можно найти. В отличие от городских, они умеют притворяться, что голого мужика в жизни не видели: пухлые щёчки краснеют, пышные груди чаще вздымаются, горящие глазки скромно смотрят в пол. Но стоит девочке стянуть с себя платье, как она превращается в валькирию, которую уже не остановить.
Мне нравятся такие игры. В них есть задор.
Столичные штучки куда прямолинейнее. Они знают, чего хотят и не разыгрывают спектаклей. С ними скучно. Наверно, поэтому я пока не нашёл ту саму. Должно быть, по этой же причине меня не стали повышать по службе в городе, а отправили в глухое село разбираться с делами проворовавшегося председателя. Не нужны передовому коллективу холостые мужики моего возраста. Особенно заведующему базой – жирному, потному борову, который боится, что я попорчу всех его секретарш.
И не зря боится.
Что ж, уверен и здесь найдутся гражданочки, которые будут совсем не прочь скрасить одинокие деревенские вечера.
Грузовик остановился на краю посёлка. Водитель – пожилой, загорелый мужичек в пыльной кепке, вытянул жилистую руку и постучал по борту. Пришлось на время забыть о пышных формах местных девушек и вернуться в образ серьёзного руководителя, радеющего за благополучие села.
Едва ноги коснулись пыльной дороги, водитель заревел мотор и скрылся в клубах поднятого им же песка.
Я осмотрелся. Обычный сельский пейзаж: за спиной остались желтеющие поля пшеницы. По правую руку расположилась контора. За ней возвышалось посеревшее зернохранилище, а вокруг него, брошенные то так, то сяк трактора и прочая колхозная техника.
Дворы начинались поодаль по левую руку, прячась в тени пышных крон вязов и каштанов. Между ними одинокими колоннами взмывали к высокому летнему небу свечи тополей.
Вроде обычный посёлок, но мой взгляд постоянно цеплялся за бардак. Наследие проворовавшегося председателя, за которым мне велено навести порядок. И, судя по окружающему пейзажу, о пышногрудых доярках придётся на время забыть.
Входная дверь конторы резко распахнулась и по скрипучим ступенькам мне навстречу выбежал коренастый невысокий мужичок. Загорелый, с кепкой набекрень. Он расставил руки в стороны, широко улыбался и чуть не повис на шее:
– Дорогой мой, дорогой, наконец-то приехали! – причитал он, похлопывая меня по плечам, отчего вокруг нас снова поднялась пыль. – Заждались, уважаемый, ой как заждались!
– Дорогу-то видели? Тридцать километров по ухабам, – проворчал я в ответ.
Несложно догадаться, что встречает меня местный бухгалтер. Это он сдал предыдущего председателя, поймав его на махинациях. Уверен, у него рыльце в пушку не меньше, но он оказался проворнее и свой зад вовремя прикрыл.
– Пойдёмте скорее, всё вам покажу!
Он тянул к конторе, но прямо сейчас я совершенно не готов приступать к делам. Хочется как минимум смыть дорожную грязь и сменить рубашку, а уже потом знакомиться с коллективом.
Озвучив своё пожелание, низкорослый бухгалтер потащил меня в другую сторону.
Дом председателя стоял вторым от начала посёлка. До конторы можно дойти за пять минут неспешным шагом. В соседях оказался пожилой мужичок Николай – так его представил бухгалтер. Николай сидел на лавочке возле покосившегося забора и курил папироску, с наслаждением выпуская клубы дыма изо рта.
Внутри моего нового дома скромненько, но чисто. Пёстрые занавески на узких окнах, сквозь которые пробивается яркое южное солнце, круглый дубовый стол, который помнит ещё царя Гороха, да кровать в углу, с высокой периной и не менее высокой горой подушек. Ну и куда же без ковра с оленями у кровати? У председателя колхоза обязательно должен быть ковёр.
Шифоньер в другом углу комнаты смотрит на меня высоким зеркалом, на котором успела осесть пыль. Чья-то женская рука навела порядок к моему приезду, разложив то тут, то там кружевные салфетки. Даже радиоприёмник на столе аккуратно покрыт салфеткой, как невеста фатой.
После безликой кооперативной квартиры, комната в избе кажется особенно тёплой и уютной. Жаль, что нет центрального водопровода. Но в этом есть своя романтика – умыться поутру родниковой водой куда полезнее и приятнее, чем открыть вентиль крана в ванной. А там, глядишь, баньку натопим вместе с бухгалтером, девиц загорелых пригласим.
Так, стоп, не до девиц пока.
Едва позволив прийти в себя с дороги, бухгалтер всё же затащил меня в контору. Первым делом бросилась в глаза некая бедность помещения: повсюду пыль, грязные окна и криво висящие плакаты о пользе ударного труда.
– Как же так? – не удержался я. – Контора – лицо колхоза, а у вас тут настоящий свинарник! Порядочных людей стыдно пригласить!
На мой крик из-за двери кабинета показалась премилая девичья головка. Невинные голубые глаза, поджатые губки и длинная коса русых волос. Она испуганно смотрит то на меня, то на бухгалтера.
– Это Ниночка! Ваша секретарша! – протараторил бухгалтер.
Та едва заметно кивнула, но взволнованный взгляд с меня не сводила.
– У предыдущего председателя тоже работала? – грозно спросил я, складывая руки на груди. – И что, не видела, чем начальник занимается? Не поверю!
В глазах молоденькой секретарши испуг сменился ужасом. Она резко замотала головой, а бухгалтер продолжал тараторить:
– Нет, нет, что вы, Сергей Борисович! Ниночка всего-то второй месяц работает. Она только училище закончила, девушка порядочная и очень исполнительная.
Ох, исполнительные девушки – моя слабость. Но вместо добродушной улыбки, я многозначительно кивнул и поспешил выйти из конторы на свежий воздух. Бухгалтер трусцой побежал за мной, рассказывая по пути важные вещи. Я стараюсь слушать, честно, но все мысли вертятся вокруг невинного личика секретарши.
За день мы посмотрели зернохранилище и технику, обошли склады и заглянули на ферму. Как я и думал – местные доярки в большинстве своём крепкие, фигуристые барышни, от которых сложно оторвать взгляд и вернуться к делам.
Вот уж не знаю, не то жаркое солнце, не то свежий воздух, но весь остаток вечера я провёл размышляя сразу по двум фронтам: с чего начать работу в колхозе и как же звонко умеют смеяться пышные доярочки. Невольно сам улыбнёшься.
Особенно одна запомнилась: светловолосая красавица с длинной косой и такой пышной грудью, что теперь даже во сне она не даст покоя. А её округлые бёдра так и вовсе сведут с ума. Когда она смеялась с подругой, у неё и грудь, и бёдра так зазывно колыхались, что пришлось срочно думать о комбайнах и где взять ещё солярки на уборку урожая. О чём угодно, да хоть о надоедливом бухгалтере, лишь бы не о её груди.
Первое рабочее утро началось с физкультуры. В здоровом теле – здоровый дух! Зарядка на свежем утреннем воздухе подняла настроение. Я готов свернуть все горы и решить дела немедленно и за один день. Ничто не сможет меня остановить. Даже сосед Николай, который с утра пораньше уже дымит папироску у своего забора и криво посматривает в мою сторону.
– Доброе! – махнул я ему, поправляя свежую рубашку.
Тот в ответ многозначительно кивает.
В конторе уже вовсю суетится бухгалтер, бегая по кругу с кипой бумаг. Завидя меня, он сто раз здоровается, вручает несколько папок и предупреждает, что зайдёт через час.
В приёмной сидит Ниночка. Всё та же косичка и голубое ситцевое платье под цвет её глаз. Она сосредоточенно набирает текст на массивной печатной машинке, методично отстукивая каждую клавишу.
Увидев меня, она вздрогнула, хрупкие плечи опустились и она едва слышно поздоровалась.
– И вам доброе утро, – отвечаю максимально нейтрально и спешу зайти в кабинет, чтобы не пялиться слишком долго на выпуклые части платья, скрытые за целомудренным рядом пуговок.
Ох уж этот свежий воздух и скромные девицы!
К обеду воздух в кабинете так раскаляется, что приходится открыть дверь. И работа встаёт. Отчёты, докладные, служебные записки – всё к чёрту! Я, как заворожённый, наблюдаю за ровной спиной Ниночки. Она продолжает набирать текст на машинке, а я стучу в такт кончиком пальца о поверхность стола и размышляю о том, сколько оборотов сделает её косичка вокруг моего кулака. Пока выходит два. Но, если притянуть её мордашку поближе, то и все три.
Пока я пялюсь на её ровную спинку и тонкую шею, спрятанную за косичкой, Ниночка ловко выдёргивает лист бумаги из машинки, встаёт и заходит в мой кабинет. Наконец, я могу рассмотреть её в полный рост: невысокая, хрупкая, словно фарфоровая статуэтка, и такая невинная, что появляется стойкое желание немедленно обнять и приласкать.
– Это последние цифры, – кладёт листок передо мной, – Пал Семёныч сказал для вас подготовить.
– Это кто? – искренне удивляюсь.
– Наш бухгалтер, Пал Семёныч.
– А, ну да. Благодарю.
Ниночка разворачивается и идёт к выходу, но я не выдерживаю и останавливаю её почти в дверях:
– Вы меня простите за вчерашнее. Я на вас зазря накричал, признаю.
Лёгкая улыбка впервые озаряет личико девушки и кажется, что само солнце ярче светит в пыльном кабинете. Озорные лучи проходят сквозь стёкла и я, наконец, обращаю внимание, что платье на Ниночке дюже уж тонкое. Сквозь ситцевую ткань вполне отчётливо видны стройные ножки, которые сходятся в самом интересном месте.
Да как же нормальному мужику работать в таких невыносимых условиях!