Шах и мат

Глава 16

Роуз 9 лет

Привет, пап.

Я сегодня много о тебе думала. Вот бы иметь твое фото, но мама говорит, у нее ни одного не осталось. Бабушка Мэгги сказала, что у нее их было много, но она сложила их в коробку и теперь не помнит, куда ту дела. Я предложила ей помочь поискать коробку по дому, но бабушка отказалась, мол, нужен подходящий день. Пусть это будет сегодня. Я хочу тебя увидеть. Очень. Бабушка Мэгги говорит, ты все равно не любил фотографироваться. А жаль. Вот бы посмотреть, насколько я на тебя похожа. Мои глаза, нос, рот, лоб или форма лица – они как у тебя? Какой ты был внутри? Я часто об этом думаю. Не в смысле, как выглядела твоя кровь, сердце и печень. Наверняка так же, как у всех остальных. Я имею в виду душу, ту часть, которая иногда проявляется, а иногда нет. Я знаю, что тебе нравилось бывать на природе, ты любил деревья, цветы и все такое. Наверное, поэтому и стал садовником. И наверное, поэтому ты хотел назвать меня Роуз. Мама говорит, это была твоя идея. Честно говоря, мне не нравилось мое имя, пока мама не сказала, что оно от тебя. Наверное, поэтому она называет меня Роуз, а не Калли-Роуз, чтобы ты почти был с нами. Тебе, наверное, нравится на небесах. Наверняка там много полей, цветов и солнца. Идеально для садовника. Я скучаю по тебе, папочка. Очень сильно. Мама не верит мне, когда я это говорю.

«Нельзя скучать по тому, чего у тебя никогда не было», – сказала она мне. (Я правильно написала? Мама говорит, когда я записываю чьи-то слова, то должна ставить кавычки вокруг них и начинать каждую часть с новой строки. Думаю, ты не сильно обидишься, если я ошиблась.)

Папочка, я скучаю по тебе. Скоро еще напишу. Ты больше не моя домашняя работа, но мне нравится писать – особенно тебе. Как будто мы разговариваем – или по крайней мере я говорю, а ты слушаешь. Мне кажется, что ты заглядываешь мне через плечо или находишься в моей голове или сердце и слушаешь. Бабушка Джасмин разрешила взять одну из ее коробочек, бархатистую. В ней я буду хранить свои письма к тебе и все остальные ценные вещи. И никто, кроме тебя, не сможет их увидеть, потому что там есть ключ. (Не волнуйся, я буду хранить его в надежном месте.) Я не собираюсь писать каждый день – только когда мне захочется. Надеюсь, это нормально – ведь, как я уже сказала, ты больше не домашнее задание. Но я буду продолжать говорить с тобой, потому что люблю тебя.

Пока, папочка.

С любовью,

Роуз

Глава 17

Сеффи

В воздухе висела тишина, которая наступает лишь ранним утром. Где-то вдалеке завывала полицейская сирена, но от этого звука легко отвлечься. Я смотрела в окно на звезды, пыталась найти знакомые, те, что называл мне Каллум. Я была дома у Сонни, в комнате, которую он превратил в мини-студию. Сам Сонни сидел за клавиатурой напротив, где мы пытались дошлифовать нашу песню «Просто спроси».

Нам поручили написать ее для одной из новых и перспективных Крестовых девичьих групп. Обычно я огорчалась, когда мы получали заказ для очередной начинающей поп-группы, но эти девушки были вместе еще со школы и годами репетировали, прежде чем заключить контракт со студией звукозаписи. Дизайнерские группы, созданные музыкальными компаниями с единственной целью удовлетворить так называемый спрос или пробел на рынке, обычно имели ограниченный срок годности – около двух лет. И, когда они исчезали, их песни обычно исчезали вместе с ними. А это означало, что исчезали и наши песни. В этом бизнесе, чтобы делать деньги, важно ставить на что-то долговечное.

На встрече с Дейлом Эпплгейтом, исполнительным продюсером Sometime-Anytime Music, он сказал нам, что хочет танцевальный трек с легко запоминающимся текстом. Когда мы услышали такое задание, нам пришлось скрывать от Дейла свои истинные чувства. Я буквально ощущала исходящие от Сонни волны враждебности в ответ на слова продюсера, но, к счастью, тот оказался слишком толстокожим и ничего не заметил. В конце концов, это был не самый бессмысленный бриф, который нам когда-либо давали. К тому же Sometime-Anytime Music имели отличную репутацию, не говоря уже о том, что быстро платили. Песню требовалось сдать уже на следующей неделе, так что нам действительно нужно было все сделать правильно.

Вот только я размякла, а Сонни вдобавок еще и уснул! А теперь тихонько, чтобы не разбудить Спящую красавицу, я принялась напевать то, что мы уже сочинили.

Припев:

Припев:

Припев:

Я покачала головой. И все равно чего-то не хватает. Надо лишь понять чего. Сонни обычно очень хорошо умел улавливать, почему песня или текст не работают, но последние полчаса он что-то царапал, но так и не родил ничего нового. Тем не менее мы оба устали. Может, нам стоит сдаться и просто закончить на сегодня, а утром вернуться к работе со свежими силами.

В глаза будто песка насыпали, приходилось постоянно их тереть. Песок в глазах… Так говорила мама, когда в детстве мы не желали укладываться спать. Я вздохнула. Жизнь очень странная штука. Мы с мамой теперь прекрасно общались. У нас сложились отношения, о которых я в юности и мечтать не смела. А вот с Мэгги все вышло иначе. Порой казалось, мы стоим на разных планетах и тянем каждая в свою сторону мою бедную дочь. Что до Сонни… Он безмятежно спал на сложенных руках на крышке клавиатуры, повернув голову набок. Я откинулась в кресле и какое-то время наблюдала за ним, удивляясь тому, насколько мне приятно просто смотреть, как он спит. Казалось, в данный момент у нас все хорошо. Лучше, чем я могла надеяться. Но какая-то часть меня держалась в стороне, наблюдая за происходящим. В наших отношениях все решал Сонни, на что он не раз обращал внимание. Мы встречались уже более полугода, по крайней мере, я так это называла. На деле же редко куда-то ходили. Мы смотрели DVD или слушали музыку, ужинали у него дома или у меня в тех редких случаях, когда и Мэгги, и Роуз отсутствовали. Но именно «гуляли» мы редко. И занятия любовью всегда происходили по инициативе Сонни. Не то чтобы мне ничего не хотелось. Дело в другом. Сонни был чутким, внимательным любовником. И он был мне не безразличен – настолько, насколько я могла заботиться о ком-то, помимо дочери. Просто… просто… просто…

Поток моих мыслей резко оборвался при виде листа бумаги, почти полностью скрытого рукой Сонни. Сначала я подумала, что это просто его заметки к нашей многострадальной песне. Пока не увидела начало своего имени в верхней части листа. Предплечье загораживало все остальное, но «Сеф» определенно относилось ко мне.

Он что-то мне писал? То, что не мог сказать вслух, хотя я сидела прямо напротив? Неужели?.. Я осторожно потянула лист. Сонни заворчал во сне, но чуть сдвинул руку. Воспользовавшись моментом, я успешно выудила записку. Сонни повернул голову на другую щеку, но не проснулся. С колотящимся сердцем я устроилась на своем месте и принялась читать. Догадка оказалась верной. Вверху листа значилось мое имя, но Сонни писал не мне, а обо мне.

Сеффи боится

Я не смогла дальше читать. «Сеффи боится»… Такой меня видит Сонни? Вот кем я стала? Листок будто начал жечь мне пальцы. Я бросила его, взяла сумку, встала и, кинув последний взгляд на Сонни, тихо вышла из комнаты.

Глава 18

Роуз 9 лет

Мы с Эллой играли. Она впервые пришла ко мне домой после школы, так здорово. До этого семестра мы никогда особенно не дружили, но потом она стала проситься поиграть со мной во время обеда. А когда во время игры нужно найти себе пару, всегда спешит встать рядом со мной. Так что мы теперь хорошие подруги. С ней весело – не то что с ее братом Лукасом, вот кто настоящая заноза. Мы попробовали поиграть в компьютер, но Элле не очень понравилось, поэтому мы переключились на прятки. На ужин мама приготовила нам сосиски, чипсы и бобы, вышло чудесно. Я, пока мама отвлеклась, плюхнула в чипсы слишком много уксуса, и они получились мокрыми и кислыми. Я не смогла их съесть и соврала маме, что не очень голодная. Не говорить же, что из каждой чипсины можно высосать минимум по полчашки уксуса.

– Мои комплименты шеф-повару, мама! – сказала я, откладывая нож и вилку.

Она всегда разрешает мне не доедать то, что осталось на тарелке, когда я так говорю.

– Спасибо, мисс, – улыбнулась мама и сделала реверанс.

Мы с ней рассмеялись, а Элла восхищенно посмотрела на маму. Мы с подругой вышли в сад и качались на качелях, пока и это нам не надоело. Тогда мне пришла в голову блестящая идея.

– Хочешь, поиграем с моим кукольным театром? – спросила я. – Бабушка Джасмин подарила мне его на день рождения.

– Да, пожалуйста.

Только успели его достать, как раздался звонок в дверь.

Мы дружно застонали. Ее мама пришла слишком рано.

– Роуз, ты не могла бы открыть дверь? – позвала моя мама из кухни.

– Я останусь здесь и расставлю кукол, – вызвалась подруга.

– Хорошо. Я сейчас вернусь, – ответила я, очень надеясь, что мама Эллы захочет остаться. – Как зовут твою маму?

– Нишель.

– Красивое имя.

Я пошла вниз, чтобы открыть дверь. Мне нравилась мама Эллы. Она носила длинные прямые волосы, которые никогда не завязывала – по крайней мере, я никогда не видела их собранными. Каждый раз даже на детской площадке она пользовалась помадой и тенями для век, а на ее одежде не было ни пятнышка. Она всегда выглядела так, будто сошла со страниц одного из модных журналов бабушки Мэгги. Когда я открыла дверь, мама Эллы улыбнулась.

– Здравствуйте, миссис Чеши, – сказала я.

– Привет, Роуз, – ответила она. – Зови меня Нишель.

Это было очень мило с ее стороны. Некоторые взрослые не переносят, если кто-то младше называет их по имени. Может, она разрешит Элле остаться ненадолго…

Но потом я увидела его – старшего брата подруги, Лукаса. Элла уже предупредила меня о нем – как будто мне требовалось предупреждение. Я все еще не забыла, как из-за него у меня были неприятности с мистером Брюстером. Я также не забыла, как он меня обозвал. Лукас был всего на год старше нас с Эллой, но вел себя так, словно между нами много лет. Он очень походил на сестру, только волосы короче, а таких длинных ресниц я у мальчиков никогда не видела. Глаза у него были цвета печеных пирожков, и, наверное, его можно было бы назвать симпатичным, но он так хмурился на меня, что трудно было понять. Ну в эту игру могут играть двое! Я сердито уставилась на него. Лукас подрастерялся, а я наоборот – нахмурилась еще больше. Он отошел за свою маму. Моя спустилась в холл, вытирая руки кухонным полотенцем.

– Могу я вам помочь? – вежливо спросила мама, встав у меня за спиной.

– Я пришла за Эллой.

– Вы Нишель?

– Точно.

– Привет. Я Персефона. Мама Калли-Роуз. Зовите меня Сеффи. Пожалуйста, заходите. Не хотите ли чашечку чая?

Мама Эллы почему-то удивилась. Неужели никогда раньше не пила чай?

– Я бы с удовольствием, – улыбнулась она.

Да! Супер! Значит, мы с Эллой могли еще немножко поиграть, придумать историю для кукол. Мама с Нишель ушли на кухню болтать о своем, мамском. А это надолго. Лукас закрыл за собой входную дверь, а я побежала обратно наверх, бросив его одного в холле. Элла уже успела повесить на дверь моей комнаты знак «Лукасу не входить! Только для девочек!» Я вошла и заперлась, но буквально через несколько секунд дверь открылась снова. И к нам приперся Лукас.

– Ты читать не умеешь? – спросила его Элла. – Там же написано: Лукасу не входить!

– А вот и нет.

– А вот и да.

– Уходи, Лукас, – велела ему я.

– Нет. – Он вышел в середину комнаты и расставил ноги так, будто собрался пустить корни в ковер.

Мы с Эллой сердито на него уставились, но Лукас не пошевелился. Он вообще не изменился. Я было хотела выгнать его из спальни, но тогда мама раскричится и Эллу уведут домой.

– Да не обращай на него внимания, – посоветовала подруга. – Может, тогда до него дойдет и он свалит.

Честно говоря, я не была так уверена. Лукас больше не хмурился, зато таращился на меня так, будто я вторую голову отрастила. Так же он на меня смотрел, когда я забывалась в какой-нибудь особо интересной книге. Похоже, его вообще не смущало, что мы не обращаем на него внимания. Он просто был там, где хотел быть, а остальное уже его не волновало. Мы с Эллой опустились на колени, решая, какими куклами хотим играть.

– А мне с вами можно? – спросил Лукас.

– Нет! – рявкнула на него сестра.

Я посмотрела на Лукаса. Может, он сейчас уйдет? Ничего подобного. Он стоял и пялился на нас. Когда увидел, что я на него смотрю, то почему-то улыбнулся. Еще более удивительно, я улыбнулась в ответ. У Лукаса оказалась удивительно милая улыбка!

– Роуз! Не поощряй его, – отчитала меня Элла.

– Прости, – пробормотала я и вернулась к куклам.

Мы с ней – но в основном Элла – придумали историю о противном мальчике по имени Лукас, который попал в плен к дракону. Тот попытался его съесть, но Лукас был таким жестким и противным, что дракон его выплюнул, к сожалению, не загрызя до смерти (это Элла придумала). Тогда сестра Лукаса и ее лучшая подруга (мы теперь лучшие подруги!) отправились в эпическое приключение, чтобы спасти его. Мы разыграли все это с помощью наших кукол и за каждого персонажа говорили его особым голосом. Получилось очень весело – если не считать того, что Лукас все время стоял и наблюдал за нами. Время от времени он спрашивал, можно ли ему присоединиться, но Элла всегда говорила «нет». Я бы позволила ему играть, а не просто торчать в моей комнате столбом.

Наконец мама Эллы позвала их с Лукасом вниз. Он тут же выбежал из комнаты – слава богу.

– Давай все соберем, – сказала Элла, к моему удивлению. Я думала, она захочет еще поиграть.

– Мы можем чуть задержаться, – сказала я.

– Нет, не можем. Мама сказала, если я не явлюсь сразу, как она меня позовет, то больше не смогу сюда приходить, – прошептала Элла.

Мы сложили всех кукол обратно в коробки и убрали кукольный театр, прежде чем спуститься вниз. Мама Эллы строго посмотрела на нее.

– Элла помогала мне убрать кукольный театр, – быстро объяснила я. Не хотелось, чтобы у подруги были неприятности.

Я взглянула на Лукаса – он тоже смотрел на меня. На его лице было то же озадаченное выражение, что и в моей спальне.

– Мама, что не так с Роуз? – прошептал Лукас так громко, что его бы услышала практически вся улица.

Я нахмурилась. О чем он? Со мной не было ничего плохого.

– Насколько я знаю, ничего. Что ты имеешь в виду? – спросила его мама.

– Почему папа не хотел, чтобы Элла пришла сюда и поиграла с ней? – спросил Лукас.

– Глупости. – Голос Нишель стал острым, как булавки. – Твой папа никогда этого не говорил.

– Нет, говорил, – возразил Лукас. – Я слышал вас вчера вечером. Он сказал, что не хочет, чтобы Калли-Роуз ступала в наш дом, и не хочет, чтобы Элла играла с какой-то грязной полукровкой.

Весь мир остановился. Дом остановился. Мое дыхание остановилось. Мое сердце остановилось. Мое сердце замерло. Всего на мгновение.

– Лукас, хватит, – прошипела его мама, как разъяренная змея.

Он посмотрел на нее с недоумением.

– Твой отец никогда такого не говорил, – сердито повторила Нишель.

– Но я слышал его… – еще больше изумившись, протянул Лукас. – Я слышал ваш с папой разговор прошлой ночью. Роуз не грязная. Я не понимаю…

– Лукас, больше ни слова. Ты слышишь?

Мне показалось, что Нишель сейчас даст ему пощечину. Я глянула на Эллу, что стояла на лестнице рядом со мной, но она отвернулась. Элла не произнесла ни слова, что говорило о многом.

– Нам пора. Элла, спускайся сюда, – приказала Нишель.

Я осталась стоять на лестнице. Посмотрела на Лукаса: он все так же на меня таращился. Краем глаза я увидела, как Нишель подхватила школьную сумку дочери.

– Элла, что надо сказать Роуз и ее маме?

– Спасибо, что пригласили меня, – вежливо ответила Элла.

– Не за что, – тихо ответила моя мама.

Нишель открыла дверь и выпроводила Эллу на улицу. Лукас все еще смотрел на меня.

– Лукас, живо! – приказала Нишель.

– Пока, Роуз, – сказал Лукас.

Я не ответила.

– Пока, Роуз, – повторил Лукас.

– Пока.

Улыбнувшись мне, Лукас ушел, а за ним Элла и Нишель. Мама тихонько закрыла за ними дверь и тут же повернулась ко мне.

– Мам, что такое «полукровка»?

– Глупое слово, которое произносят глупые люди, чтобы обозначить того, чья мама была Крестом, а папа – Нулем или наоборот, – тихо ответила мама. Но каждое слово прозвучало отрывисто и четко.

– Я так и думала.

– Не стоило тебе сейчас это слышать.

– Почему я не нравлюсь папе Эллы?

– Папа Эллы не знает тебя. А некоторые люди… Многие люди боятся того, чего не знают.

Взрослый мужчина меня боится? Бессмыслица какая-то.

– Чего он боится?

– Перемен, – тут же ответила мама. – Многие люди боятся перемен. Они поклоняются статус-кво – то есть тому, что остается неизменным. Но жизнь не такова. Жизнь – это сплошные перемены: хорошие, плохие, всякие. Некоторые люди, например отец Эллы, этого не понимают.

Я посмотрела на маму, не уверенная, что полностью ее понимаю. Затем начала подниматься обратно по лестнице.

– Роуз, ты… Я имею в виду… Ты не хочешь спросить меня о чем-нибудь? – аккуратно поинтересовалась мама.

Я повернулась и покачала головой:

– Мне нужно убраться в комнате.

– Мне жаль, что тебе пришлось услышать это ужасное слово.

– Не волнуйся, мам. Я слышу его не в первый раз и понимала, что это не комплимент. Мне просто стало интересно, что оно означает, вот и все.

– Кто-то уже называл тебя так? – резко спросила мама. – Ты никогда мне не говорила.

– Да это неважно, – пожала я плечами.

– Нет, важно. Послушай меня, Калли-Роуз Хэдли, ты не «половина». Ты меня понимаешь? Ты – целая. Половина означает кусок или долю чего-то. У тебя нет половины языка или половины мозга. И ты не зебра с черными и белыми полосками.

– Да, я знаю, мама.

– Надеюсь, – ответила она, тоже поднимаясь по лестнице. – Потому что тебе повезло. Ты можешь взять лучшее из Крестов и Нулей и соединить их вместе, чтобы стать той, кем хочешь быть. Ты понимаешь?

– Успокойся, мам. Все в порядке. – Она была вся на взводе. – Я думаю, это здорово, что у меня мама Крест, а папа Нуль.

– Почему?

– Потому что я не могу любить одного и не любить другого, верно? Ведь сама и то и другое.

Лишь с третьей попытки ей удалось нормально улыбнуться.

– Мам, что такое? – пришлось спросить мне, ведь, несмотря на улыбку, вид у нее был такой, будто она сейчас расплачется.

– Просто… Иногда я забываю, какая ты у меня умница.

Мама поцеловала меня в лоб. Я обняла ее за талию, радуясь, что она немного приободрилась.

– Нам не стоит обниматься на лестнице – это опасно, – сказала мама и разжала мои руки. Опять.

Я пошла наверх.

– Все в порядке, Роуз? – окликнула она.

Я не ответила.

Какой смысл?

Глава 19

Роуз 9 лет

Привет, пап.

Завтра у меня день рождения, а вот сегодня день вышел не очень. Я лазила по маминому шкафу, чтобы отыскать свой подарок, – и знаешь что нашла? Дневник. Мамин дневник. Я его открыла, и оттуда выпал сложенный кусок старой бумаги. Я оглянулась, но, к счастью, никого сзади не было. Мама бы ужасно рассердилась, если бы меня застукала. Я приподняла уголок сложенной бумаги, но это была просто записка – ничего интересного. Я положила потрепанный клочок бумаги обратно и принялась за дневник. У мамы ужасный почерк. Я смогла разобрать только одно слово. Пролистала дневник, но там не было ни рисунков, ни чего-либо еще. Сплошная скукота. Но потом в конце нашла фотографию. На ней был мужчина-Нуль, обнимающий за плечи девушку-Креста. Они оба улыбались и выглядели такими счастливыми. Я присмотрелась. И знаешь что? Это была мама! Она выглядела такой молодой. А кто был тот Нуль? Может… может, папа? Я наклонилась к фотографии еще ближе, чтобы рассмотреть ее как следует. Наши лица не совпадали по форме, но глаза были похожи. Это действительно мой папа? Я убрала фотографию и положила дневник на место. Затем пошла вниз.

Мама была на кухне, наливала себе апельсиновый сок.

– Мам, это папа?

Она подошла и присмотрелась к фотографии. Ее лицо мгновенно изменилось. Она повернулась ко мне.

– Где ты ее взяла? – до странного тихим голосом спросила мама, а ведь я готовилась к крику. Хотя, наверное, лучше бы она кричала. – Калли-Роуз Хэдли, я задала тебе вопрос.

Так, меня назвали полным именем. Я в беде.

– Нашла.

– Где нашла?

Я решила промолчать. Мама напоминала готовый закипеть чайник.

– Ты лазила в моем шкафу? Отвечай.

– Да, мам.

Она размахнулась, и ее рука полетела к моему лицу, будто для пощечины, но в паре сантиметров от щеки вдруг замерла. Я не могла пошевелиться. Не могла дышать. Мамина рука сжалась в кулак – я видела это краем глаза, – а потом упала. Мое лицо оказалось мокрым – я плакала и сама этого не замечала. Мама посмотрела на меня. Я – на нее. Никто из нас не произнес ни слова.

– Чего ты плачешь? – резко спросила она. – Я же тебя не ударила?

Но собиралась. Мама никогда меня прежде не била. Даже не пыталась. До этого дня.

– Отдай мне фото, – потребовала она.

Я молча протянула ей снимок.

– Теперь иди к себе и не выходи, пока не позову, – велела мама.

Я убежала прочь. Не хотела находиться с ней рядом. Она правда собиралась меня ударить. А я всего лишь спросила про фотографию. Раз так, никогда больше ничего у нее не спрошу. Никогда.

Глава 20

Сеффи

Боже, прости меня.

Каллум, прости меня.

Калли-Роуз, мне так жаль. Я бы этого не сделала. Не ударила бы тебя. Я пообещала… пообещала высшим силам, что больше не причиню тебе вреда. Никогда и ни за что.

Но едва не сорвалась.

Мной владел страх. Страх прошлого. Страх будущего. Страх вопросов. Страх ответов.

Взгляни на нас, Каллум. На этом снимке мы такие счастливые. Я почти забыла, что он у меня есть. Вот мы стоим, готовые покорить мир. Мы были друг у друга, поэтому не проиграли бы.

Однако проиграли.

Стоило после всех этих лет увидеть фото – и будто все разом вернулось. И я едва не сорвалась на дочь.

Мне так жаль, Калли-Роуз.

Мне очень, очень жаль.

Глава 21

Роуз 10 лет

Бабушка Мэгги и мама сидели в противоположных концах комнаты, игнорируя друг друга. Хотя, наверное, «игнорировали» – слишком сильно сказано. Они не были совсем уж неинтересны друг другу, как супружеская пара в любимом сериале бабушки Мэгги (такой отстой! Даже мама со мной согласна! Ну вот как владелица ресторана может встречаться с четырьмя братьями одновременно, и никто из них об этом не знает? И при этом она еще находит время управлять рестораном, ночным клубом и воспитывать двоих детей своей сестры. Ну серьезно!) Бабушка с мамой играли в «кто заговорит первый». Мне бы ответили, но друг к другу не обращались. И поскольку никто не хотел нарушать тишину, все приходилось делать мне. Опять.