Эпоха мертворожденных. Антиутопия, ставшая реальностью. Предисловие Дмитрий Goblin Пучков

Слишком небрежно скинув ноги с импровизированного подиума, я быстро и неаккуратно сел. Скривившись и присвистнув от резкой боли, развернулся. Служивший одеялом кусок брезента сполз на пол и прямо под берцем высветил размашистую табличку в золоченых виньетках: «Генеральный директор ГП “Родаковоресурсы”».

– Видал, Юрец: Педаля постарался… Даже под жопу командиру – генеральскую дверь! А ты говоришь: «растяпа»…

Тень чуть шелохнулась на слабо мерцающем фоне.

– Если эта мандавошка через пять минут не поставит к воротам «ГАЗон», я к его бестолковке эту табличку шурупами прикручу!

Ну, благодушия от Жихаря ждать, – что кота грамоте учить. Тем паче по отношению к такому подарку, как Виталя Жук. Ну да и ладно, проснулся уже, включился, можно не морозиться.

– Давай…

Юра протянул листок и подсветил сверху.

Текст со всей очевидностью подтвердил – начинается!

На обратной стороне какой-то бухгалтерской шифрограммы времен Золотой Родаковской Эры корявым почерком было начертано три строки: «Митя! Звонила мама. Они уже в Воронеже. У них все хорошо. Выберись за два-три дня ко мне. Возьми две сумки, передам тебе продуктов».

– Радио?

– Да… «Славяносербск-FM».

– Сколько там?

Юра блеснул фонариком по руке:

– Двадцать один тридцать две.

Блядь! – нет, это просто подлость какая-то – только отрубился!

– Ты, Денатуратыч, Дэн, Антоша с Малютой и Бугаем, ну и еще пару хлопцев возьми, грузиться. КамАЗ и «шестьдесят шестой» – на выезд. Салимуллин за старшего. Его и Кобеняка – ко мне. Пять минут на сборы, максимум…

В послании все понятно и просто. Неясен только такой уровень секретности. Радиосвязь работает нормально. Мобильники – тоже. Нет же, передали команду через «Вести от близких» – местную ежедневку для беженцев. Тогда почему общий вызов «Митя» – это все подразделения и приданные группы комбрига Буслаева? Может, из-за «продуктов» – две машины с собой? Но тогда что за спешка – двадцать-тридцать минут? Ладно, разберемся…

По мрачному подвалу некогда швейного цеха, переступая в темноте через бойцов и оружие, вышел в гулкий коридор. У полуразрушенного лестничного проема в лицо дыхнуло промозглой сыростью. Не вдохновляет! К неистребимой вони пожарища, соляры с краской и сотни наповал убитых портянок привыкнуть можно, к барахтанью в ледяной грязи – нет. А покувыркаться не сегодня завтра придется как пить дать.

У бокового входа в то, что некогда было центральной управой базы, перед грузовиком стояло несколько человек. Навстречу выступил Жихарь.

– Все на месте. КамАЗ на АТП. По пути заберем.

Пока народ лез в кузов, поставил командирам групп задачу на время отсутствия. Узнав, что едем в штаб, Кобеняка сразу заволновался:

– Аркадьич, так может, и я?

У мужика жена, взрослые дети, внуки – вся куча-мала домочадцев обреталась у родни где-то под Новым Осколом. Не было случая, чтобы он не воспользовался возможностью позвонить. Потом, наговорившись до матерного ора связистов, упорно гонял бойцов, мрачно приговаривая: «Тяжко в учении, проще в лечении». Сегодня им повезло, ему – нет.

– Степаныч! Не задирай, прошу тебя! Не сейчас… – Под шестьдесят дядьке, и отказывать неудобно, и сам мудаком себя чувствуешь.

– Броню – подогнать под бугор?

Еще один! Старая песнь Салимуллина… Понимаю, что прав, но как расскажешь, не обидев, что у меня приказ «на ухо»: даже ссать под себя. Ему же машины подай на боевое охранение и отряд рассредоточь. Видите ли, пятьдесят человек в одном подвале не годится. А то я, бля, не знаю! Вообще за «пиджака»[9] держат…

– Салам, брат! Как мне тебе, не посылая, втолковать, что мы будем сидеть в этом подвале, вот так, как крысы, до тех пор, покуда нужно будет? А?

– Ладно, не заводись. Как лучше хотел…

– Да не завожусь я… Жопа болит, сил нет.

– Здесь Илья за старшего, а первую группу и управление давай ко мне, на АТП?

– Василь Степаныч, уймись! Все будет как есть… Идите, в нарды погоняйте, водочки накатите и ждите меня с новогодними подарками. Лады?

Тут не выдержал Жихарь:

– Спасибо. Наелись уже. Поехали, время!

– Педя! Я человек добрый, ты знаешь. Еще раз толкнешь локтем, переебу!

Не воспринимая шуток ни в какой форме, Жук отодвинулся к самой двери и, развернувшись, стал втыкать передачи, словно вымуштрованный боксер: не отрывая локтя от печени. Редкое дурко, конечно, но водила – каких поискать. За что и терпели. Даже Жихарь спускал «Педалику» если не все, то многое.

Взводный доехал, стоя на подножке, до АТП и пересел в КамАЗ. Сзади в кузове, нахохлившись в воротники, тряслась остальная братия. Можно было бы, конечно, встать в крутую позу и приехать всей толпой на «Патроле»[10], но такие понты чреваты. Армейское начальство не меньше полевиков[11] джипы ценит, и они им, понятное дело, нужнее. Тут даже не обсуждается.

Ехать от родаковской базы до Сутогана минут пятнадцать – двадцать, да пяток еще меж остовами корпусов шахты «им. XIX партсъезда» добираться до подземелья штаба группировки. Успеваю…

Приняв на грудь при посадке пару глотков коньяка из Юриной фляги, я, умостившись полулежа, с удовольствием закурил. Недаром убеленные воинской мудростью старшие товарищи говорят, что «свежак» значительно лучше, чем «перегар». Денатуратыч, непререкаемый эксперт в этом вопросе, даже развернутую теорию выдвинул, включавшую в себя бесспорные доводы от «не так заметно на начальственном фоне» до утонченно-психологического этюда на тему «раз выпил – значит, любит отцов-командиров – как на праздник к ним идет».

Интересно, где Жихарь коньяк надыбал? И молчал же, гад. Впрочем, он все время молчит. Пусть молчит. Значит, надо ему – так. Пусть переварит все. И сколько бы Степаныч заботливой наседкой перья ни растопыривал, курятник охраняя, а будет как есть. Или притрутся, или сцепятся. Не хотелось бы, чтоб сошлись всерьез, тогда точно кто-то кого-то грохнет. Я даже знаю, кто и кого… Плохо. Хороший мужик Ильяс.

Вчера – за малым… И ведь не хотел расслаблять народ – ясно же, не шары гонять нас сюда кинули. Да только после недель болот и мокрых засад по приречным балкам квадрата Боровское – Нижнее – Трехизбенка – Новоахтырка надо быть последней сукой, чтобы не дать людям пар выпустить.

Ну да ладно, развести подальше, а там – кривая выведет. Мужики нормальные, а то, что у каждого свой рубец на сердце и пуля в голове, так никуда не денешься. Можно подумать, Саламу в кайф, что он тут за весь Крым перед каждым, кто за нож или ствол хватается, отдуваться должен. Нашли крайнего!

Да, по-честному мне вообще повезло с офицерами. Взять того же Кобеняку. Нянчится со всеми, разводит. Без него тупо – вешайся. Чего я сам, как армеец, стою по сравнению с ним? Он подполковник! Артиллерист! И я – сержант с перерывом в четверть века. И сколькому научил?! И незаметно как, авторитета не роняя. Про технику просто молчу. Не было бы Степаныча, ничего бы не было. Кто машины с земли поднял? Ладно, БТР, почитай, новый, а ума ему дать! Кто?! Возненавидевший все на свете рубила и волкодав Жихарь? Всю молодость, высунув язык, промотавшийся в «уголке»[12], но так и не дослужившийся до козырной должности по-прежнему старлей Салимуллин? Или бредящий суперфугасами изувеченный прапорщик Передерий?

Зато Денатуратыч из любого говна сделает заряд, а из трех мин, пары канистр и кучи хлама – непреодолимое инженерно-заградительное сооружение. Ну, если не нажрется, конечно. Ильяс поведет группу в любую жопу и, не моргнув косым глазом, выведет всех обратно, не бросив ни одного – хоть живого, хоть мертвого. Просто без нервов чувак. Про Жихаря – вообще молчу.

И вовремя-то как пацаны пришли в группу! Слава тебе, господи, что пришли! А сегодня без них ни в отряд бы не вы росли, да и сама группа заслона наверняка слегла бы где-нибудь если не в Кременских лесах, то в Северодонецке – точно.

Вот уж где досталось, что называется, и в хвост, и в гриву. Как вспомнишь – так вздрогнешь…

Труднее всего решиться. Когда же самому себе скажешь: «Все – больше не могу» и сделаешь первый шаг, тот самый, после которого возврата нет, – тебя сама Судьба за руку ведет. Все само выстроится так, как надо. Вот и со мной – так же.

Заявил, не затягивая, разругался в пух и прах со всеми и, добившись своего, ушел. Только благодаря уникальному стечению обстоятельств – военному перевороту и резкому взлету старого институтского друга от начальника управления пропаганды до члена Военсовета Республики – вместо «абы куда» попал, куда и должен был попасть, со старта принялся формировать собственную группу. И не просто так, а изначально приданную командиру отдельного «штурмового» полка.

Никто не понял и не принял такого поворота. Почему-то народу казалось, что война если не вот-вот, то по крайней мере очень скоро закончится. Но мне, в силу должностных обязанностей начальника службы контрпропаганды сидящему на всех информационных потоках, было понятно другое.

В середине лета ситуация на фронте дошла до той точки, когда наступать фашикам[13] по-взрослому еще не с руки, а ждать дальше – больше некуда. Блестящий блицкриг ЦУРа при массированной поддержке всего контингента «младоевропейцев»[14]закончился на подступах к Луганской области. Хотели грозно грянуть в литавры, а вместо этого – лишь протяжно пукнули. Решительной победы не получилось, зато вони – на весь мир. Сам поддавал, статьи тискал, знаю.

Со Слобожанщиной и Донбассом тоже не разобрались, но зато показали себя во всей красе. Точно по политинформационным лекалам моей пионерской молодости: «Звериный оскал воинствующего империализма». Это вам не замырэння[15]Новороссии, где обошлось почти полюбовно, не считая вызвавших поначалу столько крика относительно бескровных полицейских операций да громких арестов с пальбой в воздух и массовой укладкой народа мордами в асфальт в Днепропетровске, Запорожье и Причерноморье.

И пока в Крыму все плотно и окончательно зависло в нерешаемом клинче, решили наши свидоми[16] ребятушки, справедливо опасаясь открытого вмешательства России и Турции, разобраться с Конфедерацией. Да вот – облом вышел. На востоке их встретили уже не так, как в лояльных, почти правоверно окраинских[17] образованиях. И хваленый поход за «Национальною Еднистью»[18] окончился затяжными городскими боями, сожженными поселками, тысячами убитых и неисчислимыми беженцами.

ЦУР и бронированные армады СОРа, несмотря на море суперсовременного оружия, абсолютное превосходство в технике, полное и безраздельное господство в воздухе, добились не многого: разрезали Слобожанщину по линии Красноград – Изюм да раскололи Республику Донбасс по линии Краматорск – Артемовск. Ну и еще из неприятного – оседлали связанную со всеми внутриобластными трассами магистраль Е40/М-04. Если они дойдут по ней до Дебальцево, то сядут и на вторую магистраль Е50/М-03, именуемую у нас в народе «Ростов – Воронеж». Из стратегических артерий останется у нас только Бахмутский шлях. Там ворота – Северодонецк, и прямой выход степью на Луганск.

И вот на выдохе операции оказались наши архистратиги перед дилеммой: расколоть Луганщину в ухнарь или, как образно выразился «Команданте» Буслаев, «изъебнуться»?

Разрезать правильно, то есть по центру, на север и юг, у них один раз в Донецкой не получилось. Подобный сценарий вполне мог повториться и при прохождении линии Алчевск – Луганск – Станица. Кроме того, прямое заявление России о начале крупномасштабной военной помощи вплоть до ввода собственных «сил оперативного развертывания» в случае продолжения геноцида русского населения непризнанных территорий немного охладило горячих брюссельских парней и их киевских шестерок.

И тогда, почесав чубы, решили наши наследники запорожских браткив – лыцарив[19] кистеня и баула – попробовать иначе. Пробить конгломерат Рубежное – Лисичанск – Северодонецк и потом по малозаселенным, тяжелым для обороны степным просторам, через крошечный одноэтажный Ново-Айдар, триумфально дотопать до пограничного выступа у села Городище. Кроме того, у них под контролем бы оказалась прямая трасса на Луганск – Бахмутка, и попробуй ее удержать в чистом поле.

Если бы у них получилось, то Конфедерация была бы разрублена надвое. Более слабые сельские районы под СОРовскими танками, ЦУРовскими военными и милицейскими частями быстренько легли бы под признанное мировой общественностью «конституционное правительство» и покорно раздвинули бы ноги. Остальных передушили бы в городах – по очереди. Ну разве что мегаполисы Харьков и Донецк еще какое-то время продержались бы на подкожном жиру. Только долго ли?

Как последний вариант сопротивления у нас рассматривался вопрос отвода всех боеспособных частей на линию конгломерата индустриальных городов: Красный Луч – Антрацит – Свердловск, да, возможно, вкупе удержали бы и Краснодон с сателлитами. Крепкий тыл донецких и близость с российской границей, возможно, и помогли бы закрепиться на этом рубеже. Да вот только до отчаянья плохо, когда рубеж – последний.

Пока с обеих сторон начали концентрацию войск, мою только собранную по крохам группу официально придали еще просто комполка и пока совсем не легендарному подполковнику Буслаеву. Задача была проста, как кол: шариться в треугольнике Северск – Кременная – Золотаревка и совместно с другими группами заслона засадными действиями остановить выход к подступам городов разведки, артиллерийских и авианаводчиков, а также прочих элитных частей противника.

Надо еще учесть, что в группе двадцать один человек с командиром, из тяжелого вооружения один старый РПГ-7[20], да на всех – ни одного пулемета, ни одной самой затрапезной снайперской винтовки и ни одного квалифицированного специалиста в ряде таких необходимых в подобных мероприятиях дисциплин, как минно-взрывное дело, техническая и радиоразведка. Да что там говорить, на девятнадцать автоматов – ни одного подствольника[21]. Двое вообще без оружия! Даже примитивные самопальные растяжки поставить не из чего: на всю толпу – пять гранат. Офицеров – настоящих, кадровых – тоже нет. Прибавив сюда площадь района – оквадраченных километров так под сто – да условия – реликтовые леса у поймы Северского Донца, – нетрудно догадаться об эффективности наших походов за вражеским спецназом.

При всем том что у меня мужики почти все отслужившие и чуть ли не треть – «браты афганцы», всех побед – два обстрела вражеских групп с неподтвержденными результатами. Примерно такое же положение было и у других отрядов. Успехи – соответствующие.

Чуть лучше дела обстояли в полку. Опираясь на данные, получаемые от группировки и собственной разведки, постов и блоков прикрытия района, успев отладить хоть какую-то систему взаимодействия с местными органами власти и поселковыми отрядами самообороны, Буслаев, давая возможность самостоятельным отрядам и группам организоваться и набраться опыта, использовал нас, как он сам говорил, «на подхвате».

Только вот задних пасти как-то не с руки. После второго выхода я добрался до кунга связистов полковой секретки и, воспользовавшись статусом бывшего аппаратчика правительства Республики, дозвонился до Стаса.

В тот же день ближе к вечеру в Приволье – расположение штаба – въехала целая кавалькада из надутого важностью джипа и двух грузовиков. Комполка, поняв, откуда ветер принес высокое начальство, несколько раз очень по-доброму на меня зыркнул, но так ничего и не сказал – у Станислава Эдуардовича, моего однокашника еще со студенческой скамьи, мозги были поставлены правильно, и он точно знал, как правильно кормить овец, не вызывая плотоядной зависти у волков.

Кравец быстренько перетер с командирами, что-то показал на машины и, кивнув своей охране, двинулся ко мне. Обнялись.

– Как ты? Назад когда попросишься?

– Да нет, Стас, спасибо. Ну его на хер, ваш террариум… – тему надо было срочно менять: мой фортель с уходом в боевые он, по старой дружбе, хоть и понял, но отнюдь не принял. А власти у него было всегда – выше крыши, а тем паче сейчас – после беспрецедентного переворота командарма Скудельникова.

Понятно, что он опасался за друга, но еще более ясно, что Стасу край как не хватало на посту руководителя службы контрпропаганды такого фрукта, как насквозь прожженный Деркулов. Но и меня подковерный маразм нашего горячо любимого правительства достал сверх всякой меры. Так что лучше перетягивание интеллектуальных канатов отложить на будущее.

– Ладно! Потом, брат, поговорим, а то меня Буслаев после твоего отбытия с говном сожрет. Чем порадуешь?

– Да так, привез тебе военного барахлишка всякого чуток. С Иванычем, понятно, поделился – тебе крохи остались; так что не съест, не бойся. И народу – конкретного, пару человек, тоже выцарапал, даже не спрашивай как.

Я заглянул через его плечо. У джипа члена Военного Совета Республики (вслух именуемого самими военными не иначе как «высер») стояло трое.

Какой-то затрапезный скособоченный дедок, присев, что-то писал в тетрадку. Рядом, с разбитой в баклажан мрачной рожей, стоял расхлыстанный, как будто его целой псарней травили, рослый парень лет за тридцать. И наконец, сразу за стариком бесформенным утесом высился третий – явно деревенское сурло размером аккурат с трактор, на прицепе которого его два десятилетия назад папка с мамкой зачали под пропахнувшим молоком и навозом распахнутым деревенским небом.

– Ты че, бля, прикалываешься?

– Ни капельки, дружище… – он улыбался во весь рот. Глаза откровенно говорили о том, что он действительно не шутит. – Ты мне за каждого из них потом коньяк поставишь и в ножки поклонишься. Народ – конкретный, говорю тебе.

– Угу… И в чем «конкретика» этих клоунов?

– Вот тот, что с гроссбухом, – Иван Григорьевич. Фамилия – Передерий. Инструктор-подрывник. Дончанин. Гвардии старший прапорщик. И не отставник – с корабля на бал! Да еще и доброволец… – Подумав мгновение, Кравец добавил: – После лагеря, смотри не телепай мужика.

– Да он же старик!

– Кирьян, не тормози, о'кей?! Ему годков чуть больше нашего. Говорю тебе – в лагере изувечили. Ну, и еще… охолостили его там. Он уже после больнички пришел… – Выдержав паузу, Стас добавил: – Из России пришел. Сам.

– Ни фига себе… Остальные?

– Бугай, не поверишь – фамилия такая, прибился к этим на губе. Сидел за какую-то хрень. Вроде дезертир. Думаю, бык здоровый, тебе пригодится… – Стас достал сигареты, угостил меня и, смачно затянувшись, продолжил: – Что до последнего, то тут тема отдельная. Хочешь, верь, хочешь, нет. Юрий Константинович Жихарев. Бывший командир разведвзвода или, кажись, даже роты, выпускник Рязанского десантного, ветеран Чечни, старший лейтенант запаса, кавалер правительственных наград, беженец-крымчанин, ну и доброволец, знамо дело!

– Эт как же его угораздило-то так: и в Чечню, и крымчанин?

– Вернулся, говорит, на историческую родину, как с армии ушел… – Стас подумал и продолжил: – Пацан подрасстрельный. Взят под мою личную ответственность. Не подойдет тебе – сам шлепнешь. Учитывай.

– Нормально! И за какие подвиги такая слава герою Кавказа?

– Не смешно. Что он там натворил и почему ушел из армии, я не знаю. И никто не знает. Сам – молчит. Под трибунал попал из-за Передерия.

– Это как?

– Ты же знаешь, какой сброд в батальонах формирования? Беженцы, добровольцы, дезертиры насильняка[22], шпана всякая неприкаянная. Вот несколько таких кавалеров параши решили прояснить вопрос о «пробитости»[23] Передерия и вообще, как именно его «опускали». Он, конечно, подорвался, дошло до рук, а тут, как назло, Жихарев. Мне комбат рассказывал. Говорит, тот взял со стола обычный кухонный нож и молча выпустил двоим кишки. Кореша за стволы. Этот – тоже. Еще один приблатненный – с прострочкой в требухе. Народ тупо стал в окна выпрыгивать. Дальше – как обычно. Ты помнишь, как Скудельников на уголовщину смотрит…

– Да уж. Это вам не правительство вывести во дворик областной администрации и к стеночке поставить…

– Так, Кирьян, пошел в жопу!

– Ладно. Мне ваша команда нравится, ты знаешь.

– Берешь людей?!

– Беру, конечно! С такой-то презентацией… Что с оружием?

– Ишь какой! За оружие, брат, коньяком тебе не расплатиться – будешь девок искать и сауну.

– Да без проблем. Отзвонюсь Светке, узнаю, каких именно тебе подбирать.

– Му-дак!

– Да я знаю, Стас. Сорок с лишком с этим живу. Как она?

– И не спрашивай… Задрала! С твоей, кстати, часто видится… Не Ростов, а деревня какая-то. В общем, в две струи мне мозг долбят. Заметь – извращенно! А я – за двоих отдуваюсь. Тебе, сучара, в ломы позвонить бабе? Да?!

– Все, на хрен, закрыли тему. С оружием как?

– Закрыли! – перекривил меня Кравец. – Сейчас закрою лавочку и поеду назад. Дрочись дальше с чем есть.

– Стас! Ну не парь, ладно! Что привез?

– Привез… Два ящика мин, взрывчатки и всякого такого. Передерий сам выбирал – достал конкретно. «Кончар», ПК, АГС, две СВД[24], десять подствольников и – для тебя, жаба, персонально – спарку «Шмеля»[25]. Довеском – гранаты, патроны и прочее барахло. Начальнику тыла лично при случае в ножки поклонишься. Можешь еще и отсосать, конечно. На будущее – не помешает!

Блядь, обиделся. Ну все… только к вечеру отойдет.

– Ладно, Стасище… прости, братишка. Тут всё – один к одному. Не дуйся. И спасибо тебе!

– Да куда там, на тебя обидишься… Поехал я – время. Да! Алене что передать? – Кравец стоял, выжидающе смотря мне в глаза. Две бабы реально могут достать кого угодно, даже навороченного члена правительства воюющей против всего мира непризнанной республики.

– Скажешь – нормально все. Малой я звонил в Воронеж. И ей – отзвонюсь. Пусть не колотится…

Обнялись на прощанье. Мой высокопоставленный друг сам уселся за руль, на заднее сиденье полезли бойцы. Дема, начальник охраны, незаметно приподнял бровь, кося глазами на шефа. Я, скорчив сочувствующую морду, молча развел руками, мол, хозяин – барин. Поговорили, однако. Он ловко упал на передний диван, франтовато уронил меж ног АКМ[26] и без слов, прощаясь, в знак приветствия растопырил пятерню.

Наше оружие и припасы народ уже выгрузил. Над раскладкой стоял Дзюба и, матюгаясь, отгонял особо любопытных.

Пора было принимать пополнение. Подошел…

– Моя фамилия Деркулов. Я – командир отдельной группы заслона, в которую вас привезли. Сначала – разговариваем, потом – принимаем решения. Итак… Ты – Бугай? Правильно?

– Ага…

– Не «ага», а «так точно». Как звать-то?

– Мыкола.

– И откуда ты такой – гарный хлопэць?

– З Мыколаивкы. Волновахського району.

– Донецкая?

– Ага…

– Понял… Служить будешь или сразу – в бега?

– Ни… Буду.

– А чего дезертировал?

– Та… билы.

– Понятно. – Развернулся к своим: – Дзюба! Олежа, прими пацана. И покорми – сразу… Вы. Передерий. Иван Григорьевич. Правильно?

– Так точно!

– Иван Григорьевич. Все просто. Здесь никого не ебет ваше прошлое и почему вас сюда перевели. Отвечаю! У нас – только добровольцы. Отморозков нет и не будет. Подрывник нам необходим, вы даже не представляете себе как. Жить будете соответственно. Если решите остаться – буду рад.

– Да ничего. Все нормально. Я – с радостью! – Он немного суетился, было видно, что не ожидал такого приема и явно был польщен. Дядька действительно был чуть скособочен на правый бок и правда казался дедом, хотя, как я успел посмотреть в бумагах, ему было пятьдесят три года.

– Дзюба! Принимай командира нашей отдельной инженерно-саперной группы.

Народ радостно охнул. Передерий пошел знакомиться. Оставался последний… Парень стоял спокойно и расслабленно. Смотрел немного исподлобья. Ростом чуток повыше меня. Крепкий, мосластый, видно, что очень сильный и, наверное, резкий. Лицо разбито в сливу, постарались от души – но, кажется, ничего серьезного.

– Жихарев. Юрий Константинович? – Он лишь кивнул. Ясно – к дискуссиям не расположен.

– Буду краток… Мне нужен такой офицер, как вы. Кровь из носу – нужен! Что произошло – знаю, вас – понимаю. Ни убеждать, ни удерживать не имею ни времени, ни желания. Если захотите уйти – дам автомат и сухпай на дорогу. Если примете решение остаться – поставлю заместителем командира группы и нагружу сверх всякой меры – мне деваться некуда. Выбор за вами…

Ему потребовалось некоторое время, чтобы осмыслить услышанное.

– Тот, что нас привез, сказал, что вы и ваши люди – из «афганцев». Правда?

– Да. Почти треть личного состава…

Жихарев как-то почти незаметно напрягся.

– Очень жаль, что я не встретился с вашим отрядом с самого начала.

Нет хуже пытки, чем заставить боевого офицера просить или благодарить. Слушать тоже невыносимо. Солдату патетика и мелодрама категорически противопоказаны. Надо ломать тему.

– Да мы, собственно, только и начинаем… Что вы решите, Юрий Константинович?

– Со мной можно на «ты».

– Со мной – тоже…

– Да! Без вопросов… Какие будут распоряжения, командир?

– Поесть. Переодеться. Зайти к врачам – Олежа покажет. Час-полтора поспать. Приду от комполка – поговорим.