Бодлер Шарль. Избранное. В переводе Станислава Хромова

Шарль Бодлер

Издательство:

Автор

Жанры:

современная русская литература,стихи и поэзия,серьезное чтение,cтихи, поэзия

Аннотация

Читать онлайн

Cкачать на Литрес

-
100%
+

Станислав Викторович Хромов Переводчик

Виктор Найденов Иллюстратор

Галина Левичева Иллюстратор

ISBN 978-5-0050-3922-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ШАРЛЬ БОДЛЕР. ИЗБРАННОЕ

Рис. Г. Левичева

В переводе Станислава Хромова

В книгу переводов Станислава Викторовича Хромова включены переводы стихотворений известного французского поэта XIX века Шарля Бодлера.

Переводы Станислава Хромова сохраняют неизменным поэтический строй и передают изящество и смысл оригинала.

ИЗ СЕРДЦА…

За всю свою теперь уже долгую жизнь я не нашел ни одного объективного критерия искусства. Поэтому всегда смущаюсь, когда требуется высказать собственное мнение о культуре, искусстве, литературе. Мне нечего сказать, за исключением «нравится – не нравится». Но это мое личное, субъективное мнение, а оно никого не интересует. Слишком жестокая борьба за внимание людей идет в современном мире, слишком слабо и недееспособно искусство вообще. И все же, позволю себе предложить читателю небольшую заметку о стихотворных переводах, о которых, собственно говоря, сказано уже немало. Или почти все… Итак, суть вопроса я проговаривать не стану, не считаю себя настолько компетентным специалистом и авторитетным литератором. Гораздо уместнее, по моему мнению, привести слова одного из наиболее уважаемых мною метров отечественного перевода С. Я. Маршака. В своем письме он говорит: «степень вольности и точности перевода может быть различная – есть целый спектр того и другого. Важнее всего передать подлинный облик переводимого поэта, его время я национальность, его волю, душу, характер, темперамент. Переводчик должен не только знать, что сказал автор оригинальных стихов, – например, Гейне или Бернс, – но и что, какие слова этот автор сказал бы и чего бы он сказать не мог». Лучше, по-моему, не скажешь.

Что касается моих собственных переводов, то я никогда не пытался «переталмачивать» стихотворные тексты слово в слово – это бессмысленно. В таком случае можно ограничиться подстрочником. Я никогда во время работы не думал о читателе – это убивает поэзию. Никогда не писал стихов и не делал переводов за деньги, зарабатывать стараюсь на другом поприще. Не всегда успешно…

Но, тем не менее, поэзией не зарабатывал никогда. Перевожу только то, что мне нравиться, что близко мне. И перевожу так, как мне нравится. А это не всегда соответствует устоявшимся критериям переводческого «ремесла», поскольку между современным человеком и оригиналом лежат, порой, необозримые временные дистанции. Даже ведь и на родном русском языке кто будет наслаждаться сегодня стихами Тредиаковского, Ломоносова или Батюшкова? Их знают специалисты, а моя задача – чтобы стихи давно ушедших от нас поэтов знали мои современники! Страна и эпоха здесь не имеют большого значения, поскольку искусство – субстанция общенациональная. Однако, есть одно обязательное условие для меня. Читая переводы, например, Бодлера, или Рембо, или любые другие, читатель должен знать, что именно ЭТО написал Бодлер, и именно ТАК, как изложено здесь. В той самой коннотации, в тех же семантических полях. Это первое.

Ну и второе, это конечно, задача перевода. Считаю, что культура всегда первична, скажем, культурные аспекты общественного развития Франции вплоть до сегодняшнего дня во многом определяют настоящее положение современного французского общества. А чтобы не повторять ошибок других народов, необходимо знать их культуру изнутри. Лично мне неприятен, и где то крайне неприятен нравственной код французской поэзии в целом, и декаданс «проклятых поэтов», в частности. Но так уж устроен, мир, что невозможно обойти стороной или игнорировать общее течение мирового культурного процесса… Но это к слову.

Так уж вышло, что последние лет пятьдесят россиянам было не до поэзии, а переводы многих иностранных поэтов, в том числе французских, делались мастерами слова сто и более лет назад. Естественно, что современная молодежь ни под каким видом не воспринимает их, они не цепляют душу современного человека в силу своего «устаревшего» изложения. О собственном видении поэзии говорить не стану, поскольку, чтобы сказать об этом коротко, мне потребуется очень много времени… К тому же, природа поэзии, как я считаю, пока не выяснена, не описана, не изучена.

В хартии международной федерации переводчиков отмечается, что «переводческая деятельность на сегодняшний день является постоянной, универсальной и необходимой во всем мире, делая возможным интеллектуальный и материальный обмен между нациями, она обогащает их жизнь и способствует лучшему пониманию среди людей». Трудно не согласиться, хотя, в целом, считаю данный «документ» пустой тратой слов и времени, направленной на ограничение беспристрастного выбора, прав и свобод личности в современном мире…

Ну да Бог с ним, меньше всего переводчик думает о каких-то хартиях, берясь за работу. О читателях, как я уже заметил, тоже мыслей немного. Труд литератора, это ведь почти физическая потребность, как пить и есть, спать, заниматься спортом или сексом… Кстати, последнее в сравнении ближе всего к действительности. Отсюда, наверное, и качество поэзии, страсть, любовь, чувства. Ведь им покорны все возрасты и все народы. Это может почувствовать каждый читатель через «мертвые», казалось бы, пожелтевшие страницы. Например, Гнедич переводил «Илиаду» с подлинника, он хорошо знал древнегреческий язык. А вот Жуковский древнегреческого не знал, делал свой перевод «Одиссеи» с подстрочника. Но насколько разнятся по качеству, по стилю и страсти эти два произведения Гомера в русском варианте! А бывает и так, что переводы поднимаются выше оригинала и становятся главным произведениями автора. О баснях дедушки Крылова промолчу. «Лолиту» переведенную самим автором на русский язык даже не вспоминаю. Скажу о переводе Наума Гребнева стихотворения «Журавли», положенном на музыку Яном Френкелем. Кто знает, что в оригинале написал Расул Гамзатов на своем аварском языке? Зато песню «Журавли» знают и любят теперь все!

И последнее. Поэт ведь может впитывать мировую культуру и трансформировать ее в себе. И затем выдавать собственные, оригинальные и одновременно талантливые произведения… И еще, лично от себя хочу заметить. Переводы и стихи я писал немного за двадцать лет, а если человек делает переводы и особенно пишет стихи в почтенном возрасте, то это уже смешно. Люди не будут читать такие переводы. Но это мое мнение, никому не навязываю. Однако, полагаю, что все хорошо в свое время.

С этим не поспоришь, наверное, – сложно спорить с графоманами, поэтому могу сказать, в данном случае, только о себе. Если я брался за перевод какого либо стиха, то это значит, что он глубоко задел меня. Задел настолько, что лучше я сказать не смогу, а хуже – не хочу. Я испытываю чувство огромной признательности этому человеку, но не только. Я благодарен тем, кто приобщил меня к мировой культуре, истории, искусству – тем, кто сделал эту радость доступной для меня – своим родителям, наставникам, учителям. И я чувствую также некие обязательства перед ними и обществом в целом – пронести эту культуру и передать следующим поколениям. Одна из таких людей, мой преподаватель Галина Яковлевна Гиевая, лучший учитель всех времен. Благодаря ей я еще совсем молодым человеком понял силу и высокое назначение мировой истории и культуры. Мог бы много рассказать об этой без преувеличения выдающейся женщине. Надеюсь, что она жива и здорова, живет в Дмитрове. Думаю, очень повезло тем детям и их родителям, которые отдали своих детей в ее школу.

Я всегда говорил друзьям – поэтам: не будет среди нас Пушкина, Лермонтова, Блока… Мы пройдем это тяжелое для России время незамеченными. Но мы должны, просто обязаны сохранить на нашей земле отечественную и мировую культуру – для идущих за нами. Как сделали это наши братья в огненные революционные годы, в страшные времена сталинских репрессий, в мутное стеклянное время застоя. Они, эти люди любили нас, они надеялись, что и мы будем так же любить следующих…

Я написал эти строки не задумываясь о последствиях, мне тяжело о них думать. Многое утеряно в моей беспокойной жизни, но то, что осталось, хочу предложить на суд читателя. Я написал эти строки честно и наивно, не вдаваясь в наукообразные подробности. И прямо сейчас посылаю их издателю, чтобы я сам ничего не смог бы уже исправить или убрать из них… Это – как пишется настоящее стихотворение – из души, из сердца, на одном дыхании!

Станислав Хромов

К ЧИТАТЕЛЮ

Безумство похоти, желаний алчный рядДух растлевая, старят неизбежно;Но в угрызеньях совести прилежноМы терпим муки, как укусов яд.В слепом раскаяньи, порока не избыв,Опять спешим в греховном мире жить,Смеясь в душе, греху опять служить,Позор слезами жалкими омыв.Наш разум сонный Демон ТрисмегистНакинув зло, баюкает на ложе;И ценный дар – свободу духа – тожеПоглотит бездна, хоть ты сердцем чист;Нас преступлениями Дьявол совращает,И мы средь мрака гнусного идемБесстрашно в Ад проторенным путем,Который наслаждений не прощает;Как ловелас в борделе нищем – злойВ дурную грудь впивается зубами,Мы ищем тайны грязной между нами,Лаская плоть, как будто плод гнилой;Безумных демонов у нас в мозгу клубокКишит и возится червями беспрестанно,Вздохнешь ли – Смерти сладкая нирванаВливает в грудь невидимый поток.Пока огонь и яростный кинжалИ яд еще не вывел след кровавый;Дни обрамляя тленною отравой,Наш дух позор бессилия стяжал.В зверинце этом рык и лай, и спесьПантер, горилл, гадюк и псов взбешенных,Стервятников, – но в душах отрешенныхПеред грядущим нет испуга здесь.Никто не возопит, все слито воедино —Безумство, исступление, порок;И мир провалится, когда наступит срок,В кромешный зев под хохот паладина…То – Скука верная! Пуская дым из гуки,С тоской сопроводит на эшафот,Но мой близнец – читатель-лгун – пойметВсе тонкости чудовищной той скуки?!

БЛАГОСЛОВЛЕНИЕ

Поэт явился в мир тоски и горя,Без счастья, без возможностей и прав,И мать его, создателя позоря,Воздела руки к небу, зарыдав!– Я родила чудовище, о боже,Да лучше б змей кишел клубок во мне,Будь проклят он, и ночь той страсти тоже,Расплату за грехи зачавшая во тьме!За что воздал мне господи, скажи лишь,Стать матерью урода средь людей;Его в огонь сжигающих страстейКак тайное послание, не кинешь!Так пусть падет весь гнев и зло твоеНа монстра этого, – о нет страшнее мести, —В ствол дерева вонзится острие,И плод умрет с твоим проклятьем вместе!Глотая пену ярости слепойИ не поняв веленья высшей воли,Безумная, сложила под собойКостер из материнских слез и боли!Но ангелы не могут жить без них —Изгоев и бродяг! Дитя благословляя,Амброзию из солнечных своихКраев ему недаром доставляют.И вслед за ним, поющим безмятежно,Оплакивают горько крестный путьМалютки, что под небом неизбежноК погибели придет когда-нибудь.Твоя любовь презрением гонима,А чистый взор рождает в людях гнев,Они страданий ждут от пилигримаИ гибели, от злобы опьянев.Их ядом даже горький хлеб отравлен,В вине разводы бешеной слюны,Им чуждо все, на чем твой след оставлен,И гений здесь виновен без вины.И в той толпе жена твоя без лениНа перекрестках всех и на торгуКричит: – «Он мной повержен на колени,Все, что угодно, сделать с ним могу.Я умащу божественную кожу,Поставлю угощенье ему —И этим дух растлю и уничтожу,И в жертву божий дар его приму.Когда ж наскучат муки иноверца,Как гарпия, показывая нрав,Я когти выпущу, которые до сердцаДостанут, грудь поэта разорвав.И зверь во мне откликнется без злобы,Когда возьму, как птицу из гнезда,Я это сердце трепетное, чтобыШвырнуть на растерзание туда!» —Но ты, поэт, воздевши к небу руки,Презрел своих бесчисленных врагов,И смех толпы, и горький миг разлуки,В лучах лететь к всевышнему готов.– Хвала творцу, – в страданиях без мерыЕсть все же суть божественных Начал;От жажды душ нам дан напиток веры,Которого сильнее не встречал.Вкусив его, как радость неземную,К святому воинству в броне своих уродствПримкнет поэт, – во власть совсем иную, —Под знаком Сил, Престолов и Господств.Я знал одну, но славную дорогу,Мне муки ада вовсе не страшны,Во времена, отверзнутые богу,Я сплел венец неведомой страны!Венец роскошный даже для Пальмиры!Достань хоть все алмазы из морей,Все изумруды будущего мира —Ничто перед короною моей.Она горит во тьме вселенской ночиИ на века останется светла,И отразив тот свет, людские очиВ веках померкнут, словно зеркала.

АЛЬБАТРОС

Забавой для тоскующих матросовПорой бывает долгим жарким днемЛовить огромных белых альбатросов,Летящих в море вслед за кораблем.И вот на палубе красавец этот рослый,Ступая неуклюже, за собойВлачит беспомощно, как брошенные весла,Крыла могучие в стихии грозовой.Он так взмывал торжественно в лазури,А здесь вдруг стал смешон и уязвим —Матрос в насмешку трубкою окурит,Другой заковыляет вслед за ним.Так и поэт, – над черной бездной моряПарит недосягаемый во мгле,Но крылья исполинские, задоряНевежд, ходить мешают по земле.

Рис. Г. Левичева

ВОСПАРЕНИЕ

Лететь туда – в туманные просторы,Где океан с бездонной далью слит,Где в облаках над ним сверкают горы,В таинственный над звездами зенит.Туда, мой дух тревожный, без возвратаОтчаянным пловцом стремишься ты,Чтоб в тех глубинах встретиться когда-тоС загадкою бездонной темноты.Бежишь, презрев печать земного тлена,И низкий кров родного очага,Чтоб звездный свет свободы вдохновенно,Как бог Олимпа, пить из родника.О счастлив тот, кто смог восстать из праха,Из черной мглы и скорби мировой,Не ведая раскаянья и страхаВ седую высь полет направил свой;Кто, возлюбив мечту свою, в лазуриКак жаворонок трепетный взлетел —Ему понятен рев вселенской бури,И шепот трав, и гул небесных тел.

СООТВЕТСТВИЯ

Природа – храм таинственный, где речиНеясные, порой, слышны из колоннад,И в чащу символов нас манит чей-то взгляд,Где лес знакомый чувства наши лечит.Где голосов согласных в отдаленьиБлуждает эхо, мы заметим вдруг,Как стройно образ, запах, цвет и звукСливаются в едином откровеньи.Где запах свежих девственных полейКак голос флейты чист, и нежен, как ребенок,Вот ароматы чувственных страстей,Что гаммой чувств, где каждый запах тонок —И мускус, и бензой, и фимиам —Тревожат область подсознательную нам.

Я полюбил то время золотое…

Я полюбил то время золотое,Где статуй наготу лучистый Феб покоил,Где люди, глядя в солнечную даль,Не знали в жизни ложь или печаль.В природе, что теплом лучей цвела,Купались обнаженные тела,Она покой своих детей хранила,И в изобилии их ласково растилаКибела – мать всего, и с самого началаИз бронзовых сосцов всех равно оделяла.И был отважный опытный эллинДля женщины и бог, и властелин,Гордился ею – чистой, воздыхавшей,Как спелый плод, на землю не упавшей.А что теперь? Когда поэт стремитсяВновь к наготе природной обратитьсяИ ей, как прежде, должное воздать,Он видит лишь чудовищ мерзких ратьИ с отвращением глядит – не то, что прежде,На обнаженных монстров без одежды!Одни согбенны – груди плоски, хилы,Жирны другие, третьи – как гориллы.Как будто во младенчестве их богВ железа кутал с головы до ног.Блудливых жен мертвеющая бледность,Корысть, разврат – и вот закономерность:Их дочери, что тянутся до срокаК греху, усвоив выгоды порока!Однако, в наше столь уродливое времяИную красоту несет людское племя,Что древним и не снилась вовсе, может —Печаль и скорбь, что язвой сердце гложет.То музы современный нам недуг…И в обществе больном пробьется вдругВосторга луч – летами молодыми,Весельем их, сужденьями прямыми,Очами голубыми, теплотой —Ведь юность дарит нам в печали той,Как по весне цветущий пышно сад,Прелестной чистоты напевный аромат.

МАЯКИ

Море сонной в забвении плоти,Сад высокий любви без тревог —Рубенс! – С ветром к страстям и к свободеМчится жизненный бурный поток.Леонардо да Винчи – в зеркалахУлыбаются ангелы там,Где за ними в заснеженных скалахТайна в соснах бредет по пятам.О, Рембрандт! – Стон больничной палатыВ темных сводах возносится ввысьТех, кто жаркой молитвой объяты,Из зловонных трясин поднялись.Микеланджело – будто бы в драмеНа гробницах былой красоты,Вдруг смешались Гераклы с Христами,Обреченно ломая персты.Бой кулачный и грубость сатира —Дух высокий, угасший уже,Ты воспел из далекого мира,Рабской похоти зодчий – Пюже.Где веселое время насталоКарнавальным огнем залито,Мотыльком среди шумного бала,В мире сказочном кружит Ватто.Гойя – мерзкий шабаш, где вращаютЧерти выкидыш в адском котле,И девчонок нагих совращают,И блудят старичишки во мгле.Крови озеро в чащах зеленых,Падших духом немая пора —Звуки Вебера в красочных кронахЗдесь услышал ли Делакруа?Этот идол воздвигнут навечноИз восторгов, проклятий и слез,Что блуждают во тьме бесконечной,Опьянев от божественных грез.Эстафета времен преходящих,Звук трубы боевой сквозь века,Крик о помощи в волнах бурлящих,На вершине огонь маяка.И останется это, о боже,Подтверждением вечным тому,Что и в горьких рыданиях все жеМы верны естеству своему.

БОЛЬНАЯ МУЗА

Случилось что с тобой, моя больная муза?Утрами твой видений полон взгляд;На лобик ледяной теней безумных рядЛожится тяжестью безжизненного груза.Быть может, домовой, иль бледная суккубаТебе отравы в чаше поднесли?Или потопа волны унеслиТебя в кошмар властительно и грубо?Нет, нет! Останься, будет впередиИ аромат, и свежий вздох груди,И снова кровь по жилам заструится,Как четкий слог, – и вновь страна приснится,Где песни средь садов поет лучистый Феб,И дремлет Пан, и тучно зреет хлеб.

ПРОДАЖНАЯ МУЗА

Любовница придворной суеты!Пурга январская заносит все дороги,Тоскливо ветер воет на пороге,Погас камин, и снова зябнешь ты.И лунным светом ночью греешь плечи.Вино все выпито – где ж мир лазурный тот,В котором жизнь по-новому пойдет,И фея золотом осыплет наши речи.Кругом разврат, бессонница, тоска,Молитва ради жалкого куска —Церковным служкой трешься у амвона,То донага раздета пред толпой,Ты скачешь в безысходности слепойСквозь слезы у редакторского трона.

СКВЕРНЫЙ МОНАХ

Светились Истиной иконы в темном зале,Что были писаны за совесть – не за страх,Благочестивых стен тогда оберегалиПокой и красоту в святых монастырях.Ростки учения всевышнего – монахи,Отжив в трудах, ложились в эту твердь,И голову склонив на смертной плахе,Они в душе благословляли Смерть.А мне мой гроб – душа, и жизнь моя – могила,Соседствует всегда божественная силаС пустой обителью вселенских вечных мук,Воздвигну ль я на этом гадком местеЧудесный храм с мечтой вместе —Творение моих извечно праздных рук?

ВРАГ

Я помню молодость лишь в сумраке грозы,И редкий луч, прорвавшийся сквозь тучи;В саду давно залило борозды,А дождь все лил и лил с небесной кручи.Пришла пора осенних размышлений,И снова надо грядки боронить…Из ям с водой воскреснет сад осенний —Из ям, в которых можно хоронить.Кто знает, к радости поднимутся ли сноваЦветы из этого раскисшего покрова,Что соком вод проточных напоен?О, горькая судьба!Вся наша жизнь случайна,И враг ее высасывает тайно,

НЕУДАЧА

О, подари мне высший свет,Сизиф – твой дух велит мне жить,Чтоб мог я труд свой завершить!Искусство вечно, время – нет.И потому к гробам земнымОт тех гробниц, что их чудесней,Летит мой дух, и вслед за нимМотивы погребальной песни.Они забытые в глуши,Хранят с тоской не для забавыВо тьме сокровища души;В обители пустынной травы,Как тайну сладостной отравы,Льют чудный аромат в тиши.

ПРЕДСУЩЕСТВОВАНИЕ

Я жил когда-то в царственном дворце…Тянулись всюду колоннады в небо —Он представлялся гротом мне волшебнымВ лучах заката, в солнечном венце.Я слушал, как вздыхает океан,Какую музыку вечерний шум прибояУносит в небо ало – голубое,Цветами радуги чудесной осиян.И так бесцельно в роскоши я жил —В лазури волн, как будто посторонний,Среди нагих рабынь и благовоний,Как часто тайный червь меня сушил,Когда невольница, качая опахалом,Склонялась ниц, и вал гремел за валом.

ЦЫГАНЫ

Старейшины поднялись, и в дорогуПустился табор в грохоте в пыли —Так рок велит таинственно и строго!И вот их нет, они вчера ушли.Скрипят в степи цыганские обозы,Ножи сверкают, слышен детский крик,Судеб земных в очах блуждают слезы,Гадалок взор в заоблачье поник.Заслышав скрип, кузнечики звенят,Над степью звон разносится цикад;Кибела наливает травы соком,Для вечных странников оазисы хранит,Родник пробьет и в путь благословитИх – тьму прозревших в таинстве глубоком.

ЧЕЛОВЕК И МОРЕ

Как отражение души своей свободнойТы любишь море, вольный человек!В душе твоей останется навекДвиженье волн и лик его холодный.Не оттого ли любишь ты так странноГлядеть часами в водный окоем,Что гнев души и горечь сердца в немСливаются с тобою многогранно.Вы скрытны оба так же, как темны —Бездонность не измерить человекаИ тайны не дано узнать от века,Как не достать сокровищ с глубины.Зачем же так на долгие векаСхватились вы в пустом жестоком споре?Вы гибнете, повсюду сея горе,О, братья-недруги, победа далека!

ДОН ЖУАН В АДУ

Сошедши в царство мрачное Аида,Встал Дон Жуан с деньгою на реке,И хитрый кормщик нищенского видаЕго помчал в бесстрастном челноке.А следом скорбных женщин завыванье —Грудей нагих лохмотья распустив,Со стоном жертв, идущих на закланье,Толпа ревела траурный мотив.Ехидно Сганарель взывал к уплате,И дон Луис, все тыча пальцем зло,Теням вокруг показывал некстатиНа сына, с коим так не повезло.Эльвира с дрожью вдовьим взглядом зыбкимМолила, все измены позабыв,Чтоб муж хотя б прощальную улыбку,Оставил, в даль забвения отплыв.И командор из камня плыл с ним рядом,Но обняв шпагу, чуждый до всегоБезбожный муж, герой уж больше взглядомСредь волн не удостоил никого.

ВОЗДАЯНИЕ ГОРДОСТИ

В ту пору чудную, когда у БогословьяХватало сил, терпения, здоровья,Нашелся врач, что в помысле высокомРешил рассеять жуткий мрак над богом.Он в пропасть черную проклятия кидалИ в горних истинах, запутавшись, блуждал.Где чистый Дух лишь путь увидеть сможет,Но от души старался он, похоже.И в гордости затмения не чая,Он крикнул, к небу взоры обращая:– Ты слышишь ли, Ничтожество? Христос!Неправду, на которой ты возрос,Открою людям, и для поколений,Как выкидыш, ты скроешься в забвеньи!Так он кричал, безумный, и тогдаИсчезло солнце в небе без следа,И гордый храм рассудка и свободы,Дарами наделенный от природы —Гармонией чудесной, красотой,В наставшей тишине покрылся тьмойИ стал похож на мрачные чертоги.Как пес бездомный, брел он без дороги,Не различая даже время года —Посмешище людей, презрение народа,Зловещий, жалкий, горечью убитый,Как хлам ненужный, всеми позабытый.

КРАСОТА

Меня мечтой из камня неспростаЗовут художники, – я вечна и прекрасна!Груди моей немая красотаНад смертными вовеки будет властна.Я – гордый сфинкс в просторах поднебесных,Я – лебедь белая и холод ледяной,Застывшее движенье форм чудесных,Земные страсти лик не тронут мой.Всю красоту, что так людей манилаВеками, я в себе соединила,К моим ногам Поэты припадут,И их влюбленная тоскующая лираВо мне прославит ту зеркальность мира,Что в камне замерла навечно тут.

ИДЕАЛ

Рисунки эти не являют идеала,Их ядовитая печаль неглубока —Нога красотки в туфле пошло алой,Трепещущая с веером рука.Не соблазнит болезненным покоемНи Гаверни, ни кто-нибудь другой,В садах чахотки разум мой изгоемБлуждает, будто вправду он изгой.Жена Макбета ближе и желанней, —Страсть, уводящая в просторы мирозданий,Какой Эсхил ее вообразил,Ночь Микеланджело, сумевшая моеюДушою овладеть, и наслаждаться еюЛишь у титанов нынче хватит сил.

ГИГАНТША

Когда Природа, вдруг преображаясь,Крушит породы, сеет смерть и страх,Я вновь к гигантше юной возвращаюсьИ, словно кот, лежу у ней в ногах.Смотрю, как вольно плоть ее колышетИ распирает жуткая игра,И как огонь в очах туманных пышет,Как пьет и ест огромная гора.Все формы я обследую неспешно,От исполинских ног и до груди,Когда в жару заляжет спать безгрешноОна, да так, что поле загудит…И меж грудей вздремну я безмятежноБез всяких дум и страха впереди.

12>