Постепенное приближение. Хроники четвёртой власти
- -
- 100%
- +
…А у Кротовых и стола-то, за которым всем можно было бы сесть, не имелось…
Если Валерий Андреевич собственную семью так плохо обустраивает, то как может он справно управлять там, где нет ничего личного? – всё чаще спрашивал себя Виктор, не находя внятного ответа. Портрет героя начинал тускнеть.
***Почувствовав звериным своим чутьём наметившуюся в мальчишке перемену, Кротов решил пойти ва банк и открыть «преемнику» свои истинные карты. А тут и случай удобный подвернулся: сегодняшняя поездка должна была стать наглядным уроком.
Всю дорогу Виктор гадал, куда и зачем они направляются, но до времени вопросов не задавал: посмотрим – увидим. Быть может, ему и вправду хотят, наконец, показать то, на чём и как зарабатывает папаша?
Показательные выступления действительно состоялись. И впечатление на «зятька» бесспорно произвели. Однако преподнесённый урок он усвоил совсем не так, как задумывалось. Мало того, что этот слизняк не принял, да и не желал принять откровенно обнажившееся кредо Валерия Андреевича – куда студенту с его интеллигентским характером! Так ещё и на дыбки поднялся, даже угрожать вздумал! Угрожать! Ему! Перед которым давно пшердит вся городская предпринимательская братия и ломают шапки даже самые высокие чиновные шишки! Принялся стращать мамашей своей судейской, в милицию обещался сбегать! Выведет-де он на чистую воду уважаемого человека. Ну давай, ну попробуй! Не родился ещё в этом городе жучара, которому под силу заломать Валеру Крота! Разве что сам хозяин… Ну да там, слава Богу, всё как надо, всё схвачено…
Кротов разозлился не на шутку. Но пока возвращались домой по февральским дорогам, уже облитым серебром луны, всё же сумел зажать в кулак бушевавшую в душе ярость. Напоследок всё же подсыпал засранцу:
– А тебе, как будущему юристу, напомню: всё, что сейчас увидел, ещё доказать нужно. И вот незадача – почудилось тебе это, кроме тебя-то тут никого не было, правда, Иваныч? Я, как и мои парни, тебе не свидетели. Да и остальные тоже предпочтут молчать в тряпочку, будь уверен. У нас с здесь со всеми свои тёрки, в которые мешаться не советую. В общем, давай, Витёк, не дуйся, забудем об этой познавательной экскурсии. Дома девки, наверное, борщец наварили! По соточке накатим… Лады?
Виктор протянутой руки будто не заметил. Сидел в углу заднего сиденья, и, насупившись, обдумывал слова папаши о свидетелях. О свидании с невестой, понятное дело, сегодня нечего было и думать.
А дома взъерепенившийся на Кротова «зятёк» неожиданно получил ещё один урок жизни. Мать с отцом, отключив телефон и не стесняясь в выражениях, отстирали его за дурацкий донкихотский выпад. По первое число досталось ему за угрозы в адрес уважаемого в городе человека, а больше всего – за его глупое пацанство. Почему, прежде чем мчаться куда-то в неизвестность, не потрудился выяснить, кого и что там ожидает? У нынешних бизнесменов рука тяжеленька, а разговоры коротки. Как же их сын, наслышанный о нравах дикого российского капитализма, мог об этом забыть, не рассчитать и не просчитать возможных последствий рискованных вояжей?!
В общем, доходчиво показали, что Виктор кругом жидко обделался.
После родительских оплеух желание писать заявление на Кротова у него пропало – понял, что легко может вляпаться в новую, ещё более грязную лужу. Где гарантия, что милиция отнесётся к его, Асмолова, заявлению непредвзято и с должным вниманием? Не приплетёт ли самого Витька к случившемуся в гаражах? Такое нынче происходит сплошь и рядом, с больной головы валится всё на здоровую. Глядишь, потерпевший или свидетель на первом же круге легко превращается в подозреваемого. Иди потом доказывай, что верблюд не ты, глупый мальчишка, а влиятельный мешок с долларами! Мать знает, что говорит: всю жизнь копается в делишках таких вот кротовых.
Виктор так распереживался, что у него поднялась температура, и отец, невзирая на протесты, категорически уложил его в постель. Под действием лекарств горе-донкихот провалился в тяжёлый сон, но проснулся с тем же противным осадком от прежних нерадостных дум.
Как теперь, после отвратительного происшествия, знаться с этой семейкой, включая Варьку, ещё вчера такую милую его сердцу? Он не верил, не хотел верить, что Варвара тоже в курсе отцовских проделок. Однако память подсказывала, что папаша вёл при девчонках очень уж откровенные разговоры. Тут не хочешь, да услышишь. А если знала, и его не предупредила, значит, считает это нормой? И совсем даже не против, чтобы он был с Валерием Андреевичем заодно?..
Это уж дудки!
Виктор снова и снова размышлял, как ему выкрутиться из ситуации, не уронив собственного лица и не оказавшись перед Кротовым беспомощным болтуном. Умного ничего не придумывалось. Всё, к чему он пришёл, так это к тайм-ауту в отношениях с невестой. Хотя бы неделю-другую побудут врозь. Ему нужно как следует разобраться, где нынче право, а где лево…
***Варвара Кротова плакала горько и долго. Да ведь и не так завоешь, коли бросает жених! На звонки он не отвечал два дня подряд. Она напрасно ждала, что Витёк, как обычно, встретит её из колледжа: он не появлялся. Но сегодня ещё издали увидела его заметную рыжеватую дублёнку. Жених нетерпеливо кружил на их условленном месте. Лучше бы не приходил! Тогда она не услышала бы этих рвущих душу слов. Хотя бы сегодня не услышала, чтобы прожить лишний денёк счастливой.
А он, едва поздоровавшись и, против обыкновения, не чмокнув её в разрумянившуюся на морозе щёку, с налёту-развороту всё и брякнул. Намерен, сказал прекратить встречаться с ней, а тем более с её сумасшедшими родичами. Для начала на какое-то время. Ему, сказал, нужно обмозговать всё, связанное с семейством невесты. Вопросы-де возникли.
Новость лупанула, как обухом по голове. Ведь они с Витей уже договорились, что поженятся, как только она получит диплом. Не сойдутся по-граждански для совместного проживания – так кувыркались со своими приятелями почти все Варины подружки. Нет, Виктор, как чопорно именовали сына родители, звал её именно замуж, через ЗАГС, готов был законной супругой ввести в дом судей. Мамаша, правда, всё упрашивала его не торопиться, но напрямую не отговаривала, за что будущая невестка была ей благодарна.
А тут такое вдруг!
Проревевшись и кое-как взяв себя в руки, Варвара начала допытываться, что такое стряслось. Отчего вдруг её замечательный красавчик Витя, кумир многих девчонок в колледже, души не чаявшей в единственной своей Варюхе, решился на столь резкий разворот? Что такого нафантазировал он, умненький-благоразумненький завтрашний юрист и, возможно, тоже судья? Мамаша что-то против неё заимела?
Варька недоумённо хлопала своими мокрыми от слёз ресницами. Виктор, глядя на неё, вдруг заметил, как она похожа на отца. Тот же хищный нос, только по-женски более изящный, тот же тяжёлый подбородок и близко посаженные глаза. Но не белёсые на выкате, а глубокие синие, почти лиловые, красиво оформленные материнскими генами. Видимо, из-за этих лучистых глаз ему и подумалось, что Варвара пошла в мать. Да куда там!
– Не мамаша, а папаша, и не мой, а твой! – голос парня аж звенел от внутренней напруги, пальцы нервно сжимались в кулаки. – Если бы я раньше знал, то, клянусь, близко бы к вашей семейке не подошёл! Папаня твой конченый садист и псих!
– Да с чего ты это взял? Что он тебе вчера наговорил?
– Наговорил?! Да он меня заставлял по живому человеку из пистолета палить!!!
Некурящий Виктор достал пачку сигарет и неумело, с кашлем, высмолил две цыгарки кряду, прежде чем начал рассказывать о том, что произошло накануне между ним и Валерием Кротовым.
Девушка слушала, не перебивая. Но выражение её лица на протяжении этого сбивчивого рассказа заметно менялось. Сначала это был испуг, потом непонимание, которое перешло в почти весёлое любопытств. А на последних словах недавнюю растерянность сменила скошенная ухмылка – разительная копия отцовской. Когда сильно разволновавшийся Виктор закончил, Варя всё с той же косой полуулыбкой презрительно обронила:
– И это всё? Делов-то!
– То есть как?..
– То есть так, Витёк! Папаня наш, нравится тебе или нет, человек резкий. Если кто его обидел, тем более ему задолжал, он спускать это не станет. Он нас с самого детства учил, что прощать пусть христосики прощают, а мы, Кротовы, должны со всех всё сполна получать. И мы с ним согласны, хотя мать нас за это ругает. Только сильного будут бояться и не посмеют обирать. А с нашим папкой вряд ли кто решится связываться, его даже милиция побаивается. Почему – догадываешься? Да потому, милый, что он всегда на пощёчину отвечает пулей. Ты ещё глупый, а потому ничего не понял. Вчера он тебя проверял: есть в тебе характер, или нет. Годишься в дело, или гуляй мимо.
– Стрелять в безоружного человека – проверка? Характер? Варя, ты сама-то слышишь, что говоришь? А если бы ты оказалась на мушке у другой какой-нибудь сильной личности? Тоже так же стала бы рассуждать?
– Я Кротова, а не лохушка какая-нибудь! Со мной такого случиться не может! Да ты сам прикинь: кто посмеет тронуть дочь Валерия Андреевича?
Виктор сморщился, как от зубной боли, прижал руки к груди и наклонился вперёд:
– Го-осподи! Да не о том я! Понятно, родитель найдёт, как своего детёныша уберечь. Я-то тебе битый час талдычу, что твой папаша занимается настоящим бандитизмом, а ты – о каком-то характере. При чём здесь мой характер?! Или ты его оправдываешь? Ведь оправдываешь?
Варвара без смущения гордо закинула голову:
– Ну и что в этом плохого? В семье все друг друга должны поддерживать, хоть бы, как ты говоришь, и в бандитизме. Да и не бандит он. Наверное, просто с ребятами пугали, на вшивость щупали какого-то лоха. Чтобы боялся. Будет бояться – будет слушаться. Будет слушаться – будет платить. Нам, Кротовым, платить!
– Что-то когда мать на трёх работах мотается, от усталости вот-вот сляжет, вы не бросаетесь ей помогать, ей-то плечи подставлять не спешите. Пусть катится, как знает. Вы только за папашу с его деньгами – тьфу, будь он неладен! – горой стоите.
Виктор пытался ещё что-то горячо доказывать, но Варя слушала всё с той же гримасой презрительности. И он вдруг почувствовал, что между ними встала невидимая, но непробиваемая стена. Достучаться до девушки, с которой он собрался идти в жизнь, не получалось. Попав по недоумию в «дело» Кроту, он ступил на страшную для него, но привычную для невесты территорию. Якшаться с такими чуждыми ему существами Виктор не желал, пусть даже одно из них – его невеста. Это он решил твердо. Ничто не поменяется ни через две недели, ни через две жизни.
Поймав холодный отсутствующий взгляд Варвары, «зятёк» оборвал мысль на полуслове, повернулся и, не прощаясь, пошёл, а потом побежал. Подальше от этих людей другой – чёрной – крови!
Глава 15
Асфальт всюду в выбоинах; как-то, угодив колесом в одну из них, на центральной магистрали перевернулась «Газелька» с пассажирами.
Метро три десятка лет лежит в планах и графиках, а половина города добирается до работы в автобусной давке с двумя-тремя пересадками.
Замороженный долгострой аэропорта растащен народцем по кирпичику.
Но бывают, случаются-таки и в жизни Зауралья светлые пятнышки. Вот к Женскому дню открылся аквапарк. Теперь у ребятни все разговоры только об этом диве. Шестиклассник Сашка тоже проел плешку домашним, просясь покататься с водных горок. И Лариса Лебедева, новоиспечённый копирайтер рекламной службы «Вечернего обозрения», решилась, наконец, забросить опостылевшие газетные дела и посвятить полдня новомодным развлечениям.
Выпросив у секретарши Ниночки халявный абонемент, подаренный редакции в честь открытия аттракциона, Лариса с сыном без оглядки отдаются на волю волн. Они плавают, ныряют и кувыркаются под тугими струями, блаженно, до последней косточки, расслабляются в горячей неге хамама и сауны. После слякотной весенней распутицы густое тепло аквапарка обволакивает, делает мысли лёгкими и приятными. Острота последних обид постепенно отдаляется, затухает…
Быть может, Романыч и в самом деле прав: зря она так уж переживает из-за разжалования в рекламщики? – без былого раздражения вопрошает себя Лебедева. Если честно, то кашу с публикацией о Кроте заварила именно она. И заварила неважнецко, дрянненько всё вышло. Самой досталось на орехи, и людей подставила. Думать нужно наперёд, чем могут закончиться подобные фортели – при их редакторе-лизоблюде, и при Витасе, давно натягивающем петельку на горле городских СМИ. Да ещё этот соглядатай Ниткин!
При мысли о Володьке Лариса передёргивает плечами: всплывает непристойность их последнего разговора. Хочется что есть сил физически оттереть липкую мерзость его слов, взглядов, рук. Она и в самом деле идёт в парную, а потом долго намыливается в душе…
Ох, Ниткин-то теперь у них не просто «главный по политике». Триш сделал Владимира Натановича аж своим заместителем, посадил на место Сокольского. С такими погонами хочешь-не хочешь, а считаться придётся. Кланяться, спинку прогибать. Не пошлёшь подальше, если начнёт умствовать, нудить или даже приставать. Умствовать и приставать будет, как пить дать. Свербит в нём та, давняя, с «Прибориста» застрявшая в печёнке обида, душа жаждет сатисфакции. Теперь жди, что станет доказывать, будто самая большая дрянь у них в редакции – Лорка: путается со всякими Андрюхами, лишь бы соблюсти свои шкурные интересы
Тьфу, зараза!
В конце концов, и в рекламе есть место подвигам. Если, конечно, к ним стремиться. Зато работа куда спокойнее, никаких тебе взрывов общественных нравов и стенающих тётушек. Респонденты вышколенные, нарядные и состоятельные; в тонкости стилистики или композиции нос особо не суют – была бы доходчиво разжёвана суть их бизнеса.
Расслабленно покачиваясь на ласковой искусственной волне, Лариса мечтает, как заживёт жизнью обычной трудящейся женщины. Будет вовремя возвращаться с работы, готовить ужин, обстоятельно проверять уроки сына. Будет ходить с Сашкиным классом на спектакли, ездить на экскурсии. Наконец-то довяжет кофту, начатую два года назад. Лизетта отстанет со своими знаками и строками, в выходные никто не выдернет на срочные материалы… Видать, жизнь укатала и приплюснула даже её, неугомонную Ларису, готовую в ночь-полночь скакать за горячей фактурой. Устала, покой снится. И пусть катится подальше вся эта никчёмная общественно-политическая мутота вместе с Тришами, Куриловыми, Кротами и Деповыми!
Хотя нет, Депов пусть остаётся! На вид славный малый; и в сексе, наверное, тоже ничего. Последнее, правда, ей всё ещё неведомо…
Сашка знай мелькает по лесенкам, забираясь на самые высокие и длинные горки-лабиринты. Лариса тоже пробует разные штуковины аквапарка. Вот, наконец, освободилось место в гроте. Она распластывается в вихрях фонтанчиков, массируя позвоночник, продолжет неспешно размышлять.
Интересно, как теперь служится самому Сокольскому? Не скучает о газетном улье в паутинной тишине своего кабинета? Коллектив «Обоза» провожал его на новую должность, как в последний путь, обошлось разве что без венков. Оказалось, Андрей Романыч почти всем сумел подать крепкую руку.
Сама Лариса тоже припомнила один любопытный случай. Накатала она тогда что-то критическое в отношении некоего городского предприятия. Обгавкала, впрочем, не слишком, бывали статейки и похлеще. Но на заводе оскорбились и прислали делегацию для разборок: как-де мог «Обоз» посягнуть на честь и достоинство заслуженного коллектива?
Происходило всё в те времена, когда судились с прессой лишь единицы. Большинство недовольных предпочитали по старинке жалобиться начальству. Вот и эти с порога потребовали рандеву у главреда. Триш находился где-то в дальнем отъезде, и делегатам пришлось довольствоваться беседой с его заместителем.
Когда кабинет Сокольского заполонила ватага производственников, там как раз торчала Лариса. Она хотела было незаметно улизнуть, но Андрей Романович сделал ей знак остаться. Так и топталась в углу, выслушивая сбивчивые претензии возмущённых читателей. Вот сейчас Сокольский выпишет ей по первое число за их жалобу! Прямо при тех, кого обличала, и выпишет! Одна активистка уже дважды требовала привести сюда эту Лебедеву, чтобы в глаза ей бросить своё пролетарское возмущение.
Между тем Сокольский, усадив посетителей, начал дотошно выспрашивать, в чем же покривил душой автор публикации:
– Люди стоят в очередь на вакансии? Нет? Наоборот, увольняются с завода?..
Задолженность по зарплате больше трёх месяцев? Уже пять?..
Нового директора избрали толкового и бескорыстного? Ворюга? Что вы говорите…
И начальство заказов не ищет, чтобы хоть как-то исправить положение? Ой, горе…
Так с газеткой и карандашом в руках прошёлся Андрюха вместе с жалобщиками по всем спорным пунктам. Выходило, что бытописание проблемного производства было составлено верно. Пыл посетителей на глазах остывал, они сами уже готовы были извиняться:
– Мы на своём Зауралмаше с молодости, оно на всю страну славилось, но теперь гордиться стало нечем, всё идёт вкривь и вкось. А тут ещё ваша газета ославила перед всем городом! От резкого слова обида взыграла, вот и явились. Выходит, не по делу.
– Так что – Лебедеву-то будем звать?
– Не надо… Искать сор в чужом глазу – её работа; она её хоть и неприятно для нас, но честно сделала. Чего уж…
С тем и ушли, даже не заметив притаившуюся в углу фигурку.
– Триш меня сразу бы отполоскал, при народе. И в статейку заглядывать не стал бы. Раз читатель недоволен, значит, есть чем! – заметила Лариса, приходя в себя от неожиданной развязки инцидента.
– Не всем же быть такими строгими начальниками! – невесело усмехнулся Сокольский. – Надеюсь, ты всё услышала? Заруби на своём красивом носу: когда пишешь, имей перед глазами таких вот тётушек, готовых вцепиться в автора из-за любого не понравившегося им слова. Шашка в руках у СМИ обоюдоострая, может и собственную башку снести!
Кого пытаешься обмануть ты, журналист до мозга костей, не мыслящий жизни без газетной суеты и напряга?! Хоть и упала ниже плинтуса, а всё выжидающе смотришь на телефон: вдруг откуда-нибудь свалится настоящая работа? Да ты через месяц сдохнешь со скуки без своей привычной круговерти! И не нужны тебе ни ужины, ни кофты, даже экскурсии с сыном не нужны без любимого дела, от которого душа огнём пышет! – мыслишка, выскочившая среди гулкой влаги аквапарка, разом осадила благостный Ларисин настрой. Наскоро сполоснувшись, она отыскала на горках посиневшего счастливого Сашку и велела собираться: охота хлюпаться в этом раю для бездельников пропала. В буфете наскоро напоила чаем огорчённого мальчишку, и выскочила на остановку, подставляя разгорячённое лицо мелкой мороси. Ничего не понимая, примолкший сын покорно семенил рядом с насупленной матерью под свисающими с небес седыми космами. Что-то часто у неё нелады на работе…
Бесплатная «вертушка» аквапарка подбросила их почти к самому дому. Но Сашка демонстративно отправился к бабушке – нюнить из-за сломанного кайфа, и готовить уроки назавтра. Лариса с ним не поехала, не хотелось огорчать маму своим расстроенным видом. Она потерянно брела в одиночестве домой по занудной непогоди, продолжая нескончаемый внутренний диалог. Даже купание не принесло желанного расслабления. Опускающийся вечер только добавлял уныния.
Но глубоко погрузиться в слюнтяйство и самокопание не удалось. Едва она зажгла свет в прихожей, как настырно залился телефон. Сердце ёкнуло: неужели Триш передумал и зовёт её из ссылки на срочный материал?
Звонок был не из редакции. Твёрдый женский голос просил – нет, требовал – немедленно встретиться.
Дежавю какое-то, – мысленно бурчала Лариса, вслушиваясь в металл незнакомых интонаций. – То Елена Кротова является со своими страстями, то теперь этой бабе подай неотложное рандеву. Проходной двор, а не квартира! Почему она обязана вести приём по служебным вопросам непременно на дому? Свет клином на Лебедевой сошёлся, что ли? Пусть в редакцию приходит, так сейчас и отвечу.
Однако вместо холодной отповеди она вежливо спросила, кто и когда планирует прибыть.
– Мы – матери предпринимателей, недавно убитых Валерием Кротовым. Разговариваем из телефона-автомата рядом с вашим домом. Можно подняться?
***Эти дамы были совсем из другого теста, нежели экс-супруга Крота. Подтянутые, хорошо одетые, тщательно причёсанные, они держались с достоинством, граничащим с вызовом. Скинули на руки хозяйке дорогие манто, и, не разуваясь, проследовали в комнату. Небрежно положили на столик изящно выполненные визитные карточки, осанисто расположились в простеньких креслах.
Как гусыни… Сразу видно: матушки состоятельных господ – с привычным своим сарказмом констатировала Лебедева.– С чего вдруг так форсят и хорохорятся?
Пока она суетилась на кухне, готовя принятые в таких случаях напитки, гостьи внимательно изучали уставленные книгами полки, авторские фото на стенах, старинные вазончики у зеркала. Почти брезгливо мазнули взглядами по более чем скромному доперестроечному убранству: не шикует одна из лучших журналистов города… Предложенный кофе из вежливости лишь пригубили.
И молчали.
Лариса тоже кроме «пожалуйста» и «прошу» пока ничего не произносила. В конце концов, это они напросилась к ней со своими проблемами.
Пауза становилась уже какой-то неприличной, однако «матроны», как мысленно окрестила дам Лариса, всё водили глазами по хозяйской мебели.
Так они тут и до утра могут не разговориться. Придётся самой брать вожжи в руки – вздохнула она, и елейным голосочком предложила:
– Ну, давайте знакомиться. Я – ….
– Мы помним, как вас зовут – перебила одна из матрон басом.
Не слишком учтиво для первой встречи. Что-то дальше будет? – губы сами собой недовольно поджались.
– Хорошо. Тогда представьтесь вы – без прежнего радушия предложила Лариса, начиная злиться на бесцеремонность обращения и затягивание времени. Ей что – делать больше нечего, как на ночь глядя играть в молчанку Бог знает с кем?!
– Я – Анна Сергеевна Венецкая, мать Евгения Гаврилова – начала та, что постарше, обладательница гулкого баса. – А это Светлана Васильевна Васенёва, сына её зовут… звали Вениамином.
Гусыни, как по команде, судорожно сглотнули, подавляя близкие рыдания, и опять повисло молчание. Лариса уж и не знала, что делать.
Наконец, Венецкая справилась со слабостью. Очевидно, она главенствовала в переговорах. Сказала, глядя на собеседницу в упор:
– Думаю, вам известны обстоятельства гибели наших детей.
– Не более того, что сообщают официальные источники, – ответ прозвучал не слишком уверенно, так как под сверлящими взглядами посетительниц Лариса чувствовала себя как напроказившая школьница.
– Мы знаем, что более. Ведь вы дружны с адвокатом Кротова? И Алексей Васильевич Вершков, зам прокурора города, делится с вами информацией?
– Однако вы хорошо изучили мои рабочие контакты…
– Не только, не только рабочие, Лариса Петровна!
Интересно, откуда дровишки о её скромной персоне? – соображала Лариса, опять начиная яриться. Они что – перепроверять её сюда явились? Зачем она им, в конце концов?! Пора идти в наступление:
– Уважаемые дамы, вам не кажется странным наш диалог? Предлагаю перевести его в более конструктивное русло. Что за дело у вас ко мне? – перед матронами была уже не скромная домохозяйка, а привыкшая брать даже самые заковыристые интервью газетчица.
Смена тональности подействовала: женщины заёрзали в креслах, теряя недавний апломб. Видать, начальницы. Или преподаватели. Привыкли всюду быть на первых ролях, держать аудиторию. Да не на ту напали!
– Мы хотели бы знать, что вам известно по нашему делу помимо изложенного в ваших последних материалах – Васенёва своим металлическим голосом сделала упор на слове «помимо». – Скоро будет назначен суд, и мы собираем все возможные сведения.
Вот оно как! Боятся, что газета опять вылезет с какими-то невыгодными им фактами. Знать, потерпевшие не так уж и невинны?
– А почему этим заняты вы, а не ваши адвокаты? Вы что – не имеете возможности нанять приличных профессиональных защитников? – Ларисе вспомнились их добротные шубы и шапки, куда богаче, чем её собственный прикид. Да и колечки на пальчиках тоже хороших денег стоят. Упакованные тётушки. – На такой случай суд назначает бесплатных!
– Эк вы сразу коня да под уздцы! – с неприязненным удивлением отозвалась Венецкая. – Всё мы имеем. Но дело наше так закручивается, что посторонним людям, платным, бесплатным ли, до конца доверять нельзя. Приходится многое делать самим. Вот и расследуем кое-что лично.
– Более-менее понятно-о – протянула Лариса. – Так что же конкретно вы хотели бы узнать от меня?
Анна Сергеевна опять приняла величественный вид большого босса и принялась трубно и пространно вещать о сути нынешней встречи:
– Видите ли, Лариса Петровна, мы в этом городе живём давно, и друзей имеем немало. А земля, как известно, слухом полнится. Вот и дошли до нас слухи, что суд НЕПРЕМЕННО примет решение по аффекту. То есть осуществится та из версий, что высказана вами в одной из статей. Не думаю, что версия возникла по наитию. Скорее всего, её озвучил кто-то очень сведущий.