- -
- 100%
- +
– Что ты… делаешь? – прошептал Базиль, чувствуя, как холод прокрадывается под кожу.
Отец медленно поднял голову. Лицо его побледнело, губы были сухими, но голос звучал ровно:
– Исправляю. Пока ещё можно.
Он протянул руку – осторожно, как к живому существу, – и провёл пальцами над лужей. Та дрогнула, будто узнала его. Воздух в кухне стал вязким, словно пропитанным болотной влагой.
Базиль хотел заговорить, но язык не слушался. Он видел, как вода на столе поднимается волной, набирает плоть…
– Папа… – выдохнул он. – Она живая .
– Она – зло , – отрезал Андрей Платовский. Базиль шагнул ближе, чувствуя, как под ногами пол становится мягче, будто дерево пропиталось водой.
– Папа, хватит… – прошептал он.
– Всё уже началось, сын. Болото просыпается. И если я не удержу его… – он оборвал фразу, вслушиваясь в шорох из – под пола. – Тогда оно заберёт тебя.
Серж почувствовал неладное, выгнул спину дугой и зарычал – низко, хрипло, будто защищался от чего–то, что было не здесь, а по ту сторону реальности.
Вода на столе пошла рябью…
Кот метнулся вперёд и запрыгнул на стол. Хвост его хлестал воздух, глаза мерцали двумя тусклыми огоньками. Он шипел на лужу, на отца, на стены – на всё сразу. Он царапал, рвал, бил лапами что–то невидимое – яростно, судорожно .
Вода на столе вдруг вспухла, разлетелась брызгами. На мгновение посреди кухни повис запах крови и ила.
Базиль не закричал – просто стоял, глядя, как вода уходит в щели, будто прячется.
А отец закрыл лицо руками и сказал глухо:
– Поздно. Оно уже увидело тебя .
Серж зарычал снова, но уже иначе – тихо, протяжно, жалобно. Потом, внезапно, затих. Его зрачки расширились до бездны. Он сделал шаг к Базилю, ткнулся мордой ему в колено – не как зверь, а как тот, кто пытается утешить, хотя знает, что всё уже решено.
Базиль ощутил, что шерсть у Сержа влажная, будто кот выбрался из воды. Серж прижал уши и посмотрел на мальчика долгим, внимательным взглядом – тем самым, в котором всегда было больше смысла, чем в словах. Потом повернулся к отцу и заурчал – низко, глухо.
На деревянной поверхности остался тёмный отпечаток ладони. Маленькой. Детской. Будто кто – то пришёл из темноты – и оставил след.
С тех пор Базиль чувствовал: страх стал обретать форму. Он больше не был просто ощущением в груди. Он жил где–то рядом, за стеной, в щелях между досками . Иногда он слышал дыхание – не от ветра, не от сквозняка. Иногда видел, как под дверью медленно стелется тень. И всегда – гул.
Пульсирующий, низкий, с хрипотцой. Как будто огромное сердце, вросшее в дом, бьётся где–то внизу, под полом, медленно и неизбежно.
Через несколько дней, проснувшись среди ночи, Базиль увидел, что дверь его комнаты приоткрыта.
Хотя он помнил – закрывал.
Из щели лился слабый, зелёный свет – как болотный огонь. Серж не шевелился.
Он просто сидел, свернувшись на подушке, и тихо мурлыкал. Но его мурлыканье странно совпадало с тем гулом за стеной – будто кот подхватывал ритм, вторил.
Базиль спустился.
Доски скрипели под босыми ногами. Воздух был тяжёл, пах плесенью и влажным камнем.
На кухне – никого.
Но дверь в подпол была открыта.
Мальчик стоял на пороге, чувствуя, как из темноты поднимался холод.
Не просто холод – взгляд.
Он не видел ничего, но чувствовал, что там, внизу, кто – то стоит. И ждёт.
Гул усилился.
Базиль ощутил, как стены дрожат.
Из подпола донёсся шорох, потом – звук, похожий на вздох. Серж тихо сказал:
– Не спускайся. Если спустишься – останешься.
– Кто там? – прошептал мальчик.
Кот молчал.
Лишь его глаза вспыхнули сильнее, отразив тот зелёный, мертвенно – мокрый свет.
И тогда Базиль услышал голос.
Тихий, женский.
Тот, что мог принадлежать только его матери.
– Ба – а – азиль… открой…
Мальчик сделал шаг.
И сразу почувствовал, как под ногой что – то шевельнулось.
Доска приподнялась. Между щелей сочилась вода. Гул оборвался.
Наступила тишина – жуткая, вязкая, будто сама ночь задержала дыхание.
Потом Серж тихо сказал:
– Она стучится из–под земли. Ты помнишь её слишком сильно. Болото это любит. Оно питается памятью.
Утром отец сказал:
– Опять гремело?
Базиль молчал.
– Дом садится, – добавил тот не глядя. – Всё гниёт. Он налил себе воду из кувшина. Вода была мутной, в ней плавала ниточка мха.
Базиль подумал: дом гниёт, но не умирает. И, может быть, люди здесь такие же.
Не живут. Не умирают. Просто – продолжают звучать, как гул за стеной.
ШЁПОТ ПОД КРОВЛЕЙ
Базиль жил теперь настороженно, словно внутри него поселился хрупкий зверёк, чуткий к каждому шороху. Ночью он просыпался от звуков, которых не было: шороха за стеной, приглушённого дыхания, сливающегося с ветром. Он ждал – каждый вечер, – что то самое вернётся. Лицо в болоте. Взгляд из воды.
Страх жил в Базиле тихо, как болезнь, которая долго прячется, прежде чем проявиться. Днём страх сидел где–то за грудиной, холодным комком, почти неощутимым, но стоило солнцу спрятаться – и страх оживал.
В доме Платовских не было электричества. Отец говорил, что провода – излишество, а свет свечи – «живее» и «честнее».
По вечерам в окнах дрожали маленькие огоньки – и тени, что рождались от них, жили собственной, старой, непонятной жизнью. Они ползали по стенам, сплетались в фигуры, танцевали на потолке.
И тогда Базиль прятался под одеяло, замирал, боясь вдохнуть. Больше всего пугала не сама тьма, а ожидание – это мучительное, тонкое предчувствие, что вот – вот произойдёт что–то непоправимое. Как будто за гранью привычного мира кто–то уже протянул руку, чтобы коснуться его плеча.
Страх был липкий, вязкий, как болотный туман. Он не бил в грудь – он обволакивал, вползал под кожу, заполнял лёгкие.
Серж, казалось, чувствовал этот страх. Кот не отходил далеко: днём лежал на подоконнике, вытянув лапы, будто дежурил, а ночью – у изголовья кровати… как страж. Кошачьи глаза в темноте светились зелёным светом, и иногда Базиль, проснувшись, встречал этот взгляд – глубокий, настороженный, но спокойный.
– Ты слышал? – шептал мальчик, когда половицы тихо звенели под невидимыми шагами.
Серж медленно поворачивал голову, и в его взгляде было усталое понимание. Он вставал, обходил комнату кругом, шевеля усами, будто принюхивался… и затем возвращался к Базилю.
– Это не то, чего стоит бояться, – говорил он. – Дом живой. Он запоминает голоса, шаги, дыхание.
Но мальчик всё равно боялся.. .
Иногда ему казалось, что гул, о котором говорил Серж, не просто звук. Он будто рос где – то внутри стен, на чердаке, в полостях дома, а может – в нём самом. Гул был низкий, вязкий, похожий на стук далёкого сердца. Сначала тихий, почти неуловимый, но со временем нарастающий.
– Слышишь? – спросил как – то Серж, насторожив уши. Базиль кивнул.
– Это не ветер. Это дом дышит. Так бывает перед переменой.
Мальчик не понял, но Серж не стал объяснять. Лишь сел рядом, так близко, что касался руки Базиля. Тепло от шерсти медленно вытесняло ледяной страх.
И всё же по ночам Базиль всё чаще просыпался, чувствуя, что кто-то стоит за дверью – молча… выжидая. Иногда он даже думал, что слышит дыхание – влажное, болотное. Тогда он звал Сержа.
Кот подходил, садился рядом, и от его присутствия на миг становилось легче. Но даже тогда, Базиль знал – тьма никуда не ушла. Она ждёт.
Она знает его имя.
Той ночью мальчик долго не мог уснуть.
Снег шёл беззвучно, медленно. За окном было светлее, чем в комнате, – будто мир перевернулся, и тьма теперь жила внутри, а снаружи осталась лишь холодная, безжизненная белизна.
Отец уже спал. Где – то внизу потрескивал уголь, вздыхала печь. Серж дремал у порога .
Базиль лежал, глядя в потолок.
И вдруг услышал – наверху, прямо над собой – тихое шуршание. Сначала он подумал: мыши. Потом – ветер. Но звуки становились громче, тяжелее.
Половицы стонали.
Шаги. Медленные, тягучие, с редким царапающим звуком, будто кто – то волочил за собой что–то острое.
Серж приподнял голову. Уши его дрогнули, хвост нервно дёрнулся.
– Не ходи, – пробормотал он. Голос его прозвучал сонно, но настороженно. – Чердак – это не просто место над домом. Это дом, который ещё не решил, пустить ли тебя внутрь.
– Там кто–то есть, – шепнул Базиль.
– Конечно. Там всегда кто–то есть. Только не всегда – живой. Но Базиль уже поднялся с кровати.
Он накинул старый свитер, взял свечу. Серж недовольно зашипел, но пошёл следом, ступая бесшумно, как дым.
Лестница на чердак вела из кладовки, пахнущей мукой и старым деревом. Воздух там был влажный, тяжёлый, будто не хотел, чтобы его трогали. Каждый шаг отзывался в груди гулом.
Когда они поднялись, темнота встретила их лицом – неподвижным, вязким. Пламя свечи дрогнуло. Мрак не рассеивался – наоборот, приближался, будто хотел облизать свет.
И тут Базиль увидел её.
Лёгкий наклон головы, узкие плечи, очертание руки. Тень стояла у стены, чуть покачиваясь, как пламя. Свеча капнула воском, обожгла пальцы, мальчик не почувствовал боли.
Тень шевельнулась. Не от огня. Не от ветра. Сама.
– …Ба-а-а-азиль… —
Голос.
Тихий, будто издалека, как будто из сна.
И в этом шёпоте было что–то знакомое – нежность, боль, запах хлеба и дождя.
Мальчик застыл.
Слова сами рванулись к губам:
– Мама?..
Пламя свечи вспыхнуло и погасло.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.