В сердце Каменных гор

Перед самыми кончиками моих пальцев, которыми я вцепилась в снег, силясь сообразить хоть что-нибудь, остановились обутые в тёплые бакари[A1] ноги. Мудрёная вышивка напоминала звериные силуэты, которыми женщины из хантов в моей деревне украшали традиционную праздничную одежду. Вышитого красными нитками медведя я бы узнала из сотен других орнаментов – на отцовской рубашке, которую бабушка берегла вместе с маминым платком, был такой же. Другой подобный никогда больше не встречался.

Я подняла глаза.

Надо мной чёрным силуэтом навис Ошим, точно один из тех каменных великанов на пути к злосчастной поляне. Несомненно, это был он. Среднего роста, коренастый, ещё не старик, но далеко не молодой, мужчина, в косматой шубе мехом наружу и с густой лапатообразной бородой. В ней при слабом свете смолянистых факелов я разглядела вплетённые самоцветы. Под хмуро сдвинутыми бровями сверкали грозные тёмные глаза. На плече лежали две роскошные косы, которые заплетали воины, чтобы спасти душу[A2] , веря, что она хранится в волосах. От охотников в деревне я слышала, что это важнее, чем спасти в бою свою жизнь. Ошим слегка сутулился и в поединке на мечах явно бы уступил статному Ярдаю, но весь его облик внушал первородный страх, отчего я волей-неволей втянула голову в плечи. Мне казалось, что сам он словно был рождён каменной горой – такой же непоколебимый и бездушный, безжалостный и непримиримый.

– Вот это добыча, – довольно протянул Ошим, растягивая губы в хищной улыбке. – Давно таких не видел девиц.

Его огромная рука ухватила меня за ворот и подняла на ноги.

– Кто такая будешь, красавица? – выдохнул он мне прямо в лицо, рассматривая, как диковинную зверушку.

Я промолчала.

– Язык проглотила? – недовольно гаркнул Ошим. – Или ты немая? Так это даже к лучшему.

И рассмеялся. Громко, развязно, отвратительно.

Затуманенным взглядом я смотрела на его бакари, топтавшие хрусткий снег. Когда это я успела прогневать духа тайги, что на меня свалились все несчастья сразу? Или я уже умерла где-то в лесу, так и не добежав до дома?

– Как это Ярдай потерял такую девчонку? До чего ж хороша! Да ещё и полуголая, – усмехнулся он, глядя на мою неприкрытую шею. – Понравился тебе праздник, красавица? Или может ты не против продолжения? Так это мы вмиг устроим. Ты только скажи или знак какой дай.

Я продолжала упорно молчать. Говорить не было ни сил, ни желания. Да и вообще – он мне не нравился и я его боялась. Боялась на первородном животном инстинкте и в тоже время презирала. Это был совершенно иной страх, нежели когда я встретила Ярдая.

Вернулись всадники Ошима, мокрые до нитки и сильно помятые.

– Они ушли, князь, – сказал тот, кто был за старшего. – Растворились прямо перед самым нашим носом. Видать чарами своими воспользовался. Не видно нигде, менкв бы его побрал.

– Неужто Ярдай струсил? Это на него не похоже. Хотя… Без войска ему против меня не тягаться. Зато гляньте-ка! Поглядите, какая у нас знатная добыча! – и Ошим развернул меня к своим воинам.

– Да ещё и в шубе княжеской!

– Хороша девчонка, – сказал кто-то сбоку. – На наших девок не похожа.

– Часом не княжна какая заморская? Уж больно лицом хороша. Светится прямо вся.

– А что у неё на груди за амулет такой? – неожиданно произнёс молодой, безусый воин, стоявший подле князя.

Я приготовилась к худшему, потому что знала – если этот человек увидит мой ключик, с которым я не расставалась с самого раннего детства, мне станет только хуже. Не зря ведь Ярдай так странно на него отреагировал. И к тому же теперь я была отчего-то уверена, что если кто-то о нём узнает, случится что-то непоправимое и ужасное. Вдруг Ошим отнимет ключик? Вдруг я лишусь вещи, которая, по словам бабушки, была от родителей, погибших, когда мне было почти три года? Тогда у меня ничего не останется из того, что связывало бы с тем прошлым, которым я так сильно дорожила. Вдруг случится ещё что-то страшное, о чём я и подумать не могла?

Князь вновь протянул ко мне свою громадную ладонь и хотел, было, отвернуть воротник шубы, но я ухватила его за руку раньше, повисла на ней всем телом, и грозно сквозь зубы прошипела:

– Не тронь.

– Эко ты наглая какая!

Ошим с силой тряхнул меня и уже почти было схватился за ворот, как вдруг на берег в самую гущу войска выскочили два всадника.

– Убери от неё руки, Ошим.

Ярдай!

У меня по спине побежали муравьи. Я и обрадовалась и одновременно жутко испугалась того, что будет дальше.

– Потерял девчонку и решил за ней вернуться? – спросил Ошим, неохотно убирая от меня свою громадную лапу.

– Да нет, просто решил спросить, какого лешего ты поехал за мной? – с презрением процедил сквозь зубы Ярдай. – Не всю медовуху со мной выпил? Или молодцем себя возомнил, чтоб кулаками помериться?

Ошим гнусаво захохотал, отступая от меня.

– Ты всегда был чересчур правильным, – презрительно ответил он. – Думаешь, если остановишь меня, то чародей не выберется на свободу? Думаешь, если будешь соблюдать эту треклятую традицию смены времён, то я встану на твою сторону и откажусь от возможности помочь сыну? Не дождёшься. Радуйся уже тому, что Коло года у тебя и вместо потешной бойни я в этом году решил просто напиться и отдал его тебе добровольно. И за это мне, гляди, твоя девчонка перепала. Она какая-то особенная, что ты за ней вернулся?

– Можешь оставить её себе, – равнодушно ответил Январь. – Забирай девчонку и уходи. Пусть твои дружинные остудят пыл, пока не вышло чего дурного. Знаешь ведь, что умерших в эту ночь в Небесные чертоги не примут, чтоб они вернулись обратно. Кто ж тогда сыну поможет, коли его отец отправится в мир вечной Охоты?

– Не надо мне угрожать, Ярдай. Рано или поздно я изменю этот закон, и тогда на Охоту первым отправишься ты, и я ни разу тебе не позавидую в очерёдности.

Ошим повернул голову в мою сторону. Мне совсем стало не хорошо от этого тяжёлого оценивающего взгляда.

– Девчонку забираю себе, раз она тебе не нужна, – равнодушным тоном заявил он. – Ты и так испортил мне праздник. Воспользуюсь возможностью исправить его и сочту это за твой подарок, – и Ошим снова ухватил меня за руку.

Нет! Пожалуйста, только не это!

Я с ужасом смотрела в непроницаемое лицо Ярдая, стоявшего так близко, но одновременно – далеко. Неужели он и вправду меня оставит здесь? После того, как спас, после того, как узнал моё имя, он оставит меня с Ошимом? Если да, то почему тогда в лице изменился, когда услышал, как меня зовут? Ведь я была почти уверена, что моё имя о чём-то ему говорило. Если не имя, то ключ. Он ведь зачем-то спросил о нём! И к тому же без Ярдая я понятия не имела, где нахожусь и как мне вернуться домой. Я чувствовала себя совершенно потерянной и настолько беспомощной, что хотелось расплакаться. Но сейчас это было лишним.

– Никуда я с тобой не пойду! – я с силой дёрнула руку, вырываясь из крепкой хватки грозного князя.

Ошим зарычал, вновь собираясь схватить меня.

– На ней моя шуба медвежья, – зловеще произнёс Ярдай. – Коли заберёшь, так твоей станет, до самой весны. Её ж мне сам Хозяин подарил.

Воины Ошима переглянулись между собой, попятились назад.

Ошим хохотнул, сначала со злостью, а потом рассмеялся, хватаясь за живот. Этот отвратительный смех подхватили все его воины. Кажется, даже деревья, подслушивавшие разговор, заскрипели от смеха.

– Нужна мне твоя шуба вместе с твоей девчонкой! – сквозь слёзы выдавил Ошим, завывая от хохота. – Забирай эту плюгавку и убирайся, нечего на меня волком смотреть. Я буду охотиться вдоль границы ближайшие несколько дней. Это я тебя предупредил. Так что присмотри за ней. А ты, красавица, если князь не по нраву будет, прибегай ко мне. Уж я-то для тебя буду щедрым, как Ярдай про то и говорит, – обратился он ко мне с кривой ухмылкой. – Шубу только ему оставь, пусть он ею подавится.

– Я твоё предупреждение услышал, – глухо отозвался Ярдай, плохо скрывая угрозу в голосе.

– Увидимся на пиру, – и Ошим, вскочив на коня, зычным криком приказал своим всадникам разворачиваться.

Ещё мгновенье, и вместо них по земле лишь стелилась позёмка, завиваясь и исчезая в темноте меж стволов притихших деревьев.

– И как ты его терпишь, князь? – выдохнул Фёдор, утирая вспотевший лоб.

– Ты просто слишком молод, чтобы понять, – Ярдай развернул коня. – Возвращаемся. Я поеду первым. Фёдор, присмотри за нашей гостьей. А то не ровен час она снова потеряется.

И через мгновенье мне оставалось лишь наблюдать его исчезающий тёмный силуэт.

– Залезай, – Фёдор нахохлился, явно недовольный тем, что теперь придётся возиться со мной. – Разозлился наш князь.

Да только и у меня нервы сдали.

– Не умею! – закричала я на него. – Я домой хочу!

И, зло махнув рукой, зашагала по следу уехавшего Ярдая – больше никакой дороги я не знала. Все волнения и тревоги, свалившиеся на меня одномоментно, точно подрезали внутреннюю струну, и она лопнула, протяжно завыв. В голове плясали сумасшедшим хороводом мысли, признать которые означало признать то, что вся разыгравшаяся передо мной драма была не шуткой, не сном, не забавой и даже не плодом моего воображения.

– В какой стороне деревня Светлая? Или Покровский? Я вообще должна была с бабушкой Новый год встречать! А не вот это вот всё!

– Не дури, – Фёдор спрыгнул рядом, хмуро наблюдая, как я яростно смахиваю слёзы. – Ставь ногу в стремя. За луку держись. Сложного тут ничего нет. Нечего тебе по лесу бродить. Ещё Ошим вернётся, ему границу пересечь – раз плюнуть. Он законов, кроме своих, не признаёт.

И усмехнулся. Вот негодяй! Понял, чего я больше всего испугалась. Пришлось забираться в это чёртово седло под его рвущийся наружу смех – нелепее зрелища и быть не могло.

– Заткнись, – ударила я его локтем в живот, когда он прижался ко мне сзади и дёрнул повод.

– До чего ж ты странная девка, – фыркнул он. – Где только тебя князь нашёл?

– Не наваливайся на меня, – огрызнулась я. – Бесишь.

Но Фёдор, усмехаясь и явно рисуясь позади меня, дал коню шпоры и тот стремглав полетел догонять первого всадника. Вся его неприязнь ко мне улетучилась так же быстро, как и появилась.

– Кто он вообще этот ваш Ошим? – со злостью, которая с шипением растворялась во мне, спросила я, силясь распутать клубок мыслей.

– Ты не знаешь? – искренне удивился Фёдор. – Ты точно не полоумная? Может, ты скажешь, что и князя нашего не знаешь?

– Не знаю, – огрызнулась я.

Ветер оглушительно свистел в ушах. Мороз кусал за нос, хватал за щёки, забирался за шиворот. Вся крепость ночной стужи грозила превратить меня в сосульку. С Ярдаем было теплее.

– Ну дела! – протянул Фёдор, весь как-то насторожившись. – Откуда ты пришла?

– Тут неподалёку деревня Светлая, – махнула я неопределённо. – Автобус сломался, мне пришлось пешком идти через лес. В темноте я немного напутала с дорогой, но точно знаю, что вышла там, где должна была. Меня дома бабушка ждёт. Мы вместе хотели встретить Новый год.

Фёдор молча выслушал. Он угрюмо сопел мне прямо на ухо, явно над чем-то размышляя. Но так ничего и не сказал. Лишь тяжело вздохнул.

– Князь потом тебе сам всё расскажет, – отозвался он. – Про Ошима и про твою деревню Светлую.

– А ты? Ты разве не можешь рассказать? У меня и так в голове творится невообразимое! – воскликнула я, не в силах справиться с непониманием, в которое угодила.

– Тебя Мирой зовут, верно? – уточнил Фёдор, сократив моё имя. – Ты уж потерпи. Я не могу рассказать того, что князь должен. Вдруг чего ляпну… Да и не моё это дело, не моё. Просто будь уверена, что тебе ничего дурного не грозит, пока будешь гостить у князя. Тебе повезло, что он тебя встретил, а не Ошим. А про бабушку и деревню… Потом, всё потом. Надо торопиться, чтобы ты не замёрзла совсем.

И Фёдор умолк, оставив меня наедине со своими безумными мыслями.

Становилось нестерпимо холодно. Мокрая одежда под шубой превратилась в панцирь, а пальцы на руках и ногах я давно перестала чувствовать. Дыхание стало неровным, редким, потому что лёгкие словно инеем покрылись.

– Скоро будем на месте, – сообщил Фёдор, когда от мороза хотелось свалиться в сугроб и не дышать до весны. – Потерпи. У нас теплолюбивые не выживают, сами сбегают от князя.

– В каком смысле? – удивилась я.

– Выдержишь холод – докажешь, что ты достойна его гостьей быть, – отозвался Фёдор. – Он только равных себе признаёт. Странно, что он вообще за тебя лично вступился. Всё теперь странно. Обычно он с девицами не заговаривает.

– Почему? – удивилась я.

– Это личное, – уклончиво ответил Фёдор, но уже гораздо более охотно. – Я и сам не знаю.

– Почему Ошим меня отпустил? – задала я мучивший меня вопрос. – Что за шутка такая с шубой?

– Вовсе не шутка, – обиделся Фёдор. – Все знают, что если злой человек с кого-то силой сорвёт медвежью шубу, то Хозяин леса накажет – ходить тогда обидчику в медвежьем облике до весны.

– И что, такое уже бывало? – изумилась я.

– Бывало, – кивнул Фёдор, ловко разводя колючие ветки над головой, с которых за шиворот сыпался кусачий снег. – И не раз. Хозяин если шубу подарил, то и защитой своей не обделил. У нас это великой редкостью считается. Князь на охоте год назад встретил старца одного, он ему свёрток-то с шубой и передал. Ворсой[A3] он, Хозяин-то, оказался. А Ошим, хоть и сумасброд последний, да против законов леса бессилен, оттого и отпустил тебя. Скажи ещё, что в деревне твоей законов таких не знаю?

– Знают, наверное, да не все, – уклончиво отозвалась я, припоминая россказни деревенских. – Про медведя многое охотники говорят. Вот бабушка моя всё про тайгу знает. А я… Я слова её всерьёз не воспринимала, думала, она сама эти сказки сочиняет. А теперь…

Я поёжилась. От мыслей, произнесённых вслух, стало не по себе. Тяжёлая шуба вмиг стала похожей на капкан – а ну вдруг ворса решит, что плохого во мне больше и стану медведицей до самой весны! Ещё эта вышивка на бакарях Ошима. Я точно видела её уже когда-то.

Фёдор заметил, однако, моё напряжение, и, с трудом прикрывая едкую усмешку пополам с недоверием, спросил:

– А ты часом не с неба свалилась? Или может из Заокраины вынырнула, а не из Светлой? Говорят, там холода боятся, а дух медведя может настигнуть и задушить заокраинного гостя, признав в нём нечистого. Вот и проверим – довезу ли я тебя до крепости или нет. Но да ладно. Князь сказал, что ты его гостья. А я уж присмотрю за тобой.

Я вздрогнула от его слов.

– Какая ещё Заокраина?

Но рында громко засмеялся, бессовестно потешаясь над моим испугом. Крикнув коню, Фёдор заставил меня наклониться вперёд и терпеть бешеную скачку наперегонки с ледяным ветром.

Вот значит как. Гостьей его стать и доказать, что не из Заокраины какой-то там пришла. Что за Заокраина-то такая? Дурное, видимо, место, коль оттуда пришельцев не любят по словам Фёдора.

Я скрипнула зубами от раздражения. Почему кто-то может решать мою судьбу? Это мы ещё посмотрим из какой Заокраины я вынырнула. С неба свалилась. Или это из-за того, что в реку провалилась? Нырнула в своём мире, а вынырнула в другом? Так не бывает!

Или бывает?

– Жива? – спросил меня Фёдор, когда впереди показались слабые огни крепости.

– Жива, – проворчала я, пряча нос глубже в воротник шубы.

К счастью, он не стал надо мной насмехаться. И я была ему благодарна. Кажется, не такой уж он и заносчивый.

В темноте крепость походила на трёхъярусный торт с кучей разномастных башенок. Громоздясь на высокой скале, она была надёжно обнесена острыми кольями, торчащими так, что с ходу не возьмёшь. А за спиной у крепости я увидела горы, – неприступные, покрытые льдами, занесённые снегами величественные острые гребни, приютившие на ночлег косматые снеговые тучи. Тайга громадным платком укутывала всё вокруг, даже в темноте можно было разглядеть её величие.

– Где это мы? – удивилась я.

– Во владениях князя Ярдая, – с гордостью отозвался Фёдор. – Это дом его, коли ты не знаешь.

– Дом? – повторила эхом я.

– Крепость Просинь, – уточнил Фёдор. – Днём увидишь её во всей красе. Для меня это лучшее место. Ни одно войско не одолеет её, только зря поляжет. Князь сам строил, а до него – его отец, князь Сечень да дед, герой многих песен, князь Туургай.

В голосе Фёдора я слышала неподдельную гордость.

– А ты как подле князя оказался? – спросила я.

– Случайно, – усмехнулся Фёдор. – Почти как ты. Моя матушка жуть как дочку хотела, а всё сыновей рожала. Я был девятым. Когда родился, она втайне от отца снесла меня в лес, под ёлкой оставила. А князь Сечень владения свои с воеводой объезжал. Вот он и подобрал меня, в крепость привёз, принял, как своего. Мы с Ярдаем выросли вместе.

– Ничего себе история! – ужаснулась я. – Как ты теперь с этим живёшь?

– Да не виню я мать, – отмахнулся Фёдор. – Может оно и к лучшему. Не поступи она так, я бы сейчас у Ошима за пса цепного, в его землях ведь родился. А там людям тяжко приходится из-за нрава его несносного.

– А как ты про семью свою узнал тогда?

– Воевода рассказал, когда я соображать начал, – отозвался Фёдор. – Он всё про меня тогда разузнал. Хотел в глаза моей матери посмотреть и спросить, что ж она за человек такой, что дитя своё на верную смерть оставила. Отыскал её, да отцу моему сказал, чтоб не горевал обо мне. Прошлой зимой виделся с ним, домой звал. Да только вот он мой дом, – и он показал рукой на Просинь.

Я молча наблюдала, как приближаются стены крепости. В моей голове было множество вопросов, которые хотелось задать Фёдору. Но что-то мне настойчиво подсказывало, что пока не стоит, иначе придётся самой отвечать на вопросы о том, откуда я такая несведущая взялась. А ну как выяснится, что я из другого мира к ним заявилась! Вдруг и вправду решат, что я из Заокраины! Да меня же на костре сожгут, как ведьму! Или не сожгут? Что тут вообще за наказание бывает за такие выкрутасы? Пусть думает, что я та ещё деревенщина полоумная.

– Так куда ты, говоришь, шла? – Фёдор решил подбросить дров в мой нарисованный в воображении костёр. – В Светлую? А откуда? И что это за Новый год у вас такой, что тебе ночью пришлось по тайге бродить?

– Традиция такая отмечать всей семьёй Новый год, – сжавшись в комок, я ждала очередного вопроса. – Ёлку наряжать, подарки дарить.

– Ёлку наряжать? – удивился Фёдор. – Чем ещё её наряжать?

– А вы что, ёлку не наряжаете? – решилась я задать вопрос, не зная, как дальше врать, чтоб было правдоподобно.

– А зачем её наряжать? – Фёдор засмеялся. – Она же дерево.

– Сам ты дерево, – шёпотом проворчала я. – Обычай в нашей семье такой – ёлку в ночь смены времён игрушками украшать, а не только вокруг костра плясать.

– Никогда о таком не слышал, – задумчиво протянул Фёдор прямо у меня над ухом. – В твоей семье явно Коловорот почитают, хоть и обычая такого у нас нет. Надо князю сказать, ему понравится. А игрушками какими?

– Стеклянными шарами, лошадками деревянными, сосульками, шишками, – я прикинула, в какое русло заведёт меня эта тема, осторожно подбирая слова. – А на макушке – красная звезда.

Фёдор присвистнул от удивления, я чуть не оглохла.

– Князю расскажи такое – не поверит!

– Тогда и не говори, – закатила я глаза.

– Так интересно же, – Фёдор, кажется, по достоинству оценил тему с новогодней ёлкой.

– А что за пир у князя будет? – спросила я, вспомнил недавний разговор.

– Так обычай такой, – удивился Фёдор моему вопросу. – Все князья устраивают пир, вступая в свои права. Ярдай в этот раз не хотел Ошима приглашать, да только никуда от этого обычая не деться. Придётся вновь его терпеть. Опять поссорится с кем-нибудь из гостей, посуду перебьёт, а дружина его напьётся вусмерть, драку учинит. Малашка, бедная, опять плакать будет. Одни неприятности из-за последнего князя. Нрав у него такой, самодур настоящий.

Я поняла, что сморозила глупость, задав неосторожный вопрос, но Фёдор был так зол на Ошима, поэтому не стал вдаваться в подробности моего неведения. Прикусив язык, лишь задушила в себе очередной вопрос.

– А твои родители где? Отчего ты только с бабушкой Коловорот встречаешь? – Фёдор осторожно проговорил каждое слово.

– Они умерли, когда мне и трёх лет не исполнилось, – сдавленным голосом ответили я. – Был пожар, они угорели. Не помню их совсем.

– Тяжело тебе без них, – не спросил, а лишь тяжёло вздохнул рында.

Ярдая мы догнали у стен крепости, когда открывали ворота проездной башни, украшенной оленьими рогами.

– Князь вернулся! – разнеслось по сторожевым постам.

Вскоре мы въехали в княжеский двор, через который уже бежал сонный конюший.

– К обеду пусть Коча вычистит и оседлает, – бросил Ярдай, спрыгивая на плотно утоптанный снег. – Ещё до Дальнего проедемся с Фёдором.

– Боязно, князь, – тихо проговорил конюший. – Не спокойное там место. Вы бы одни туда не ехали.

– Ничего, – похлопал тот его по плечу. – Ворон быстрее стрел. Конюхам передай, чтобы сено для пахотных коней на Щучьем лугу завтра забрали, а то его лоси доедят.

Фёдор помог мне слезть с коня, и я была несказанно счастлива, что верховая прогулка закончилась. Тело с трудом подчинялось, но выдавать свою слабость мне не хотелось.

– Отведи её к Малашке, – не глядя на меня, бросил Ярдай Фёдору. – Выспись, утром ты мне будешь нужен. Поедем в острог.

– Доброй ночи, князь, – кивнул Фёдор.

– И шубу мою верни, – бросил Ярдай, широким шагом направляясь к высокому крыльцу своих спаленных хором, а потом обернулся и посмотрел на меня. – Добро пожаловать в Просинь, Мирослава. Мы обо всём поговорим, но позже. Сейчас будь гостьей в моём доме, здесь ты в безопасности. Отроки и Малашка присмотрят за тобой. Об остальном я распоряжусь.

Как заворожённая я смотрела на княжеский дом, словно сошедший со страниц книг по древнерусскому зодчеству, и высившийся теперь надо мной во всём своём величии. Всё здесь было выполнено руками искусных мастеров, потрудившихся на славу.

– Идём, – Фёдор подтолкнул меня в спину. – Днём посмотришь. А князь, как с делами своими расправится, поговорит с тобой. Про деревню свою больше никому не говори, а то сочтут тебя за болезную. И не спрашивай меня о том, чего не мне тебе надо говорить.

– А Малашка это кто? – спросила я, едва поспевая за ним, поняв и без его нравоучений, что лучше помалкивать, пока не разберусь со всем.

– Вдова старого ключника, – ответил Фёдор. – Князь любит старушку, вот она и живёт здесь, присматривает за кое-каким хозяйством, да иногда отрокам сказки всякие рассказывает по вечерам, когда метель неистовствует. Она тебе понравится.

Я 2лишь кивнула головой. Больше всего на свете хотелось согреться. Сил терпеть холод у меня больше не было. Не заболеть бы теперь!

– А что это за острог такой, куда князь завтра собирается ехать? – старалась не отставать я.

– Дурное место, – Фёдор нахмурился. – Там вечно кто-то пытается прорвать засечную черту в дни смены времён года. Сотник Мирошка, который на заставе, недавно сообщил, что видел, как костры жгли у того самого прохода в Заокраину, через который…

Он осёкся и замолчал, испуганно оглянувшись. Явно сболтнул лишнего. Но мне и так стало понятно, что он имел в виду то самое дурное место, которым стращал меня по дороге сюда.

Я тоже обернулась, почувствовав на себе чей-то взгляд.

На гульбище[A4] опершись на перила, стоял Ярдай.

Я бы и не заметила его в темноте, но проходивший по двору конюший, осветил хмурое лицо ярким всполохом светца. Князь тут же отступил в тень.

Разбуженная в столь поздний час Малашка, сначала удивилась тому, кого с собой привёл Фёдор, а затем заохала-заахала, увидев, в каком виде я к ней заявилась.

– Заморозил девку, негодник! – замахнулась седовласая старушка на Фёдора, торопливо повязывая на голову платок и глядя на меня маленькими глазами, похожими на ягоды терновника в кружеве морщин. – Погляди, какая она!

– Я не виноват! – ловко увернулся Фёдор от разгорячившейся старушки. – Она сама нам на голову свалилась. Князю даже шубу ей свою пришлось отдать.

– Да ему-то от этого ничего, – бабушка Малашка усадила меня на лавку. – Неси, давай, горячую воду.

– Мне князь спать велел! – запротестовал Фёдор.

– Выспишься, негодник, ничего с тобой не случится! Неси воду, кому велела!

Фёдор, недовольно ворча себе под нос, скрылся за дверью.

– Вот ведь беда какая! И как же тебя, милая, так угораздило? Хорошо, что не замёрзла совсем! Откуда ж князь тебя привёз?

Она помогла мне выбраться из тяжёлой шубы, достала из сундука одну из своих льняных рубашек до самых пят.

– Ох и любит он испытания такие! Грубиян эдакий! И что ж ему эта забава в голову въелась? Уж и так всех сильных воинов вокруг себя собрал, невест всех отвадил, а всё ему неймётся. И приструнить некому. Был бы Рус, он бы ему растолковал, что негоже гостей полумёртвыми привозить.