В сердце Каменных гор

И отвернувшись, вновь зашагал по дороге, незаметно ставшей узкой тропой. Пыл мой весь куда-то подевался, а до слуха стали долетать жалобные стоны деревьев под напором разыгравшейся метели.

Когда очередная еловая лапа ухватила меня за плечо, я от страха громко ойкнула и сослепу рванула вперёд, уверенная, что лесной великан приметил меня. Сердце ещё колотилось где-то позади меня, а новая волна ужаса уже накрыла с головой.

Впереди на тропе горел небольшой костерок, света от которого едва хватало, чтобы осветить путника, решившего погреться в столь лютую стужу. Завёрнутый в чёрную шкуру человек тянул к огню скрюченные костлявые руки. Рядом лежала огромная вязанка дров, от которых исходил странный запах, какой обычно бывает, когда рубят молодые клёны – едкий, дурной, сладковатый и одновременно тошнотворный.

Я попятилась назад, лихорадочно соображая в какую сторону лучше бежать, чтобы исчезнуть.

– Ну? Чего встала? Проходи.

Откинув с головы край меховой накидки, на меня смотрела усталым взглядом старуха. Её длинная тёмная коса выбилась из-под съехавшего на одну сторону платка, и теперь, касаясь снега, была похожа на змею.

– Иди, погрейся, милая, – приветливо позвала она меня, жестом приглашая к костру. – Ты, видать, как и я, заплутала в такую погоду? Ни зги не видно. Всю лесную нечисть по норам разогнало.

Я топталась на месте, не решаясь подойти. Во мне яростно боролись две сущности, одна из которых успела проникнуться духом этого мира и явно во всём искала подвох после жуткой ночи. Вторая же вежливо готова была принять предложение.

– Вышла за дровишками, – продолжила старуха, кивнув на вязанку и не обращая никакого внимания на моё странное окаменевшее выражение лица. – Думала, до темноты управлюсь. Да пока ходила, совсем с тропы сошла. А тут и метель налетела. Умаялась я, хоть до дому и идти два шага. А твой дом далеко, милая?

– Так из…, – охрипшим голосом заговорила я. – Из Просини я.

– Из Просини? – удивилась старуха. – Так нам, кажется, по пути?

И она кивнула на тропу позади себя.

– Как раз мимо селища моего тебе идти, – радостно сообщила мне старуха, поднимаясь на ноги. – Совсем ведь недалеко. Можешь и у меня переночевать, коли дойдём. Да что тут идти? Тропа как раз к дому приведёт. А там и Просинь во всей её красе. Там уж сама добежишь, милая.

– Крепость в другой стороне, – покачала я головой. – Вы не по той тропе собираетесь идти, бабушка.

Старуха рассмеялась, поправляя платок.

– И вправду? Да уж я тут каждую тропу знаю, – махнула она на меня рукой. – Кабы не знала – во век из такой метели никуда не вышла бы.

Безжалостно затоптав огонь ногой, от чего он жалобно зафырчал и со стоном потух, старуха отряхнула с коленей снег, всё ещё посмеиваясь над моими словами.

– Я в этих местах выросла, всё здесь знаю, – весело говорила она. – Однажды три дня по лесу бродила, с тех пор голос леса слышу, как свой собственный. Он меня домой выведет. А ты, хошь иди, а хошь – броди.

Она взвалила на спину вязанку и споро зашагала по тропе в ту сторону, где я надеялась увидеть реку.

Темнота быстро растворила в своих объятиях старуху. Ветер взвыл голодным волком, засвистел разбойничьим посвистом. Оглядевшись вокруг и узрев только стену чёрных скелетов, тянувших ко мне свои руки, я побежала догонять старуху, стараясь не слышать голоса внутри, заговорившего со мной вдруг осуждающим тоном Ярдая.

Старуха уверенной и лёгкой поступью, не смотря на внушительный груз ноши, торопливо двигалась по витиеватой тропе, ни разу не обернувшись на меня. Она продолжала что-то рассказывать, но из-за ветра было сложно разобрать слова.

– Дорога вдаль от дома чёрной лентой бежит туда, где даже летом не тает снег. Там день темнее ночи, а ночь длиннее дня. В тех землях рыщут вечно голодные Охотники, – донёс ветер слова старухи. – Лишь четерёхглазая собака способна видеть тех духов.

Мне стало жутко не по себе от услышанного.

– Плети обереги из камней разноцветных, да в ночи гулять не ходи, – и старуха рассмеялась. – Так мне матушка моя каждый вечер говорила. Да не послушалась я советов её. А однажды ночью в деревню нашу пришли люди в волчьих шкурах. Они искали того, кто видит духов, кто не побоится пройти в земли Охотников. Меня отдали им, как бы матушка моя меня не отбивала.

– И вы были в тех землях? – любопытство пересилило страх и я, не подумав, спросила.

– В тех землях только Смерть, – усмехнулась старуха. – Она повсюду. Она шептала мне о жизни. Я там умерла. Умерла и вновь возродилась. Теперь твой черёд.

– Я не понимаю вас, – оторопела я.

– Да что тут понимать, – старуха впервые оглянулась на меня. – Нездешняя ты, чужая. Останешься со мной – научу всему, от смерти избавлю. Ярдай не защитит тебя, нет. От него тебя ждут лишь страдания. Лишь Ошим способен твою боль разделить. Станешь служить ему – вернёшься домой.

Я остановилась, не в силах дышать от накрывшего меня ужаса.

Старуха сбросила с плеча вязанку дров, с усмешкой глядя на меня.

– Коли хочешь выбраться – иди. А коли назад повернёшь – так плутать тебе до самой смерти по лесу.

– Кто вы такая? – озираясь по сторонам, я видела лишь темноту, подобную той, что бывает, когда смотришь тёмной ночью в колодец.

– Имя моё давно позабыто, – старуха без жалости наблюдала за моей растерянностью. – Так же станется и с тобой. Хочешь вернуться? Тогда иди за мной. Чай, испугалась моих слов? Напрасно.

И она вновь рассмеялась. От жуткого взгляда, каким она смотрела на меня, не осталось и следа. Передо мной снова была обычная бабушка, тащившая на плече дрова для того, чтобы согреть свой дом. В моей душе на один короткий миг поселилось сомнение в собственной адекватности. Может быть, я всё выдумала? Но в вое ветра мне слышался жалобный зов, слишком настоящий, чтобы поверить в нереальность.

– Ишь, как развылся! – недовольно воскликнула старуха. – До утра теперь надоедать будет.

Я оглянулась назад, размышляя над тем, как бы мне незаметно отделаться от сумасшедшей старухи и самой найти дорогу к крепости. Идти к останцам больше не хотелось. Да и внутренний голос подсказывал, что толку от этого всё равно не будет. Ярдай прав – ночь чудес случится только через год.

Дождавшись, когда тёмная фигура скроется за толпившимися на краю тропы елями, я бросилась бежать туда, откуда пришла.

Бежать пришлось долго. Дыхание сбивалось, а морозный воздух резал ножом лёгкие. Нестерпимо кололо в боку.

– А потом он мне и говорит: «Окажи услугу, расскажи моему сыну сказку, да чтоб она ему понравилась». Стала я размышлять над тем, какую рассказать…

Ноги сами приросли к земле, а из груди вырвался отчаянный вздох – впереди, как ни в чём не бывало, и явно не заметив моего отсутствия, всё так же шла старуха.

– Думала я, думала. И вспомнила, что ещё в детстве моём бабка мне одну сказку говаривала…

Нырнув между заснеженных еловых лап, утопая по колено в снегу, я отчаянно стала петлять между деревьев в ту сторону, где по моим предположениям должна была быть Просинь. Каждый шаг давался с трудом.

– Как же так? – дрожащим голосом повторяла я, вглядываясь в беспросветную кутерьму. – Зачем я пошла сюда? Чей это был голос? Явно не князя. Ох, Мира, зачем ты только живёшь на этом свете?

Петляла я долго, время от времени прислушиваясь к завывающей вокруг тишине. Но лес не отвечал мольбе ветра, оставался глухим и безжизненным.

Нога ступила на тропу, по которой тянулась цепочка следов.

– Нет, нет, нет! – выдохнула я.

– … Там люди прямо до самого неба свои дома возводили, а над ними летали огромные железные птицы, – как ни в чём небывало рассказывала старуха, шагая себе вперёд.

Жар ударил в лицо, руки задрожали.

– Отпусти меня! – закричала я старухе в спину. – Не пойду я с тобой никуда! Лучше здесь умру!

Но та точно и не услышала меня, скрылась меж деревьев, только неразборчивые слова доносил до моего слуха беспокойный ветер.

От жара стало нечем дышать. Паника медленно подкатывала к горлу, грозила вывернуть душу наизнанку.

– Княже! – позвала я в отчаянии. – Где ты, Ярдай?

Ярдай

Лес торопил. Деревья сами указывали путь, а снежная кутерьма рисовала одному мне понятный путеводный узор. В детстве мне жутко нравилось наблюдать за тем, как снежинки передавали мои сообщения друзьям, не давали им меня найти, когда играли в прятки. Теперь всё изменилось. Друзья превратились в надёжных воев. А снежинки были той нитью, благодаря которой я мог предупредить их, найти, дать любой знак. Они всегда были со мной на страже. Как и теперь.

Снежный вихрь вдруг распался на крупинки, не в силах мчаться дальше. Тишина окутала здешние места непроницаемой пеленой.

– К нам пожаловали гости, Ворон, – я скривился от собственных слов.

Конь недовольно потряс головой, перебирая на месте ногами.

Я знал эту тропу. Она уводила к реке, как раз туда, где был мост между нашими с Ошимом землями. Люди не любили её и обычно пускались в обход. Кто-то считал это место пристанищем злобных духов, не боявшихся пересекать границу, а кто-то говорил, что здесь даже деревья дерутся друг с другом за право расти на том или ином берегу.

Вот только какими бы смешными ни казались байки деревенских жителей, в седмицу ездивших на торг, здесь и вправду чувствовалось чужое присутствие.

Спрыгнув с коня, я ступил на тропу. Зловещая тишина недовольно зашипела хрустким снегом.

– Стой тут, – велел я Ворону, шагнувшему было следом. – Позову.

Конь недовольно затряс головой, звеня сбруей так, что только глухой не услышал бы. А потом и он провалился в тишину.

Я остался один.

Оборачиваться не стал. Только поудобнее перевесил ножны, приметив на снегу цепочку следов, уводившую прямо в сторону границы с Ошимом. Сомнений в его причастности к чему-то неприятному у меня не было – стал бы лес волноваться из-за пустяка?

Остывшее кострище, в котором даже в темноте угадывались остатки костей, заставило меня вынуть меч и ускорить шаг. Перед каждым поворотом сердце непроизвольно замирало в ожидании столкнуться с неизвестностью.

Лёгкий шорох сбоку. И в меня кто-то сослепу врезался. Ойкнул, ухватил за руку.

– Ярдай!

Небо! Только тебя здесь не хватало!

Звонкий шёпот с ноткой безумия принадлежал Мире. Какой куль её сюда занёс!

– Что ты здесь делаешь? – я едва не закричал на неё от негодования.

– Ярдай, она меня не отпускает! – зло ответила она. – Эта старуха ведёт меня к Ошиму! Я думала, это ты зовёшь меня, вот и пошла…

Она замолчала, резко оборвав последнюю фразу. Рука отпустила меня, и она отступила на шаг назад.

– Как тебе только в голову такое пришло? – не удержался я. – Звал тебя? Кто звал тебя? Какая старуха?

– Я не знаю! – со слезами в голосе выкрикнула она, отворачиваясь. – Я твой голос слышала, хотела помочь. И… Я домой хотела.

Последние её слова вырвали у меня вздох. Я и представить не мог, каково ей. Она, наверное, до сих пор не понимает, где очутилась и всё ещё верит, что произошедшее – сон. Хотелось бы и мне, чтобы тот кошмар, в котором находился наш мир много лет назад, тоже оказался лишь дурным сновидением. Но я не верил ни снам, ни случайностям. И теперь, глядя в затылок Миры, думал о том, что её появление – вестник нового испытания для нас всех. Лишь за одно это напоминание бесконечной борьбы мне хотелось её ненавидеть. Только я не мог. Всё, чему меня научили, это сражаться. И она в этом была не виновата.

– Идём, – бросил я. – Старуха ждёт.

И зашагал вперёд по тропе.

– Как? – ахнула она. – Разве мы не вернёмся в Просинь?

– А ты хочешь? – усмехнулся я.

– Разве у меня есть варианты? – хмыкнула она. – Я застряла здесь до следующего Нового года? Или есть способ вернуться раньше? Знаю, мне тут не место. Да я и не горю желанием отвлекать вас всех своим присутствием. Ведь, кажется, только ты знаешь, что я чужая, пока остальные принимают меня за сумасшедшую.

– Они привыкнут. Ты тоже.

– Я не хочу, – упрямо отозвалась она.

– Как ты сказала – у тебя без вариантов, – повторил я её мудрёную фразу. – Теперь твоё место здесь. Постарайся его сохранить, пока не занял кто-то другой.

– О чём ты? – удивилась она.

– У леса есть глаза и уши, – отмахнулся я. – О таком тут не говорят.

– Значит, это не ты меня звал? – вновь спросила она.

Я лишь покачал головой, вглядываясь в темноту впереди. Хотелось бы мне знать точно, чей голос услышала Мира. Перед глазами всплыли недавние обгоревшие кости невинно убиенной девицы, которую черношкурые принесли в жертву. Кем она была, раз ее приняли за ту, что стояла сейчас передо мной?

Тропа вильнула в сторону, и вскоре впереди показались просветы. Лес редел, выводя к реке.

– Мы перейдём границу? – Мира не отставала ни на шаг, озираясь по сторонам.

– Нет.

Старуха, о которой говорила девчонка, стояла у самого моста. Точно засохшее дерево застыла она с вязанкой на спине.

– Уенг! – крикнул я так, чтобы она услышала.

Старуха резко обернулась.

– Ты пришла рассказать мне зимнюю сказку? – засмеялся я. – Так вот он я! Говори! Я с удовольствием послушаю!

Старуха взмахнула рукой, грозя расправой.

Да только и я знал её давно.

Сухое дерево со скрипом коснулось лезвия меча, щепки брызнули в стороны. Жалобно вздохнул ближайший кедр, и с его макушки тихо посыпался снег.

– Уходи домой, Уенг, – крикнул я старухе.

Но она не собиралась сдаваться. Поманив пальцем, старая эква1 Ошима злорадно улыбнулась, бросила на снег вязанку с дровами. Только не дрова то вовсе были. А кости. В один миг они превратились в огромного волка, способного одной лапой перебить хребет лошади.

– Отдай девчонку, и мой Страх тебя не тронет, – прошипела Уенг.

– Я никуда не пойду! – выпалила с надрывом Мира, хватая с земли увесистую палку, готовая от отчаяния драться с любым чудовищем.

– Страх, насладись едой, – усмехнулась старуха, ласково коснувшись волчьего загривка. – Князь в твоём распоряжении. Коли одолеешь – человеком станешь, займёшь его место.

И она пронзительно захохотала, запрокинув голову назад и вскинув руки к небу.

Волк, ощерившись, бросился на меня без промедления.

Меч для него был не больше иголки, которую он попросту не замечал, как бы я не пытался защищаться от его огромных лап. Мне совсем не хотелось умирать. А ещё больше – не хотелось проигрывать старой няньке Ошима.

Старуха продолжала хохотать, безумными глазами глядя на то, как её Страх оттеснил меня прямо к колючим терновым зарослям и повалил на землю. Свирепая морда раз за разом почти касалась моего лица, но меч больно жалил, стараясь отыскать слабое место чудовища. Клыки, с которых бахромой свисала пена, капая прямо мне в глаза, готовы были впиться в шею и насладиться моим предсмертным хрипом. Когти, размером с кочергу, рвали тулуп, из которого мне всё не удавалось выскочить, как бы я не катался в снегу, увёртываясь от смерти. Да и когда мне было об этом думать. Наделённое жизнью чудовище вобрало в себя силу дерева и камня, никакие удары ему были нипочём.

Рык волка неожиданно перекрыл душераздирающий вопль Миры. Она закричала так, что у меня внутри всё похолодело. Я не мог её видеть, лишь в голове мелькнула бешеная мысль, что уже и не увижу.

Волк мотнул головой. В неживых глазах промелькнуло что-то похожее на удивление. А эква лишь громче засмеялась, наслаждаясь происходящим.

– Получай! Пошёл прочь!

На голову монстра приземлилась увесистая коряга. Потом снова.

Бездушное существо, не ведающее ни боли, ни страха, мотнуло мордой в сторону девчонки, нещадно молотившей его, щелкнуло пастью так, точно закрылся капкан. Мира вскрикнула, ловко отпрыгнув назад. Но этого было достаточно, чтобы дать мне единственное спасительное мгновенье.

Смех резко смолк.

Хрипло всхлипнув, волк завалился набок с широко разинутой пастью, с торчащей из неё рукоятью меча. Ещё мгновенье – и на снегу остались только разбросанные пожелтевшие от времени кости.

Уенг, замерев от неожиданности и досады, встрепенулась и кинулась бежать по мосту прочь.

– Проклятый Ярдай! – донёсся до моего слуха её отчаянный голос. – Ты ещё пожалеешь!

С трудом поднявшись на колени, я вынул из-под груды костей свой меч. В груди засела колючкой острая боль, а плечо жгло, как будто меня отстегали крапивой.

– Ярдай!

Мира, бледнее снега, подскочила ко мне, чтобы помочь подняться. Упала рядом на колени, отбросив своё грозное оружие в сторону, схватила за локоть.

– Сам, – проворчал я, опираясь на меч. – Всё нормально.

А потом взглянул на неё.

Губы девчонки дрожали, в глазах застыли ужас и боль. Видимо, вновь винила себя за случившееся.

– Спасибо, – неловко пробормотал я, кивнув ей.

Но Мира отвернулась, кусая губы и угрюмо глядя на разбросанные повсюду кости Страха. Точно почувствовав, что я всё ещё смотрю на неё, она покосилась на меня, а потом негромко выдавила сквозь слёзы:

– Прости. Это всё из-за меня. Я не хотела…

Я вздохнул, коротко свистнул, в надежде, что Ворон услышит. А потом, не глядя на неё, принялся оттирать лезвие меча снегом.

– Ты не дома, Мира. Не там, откуда пришла. Здесь, прежде чем что-то сделать, придётся подумать дважды. И возможно, однажды, этот мир станет твоим домом. Только если ты этого захочешь. Но чтобы в нём жить, тебе придётся понять его законы. Один урок ты уже усвоила. Второй только что благополучно разрешился для нас двоих.

– А третий? – тут же спросила она, горько усмехнувшись.

– А третий – закон человечности, – помедлив, ответил я, размышляя над собственными сказанными словами.

– Среди духов природы и людей с двойной сущностью, как Ошим или Уенг, есть ли просто люди? – с горечью взмахнула она рукой. – Здесь все хотят убить друг друга, чтобы идти первым.

– Есть, – кивнул я. – Не все кто воплощается в своё стихийное или животное обличие – чудовище. И да, не все хотят убивать и бремя первенства не все выбирали сами.

– Ты, например? Малашка сказала, что ты в Коловороте первый. Это дает тебе преимущество перед остальными. Поэтому другие хотят занять твоё место и быть первыми? И мой ключ с этим как-то связан?

Я не ответил. На душе было не спокойно. Я чувствовал, что она ждала от меня этого разговора. Но то, что она хотела узнать, пугало её саму, да и не место пока этой истории. Позади хрустнула ветка, заставив Миру вздрогнуть.

– А вдруг Ошим там? Вдруг он ждёт, что я приду с Уенг? Вдруг они нападут? – прошептала она, опасливо озиралась по сторонам.

– Тогда узнаешь третий закон, – невесело усмехнулся я. – Поглядишь на человечность.

Лес шептал. Он ведал всё. Слышала ли его Мира? Или просто ей было страшно, потому и спросила то, о чём говорили деревья. Могла ли она слышать? Из какого мира пришла? Одно знал точно – там ей было так же несладко, как и здесь сейчас. Но от этого-то она и была сильнее, раз не побоялась идти в лес после встречи с менквом и Ошимом, отставила страх на второе место, кинувшись мне помогать со Страхом. В том мире она явно училась выживать, не ставя себя ниже других, раз говорила со мной как с равным. Странная. И я для неё тоже. Истинная ли она? Или я ошибся?

Ворон не заставил себя долго ждать. Недовольно боднув меня мордой, захрапел, затряс головой, учуяв волчий дух.

Неожиданно затрещал камыш на реке. Кто-то громко выругался. Лошади недовольно фыркали, трясли головами, отчего сбруя звонко звенела на весь лес. Снег скрипел так громко, точно хотел быть услышанным в самой Просини.

– Ворон, тише, – предупредил я своего коня, вскинувшего голову как сторожевой пёс.

И он замер, лишь водил ушами, прислушиваясь к враждебным звукам и незнакомым голосам своих сородичей.

Мира в ужасе метнулась ко мне, встала рядом, затаив дыхание.

Кавалькада всадников на том берегу реки приближалась, и уже можно было понять, что на добрых пахарей из Просини или Студенца – столицы княжества Ошима, они совсем не похожи. Это были хорошо снаряжённые воины, которые помимо дополнительных лошадей, вели с собой рабов. Я был уверен, что двигались они в сторону чёрного камня на границе с Заокраиной. Стоя в глубокой тьме еловых лап, мы были для них не заметны. Да и они явно торопились убраться из мест, где можно было нарваться на просиньских дружинных – неподалёку были несколько гнездовий лесного народа – волгулов, получивших покровительство и дружбу в этих землях ещё при моём деде много лет назад.

– Они хотят попасть к тому самому проходу? – осмелилась спросить Мира, когда всадники скрылись из виду.

– Кто ж их знает, – отозвался я. – Они мне не докладывали.

– Прости, – вновь повторила она. – Я вновь разозлила тебя.

Тут только я сообразил, что лицо от негодования перекосило.

– Я не злюсь на тебя. Так что прекрати нести очередную чушь, потому что жалеть я тебя всё равно не стану и убеждать в обратном – тоже. Но то, что мне пришлось вместо тёплой постели тащиться за тобой в лес, так просто не сойдёт тебе с рук, – почти весело отозвался я, в надежде развеять её страхи, кипя от злости на Ошима и его людей.

– Лучше бы ты просто прогнал меня, – тихо прошептала Мира.

– Так понравилась прогулка с эквой? – хмыкнул я, поправляя подпругу. – Или сгинуть раньше нового Коловорота для тебя лучший исход?

Она зажмурилась, будто я ударил её. И что только в голове происходило?

– Поторопимся, пока ещё кто-нибудь не нагрянул, – скомандовал я, забравшись в седло, скрипнув зубами от неприятной боли в плече. – Иначе снова останешься одна. А Фёдора, заметь, здесь нет.

Опасливо обернувшись в сторону границы, Мира ухватилась за мою протянутую руку и неуклюже дотянулась ногой до стремени. Наверное, в её мире люди умеют бегать только рядом с лошадьми.

– Возьми, – я равнодушно протянул ей рукавицы, которые ещё днём заприметил у разносчика, когда мы выезжали из Дальней. – Ворон летит быстрее ветра, руки могут замёрзнуть. Доберёмся до гнездовья волгулов, дождёмся дружину там. Ярилко заберёт тебя в крепость. А мы поохотимся.

Она удивилась, но промолчала.

Поманив к себе едва заметную глазу снежинку, шепнул ей послание для Фёдора, который должен был ждать меня с остальными в гнездовье Вейки, если совсем не разучился читать следы.

– Держись крепче, – только и сказал я, прежде чем дать шпоры коню.