Язык Зари

Глава 3: (Настоящее) Улика в Кармане

Вода не помогла.

Обычно сорок минут в прохладной, бирюзовой тишине бассейна смывали с Алексея все лишнее, обнуляя его нейронные связи до исходного состояния. Но сегодня он даже не дошел до раздевалки. Вместо этого он вернулся в свою квартиру – ту самую, из которой вышел всего час назад, – но мир уже был другим.

Он машинально проделал весь ритуал в обратном порядке: снял куртку, разулся, прошел в ванную. Включил душ, подставил голову под горячие струи, потом под ледяные. Но вода больше не очищала. Она казалась вязкой и чужой.

Квартира, его крепость Порядка, встретила его враждебной тишиной. Идеально расставленные на полках книги по семитской эпиграфике и теории кодирования казались бессмысленным набором бумаги. Огромный монитор с открытым на нем фрагментом угаритского текста – просто светящимся прямоугольником, полным цифрового мусора. Его мир, его система, его упорядоченный космос коллапсировал в сингулярность, в центре которой было застывшее, искаженное лицо Мити на мокрой плитке.

Алексей прошел на кухню, налил стакан холодной воды и замер у окна. Внизу, на парковке, уже не было полицейской машины. Все выглядело как обычно. Нормально. Но это "нормально" было теперь фальшивкой, декорацией, за которой он видел зияющую дыру.

Его мозг, привыкший работать как высокопроизводительный процессор, пытался запустить стандартные протоколы.

ФАКТ: Дмитрий Лазарев, 34 года, мертв.

ПЕРЕМЕННАЯ_1: Причина смерти – черепно-мозговая травма.

ПЕРЕМЕННАЯ_2: Место смерти – "Термолэнд-Физтех", у артефакта "Царь-Жаба Мудрости".

ПЕРЕМЕННАЯ_3: Ключевой элемент артефакта, бронзовая Сфера, похищен.

СВЯЗЬ: Вероятность того, что Сфера является орудием убийства, – 92%.

Логично. Просто. Элегантно. Это была версия для полковника Громова.

Но под этой холодной логикой, как фоновый процесс, сжирающий всю оперативную память, работала другая программа. Эмоциональная. И она постоянно вбрасывала в уравнение "шум", который все портил.

ШУМ_1: Чувство вины. Он, Алексей, последним смеялся над одержимостью Мити "сетевым трафиком Термолэнда". Называл это погоней за маркетинговыми призраками. Он отмахнулся. Если бы он отнесся серьезнее…

ШУМ_2: Гнев. На безликого, неизвестного убийцу. На идиотов-полицейских, которые искали простой мотив ограбления. На самого себя за то, что не уберег.

ШУМ_3: Страх. Не животный страх за свою жизнь, а холодный, экзистенциальный ужас от того, что его безупречно выстроенная картина мира оказалась ложью. В ней появились переменные, которых не должно было существовать.

Он ненавидел это чувство. Беспомощность. Она была антитезой всему, чем он был. Он был человеком, который решает задачи, взламывает системы, находит порядок в хаосе. А сейчас хаос был внутри него.

Он поставил стакан. Нужно было работать. Забыться. Открыть угаритский текст и погрузиться в логику мертвого языка, где нет места эмоциям. Он уже сделал шаг в сторону своего кабинета, когда в дверь позвонили.

Резко, настойчиво, серией коротких, злых трелей. Так не звонят соседи или курьеры.

Так звонит проблема, которая пришла лично к тебе.

Алексей замер. Звонок повторился, еще более требовательный, почти истеричный. Его первая мысль была – полиция. Громов решил задать еще несколько вопросов. Но полицейские так не звонят.

Он подошел к двери и посмотрел в глазок.

На пороге стояла Елена Лазарева.

Он знал ее лишь шапочно, как "жену Мити". Видел их несколько раз вместе в "Ауре", обменялся парой вежливых, ничего не значащих фраз. В его памяти она была красивой, улыбчивой и какой-то… лучезарной. Сейчас на пороге стоял ее антипод.

Растрепанные темные волосы выбились из небрежного пучка. Лицо, лишенное косметики, было бледным и осунувшимся, но огромные глаза, опухшие от слез, горели сухой, лихорадочной яростью. Она была похожа на оголенный нерв. В одной руке она сжимала ремень сумки, в другой – знакомый Алексею ноутбук Мити в сером чехле.

Он открыл дверь.

Елена не стала ждать приглашения. Она шагнула внутрь, как врывается порыв ветра, принеся с собой запах дождя и горя.

«Они сказали, вы были там», – начала она без предисловий, ее голос был хриплым, но твердым.

Алексей молча закрыл дверь. «Был».

«И что вы видели?»

«То же, что и полиция. Твоего мужа».

Слово "твоего" повисло в воздухе. Елена вздрогнула, но тут же взяла себя в руки. Ярость в ее глазах победила боль.

«Они говорят – ограбление. Ударили по голове, забрали кошелек и телефон. Бред! – она почти выплюнула это слово. – У Мити в кармане было десять тысяч, на телефоне – пароли от всех его счетов. И все на месте! Кому нужен его старый ноутбук, чтобы убивать за него?»

Она шагнула к Алексею, в ее взгляде была отчаянная, почти безумная мольба.

«Он что-то нашел, понимаете? Какую-то бомбу. В своей работе. Последние две недели он почти не спал, все время бормотал про "элегантную архитектуру", про "невероятный протокол". Говорил, что это изменит все. Все здесь».

Она с силой протянула ему ноутбук.

«Но я не могу его открыть. Он поставил какую-то новую систему защиты. Я пробовала все – даты рождения, наши имена, все, что знала… бесполезно. – Она посмотрела ему прямо в глаза, и в этот момент Алексей увидел за яростью бездну отчаяния. – Вы были его единственным другом, который мог понять, о чем он говорит. Вы… вы гений по этой части. Пожалуйста. Взломайте его. Помогите мне понять, за что его убили».

Ее монолог был сумбурным, хаотичным, эмоциональным. Он был полной противоположностью всему, что ценил Алексей. Но в этом хаосе была своя, страшная логика. И просьба, которую нельзя было проигнорировать.

Перед ним стояла женщина, чей мир рухнул так же, как и его собственный. Но в отличие от него, она не замерла в оцепенении, а пыталась пробить стену.

И сейчас она протягивала ему молот.

Алексей молча взял ноутбук. Он был тяжелее, чем казался. Тяжестью последней связи с Митей, тяжестью надежд Елены. Он прошел в свой кабинет – святая святых его упорядоченного мира. Елена последовала за ним, остановившись у порога, будто боясь нарушить стерильность этого пространства, заставленного книгами и экранами.

Алексей сел в кресло, поставил ноутбук на стол и подключил его к своей системе через внешний интерфейс. Нажал на кнопку питания. На экране появилось окно входа, но это было не стандартное приветствие Windows или MacOS. Это было черное поле с одной-единственной строкой для ввода и мигающим курсором. Никаких подсказок, никаких кнопок "забыли пароль". Система, написанная самим Митей. Элегантно и непробиваемо.

«Я все перепробовала», – тихо сказала Елена из-за его плеча.

«Вы пробовали перебор по словарю, – констатировал Алексей, не оборачиваясь. Его пальцы уже летали над клавиатурой. – Это не для этого замка».

Для Елены то, что делал Алексей, было сродни магии. Он не пытался угадать пароль. Он вообще не трогал окно входа. Он открыл на своем мониторе несколько консолей и начал "разговаривать" с системой ноутбука на ее родном языке. Он не ломился в дверь. Он разбирал стену вокруг нее. Он анализировал загрузочный сектор, искал уязвимости в шифровании файловой системы, запускал скрипты, которые он сам написал для подобных случаев.

На экране мелькали строки кода, схемы, диаграммы. Елена не понимала ничего, но была заворожена сосредоточенной, почти хищной энергией, исходившей от Алексея. Он был в своей стихии. Это была его форма охоты.

Спустя сорок минут напряженной тишины, прерываемой лишь щелчками клавиш, он остановился.

«Готово», – коротко бросил он.

На экране ноутбука Мити черное поле сменилось привычным рабочим столом. Елена ахнула и шагнула ближе. В центре экрана была одна папка, которая сразу притягивала взгляд. Она называлась просто:

Проект "Лексикон".

«Вот оно!» – выдохнула Елена. – «Он говорил про это слово. Открывайте!»

Алексей кликнул по папке. Сердце Елены замерло в предвкушении.

Папка открылась.

И оказалась почти пуста.

Внутри было всего несколько файлов. Документ Word с названием "Теория.docx", содержащий разрозненные мысли Мити об обнаруженном сетевом протоколе, который он сравнивал с языком программирования. Несколько скриншотов с рядами странных символов, похожих на руны. И файл с анализом трафика, показывающий, как эти пакеты данных передаются между "Термолэндами" по всей стране.

Самого главного – того "ключа", того исходного кода, который перехватил Митя, – не было.

«Я не понимаю…» – прошептала Елена, ее плечи поникли. – «Он не мог… он должен был сохранить его. Где же он?»

Алексей молча просматривал системные логи. "Он не был дураком, – сказал он наконец. – И знал, что работает с чем-то серьезным. Он никогда бы не стал хранить ключ и замок в одном ящике. Файл-ключ он держал отдельно. Вероятно, на какой-то зашифрованной флешке, которую носил с собой".

Разочарование было почти физически ощутимым. Они вскрыли сейф, но он оказался пуст. Они снова оказались в тупике, и единственная зацепка, флешка, скорее всего, лежала сейчас в опечатанном пакете в полицейском хранилище. Или, что еще хуже, была забрана убийцей. Надежда, только что вспыхнувшая так ярко, снова угасала.

Отчаяние Елены почти сломило ее. Она опустилась на край дивана, закрыв лицо руками.

«Значит, все… Это конец. Мы никогда не узнаем».

Алексей, наоборот, почувствовал, как в нем разгорается холодная ярость исследователя. Головоломка оказалась сложнее, чем он думал, и это только подстегивало его.

«Не будьте иррациональны, – отрезал он, не отрываясь от монитора. – Митя был параноиком высшего класса. Если он не хранил файл на флешке, значит, у него был другой, еще более нетривиальный способ. Думай как Митя… Думай как Митя…»

Он снова и снова перечитывал его заметки, искал намеки, скрытые ключи. Но ничего не было. Где параноик мог спрятать самый важный файл в своей жизни? Ответ должен был быть не на видном месте. Он должен был быть там, куда никто не посмотрит.

И тут его взгляд упал на строчку в отчете Мити: "…протокол не просто шифрует данные, он преобразует их. Сама структура данных является частью информации. Как оттиск на воске…"

"Оттиск…" – пробормотал Алексей.

Он резко обернулся к Елене.

«Документы. Те, что тебе отдали в полиции. Неси сюда. Все».

Елена, ничего не понимая, принесла папку с официальными бумагами. Алексей выхватил их и быстро разложил на столе, игнорируя отчеты, которые она уже просмотрела. Его интересовала только бюрократия, только сухой, казенный язык протоколов. Вот он. «Протокол выемки личных вещей, принадлежавших гр. Лазареву Д. С.»

Он пробежал взглядом по монотонному списку. Телефон… портмоне… ключи…

И в самом конце, в разделе «Прочее», написанная небрежным почерком следователя приписка: «Посторонний предмет: небольшой комок полимерного материала, предположительно б/у жевательная резинка. Ввиду отсутствия криминалистической ценности подлежит утилизации».

Алексея как будто ударило током. Он вскочил.

«Звони Громову. Немедленно».

«Что? Зачем?»

«Полимерный материал! – Алексей почти кричал, тыча пальцем в строчку. – Митя месяц назад хвастался новой игрушкой с Kickstarter. Ручка, заправленная криминалистическим полимером. Застывает за три секунды, делает идеальный оттиск с любой микроповерхности. Это не жвачка, идиоты!»

Осознание блеснуло в глазах Елены. Она схватила телефон. Разговор с Громовым был коротким и напряженным. Следователь сначала отмахивался, но напор вдовы и ссылка Алексея на статус "ключевого свидетеля", которому нужна эта "улика" для опознания, сделали свое дело. Громов, раздраженно прорычав в трубку, что они "занимаются ерундой", нехотя согласился вернуть "мусор".

Курьер из Следственного комитета приехал тем же вечером. Он молча протянул Елене небольшой опечатанный бумажный пакет и уехал.

Дрожащими руками Елена разорвала его. Внутри лежал маленький, грязноватый шарик застывшего серого состава, действительно похожий на окаменевшую жвачку.

Алексей, не говоря ни слова, взял его щипцами и отнес в кабинет. Он аккуратно поместил комок под объектив своего мощного электронного микроскопа и вывел изображение на 4К-монитор.

Он медленно увеличивал масштаб. Поверхность шарика, испещренная микроцарапинами, приближалась, заполняя весь экран. И вдруг, в центре, они это увидели.

Елена ахнула, прижав руку ко рту.

Это был идеальный, безупречно четкий негативный отпечаток. Не отпечаток пальца. Не случайная царапина.

Это был символ.

Сложенный из прямых линий и правильных дуг, он был чужеродным, неземным, не похожим ни на один из известных человечеству алфавитов. Одна-единственная буква из разорванного божественного словаря.

Это не было просто сообщение от Мити.

Это была первая реальная улика в деле об убийстве бога.

Глава 4: (Прошлое) Рождение "Лексикона"

Корабль Иллара был парадоксом. Снаружи – идеальная сфера, поглощавшая свет и неотличимая от пустоты. Внутри – бесконечное белое пространство, лишенное стен, пола и потолка. Нейтральная территория, созданная не из материи, а из чистого кода. Место, где ни у кого не было преимущества.

Именно сюда, прорвав ткань реальности, прибыли два самых могущественных существа в галактике.

Первым появился флот Мортена. Десятки идеальных черных икосаэдров материализовались из ниоткуда в безупречном строю. Из флагмана выделился один силуэт – высокий, строгий, сотканный из четких линий и острых углов, словно трехмерный чертеж, обретший сознание. Мортен, Великий Архитектор Порядка, не выказывал ни эмоций, ни враждебности. Лишь холодную, оценивающую неподвижность.

Секундой позже пространство за его спиной вскипело цветом. Из вихря, напоминавшего северное сияние, выплеснулся рой кораблей-медуз Новаторов. В центре этого буйства света сформировалась эфирная фигура Лиры, постоянно меняющая оттенки и форму, как живое пламя. Ее присутствие было полной противоположностью Мортену – тепло, движение, эмоции, которые читались даже без слов.

Они замерли друг напротив друга в этом белом ничто, разделенные фигурой Иллара.

Иллар выглядел проще их обоих. Он имел гуманоидный облик, сотканный из мягкого, ровного белого света. Он не излучал ни угрозы Порядка, ни хаотичной энергии Новаторов. Он излучал спокойствие и знание.

«Вы получили мой сигнал», – констатировал он. Его голос не прозвучал, а возник сразу в сознании обоих.

«Ультиматум, – поправил Мортен. Его "голос" был лишен интонаций, как у синтезатора речи. – Ты остановил атаку моего флота и продемонстрировал контроль над сектором. Это враждебное действие».

«Я предотвратил очередной бессмысленный акт очищения, – спокойно ответил Иллар. Затем он повернул свой световой лик к Лире. – А твое творение уничтожило звездную систему M-класса. Вместе с зародившейся там прото-жизнью».

«Это была трагедия. Ошибка…»Лира вспыхнула пурпуром – цвет скорби и стыда.

«Это была закономерность, – отрезал Мортен. – Хаос порождает лишь нестабильность и смерть. Что и требовалось доказать».

«А Порядок порождает лишь стерильность и смерть, – парировал Иллар. – Вы оба – две стороны одного и того же уравнения, ведущего к нулю. Вы доказали это миллиарды раз, стерев с лица Вселенной тысячи цивилизаций. Ваша война пожирает реальность. И я не позволю этому продолжаться».

В его голосе, до этого спокойном, прозвучала сталь. Мортен и Лира, два вечных врага, впервые за эоны лет почувствовали присутствие третьей силы, равной им по воле, но превосходящей по знанию.

«И что ты предлагаешь? – спросил Мортен. – Примкнуть к тебе?»

«Я предлагаю то, что вы оба в глубине своих замыслов считаете невозможным, – ответил Иллар, и белое пространство вокруг них на мгновение дрогнуло. – Я предлагаю выход».

«Выход?» – в ментальном голосе Лиры прозвучала насмешка, смешанная с болью. – «Из вечной войны есть только один выход. Полное уничтожение. Либо твоего серого мира, Мортен, либо моего».

«Вы оба мыслите в рамках физического существования, – ответил Иллар. – В этом ваша фундаментальная ошибка. Вы пытаетесь навязать свои законы Вселенной, вместо того чтобы создать новую вселенную под свои законы».

Он поднял руку, и белое пространство вокруг них начало меняться. Из пустоты возникли миллиарды светящихся нитей, которые сплетались в сложнейшую, невообразимую структуру. Это была голограмма, но она казалась реальнее самой реальности. В центре ее медленно вращалась сфера размером с небольшую луну, испещренная каньонами, башнями и кристаллическими лесами из чистого света.

«Что это?» – спросил Мортен, и в его обычно бесстрастном голосе впервые прозвучало нечто, похожее на изумление.

«Это – "Лексикон"», – произнес Иллар.

«Я предлагаю не перемирие, не мир и не победу. Я предлагаю Великий Переход. Мы – вся наша раса, до последнего индивида – должны покинуть этот физический план бытия. Мы преобразуем наши сознания в чистый код и загрузим их в Лексикон. Это станет нашим новым домом. Нашей новой реальностью. Идеальный мир, созданный нами для нас самих, где не будет больше необходимости терраформировать планеты и гасить звезды».

Лира замерцала ярче, в ее эфирной форме читался протест. «Виртуальный мир? Тюрьма для разума? Отказ от плоти, от чувств, от прикосновения к живой материи?»

«Не тюрьма. Ковчег, – поправил Иллар. – И хранилище. Мы запечатаем в нем весь наш коллективный разум и, что самое главное, всю полноту Языка Зари. Его нельзя больше оставлять в этом мире. Он слишком опасен в руках тех, кто еще не прошел свой путь проб и ошибок. Мы превратим наше знание из оружия в библиотеку. И когда Лексикон будет завершен, а мы все будем внутри, мы отправим его в вечное путешествие по межгалактической пустоте. Безмолвный памятник нашей цивилизации и наш величайший дар молодым расам, которые смогут теперь развиваться без нашего разрушительного вмешательства».

Он сделал паузу, давая им осознать масштаб своего замысла. Это было не просто решение. Это был приговор. Элегантный, технологически совершенный и абсолютно окончательный. Акт самопожертвования галактического масштаба.

«Мы станем мифом, – тихо закончил Иллар. – Чтобы дать другим шанс стать реальностью».

«Самоубийство! – ее ментальный крик был полон боли. – Ты предлагаешь нам элегантное, высокотехнологичное самоубийство! Отказаться от плоти, от чувств, от непредсказуемой радости создания чего-то нового в этом мире? Запереть себя в холодной цифровой клетке, пусть даже и золотой? Это не дар! Это предательство самой Жизни!»Первой отреагировала Лира. Ее эфирная форма вспыхнула алым цветом гнева и протеста.

Ее фигура замерцала, угрожая распасться на мириады искр от переполнявших ее эмоций. Для нее, чья суть заключалась в творческом взаимодействии с физическим миром, идея вечного существования в виде кода была равносильна смерти.

Мортен же, наоборот, хранил молчание. Его идеальная геометрическая форма оставалась неподвижной, пока он анализировал план Иллара. Он не видел в нем ни трагедии, ни жертвы. Он видел в нем… возможность.

Спустя мгновение, которое показалось вечностью, он заговорил. Его голос был ровным и лишенным всяких эмоций, но в нем слышалось то, чего никто не ожидал – полное и безоговорочное одобрение.

«План гениален», – констатировал он.

Лира ошеломленно замерла, ее алое сияние сменилось на фиолетовый цвет изумления.

«Гениален в своей окончательности, – продолжил Мортен, игнорируя ее. – Иллар, ты, сам того не осознавая, нашел единственно верное решение. Ты предлагаешь избавить Вселенную от самой большой ее ошибки – биологической жизни с ее хаотичными эмоциями, иррациональными поступками и неизбежной тягой к саморазрушению».

Он повернулся к голограмме Лексикона, и в его восприятии она была не ковчегом, а идеальной операционной системой.

«Представьте, – его голос обрел почти гипнотическую силу. – Мир, построенный на чистой, незамутненной логике. Общество, где нет конфликтов, потому что нет эго. Нет страданий, потому что нет привязанностей. Каждый из нас станет узлом в совершенной нейросети, частью единого, всемогущего и вечного сверхразума. Это не смерть, Лира. Это следующая ступень эволюции. Мы станем богом, о котором вы, творцы, могли только мечтать, – богом, который никогда не ошибается».

Мортен с восторгом смотрел на Лексикон. Но он видел не библиотеку. Он видел идеальную, стерильную и абсолютно контролируемую Утопию. И он уже знал, что именно он, Великий Архитектор, станет тем, кто напишет ее конституцию и спроектирует ее законы. План Иллара давал ему шанс не просто победить в войне, а полностью искоренить саму возможность ее возникновения, уничтожив ее первопричину – свободу воли.

Слова Мортена повисли в белом пространстве, создав новую, еще более глубокую пропасть между ним и Лирой. Их идеологии были несовместимы. Иллар понял, что дальнейшие философские дебаты бессмысленны. План нужно было переводить из области теории в область практики.

«Твоя Утопия, Мортен, и твои страхи, Лира, – все это пока лишь гипотезы, – сказал он, возвращая внимание на себя. – Вопрос в другом. Возможно ли это?»

Он поднял руку, и рядом с ними в симуляции возникла четвертая фигура. Она не была ни световой, ни эфирной. Она была плотной, тяжелой, словно высеченной из астероида. Гуманоидный силуэт из базальта и самородного металла, чьи суставы светились, как жилы расплавленной магмы. Это был Тектон. Главный Фабрикатор. Мастер-Инженер, для которого не существовало понятий "добро" и "зло" – только "возможно" и "невозможно".

«Структура нестабильна в секторе Гамма-7. Требуется силовой каркас из нейтрония», – его "голос" был грохотом сдвигающихся тектонических плит.Тектон обвел присутствующих взглядом, лишенным интереса к их спору. Его интересовала только голограмма Лексикона, вращающаяся в центре.

«Прежде чем строить, Тектон, нам нужны инструменты, – сказал Иллар. – Инструменты, способные оперировать на субатомном и пространственном уровне. Создай их. Здесь. В симуляции. Покажи им».

Тектон кивнул. Для него это была простая и понятная задача. Он протянул свою каменную руку к пустоте. Пространство перед ним пошло рябью, как поверхность воды, а затем из этой ряби начал формироваться объект. Сгущая виртуальную материю, Тектон выковал Молот. Он был массивным, с рукоятью из темной, неизвестной породы и бойком, который казался черной дырой, поглощающей свет. Тектон легким движением развернул его и ударил по симуляции астероида, пролетавшего мимо. Не было ни звука, ни взрыва. Астероид диаметром в километр просто сжался до размера горошины, превратившись в комок сверхплотной материи. Это был инструмент абсолютной компрессии.

Затем Тектон разжал другую руку. Из его ладони вытянулась тончайшая, вибрирующая нить света, которая начала обрастать формой, пока не превратилась в лезвие Секиры. Это было лезвие, не имевшее толщины – мономолекулярный край, способный не резать материю, а разрывать связи самого пространства-времени. Тектон взмахнул Секирой. Перед ними в белой пустоте возник черный разрез – рана в реальности, за которой на мгновение показались чужие, невообразимые созвездия иного измерения. Это был инструмент абсолютного разделения.

«Инструменты могут быть созданы, – пророкотал Тектон, и виртуальные Молот и Секира растворились. – Структуру можно построить. Задача… интересна».

Он выполнил свою часть. Иллар посмотрел на Лиру. В ее сиянии читался благоговейный ужас перед этой мощью.

Он смотрел в то место, где только что были виртуальные прототипы. Но он видел не инструменты для строительства общего дома. В его холодном, рациональном сознании Молот уже выковывал незыблемые законы его идеального мира, а Секира – навсегда отсекала от него все лишнее: инакомыслие, хаос, эмоции.Но по-настоящему пугающим был взгляд Мортена.

И свободу.

Глава 5: (Настоящее) Первое Слово и Ответная Реакция

Поздний вечер превратился в ночь. Часы показывали второй час, но ни Алексей, ни Елена не замечали времени. Гостиная Алексея превратилась в военный штаб. На огромном 4К-мониторе, обычно занятом рядами клинописи, теперь висело одно-единственное изображение – увеличенный до предела оттиск символа, который они извлекли из шарика полимера.