Табу

Табу

Что может быть общего у сельской девчонки и успешного бизнесмена? Отец. Эта новость оказалась полнейшей неожиданностью для обоих. Но между ними вспыхнули чувства, которые нельзя назвать родственными. И им предстоит пройти через бурю испытаний, чтобы сохранить то, что дорого.

Данное произведение является художественным вымыслом. Любые совпадения с реальными людьми и событиями случайны. Описанные в книге отношения и поступки персонажей, включая действия, запрещённые законодательством Российской Федерации, не являются их пропагандой.

Глава 1

Похороны. Жуткое мероприятие. Само слово – по-хо-ро-ны – звучит как заунывная, погребальная, с оттенком ужаса и привкусом отчаяния даже не песня, а вой, от которого холод по позвоночнику и внутренности сжимаются в узел. Хотя, чего лукавить, на похоронах он был впервые. Жизнь его всячески уберегала от подобных траурных собраний.

Двадцать девять – это далеко не тот возраст, когда обычно начинают хоронить людей из близкого окружения, даже родителей. Сейчас как раз расцветает пора прибавления новых жизней в кругу его общения. Каждый год, а то и не по разу, на протяжении последних пяти лет его приглашают на очередную «кашу» в гости к новоиспечённым родителям, которые отстояли длиннющую очередь за счастьем. Все поголовно, будто разом решили срочно выровнять демографическую ситуацию в стране. Только не он, который не то что не занял место в этой очереди, а ещё толком не разобрался, его ли это очередь и действительно ли к счастью она ведёт.

И вот он стоит с маленькой кучкой понурых людей в бесполых одеждах тяжёлого цвета, скорбящих о невосполнимой утрате. Особая горечь состоит в том, что он хоронит своих родителей. Вернее – отца и его женщину.

Он долго не мог простить тому уход из семьи, годами подпитываемый недобрыми наговорами матери. С остервенением брался за учёбу, потом – за любое дело, лишь бы доказать ему, безответственному человеку: его сын – лучшее, что могло у него быть. На последних курсах института, проходя практику на металлургическом заводе, он зацепился там крепко и стал уверенно подниматься по карьерной лестнице, растаптывая соперников и уничтожая конкурентов. Всё – ради одной цели: заставить отца жалеть, что когда-то оставил талантливого и пробивного сына в раннем возрасте с эгоистичной матерью.

О! Его матушка – это отдельный персонаж. Чтобы в полной мере отобразить её величие и достоинства, важность её персоны, ушёл бы целый том, а то и не один. Это потом, достаточно быстро повзрослев, он понял, что за всей этой важностью его родительницы скрывается чистой воды тщеславие и себялюбие. И даже в какой-то степени стал понимать отца, который не смог более терпеть диктаторского отношения жены, требующего безоговорочного подчинения, безжалостно подавляющего его мужское начало. Впрочем, что может характеризовать её ярче, чем отсутствие на последнем прощании с человеком, с которым некогда связывали брачные узы и общий ребёнок? Не соизволила она, видите ли, доставить свою царскую особу в эту глушь.

В последние годы он перегорел своей озлобленной обидой на отца, пересмотрел отношение к нему лично и ко всей той ситуации в целом, и даже пошёл на мировую, получив от него на день рождения поздравительное письмо с приглашением в гости. Такие письма он получал регулярно с того года, как тот ушёл. Только не читал их… но и не выбрасывал. Перебарывая в себе сиюминутный порыв разорвать ненавистный конверт в клочья, он заталкивал его в самый заброшенный угол. И так долгие годы. Лишь пару лет назад он решился прочесть их – все, начиная с самого первого.

Вначале они были простые и лёгкие для понимания. А что ещё можно написать десятилетнему ребёнку? Но с каждым годом письма отца становились более… серьёзными. Он уже обращался к нему не как к маленькому мальчику, а как ко взрослому мужчине, почти равному себе. Он пытался показать ту ситуацию – всё более обоюдно отягчающие отношения с женой – под своим углом видения. Настолько глубоко и тонко были раскрыты треволнения отца, что, будучи зрелым мужчиной, думающим своей головой, а не обвинениями матери, он вполне понял и его самого, и его уход. И принял его такого – мягкого, уступчивого, в какой-то мере флегматичного, казалось бы, с безграничным запасом терпения.

Вот тогда… тогда он впервые принял приглашение и рванул к нему в глухой провинциальный городок, не обращая внимания на истеричные обвинения матери в «измене сына». Если бы он только знал, что та встреча станет последней… Если бы да кабы…

Чёрт возьми, а погода, как назло, не похоронная. Яркие, свежие краски вступающего в силу лета словно издеваются над плачущими людьми, дразнят их буйством жизни, доказывая, что мир на этом не рушится.

С холодных, безжизненных могил, куда опускали гробы, взгляд поднялся на девочку напротив. Тщедушное тельце зябко куталось в чёрную шаль, будто её и не касались тёплые лучи солнца. Втянув голову в плечи, она неотрывно смотрела на гробы. Морщинистая старушка рядом горько плакала, крестилась и периодически крепко пожимала её руку, сжимавшую мёртвой хваткой шаль на груди. Девочка медленно подняла голову, в упор посмотрев на него, и он утонул в самых зелёных глазах в мире…

Глава 2

Годом ранее

– Маркуся, успокой меня! Скажи, что ты везёшь меня в цивильные условия, где есть горячая вода и ванна, чтобы я могла привести себя в порядок после этой утомительной дороги!

– Это посёлок городского типа, а значит, максимально приближён к условиям цивилизации. Не думаю, что тебе придётся приводить себя в порядок в реке.

– Не смей так шутить! Я не собираюсь терпеть отсутствие элементарных удобств и, в крайнем случае, буду требовать, чтобы меня увезли обратно! Конечно, я надеюсь, до этого дело не дойдёт, – чувствуя, что перегибает палку, Оксана сбавила обороты.

Марк ничего не ответил. Достал из пачки очередную сигарету, щёлкнул зажигалкой, прикуривая, и немного приоткрыл окно. Его мысли обогнали движение автомобиля в стократ и уже давно были рядом с человеком, которого он не видел больше половины своей жизни.

Это приглашение от отца Марк принял. Он и так столько лет канителился, даже в мыслях не допуская встречи, а теперь вот мчится к нему, вдавливая педаль газа в пол, выжимая все силы из внедорожника. Ему дико хотелось увидеть его, поговорить, услышать! Ведь теперь, став взрослым мужчиной, имея своё мнение и свой взгляд на многие вещи, он по-другому расценил нелицеприятный поступок отца давно минувших лет. У каждого – своя правда, и долгое время он слышал лишь одну версию – своей оскорблённой и обиженной матери. Прочитав письма отца, он посмотрел на ту ситуацию его глазами и, будь оно всё неладно, понял мотивы поступка затравленного человека, обвинённого во всех грехах, загнанного муками совести и вынужденного покинуть семью.

– Маркуся? Ты меня слышишь? – снова в его мысли ворвался тоненький голосок подруги. И зачем он только взял её с собой? Впрочем, его особо и не спрашивали – просто поставили перед фактом.

Честно говоря, поведение его пассии очень походило на повадки матери: как будто весь мир должен крутиться вокруг Оксаночки, чтобы ей было хорошо и комфортно. И по идее, он должен бы чураться таких, как она, но… он банально не знал, что отношения между мужчиной и женщиной могут складываться как-то иначе. Он – заместитель коммерческого директора крупного металлургического предприятия, своим умом и хваткой добившийся таких высот, – до сих пор просто не знал иных отношений. Но и наглеть ей особо не давал: всё было в допустимых рамках его терпения.

Модель поведения Оксаны была ему понятна с первой встречи, когда она пришла устраиваться секретарём в его офис. Не сказать, чтоб она была приятна, эта модель, но, по крайней мере, он чётко знал, чего от неё ожидать. Им обоим было удобно. К тому же статус обязывал его посещать светские мероприятия, где заводились выгодные знакомства, а она как нельзя лучше подходила на роль сопровождающей. Ну ещё бы – с её-то внешностью! Вот уж что есть – того не отнять. Хотя не то чтобы это природа так щедро наделила её красотой – скорее, современные достижения в медицине и эстетике.

Марк покосился на подругу, ещё раз отмечая её филигранно созданную красоту. Стройные, сильные и длиннющие (не без этого) ноги; упругая попка и подтянутый живот, сейчас спрятанные под дорогим платьем какого-то известного кутюрье; красивая линия плеч – всё это благодаря фитнес-залу. Идеальной формы грудь третьего размера, в совершенстве вылепленные скулы и белоснежные зубы за полными блестящими губами – спасибо пластической хирургии и косметологии. Пышные локоны платинового блонда, неправдоподобно длинные ресницы, ярко-голубые глаза, безупречная кожа, безукоризненный маникюр и педикюр – низкий поклон салонам красоты. И, конечно же, украшения. Везде: на руках, на ногах, на шее, в ушах, в пупке. Но клитор, как ни подначивал Марк, она так и не проколола.

Их отношения вполне можно было назвать взаимовыгодными: он выводил её в свет, повышая самооценку и удовлетворяя тщеславие, наряжая, как куклу. Она – служила прекрасным дорогим украшением серьёзного бизнесмена, каким Марк с полной уверенностью мог себя считать, и, конечно же, полностью удовлетворяла его в постели. Особенно после получения очередной дорогой безделушки.

О свадьбе никто из них никогда не заикался – их и так всё устраивало. За исключением одного… этот грёбаный «Маркуся» занимал вторую строчку чата ненавистных прозвищ, но отучить её никак не удавалось. Говори – не говори: в одно ухо влетело, в другое вылетело. Однако, надо отдать ей должное, таким уменьшительно-ласкательно-тошнотворным именем она звала его исключительно наедине. И на том спасибо.

Они заехали в посёлок, миновали центральную площадь. Малочисленные трёхэтажные дома сменились частными, хотя и среди них попадались современные, на вид комфортные, двухэтажные жилые здания.

Они углубились дальше. Асфальтированная дорога перешла в просёлочную. То тут, то там встречались коровы, что улеглись на солнышке и лениво жевали траву. Индюки горланили что-то на своём, куры разбегались от проезжающего автомобиля, гуси стайками решали свои дела. По всем признакам они въезжали в породистую деревню с рабоче-крестьянским укладом жизни.

Оксана не на шутку встревожилась:

– Маркусик, ты уверен, что правильно едешь?

Марк сжал челюсти и скупо кивнул, балансируя на грани терпения. А вот и лидер чата ненавистных прозвищ – «Маркусик». Да чтоб всё это!

По данным навигатора им оставалось ехать чуть меньше километра, как вдруг откуда-то сбоку на дорогу выбежал щенок и со всего разбега плюхнулся в лужу посреди этой самой дороги. Вывалившийся язык и частота дыхания явно указывали на то, что малышу жарко. Ну ещё бы! В его-то «шубе» да при такой жаре! Марк притормозил у самой лужи, видя, что тот и не думает уходить.

Следом за щенком появилась девчонка лет двенадцати, заливисто хохоча. Да так заразительно, что Марк невольно улыбнулся, глядя, как её согнуло пополам от безудержного смеха. Она заметила машину и посмотрела прямо на водителя. У неё были такие зелёные глаза, каких он в жизни не видел! Они были настолько яркие, что даже сквозь запылённое лобовое стекло и расстояние в пару метров Марк различил сочный цвет молодой весенней зелени в смеющихся, искрящихся неподдельной радостью глазах. Русые волосы с рыжими всполохами заплетены в простую косу. Короткие волосёшки выбились из общей внушительной массы и завились в мелкие кудряшки, обрамляя лицо. Перепачканное, улыбающееся лицо. Простое платье до коленок, кстати, разбитых, короткие носочки и сандалики завершали образ беспечной озорницы.

Марк ожидал, что вслед за ней вывалится ватага таких же сорванцов, но нет, девчушка оказалась одна. Она наклонилась, подхватила на руки уже мокрого щенка, ничуть не смущаясь, что испачкается. Отошла к обочине и даже отвесила шутовской поклон, мол, проезжайте, путь свободен. Марк, усмехнувшись, не смог не кивнуть в ответ и уже в зеркале заднего вида увидел, как щенок, заливаясь лаем, вырвался из рук девчонки и побежал прочь, а та припустила за ним.

Наконец, они подъехали к искомому дому. Это была самая обычная бревенчатая одноэтажная постройка. Мужчина стиснул руками руль, переживая глубоко внутри волнение, всматриваясь в дом своего отца. Простые деревянные окна, ставни которых приветливо открыты и выкрашены в небесно-голубой цвет с витиеватыми белыми узорами. Срезы брёвен покрашены в белый цвет, что делало общий вид дома каким-то нарядным. Сами брёвна потемнели от времени – видно, что жилище не новое. Но, чёрт возьми, таким теплом веяло от него. И от ухоженного палисадника под окнами с разнообразными цветами. И от хозяйственных построек, видно, что не новых, но заботливой рукой поддерживаемых в добротном состоянии. И от двора, по которому маршировал петух, ведя неусыпное бдение за своим гаремом. Марка невольно потянуло погрузиться в эту атмосферу, кожей прочувствовать, действительно ли там так тепло и уютно, как кажется. И он вышел из прохлады авто в удушливую жару летнего дня.

На крыльце появился мужчина пожилых лет, и Марк с трудом признал в нём отца. Некогда тёмно-русые волосы, как и у него, переливались под ярким солнцем всеми оттенками серебра. Обветренную кожу лица избороздили морщины. Крепкое телосложение угадывалось в развороте плеч – породистая черта всех Наумовых. Чистые, выглаженные брюки на подтяжках и белоснежная рубаха в красную клетку яснее слов говорили, как человек готовился и ждал этой встречи.

Позади него маячила женщина, несмело поглядывая из-за его плеча на прибывших гостей. Он спустился с крыльца и направился прямо к Марку, не сводя с него лучистых светло-серых глаз.

– Здравствуй, сын, – севшим от переизбытка чувств голосом поздоровался он. Марк увидел, как его глаза наполнились слезами.

– Здравствуй, отец, – у Марка от волнения голос тоже сел, но тёмно-карие глаза, доставшиеся ему от матери, остались сухими.

Несколько мгновений они вглядывались друг в друга, словно решаясь на дальнейшие действия. Марк, всегда действующий напролом и ненавидящий пробуксовку в любом её проявлении, первым протянул руку для приветствия, но её так и не пожали. Вместо этого старик схватил сына за плечи и крепко прижал к груди. Ну как к груди – он был на полголовы ниже, поэтому скорее сам уткнулся щекой в его плечо. Вот она, долгожданная и невероятно желанная встреча отца с сыном наконец свершилась!

– Марк! Как я счастлив тебя видеть! – старик снова обхватил его за плечи и отодвинулся на расстояние вытянутой руки, всамделишно рассматривая его. Ещё раз сильно обнял, и Марку послышался приглушённый всхлип. – Да что ж это я держу гостя на пороге? А ну, проходи в дом! – спохватился мужчина, отворачиваясь в попытке скрыть всё же выступившие слёзы, и сам направился в ту сторону.

Только сейчас Марк вспомнил об Оксане, что так и сидела в машине. Ну, разумеется, не царское это дело – самой открывать дверь и выходить. Лицо Оксаны не выражало даже толику положительных эмоций. На нём снова было заученное холодно-отстранённое выражение. То ли от того, что пришлось подождать, пока о ней вспомнят, то ли от вида дома, в котором, вот теперь можно биться об заклад, даже близко нет тех удобств, что удовлетворили бы столь претенциозную особу – Марк не стал вникать. Не до того сейчас.

Через сени они вошли в дом. Переобувшись в тапочки, о чём похлопотала хозяйка, они прошли в довольно просторную комнату с накрытым столом. Сразу видно – их ждали. Появился отец, и мокрые пятнышки от воды на рубахе выдавали его с головой: всё-таки растрогался и ходил умываться. Пока все трое усаживались за стол, хозяйка спешно принесла ещё один стул и посуду с приборами. Ну как есть – не ожидали его с кем-то. Да он и сам не ожидал, если честно.

– Как дорога? Не шибко устали? А то обед и подождать может, а вы прилягте, отдохните, – волнуясь, застрекотал отец, видимо, решив начать разговор с второстепенных тем.

– Дорога пойдёт, хотя местами не очень. Но для моей машины – это пустяки, – также просто ответил Марк.

– Автомобиль, значит, добротный у тебя? – с некоторой долей гордости за сына уточнил отец. – И давно увлекаешься?

Марк чуть улыбнулся, глядя прямо в его глаза:

– Давно, – намекая на отсутствие участия отца во многих аспектах его жизни, ответил он. Старик понял намёк, и черты его лица исказила едва заметная мука. – А у тебя есть подобные игрушки? – переводя беседу в более лёгкое русло, спросил Марк.

– А то! – довольно хохотнул старик. – Вон, стоит на приколе мой «Беларусик». Пашет он у меня на славу! – и пустился словоохотливый хозяин распевать хвалебные оды своему трактору.

В прихожей послышались приглушённые голоса. Вскоре к ним присоединилась та самая хлопотавшая женщина и села по правую руку от старика, напротив Марка.

– Знакомьтесь, это Ханна. Моя женщина, – представил ту хозяин дома, твёрдо глядя Марку в глаза, готовый храбро встретить осуждение или упрёк с его стороны. Женщина явно смущалась и не знала, куда деть глаза. – У Ханны чешские корни, и она до сих пор не все слова выговаривает правильно, потому немного стесняется.

Все прекрасно поняли, что смущалась она далеко не своего произношения. Но ведь не её вина в том, что их семья разрушилась. Ведь не из-за неё отец тогда ушёл… Или?.. Марк никогда не слышал такой версии даже от обиженной стороны.

– Здравствуйте. Я – Марк, – представился он. Чуть наклонился вперёд, и волна мощной мужской энергетики, которая, казалось, просачивалась из него везде и всегда, накатила на неё, заставив робко поднять глаза неправдоподобно сочного зелёного цвета.

– Оч’ен’ прият’но! – проговорила она с сильным акцентом.

Что-то типично чешское угадывалось в её вытянутом лице с длинным носом и правильными миловидными чертами. Русые волосы забраны в тугой пучок на затылке, но мелкие непокорные кудряшки обрамляли лицо, уменьшая возраст. Худощавая, это он сразу заметил, в простом коричневом платье. И очень необычного цвета глаза!

«Ведьма, – мелькнуло у него в голове, – никак приворожила отца».

Тут же усмехнулся своим нелепым домыслам. Ханна, по-своему расценив его улыбку, приободрилась. Более смело взглянула на него и перевела заинтересованный взгляд на его спутницу.

Когда Марк собирался представить Оксану, в зал вошла девочка – та самая хохотушка с чумазой мордашкой. Только сейчас грязи на ней как ни бывало, да и платье успела переодеть. С детской непосредственностью она плюхнулась на свободный стул рядом с Ханной, напротив Оксаны, и во все глаза уставилась на гостей.

– Марк, – отец прокашлялся, – знакомься – Эвелина. Эва, – он посмотрел на девчонку, – это твой брат – Марк.

Даже если бы сейчас взорвался дом по соседству – Марка это не ошарашило бы сильнее. Он сжал челюсти и перевёл напряжённый взгляд из-под нахмуренных бровей с отца на девчонку. Сестра? У него есть сестра? Твою мать! И он узнаёт об этом лишь сейчас? А если бы не приехал – вообще бы никогда не узнал? Шок от этой новости затмил все остальные чувства, и он тупо уставился на малую.

У той же округлились глаза, и даже челюсть отвисла. Весь калейдоскоп эмоций на лице читался безошибочно: удивление, неверие, надежда, радость, восторг.

– Вы правда мой брат? – до конца не веря своему счастью, благоговейно прошептала она.

И чему, спрашивается, так рада? Марк вот ещё не до конца разобрался в своих чувствах. Скорее, задело, что его так долго держали в неведении. Из-за этого в нём шевельнулась обида, вперемешку с раздражением. Но нет, конкретно на эту лучезарную малышку его не самые светлые чувства никак не распространялись. Скорее – на отца. За то, что не доверился, не рассказал. Даже в письмах ни разу не заикнулся. Да уж, устроил сюрприз, ничего не скажешь…

Марк усилием воли расслабился, откинулся на спинку стула, слегка улыбнулся и чуть склонил голову на бок:

– Думаю, будет уместно сразу перейти на «ты». Родственники, как-никак.

Малютка широко улыбнулась, показав ямочки на щеках:

– Легко!

– Отец, Ханна, Эвелина, – он по очереди переводил взгляд с одного на другого по мере перечисления имён, – это – Оксана, моя подруга, – наконец представил и её.

– Лучшая? – всё с той же подкупающей непосредственностью уточнила Эва, подавшись вперёд.

Марк не смог не улыбнуться в ответ:

– Близкая.

– У меня тоже есть лучшая подружка. Мы учимся в одном классе, – как самый большой секрет поведала Эва.

Оксана сдержанно улыбнулась, но взгляд её остался холодным. Девочка казалась ей слишком шумной и прямолинейной, нарушающей привычный порядок и комфорт, который девушка привыкла поддерживать вокруг себя. Она не испытывала враждебности, просто внутренне дистанцировалась, словно наблюдая за ребёнком с безопасного расстояния.

– Оксана, – продолжил Марк, переводя смеющийся взгляд на свою спутницу, – это мой отец – Леонид Маркович. С остальными ты уже знакома.

Да, так уж завелось в их поколении: только этими именами нарекали первых мальчиков в семье. Так и чередовались Леониды Марковичи с Марками Леонидовичами. Причём первые всегда отличались мягкостью характера, уступчивостью, либеральными взглядами, тогда как вторые были в чём-то резковаты, местами грубоваты и упрямы до нельзя.

Закончив с официальной частью, перешли непосредственно к обеду. Не сказать, чтобы блюда отличались изысканностью, к чему привыкла Оксана, но были вкусными и сытными. Она сидела прямая, как палка, с холодно-отсутствующим выражением на эстетичном лице, теряясь в догадках, что из деревенского разнообразия на столе можно съесть без опасений за своё пищеварение. Наконец, её выбор пал на салат из свежих овощей.

До чего забавно Марку было наблюдать за Эвелиной, которая с нескрываемым интересом разглядывала, как Оксана утончённо принимает пищу, правильно держа вилку. Да, манеры держать себя за столом, впрочем, как и всё остальное, выгодно подчёркивали её воспитанность и утончённость, что всегда играло Марку на руку на раутах. Но здесь они смотрелись… нелепо.

– Разве так удобно держать вилку? – бесхитростно спросила Эва.

Леонид Маркович замаскировал свой смешок кашлем, Ханна зарделась, явно смущаясь за дочь, а у Марка настроение улучшилось на глазах – с этой малюткой точно не соскучишься.

– Так правильно держать вилку, – надменно-насмешливым тоном ответила Оксана.

– А удобно? – продолжала настаивать на своём малая, пропуская мимо ушей намёк на отсутствие таких навыков у неё самой.

Оксана передёрнула плечиком:

– Дело привычки.

– Эва, не мешай гост’е, – с акцентом урезонила её Ханна.

– Как скажешь, ма.

Девочка просто пожала плечами, взяла вилку так, как удобно ей, и стала есть.

– Так в каком классе ты учишься? – словно продолжив прерванную беседу поинтересовался Марк и демонстративно рукой отправил в рот лист салата.

– Я закончила девятый класс. Кстати, на отлично! – немного хвастливо добавила она.

Он нахмурился:

– Сколько же тебе лет?

– Пятнадцать, – гордо объявила она.

Марк оторопел. Он дал бы ей лет тринадцать, не больше. Во-первых, из-за её детской ребячливости, а во-вторых, уж больно… маленькой она выглядела для своих лет. Тонкие запястья, острые коленки, вся такая угловатая. Ребёнок – никак не подросток. Марк сам себя одёрнул, когда его взгляд непроизвольно опустился до уровня её груди, отыскивая там хотя бы намёк на таковую.

Заметив его недоумение, в разговор вступила Ханна:

– Эвелина родилась недоношенной и о’чень крохот’ной. Всё ещё от’стает от сверст’ников в физи’ческом раз’витии.

– Зато не глупая, да и школьные отметки тому подтверждение, – вступил в беседу отец.

Так мало-помалу за столом завязалась беседа. В основном интерес распространялся вокруг жизни Марка. Он покорно отвечал на все вопросы, смекая, что отцу до одури хочется узнать про его жизнь.

– Па, – вступила в разговор Эвелина, – если Марк мой брат, то почему он жил не с нами?

Вот она – не самая приятная тема для разговора, которую так легко и непосредственно затронула малая. До сих пор они очень тактично обходили острые углы.

– Потому что Марк жил со своей матерью, – просто ответил отец так, как есть.

– А ты тоже жил с мамой Марка?

– Раньше.

– И что случилось?

Марк невольно задержал дыхание и крепче сжал вилку, надеясь и страшась одновременно услышать такой же правдивый ответ.

– Мы перестали ладить, и я уехал в этот городок к твоей бабушке. Потом встретил твою маму, и мы стали жить вместе.

Марк выдохнул и размял кисть, которую свело от напряжения. Как ни крути, а хорошо осознавать, что эта, в общем-то, милая женщина не виновата в распаде их семьи.

Ханна убрала со стола основные блюда и вынесла сладкий пирог.

– Леонуш, помоги поставит’ самовар, – тихо и ласково попросила она хозяина дома, произнося его имя на чешский манер, от чего оно звучало как-то интимно, что ли…