Табу

Вообще, даже за такое короткое время Марк отметил, как диаметрально отличается поведение двух женщин его отца. Одна всегда распоряжалась, отдавала приказы, выказывая явно доминантное положение в семье; другая – просила о помощи, ласково и нежно, беспрекословно уступая лидирующее место главе их семейства.

Обе получали от него желаемое, только с огромной разницей в ощущениях самого мужчины. Прежде он всё делал через силу, будто из-под палки, под постоянным гнётом. Всё воспринималось как должное – в лучшем случае. А чаще с недовольством: не то, не так, не вовремя. Об этом отец расписывал в более поздних письмах. Да и Марк, став взрослым мужчиной, на своей шкуре прочувствовал такое потребительское отношение матери.

Просьбу Ханны о помощи отец исполнил мгновенно, будто только и ждал повода сделать для неё что-то. Невооружённым глазом видно, что ему это нравится. Реально в кайф что-то делать для неё! Отчего такая разница – Марк пока не догонял.

После обеда Эва предложила гостям прогуляться и посмотреть земляничные места. Оксана отказалась, сославшись на усталость после дороги, и Ханна проводила её в спальню, где та сможет отдохнуть. А вот Марк не без удовольствия принял приглашение новоиспечённой сестрёнки.

Глава 3

Обалдеть! У неё есть брат! Старший брат, о котором она всегда мечтала, хоть и понимала, что этой мечте сбыться не суждено. Ну, хотя бы потому, что она бы в любом случае была старшим ребенком в семье. А еще потому, что ма тяжело перенесла единственную беременность и принудительно родила Эву раньше установленного срока из-за слишком высокого кровяного давления, когда под угрозу стала её собственная жизнь. Как следствие, врачи настоятельно запретили ей даже думать о второй беременности.

Но ребёнок – есть ребенок, и запретить мечтать ей никто не мог. Её брат непременно был бы грозой всей школы и защищал бы её от глупых и назойливых приставаний мальчишек. Он был бы первым красавцем в поселке, и все девчонки завидовали бы Эве. Но реальность складывалась совсем иначе: сначала Эвелину дергали за косички мальчишки и кидали в неё снежками. Не по злорадству, а просто выбрав такой способ общения, как объясняла ма. В девятом классе некоторые девчонки уже пользовались косметикой, у всех формировались женские изгибы, кто-то даже целовался и не только, если верить слухам, а Эва оставалась совершенно непривлекательным объектом для поползновений противоположного пола из-за своей слишком детской внешности. И вот теперь внезапно и совершенно неожиданно выясняется, что у неё всё это время был брат! И именно такой, каким она его себе воображала. Высокий, красивый, статный.

У неё взмокли ладони от волнения перед предстоящей прогулкой. Пока она ходила в сарай за лукошком для ягод, Марк уже ожидал её на крыльце.

Они вышли со двора и Марк жадно закурил.

– Ты куришь, – Не вопрос. Не наезд. Просто констатация факта. – Па раньше тоже курил, а потом перестал. Просто ма однажды попросила, и с тех пор он не курит.

– А ты пробовала?

У малой округлились глаза:

– Конечно, нет! Это же так… невкусно!

Она так смешно сморщила моську, что Марк невольно усмехнулся.

– С чего ты взяла, если никогда не пробовала?

– Парни из класса курят. Не все, но большинство. Это же типа так круто, по-взрослому, – она закатила глаза. – Зато потом разговаривать с ними невозможно – так разит от них, фу!

И пока они шли до земляничной поляны, Эва – беспечно размахивая корзинкой, а Марк, выпуская струи дыма в сторону от неё – она рассказывала ему о своей жизни.

Вот, казалось бы, что такого интересного зрелому мужчине можно услышать из уст пятнадцатилетнего подростка? Всё ведь знает, всё сам проходил. Но заслушивался! Переливающуюся трель её нежного и в то же время по-девичьи звонкого голоса впитывал в себя и не мог наполниться. Любовался её плавными движениями, легкой и осторожной походкой. Было какое-то очарование в том, как её тонкие, по-детски угловатые руки двигались мягко и неторопливо. И глаза эти, словно в душу заглядывали… Колдовские глазища просто!

Она подошли к поляне, и Эва уселась на корточки собирать ягоды. Мужчина облокотился о дерево, скрестив руки на груди. Смотрел на эту девчонку, на её острые, разодранные коленки, торчащие из-под платья, а в голове одно вертелось: сестра, у него есть сестра. И вдруг четко понял, что он теперь тоже несёт ответственность за эту кроху. Ему захотелось оберегать её от невзгод и подсказывать на жизненном пути. Чёрт возьми, на правах старшего брата он вполне мог себе это позволить!

Глядя, как она неторопливо заглядывает под листочки, мурлыча под нос мотив незамысловатой песенки, он вспомнил старый советский мультфильм.

– Тебе бы сейчас волшебную дудочку, чтоб все ягоды показались, и ты смогла их быстро собрать. – Эва подняла голову и удивленно распахнула на него глаза. Вся сочность зелени отразилась в этих бездонных глазюках. – Ну, помнишь мультик про девочку, её лукошко и волшебную дудочку?

Эвелина поняла, о чем он, но взглянув на него, так и залипла, ничего не ответив. Как же он красив! Стоит, лениво подпирая дерево. Такой весь уверенный в себе, с нагловатым прищуром темных глаз, будто насквозь её видит. Четко выделенная линия губ, темнеющая щетина на щеках. Закатанные до локтя рукава светлой рубашки оттеняют загар крепких мускулистых рук, хотя до её загара ему далеко – сказывается работа в офисе.

Она на миг прикрыла глаза, стряхивая оцепенение.

– Помню. Только она не торопилась собрать ягоды, а просто ленилась заглядывать под каждый кустик. Здесь вообще жизнь течет неторопливо, без спешки и излишней суеты. Здесь люди проживают свои жизни, а не прожигают, как в больших городах.

Мягкая улыбка изогнула её губы, когда она объясняла эту простую и непреложную, на её взгляд, истину.

– Так уверенно говоришь. Была в большом городе?

– Да, – она заметно помрачнела. – Три раза, – и она продолжила свое занятие, разорвав этот колдовской зрительный контакт.

– Судя по всему, тебе там не понравилось. Почему же?

Эвелина пустилась в пространные объяснения, так и не поднимая больше головы. А, видит Бог, Марку дико хотелось снова утонуть в бездонной зелени её глаз.

– Люди там какие-то злые, нервные. Вечно куда-то спешат и всё равно ничего не успевают. Всё мчатся сделать, везде торопятся успеть. Быстрее, быстрее, быстрее. Слишком стремительный темп жизни. Люди не успевают жить здесь и сейчас, наслаждаться настоящим моментом, радоваться самой жизни, выраженной в мелочах. Живут будущим, заглядывают в него, планируют, а как же настоящее? Ведь его тоже надо прочувствовать, прожить, иначе не понять вкус самой жизни. Но нет, об этом они не задумываются, живущие в вечной гонке за успехом, модой, престижем.

Марк чуть нахмурился, глядя на её склонённую головку. Надо же, он никогда не смотрел на бурлящую жизнь в большом городе с такой стороны. Наоборот, он всегда подпитывался кипящей энергией города, ощущал себя в своей тарелке, находясь в самом центре событий. Он, как выразилась малая, прожигал свою жизнь, беря от неё всё, что она могла дать, и даже больше. Он гнался за престижной должностью и уверенно лидировал, опережая своих соперников. Он хотел иметь всё самое лучшее – от наручных часов до дорогой женщины. И имел.

– Интересно ты рассуждаешь. Тогда в чём, по-твоему, истинный смысл жизни? – кто бы мог подумать: успешный бизнесмен рассуждает о смысле бытия с провинциальной пигалицей.

Она посмотрела на него в упор. Серьёзно так. По-взрослому.

– Вырваться из вечного круга сансары и обрести свободу в Шамбале, – и звонко рассмеялась, разрушив таинство изречения. – Да откуда ж я знаю?

Всё ещё смеясь, она поднялась с колен и направилась к нему с полным лукошком ягод. И когда успела насобирать? В свободной руке Эва держала веточку из двух плодов. Пристально глядя Марку в глаза, она сделала шаг к нему.

– Для кого-то – покорить все вершины мира сего, – чересчур пафосно возгласила она, отправив в рот одну земляничку, – а для кого-то – наслаждаться вкусом спелых ягод.

Она подошла к нему вплотную и поднесла другую ягоду к его сомкнутым губам. Растерянно глядя ей в глаза, он открыл рот и послушно взял плод, чуть коснувшись губами её пальцев. Глаза в глаза. Секунда. Две. Три. Вдруг Эва поспешно отвернулась, смутившись.

– Мы можем вернуться домой, а можем дойти до реки, если тебе интересно, – пробубнила она.

– Давай, – прочистив горло, ответил Марк.

Что давай? Давай домой? Или давай к реке? Эва сама решила и пошла в другую сторону от дома. Марк закурил и мастерски перевёл беседу в нейтральное русло. Так они и болтали остаток дня, пока вечерняя мошкара не заела и не погнала их домой.

Вечером Марк увидел все прелести жизни без удобств: и как отец приносил ведра с водой из скважины, и как Эва вручную мыла посуду в рукомойнике, а после сливала грязную воду из ведра в дренаж, и как Ханна ставила в печь тушиться жаркое. И ведь никто не роптал. Всё делали с удовольствием. Каждый был на своем месте, а главное – счастлив. Сама атмосфера в доме указывала на это.

Только Оксана со своими замашками никак не вписывалась в эту тихую, скромную обитель. Черты её безупречно красивого лица искажал неподдельный ужас по мере понимания того, как живут эти по-своему счастливые люди. Она не могла объяснить, что именно вызывало в ней отторжение – нищета ли, простота или то странное спокойствие, которого она не знала с детства.

Позже, до половины ночи Марк беседовал с отцом, оставшись наедине. Они сидели на крыльце, прямо на ступеньках, теплой безлунной ночью, включив противомоскитные приборы, и разговаривали. Долго, полно, объемно. Говорили обо всём и обо всех, без утаек и прикрас.

За завтраком, когда Ханна подала ту самую землянику с молоком и сахаром, малая вновь ошарашила Оксану, смутив родителей и порядком развеселив Марка.

– Какие необычные у вас глаза! Они меняют цвет! – с восторгом выдохнула она, всматриваясь в Оксану.

– Это контактные линзы, глупышка. С ними ты можешь придать своим глазам любой оттенок.

– Не знала… – приуныла малая, явно разочаровавшись.

– Ещё узнаешь, – уверенно предсказала Оксана.

«Не с её глазами» – подумал Марк, решив, что грех прятать такую красоту за искусственным цветом.

Уезжая, он тепло попрощался с отцом и Ханной. Оксана лишь облегчённо вздохнула уже в комфортабельной машине оттого, что «весь этот кошмар закончился». Марк не обратил внимания на её хныканье – купит ей побрякушку, и она оживёт. Последнее, что он запомнил, – это искромётные, весёлые, самые зелёные глаза в мире…

Глава 4

Наше время

…теперь же в них плескался самый настоящий страх перед будущим без родителей. Эвелина всматривалась в тёмные глаза брата и не видела там ни поддержки, ни сочувствия. Мощная энергетика силы и уверенности, которые всегда сопровождали его, бурлила в прищуре его глаз. Сухих глаз.

Бабушка рыдала, никого не стесняясь, да и Эва не пыталась сдерживать нескончаемый поток слёз. Почему жизнь так к ней жестока? Почему забрала её любимых, добрых и ласковых, самых лучших в мире родителей так рано? Отца, который души в ней не чаял. Матушку, которой можно было поведать о своих переживаниях и которая всегда выслушает и поможет советом. Как они могли умереть, когда она к этому совсем не готова? Вот сдалась им эта распроклятая столица, куда они поехали за красивой и качественной школьной формой для Эвелины и новым компьютером в знак похвалы за отличную учёбу! Почему именно в них въехала фура, водитель которой заснул за рулём? В этот раз они нарочно оставили дочь с бабушкой, готовя ей сюрприз, – какой, так и останется тайной. Ох, лучше бы она с ними погибла, а не горевала сейчас над их бездушными телами.

После поминального обеда, на котором хлопотала бабушка, а Эва тенью сидела за столом, ни к чему не притрагиваясь и ничего не отражая, Марк отвёз её в дом. Она растормошилась, лишь когда речь зашла о её переезде в город, поближе к брату, где он сможет приглядывать за ней. Но малая закабенилась не на шутку, с боем отвоевав себе право остаться в посёлке под присмотром бабушки. Обговорив такой вариант с Галиной Никитичной, он решил помогать им финансово – на одну пенсию особо не разживёшься – и на следующий день уехал в город. Не то чтобы со спокойной душой, но что уж…

Оксана отчалила ещё накануне, не пожелав остаться на ночь «в этой дыре». Естественно, она недовольна таким раскладом – тут к гадалке не ходи. Хорошо, что Марк купил ей безделушку ещё несколько дней назад, как раз перед началом всей этой катавасии. Тогда не до подарков было, а сейчас пригодится.

Загнав машину в подземный паркинг, он поднялся в свой пентхаус, из окон которого открывался потрясающий вид на город. Оксана давно переехала к нему и по праву могла считаться здесь хозяйкой. Не разуваясь, Марк прошёл в кухню, где, судя по звукам, крутилась подруга. Встал у панорамного окна, что тянулось полукругом от кухни до комнат. Вынул сигарету, небрежно отшвырнув пачку, и прикурил, щёлкнув понтовой зажигалкой – подарком Оксаны. Всё это он проделал, не сводя с неё прищуренных глаз. А та, будто не замечая его прихода, расставляла на столе готовые блюда, доставленные на заказ. Вот на кой ляд, хотелось бы знать, она выклянчивала эту ультрасовременную кухню баснословной стоимости, коли сама на ней ни черта не готовит? Ни разу Марк не видел, чтобы та стояла у плиты или мыла посуду. Зато перед гостями она, как образцовая хозяйка, могла похвастать наличием последних достижений в мире техники.

Спросить её, как доехала – слишком банально, не её уровень. Принести извинения за то, что не поехал с ней – а вот это уже не его уровень. Он хоронил своего отца – причина более чем веская для задержки. Решил начать сразу с главного.

Расстегнул верхние пуговицы чёрной рубашки, которую так и не переодел с похорон, ослабляя ворот.

– Для тебя есть вещица, которую ты не сможешь не оценить.

– Думаешь? – надменно бросила та.

Она повела точёным плечом, обласканным шёлком короткого халатика. Изогнула чётко очерченную бровь, стрельнув в него глазами. Ярко-голубыми глазами. Выходит, ждала его, иначе давно бы сняла линзы. Он достал из кармана чёрных брюк бархатную коробочку:

– Уверен.

– Вряд ли ты сможешь превзойти свой вчерашний поступок, – с неприкрытым сарказмом ответила подруга. Как же её это покоробило.

Марк затянулся, выпустил струю дыма в потолок и оставил тлеющую сигарету в пепельнице.

– Ещё как смогу, – ловким движением пальца раскрыл коробочку.

– Что там? – Оксана посмотрела типа безразлично, но Марк сразу заметил, как загорелись её глаза. Он знал, какую слабость она испытывает к ювелирным украшениям, и был уверен, что и сейчас не устоит.

– Подойди и взгляни.

Он сверлил её взглядом, высматривая, выискивая… Что? Что он хотел увидеть?

Девушка не выдержала. Преступив через свою уязвлённую гордость и якобы задетое чувство собственного достоинства, она подплыла к Марку, будто притянутая магнитом. Увидел, как вспыхнули её глаза и приоткрылся рот в немом изумлении, стоило ей увидеть содержание футляра.

У неё есть браслет, на котором должно быть семь подвесок. Каждая, ни много ни мало – драгоценный камень в ювелирной огранке. Шесть из них – сапфир, изумруд, биксбит, александрит, турмалин и бриллиант – она скрупулёзно собирала не без помощи Марка, разумеется. Теперь же на белоснежном шёлке таинственно мерцал рубин – единственное недостающее звено шедевра. Марк слабо сёк во всей этой драгоценной мутотени, но точно знал, как она жаждет заполучить последний, самый дорогостоящий камешек.

– И только? Мог бы и расщедриться, – с гонором ввернула она, гордо отворачиваясь, чтобы вернуться к прерванному занятию.

Игра началась.

– Ах ты, дрянь, – рыкнул он. Рывком развернул к себе за плечо, отбросив коробочку. – Придётся и за это постараться!

Надавил на плечо, вынуждая встать перед ним на колени. Другой рукой рванул ширинку и спустил боксеры, высвободив эрегированный член. Сходу вогнал себя в её рот – послушный, тёплый, мягкий. Она подавилась и закашлялась, но он знал, что это напускное. Бывало, она и глубже заглатывала его член. Задвигался в ней, откинув голову и прикрыв глаза, чувствуя, как её язычок принялся умело ласкать его плоть. Руками огладила его бедра, забралась нежными ладонями под рубашку на живот, обхватила ягодицы. Застонала, и эти стоны перемежались с хлюпающими, чавкающими звуками, которые его сводили с ума.

– Давай, бери. Возьми его весь. До конца. Оближи мои яйца. Тебе же это так нравится.

Ей нравилось получать дорогие подарки, и за это она готова на всё. Между ними всегда так: просто и понятно. Он одаривает её, она благодарит, как может. Не хватало в ней той проникновенной открытости, искренности…

Марк открыл глаза и опустил голову, чтобы видеть Оксану. Намотал волосы на кулак и откинул её голову так, чтобы увидеть лицо. Очень красивое, идеальное, «модное» лицо с полными блестящими губами, которые сомкнулись вокруг его члена.

– Смотри на меня, – хрипло приказал он.

Оксана взмахнула ресницами и с хищным прищуром впилась в него взглядом пронзительно голубых глаз. Взяла рукой за основание члена и поводила скользкой головкой по своим влажным губам.

– Вот так. Умница.

Марк утопал в голубых глазах, когда она провела языком от основания фаллоса и обратно. Смотрел в голубые глаза, когда она облизывала, посасывая, его яйца. Вперился в голубые глаза, когда она шлёпала головкой члена по своим губам. Голубые! Мать твою за ногу, а! Чёртовы голубые глаза!

Рывком поднял её и дёрнул ворот халата. Шёлковые полы, легко соскользнув, распахнулись, и идеальное тело, частично скрытое изысканным кружевом дорогого белья, предстало во всей красе. Значит, подвыучила его и тоже ожидала не с пустыми руками.

Сжал округлые груди, упругие и твёрдые, как мячики. Она застонала, призывно глядя ему в глаза. Чуть откинула голову и сексуально прикусила нижнюю губу, ластясь к нему всем телом. Он надавил большим пальцем, освобождая закушенную плоть, и погрузил его в покорный ротик. Тут же заменил палец языком, целуя жадно и наверняка больно, почти кусая. Он хотел забыться, раствориться в теле подруги. Руки хаотично, рывками ласкали её тело, путались в волосах, будто он сам себя заставлял чувствовать её, Оксану. Полные губы страстно отвечали на поцелуи-укусы. Налитая грудь вдавливалась в его твердую. Из недр её рта вырывались заученные, хорошо поставленные и очень возбуждающие – с этим не поспоришь – полувсхлипы, полустоны.

Пальцы с силой впивались в её спину и попку, оставляя следы, пока он надвигался на неё, понуждая пятиться. Сам с себя сорвал раздражающую рубашку – Оксана никогда его не раздевала. Не прерывая бешеного поцелуя, напоролись на стол. Крутанул её и прижал спиной к себе. Наклонился, сметая разложенную еду на пол, и, оставив её распластанной на столе, сам выпрямился. Грубо, по-хозяйски, расставил её ноги шире. Свои присогнул в коленях и чуть отклонился под нужным углом. Поводил головкой члена у её промежности, увлажняя и то, и другое, и ворвался в неё до упора. Услышал её вскрик, который словно кнутом подстегнул его, и стал двигаться в ней – мощно, глубоко, заполняя до предела.

Стол ходил ходуном, ножки жалобно скрипели. Провёл рукой по её позвоночнику, по натренированным мышцам спины. Спустил ладони на ягодицы и слегка раздвинул их. Вид его члена, исчезающего в ней, срывал крышу. Она стонала. Громко, призывно, местами наигранно. Да где же грёбаное непритворство? Где? Чёрт бы это всё побрал!

С силой шлепнул по ягодице, услышав болезненный вскрик. Вот теперь по-настоящему. Его рука на её коже – гладкой, нежной, безупречной. Его рука на её коже… твою мать! Вышел из неё и снова рывком развернул к себе. Схватил рукой за подбородок, пусть и грубо – она стерпит. За такие побрякушки всё стерпит – таков между ними негласный уговор.

– Смотри на меня, – выдохнул ей в лицо.

Марк оттеснил Оксану к стене, закинул её ноги себе на пояс, вдавливая в холодную поверхность. Руками обхватил тугие ягодицы и насадил на себя. Оксана послушно смотрела, не отрываясь. Позволяла любоваться своей безупречной красотой, слегка поворачивая голову то в одну, то в другую сторону, не забывая при этом стонать, облизывать и покусывать губы, и вытворять прочие штучки, безотказно возбуждающе действующие на него.

Марк знал, что она не кончит, поэтому не беспокоился о её ощущениях, удовлетворяя лишь свою дикую похоть. Она кончала только от оральных ласк. Не сегодня, солнышко. Не сегодня. Он врывался в неё снова и снова, чувствуя приближение своей разрядки. Она начала подсыхать – видно, ей не очень удобно. Или думает уже о другом… Плевать!

Уткнулся в её шею, вдыхая… аромат её духов. Чёрт! Да где же она? Настоящая она? Где её запах? Её вкус? Её цвет?

Протаранил её в последний раз, хрипло застонав, изливаясь в неё. Его оргазм – вот что сейчас настоящее.

***

Он съездил в посёлок на девять дней, а затем и на сорок, отдавая последний раз дань уважения усопшим. Оксана не поехала, да он и не настаивал. Малая пришла в себя. Не мудрено – юный возраст даёт о себе знать. Жажда жизни вновь пробудилась в ней, и нереально зелёные глаза снова засверкали. Ей предстоял заключительный год обучения в школе. Она уже выбрала учебное заведение и профессию, которую пойдёт осваивать дальше – учитель младших классов. Как она сама выложила, учителей начальных классов в школе, где учится она и дети из близлежащих деревень, и так не хватает, к тому же двое вскоре уходят на пенсию. Да и вообще, она очень любит детей и хочет связать с ними свою жизнь, помогая, чем может. Право, конечно, её, но… учитель? Миллионы она точно не заработает. Хотя ей и не нужно, судя по всему.

Марк завёл скважину в дом и установил септик. Об этом они тоже поспорили, но он был непреклонен. Теперь дом обустроен тёплым туалетом и постоянным водоснабжением. Как ни крути, а с такими удобствами живётся и проще, и комфортнее. Особенно одной.

Он смирился с самим фактом существования у него сестры. Даже ловил от этого некоторый кайф, неожиданно открыв в себе задатки заботливого человека. Он звонил ей периодически, но, как ни хотел приехать, вырваться не удалось. Волна перестановки кадров захлестнула предприятие. Он ухватился за эти перемены, играя себе на руку, и к своим тридцати стал коммерческим директором. Выше – только учредители. Что ж, весьма недурно. Он, конечно, попотел, но оно того стоило.

Отмечать своё повышение он улетел с Оксаной в Эмираты. Не удержался, набрал малую – поделиться достижениями. Столько неподдельной радости и гордости за своего брата услышал в её звонком голосе, что захотелось, чтобы она оказалась здесь, с ним, а не Оксана. Та приняла эту новость спокойно, будто само собой разумеющееся. С матерью он не поддерживал отношения в последнее время, а потому не спешил её посвещать в свои дела. Но был уверен: узнай она о его достижениях, потребовала бы путёвку на другую планету с сервисом «всё включено» за свой непосильный вклад в воспитание такого успешного мужчины.

Всё шло как нельзя лучше, пока однажды, где-то во второй половине дня, когда он ещё был в офисе, тёплым летним днём, ему не позвонила Эвелина. Первый раз она сама ему звонила. Всё стеснялась отвлекать от важных дел своей болтовнёй, хоть он и уверял в обратном.

Он принял вызов, вольготно откинувшись на спинку стула, доставая сигарету из пачки.

– Привет, малыш, – сходу поздоровался он, уже давно так к ней обращаясь. После короткого молчания он услышал сдавленный вздох. Рука с сигаретой замерла на полпути ко рту. – Эва?.. – насторожился он.

– Марк! – всхлипнула она.

– Эвелина, что стряслось? – напряжённо подался вперёд.

– Марк! Бабушка! – Эва снова захлюпала и сквозь еле сдерживаемые рыдания выдала на одном дыхании: – Бабушка умерла!

Он неосознанно сжал руку в кулак, раскрошив сигарету, понимая, что она совсем одна вновь столкнулась лицом к лицу со смертью. Её некому даже поддержать.

– Когда? – сипло уточнил он, уже лихорадочно соображая, что должен сделать, чтобы ей помочь.

– Только что. Она занемогла в последнее время, но в больницу ни в какую. Отказывалась и всё! В обед прилегла отдохнуть, а когда я подошла проверить её… – она не смогла договорить – рыдания душили её.

– Я еду.

Раздав чёткие распоряжения подчинённым на несколько дней вперёд, он сел в машину, сильно хлопнул дверью, и сорвался с места с оглушающим визгом шин по асфальту. Рванул в посёлок как был, в костюме, даже домой не заехал переодеться. Уже из машины дозвонился полиции и врачу районной поликлиники, чтобы те констатировали смерть и составили протокол. Как он и предполагал, малая ещё не занялась этим вопросом. Неудивительно. В семнадцать лет похоронить почти всех родственников – тут бы самой не свихнуться. Предупредил подругу, что будет в отлучке, и только тогда закурил. Жадно и спешно.