Груз детства

В автобусе я всё равно хорошенько поплакала! Но хризантема действительно осталась в садике и иногда я её видела. Сложно сказать, изменил ли тогда бумажный цветок мою жизнь, перестала ли мать бросать меня ночами в том саду, но творить я любить не перестала.

В том же садике на пятилетие жизни мне подарили калейдоскоп, и я познакомилась с миром психоделии. При любой возможности я залипала в свою новую интересную игрушку. И ни один раз я воевала из-за калейдоскопа со старшими сёстрами. Это был один из самых лучших и важных подарков в моей жизни.

Неожиданно, меня разлучили с Сашей. Меня снова перевели в новый садик, поближе к дому и к маминой работе. Разлуку с другом мне помогла пережить неожиданная встреча в новом саду с Жориком из яслей.

В новом саду нас было две воспитательницы. Они работали по очереди. Одна постарше и поменьше Валентина Ивановна. А вторая помоложе и покрупнее Карина Юрьевна.

У обеих воспитательниц были сестры близняшки и этот факт меня здорово удивлял. Я доставала родителей вопросами: где их близняшки, где близняшки старших сестер и когда близняшка появится у меня?

В один из первых дней моего пребывания в новом саду Валентина Ивановна, та, что поменьше и постарше, посадила меня за отдельный стол и положила передо мной настоящие ножницы!

Задания с ножницами в прошлом саду я не любила. И даже опасалась. У мамы были огромные и страшные портновские ножницы. Она регулярно стригла мне ими ногти, пока я наконец не оформила свой ужас в слова! Тогда мама стала использовать для моих ногтей маленькие маникюрные ножницы.

Валентина Ивановна велела не хватать ножницы сразу и стала объяснять мне какое-то задание, пока все остальные дети играли в группе… Тоскливо поглядывая на играющих детей, я не понимала зачем вырезать из квадратов кружочки. Затем она взяла ножницы и начала быстро и ловко вырезать различные фигуры. Все мое внимание сконцентрировалось на руках воспитательницы! Игры детей, аквариум в группе потеряли привлекательность и важность.

Эта Валентина Ивановна сразу мне понравилась! Наконец я взяла ножницы. Воспитательница не сводила глаз с моих рук и мягко прогоняла от меня других детей, проявлявших интерес. Они без конца по очереди подходили и спрашивали:

– Что это ты делаешь?

Мне хотелось отвечать “не знаю”, но я отвечала:

– Вырезаю из квадратика кружочек. – отвечала я с недоумением.

– Зачем? – новый вопрос.

– Не знаю…

Дела шли туго. Ножницы жевали и рвали бумагу, а я отвлеклась. Мне хотелось бегать по группе или разглядывать аквариум. Я не понимала, что эта воспитательница от меня хочет, и уже готова была расплакаться, но в какой-то момент ножницы стали резать бумагу – я начала ими управлять и у меня получился кривой круг!

Следующий круг получился ровным только очень маленьким. Валентина Ивановна взяла мой маленький круг, улыбнулась и предложила мне попробовать вырезать такой же, но покрупнее. Несмотря на усталость, я согласилась. Вырезала и наконец-то пошла играть в группу.       Некоторые дети меня злобно спрашивали:

– Что это ты там делала, почему, зачем? Почему только тебе дали ножницы, а нам не дали?

На их вопросы у меня ответа не было. Это был момент, когда меня впервые отрезали и отделили от коллектива. Не все ребята были готовы со мной играть, когда я вернулась в группу. Пока их непонятная обида и недовольство не прошли, я сидела одна возле аквариума. Один час или одну неделю.

Роль изгоя мне была чуждой. Обычно я любила играть с другими детьми, а не стремилась быть особенной, самой взрослой и умной, как например Олеся… Эта девочка умела читать с пяти лет, редко бегала и играла с нами, чаще листала с важным видом красивые книги, называя нас “малышней”, хотя даже по росту она не была в числе высоких! По просьбе Олеси воспитатели собирали всех детей и требовали тихо и внимательно слушать ее чтение. Олеся сидела в центре группы в красивом платье читала бегло, но неразборчиво; кривлялась, подражая интонациям взрослых. Для нас это было откровенной пыткой. А сама Олеся выглядела довольной, пребывая в центре внимания и группы.

С другой воспитательницей похожей на большую куклу сложились совершенно противоположные отношения. Рядом с Кариной Юрьевной я испытывала страх и волнение. Похожие чувства возникали, когда самая старшая сестра, очень убедительно рассказывала про вампиров, про Фредди Крюгера, полтергейста, Джека потрошителя и про то, что меня взяли из детдома. Сестру тоже звали Карина, но в противовес страшилкам, она часто рассказывала мне сказки перед сном, носила на руках и катала, как лошадка, взбивала вкусный гоголь-моголь и жарила не менее вкусные гренки с сыром.

Также у меня было ощущение, что эта воспитательница корчила свое лицо в недовольной мине специально для меня, а улыбалась только своим любимчикам – Коле и Боре. Тогда же я стала подозревать, что не все взрослые испытывают ко мне симпатию и не все хотят обо мне заботиться или хотя бы улыбаться.

      Перед историей с грабежом моей русалочки произошло событие, задавшее вектор нашим отношениям с Кариной Юрьевной. После происшествия я перестала вылазить из нового красного спортивного костюма.

Во время лепки своей русалочки я села прямо перед окном, а слева от меня сидит угрюмая девочка Алиса, с которой мы дружим. Алиса, взглянув на желтую заготовку туловища и двух шариков – будущих рук моей русалочки, стала хихикать:

– Что это ты лепишь?

– Не скажу!

– Говори, или я всем расскажу, что ты лепишь мальчиковскую письку! – лезет под руку Алиса.

– Нет, ты что?! Это не писька! – хихикаю я растерянно над смешным словом – Подожди немного… Не говори никому! Пожалуйста! Я сама пока не знаю… Смогу я слепить, что хочу… – взмолилась я.

Дружба с Алисой и еще несколькими ребятами заключалась во взаимовыручке и взаимопонимании. Я, как и Алиса, была такой же хмурой и напряженной. И я была в курсе откуда и как шестилетняя Алиса узнала об отличительных признаках мальчиков.

Наша небольшая компания состояла из девочек и мальчиков, и мы любили вместе играть, но игра не была единственным фактором, объединившим нас. Несколько мальчиков и девочек из нашей группы терроризировали всех детей. Мальчики врывались в туалет со спущенными штанами, демонстрируя свои половые органы, или просто пытались посмотреть на девочек без трусов. Девочки из их шайки забегали в туалет к мальчикам с аналогичным поведением.

Дети в группе делились на тех, кому не стыдно было жаловаться взрослым на происходящее в группе – их не трогали; на одну девочку с гнилыми зубами, странным смехом, без конца сующую пальцы с грязными ногтями в нос в поисках очередной козявки, которую она съест… Эта девочка всегда была готова с радостью самостоятельно где угодно задрать свою юбку, легко заходила в туалет к мальчикам и не была против, когда заходили к ней. А мы с Алисой были в числе детей, стыдящихся жаловаться родителям и воспитателям. Но и происходящее нам не нравилось, поэтому мы друг друга охраняли.

Однажды, почти все из нашей сплоченной компании заболели и в группе остались только мы с Алисой. Она храбро сдерживала натиск малолетних эксгибиционистов, пока я была в дамской комнате.

Алиса не смогла одолеть четырех мальчиков и двое из них схватили её в предбаннике у раковины, а двое других ворвались в туалет в момент, когда я закончила свои дела и приступила к мытью рук.

– Ага попалась! – с ехидной ухмылкой заявил Коля, приближаясь ко мне. Второй покрупнее – Боря, с заедами вокруг рта, хихикал и суетился.

Я не дружила и не играла с этими неприятными типами и всегда обходила их стороной. Два хулигана, улыбаясь медленно приближались. Один поглядывал на дверь, другой потирал руки. В их бешеных и жадных глазах я видела огромных страшных чудовищ. Играть в их странные игры мне не хотелось, поэтому я стала обливать мальчиков водой и пытаться убежать. Но внезапно меня прижали к стене.

Тот который с заедами держал мои руки и старался закрыть своей крупной липкой ладонью мой рот, а второй пытался залезть под платье и стянуть колготки. Я брыкалась, пыталась царапаться и кусаться. Алиса вырвалась из предбанника старалась мне помочь и побежала за воспитательницей, а я продолжала сопротивляться. Эти двое не смогли получить желаемого, зато я получила удар кулаком в живот.

Ударил Коля, пытавшийся стянуть колготки и залезть под платье. В момент удара время остановилось. Я успела удивиться тому, что меня ударили в центр живота, под ребра, а отдача пришла в горло.

Хулиганы исчезли, а мое онемевшее тело безвольной сопелькой сползло по стенке на холодный мокрый пол. От незнакомой тупой боли всё ватное и мутное.

Я стала ждать маму. Жду, что она придет и успокоит меня. Жду, что хоть кто-то из взрослых войдёт в этот туалет, обнимет меня и скажет: “Бедная девочка! Как же эти негодяи тебя обидели?! Сейчас мы их вместе отлупим и поставим в угол!”.

Чтобы взрослые, которые обязательно придут, сразу увидели, как мне больно, я выдавливала из себя слезы. Но слезы почему-то так и не появились. Не пришли и взрослые.

Пришла ярость. В груди и плечах разгорелась злость и мне срочно захотелось вернуть боль из своего живота гадкому мальчику!

Благодаря старшим сёстрам я научилась давать сдачи. Будучи самой младшей в семье, я подвергалась дискриминации со стороны сестер на основании маленькости и возраста. Поскольку я не была способна обидно и остроумно отвечать на издевки и гадкие шутки старших сестер, то лезла драться.

Да, в отношениях со старшими сёстрами, как и во многих других семьях, где у родителей есть заботы важнее детей, процветала дедовщина. Самая обычная дедовщина, какая бывает в отношениях сильный – слабый, старший – младший, старенький – новенький… В семьях дедовщину часто провоцируют родители.

Своим примером, равнодушием, отстраненностью от проблем детей, неумелым распределением внимания и тепла между старшими и младшими, родители взращивают соперников, а в крайнем случае врагов. Нет, мы не сдружились против отстраненных родителей, которые часто ссорились, а пошли другим путем…

Для сестер врагом и злодеем, укравшим все родительское внимание была я. Поэтому часто за спиной родителей я подвергалась издевательствам, жестоким шуткам, газлайтингу, физическому насилию. Когда не удавалось себя защитить, я жаловалась маме, которая просто начинала на всех кричать, отчего ситуация надолго не менялась…

Со временем я научилась давать сдачи. Как мне казалось, в десять раз сильнее и гаже самой обиды! Пользуясь привилегией жертвы и младшего ребёнка – я не знала ни меры, ни наказания впоследствии. В попытках постоять за себя, я использовала руки, ноги, ногти, зубы, обман и выжидание наилучшего момента для отмщения. Под сострижеными под ноль ногтями всё равно оставалась кожа и кровь сестер – что являлось показателем удавшейся мести. В детском саду о моей способности давать сдачи не знали.

Пока Алиса дожидалась воспитательницу, занятую очередным очень важным совещании в кабинете заведующей и затем рассказывала Карине Юрьевне про похождения хулиганов, я немного пришла в себя. Поняв, что жалеть и спасать меня никто не придёт, я отправилась самостоятельно давать сдачи.

Карина Юрьевна оказалась в группе аккурат во время спарринга. Точнее это был не совсем спарринг. Я как-то вцепилась ногтями и зубами в Колю, набросившись на него со спины. Колочу его, тяну за волосы, царапаю, пока он пытается меня скинуть… Мне нужны кровь и слезы моего обидчика – подтверждение его боли. Но эти мои проклятые передние зубы, выпавшие так не вовремя, мешают хорошенько его укусить!

Вместо нашей воспитательницы – большой недовольной куклы с желтыми волосами – в группу пришел ужасный и безобразный Фрэдди Крюгер. Он схватил меня грубо своими когтищами сзади, оттащил от мерзкого мальчика и начал ругать скрипучим голосом. Коля скривил несчастное лицо, стал ныть и плакать без слез. Фрэдди притащил меня в угол стыдил и ругал при всех, обещал съесть меня по кусочкам вместе с Джеком Потрошителем, вампирами и полтергейстом, несмотря на заверение Алисы, что я давала сдачи. Из-за спины страшного Фредди Крюгера гадкий Коля корчил мне рожи, что было ещё обиднее.

И так не вовремя по моим щекам ручьями хлынули горькие слезы, которые теперь я хотела сдержать, но не могла! Было обидно, болел живот, сложно было разогнуться и выпрямиться, но Фредди рычал всякий раз, когда я невольно сгибалась от боли: “Стой ровно, не притворяйся!”. Я готовилась, что ещё и мама меня будет ругать… Дальше густой липкий туман.

Возможно, позже воспитательница поверила в то, что я защищалась, освободила от наказания и попыталась меня успокоить. Но также возможно, что в скрюченной позе, несправедливо наказанная, в углу я провела остаток дня.

С тех пор я ходила в туалет только во время сон часа. И для этого нужно было отпрашиваться у воспитателя… А недовольная Карина Юрьевна, сидящая надзирателем за столом, еще больше раздражалась и всякий раз щедро осыпала меня замечаниями. Однако мне было легче пережить ее упреки, чем снова самостоятельно защищаться от хулиганов и после быть наказанной.

Также я перестала просить маму одевать меня в нарядные и очень любимые мною платья, которые присылали родственники с материка. Я полюбила свой новый красный спортивный костюм. Носить этот костюм прежде я противилась, ведь только мальчики носят брюки… Но вскоре, я настолько срослась с великоватым мне костюмом, что мальчик из группы Олег все чаще, с надеждой спрашивал, когда же я снова надену свои красивые платья.

Всегда серьезный, он заразил меня интересом к мультику “черепашки ниндзя”, рассказывая мне о них без конца; утешал, когда я стояла под дверью заведующей, ожидая свою русалочку, звал меня в группу и предлагал свою игрушку – кого-то из черепашек. В его фамилии было что-то от африканской зебры. А когда у меня разболелся живот, и я осталась в группе одна Олег тревожился, забегал в группу и спрашивал почему я лежу, когда все гуляют….       Позже мы очутились с ним вместе в пятом классе, затем в одиннадцатом. Окончив школу, мы общались с Олегом по несколько раз в год, и его внезапный уход из жизни в двадцать шесть лет сильно меня потряс. Моя способность проживать потери и утраты была сильно сломана с двенадцати лет.

После нападения в туалете я провела дома несколько дней. А когда вернулась в детский сад в своем новом костюме, во время завтрака у меня заболел живот. Боль была так сильна, что пришлось преодолевать убеждение “жаловаться стыдно”… и убегать от противной и равнодушной воспитательницы к маме на работу. С обидчиком, который ударил меня, и не понес наказания, поговорила одна из моих старших сестёр, и он ко мне больше не приближался.

Карина Юрьевна выросла до заведующей в том же самом детском саду. Скольких детей, кроме меня, она травмировала своей халатностью неизвестно. Не исключаю, что действовала она по уставу и такие черты характера, как равнодушие и грубость важная составляющая для воспитания удобных людей.

Взрослые свое детство словно не помнят. Или делают вид, что не помнят свои обиды, страхи, боль. И как будто рассчитывая на такую же забывчивость своих и чужих детей, подвергют их жестоким испытаниям. Понимание, уважение и сочувствие подменяются взрослыми наказанием, недоверием и осуждением…

Я пришла к специалисту и началась работа с детством. Результаты этой работы меня поистине удивляли. Психотерапия помогла встретиться с вытесненным и понять причины защитного механизма… Когда возникает вопрос закрасить травматичное воспоминание густой черной краской и жить дальше или сломаться в связи с травмой и потерять связь с реальностью, выбор очевиден. Память, как и психика, удивительный отдельный орган со своим филигранным механизмом. А мозг усваивает информацию посредством всего тела. Я не предполагала, что человеческая память способна “воспроизводить” боль, сохранять ощущения в руках, в кончиках пальцев, в моторике. Через органы чувств запускается машина времени. Триггеры— запах, цвет, звук…

Момент с русалочкой в руках воспитательницы я помнила фоново всю жизнь и “как бы гордилась” – ведь это была лучшая работа и именно поэтому воспитательница отнесла ее в кабинет заведующей. Признание. Но вот это “как бы гордилось” мешало. По неясным причинам я чувствовала себя грязноватой и оплеванной. Мне было стыдно гордиться собственной работой. Она как будто была не моя, но я не углублялась в воспоминания и не искала причин иррационального стыда… Само собой появилось убеждение: самовыражение равно потеря, стыд, боль точка.

Зачем взрослым работа ребёнка? Разве можно совершать преступление по отношению к человеку только потому, что он является слабым, беззащитным, и не сможет никак оказать равноценного сопротивления? Почему воспитательница и заведующая не осознавали своих действий и их последствий?

Мне их мотивы до сих пор не ясны, хотя всё ещё интересны… Зато, благодаря этому переживанию я сделала бесценные открытия. Первое не очень – дети в постсоветском пространстве больше всех страдают от эйджизма, подвергаются дискриминации на основании возраста… Дети самая беззащитная и уязвимая часть общества, а детство самая опасная часть жизни.

Последующие открытия получше: ребёнок – это уже человек. Каждый человек с рождения является индивидуальностью, с уникальными зачатками будущей личности, со своим неповторимым характером, чувствами, эмоциями, переживаниями, границами и потребностями; с наличием или отсутствием стрессоустойчивости; каждый человек с рождения заслуживает уважения.