Буканьер

Глава 8

Следующим утром я буквально не узнал своих соседей. На раздаче баланды меня пропустили вперёд, да и вообще, видно было, как поменялось ко мне отношение ниггеров. Разве что теперь мне приходилось терпеть их перешёптывания за спиной, но стоило мне грозно посмотреть на тех, кто смел шептаться в пределах досягаемости моего слуха, как они сразу же прекращали, делая испуганные круглые глаза. Пожалуй, мне стоило чуть раньше познакомить местных негров с творчеством «Короля и Шута».

Тот ниггер, что приходил ко мне ночью просить прощения, и вовсе стал звездой, раз за разом пересказывая наш разговор, демонстрируя расквашенный моим ударом нос и каждый раз приукрашивая произошедшее. Думаю, если его не остановить, он бы дошёл до того, что я двигаю планеты взмахом бровей и пускаю ветры с ароматом лаванды. По его версии, у нас там произошла едва ли не сталинградская битва, хотя по правде, я только один раз ударил его локтем.

Со стороны охранников, впрочем, ничего не поменялось, хотя я не сомневался, что рано или поздно кто-то из ниггеров проболтается про «колдовство». Я всё-таки надеялся убежать раньше, чем это произойдёт.

Лишь бы было, куда бежать. Как я выяснил из обрывков разговоров, остров по большей части принадлежал испанцам, и французы тут находились, скорее, как самовольные поселенцы, заняв западную, незаселённую и заброшенную часть Испаньолы. Места здесь были дикие и необжитые, леса изобиловали дичью, и вольные охотники, буканьеры, жили тут небольшими общинами, охотясь на диких быков и свиней и торгуя мясом и шкурами с французскими колонистами, которых тут, оказывается, было не слишком-то много, а основная часть французов пока обитала на Тортуге. Это было довольно странно осознавать, потому что в моём времени Тортуга, хоть и вошла в историю как пиратская столица, была полностью заброшена. Всё очень сильно поменялось.

Я не был уверен насчёт индейцев, но что-то мне подсказывало, что в лесах Испаньолы они до сих пор есть, и тоже вряд ли обрадуются беглым каторжникам. Тем более, белым. В общем, куда ни кинь – всюду клин, и я понял, что нет никакой разницы, куда бежать, везде будет опасно. Главное, захватить оружие и припасы к нему, а остальное приложится.

Но как раз от оружия и казарм нас держали как можно дальше. Даже ниггеров, которые понятия не имели, как пользоваться гром-палками. А без оружия в лесу делать нечего. Хоть пистолетик бы раздобыть, и то будет неплохо.

Вечером я поделился этими соображениями с Шоном. Ирландец сидел с закрытыми глазами, прислонившись к стене барака. Было заметно, что он смертельно устал.

– Что? – спустя несколько секунд, будто стряхнув наваждение, спросил он и посмотрел на меня.

– Перед тем, как уходить, нам нужно раздобыть оружие, – прошептал я.

– А… Да… – произнёс он.

Я поглядел на него, машинально отмечая, как ввалились его глаза, и хлопнул его по плечу.

– Отдыхай, не буду мешать, – сказал я, и ирландец благодарно кивнул.

Нужно было проверить, как там Обонга и Муванга, и я отправился к ним. Негры всё так же лежали на соломе, не в силах даже встать, но в этот раз оба находились в сознании.

– Масса Англичанин, – слабо улыбнувшись, просипел Муванга.

Я нахмурился и скрипнул зубами. Терпеть не мог это прозвище.

– Как вы? – спросил я.

– Лучше, масса, лучше, – забормотал Муванга.

Его брат тихо лежал, пытаясь не обращать на меня внимания. В любом случае, я напоил обоих водой, осмотрел раны. Я не увидел ничего, что могло бы вызвать беспокойство, и удовлетворённо кивнул сам себе. Заживало на этих ниггерах всё, как на собаке.

– Куда бежали-то? – тихо спросил я, прекрасно понимая всю глупость этого вопроса. Куда угодно, лишь бы подальше отсюда.

Муванга часто-часто заморгал, отводя взгляд. Похоже, ему было тяжело говорить, но он всё-таки решился.

– Улунга сказал… Бежать будем, в горы… Там француз нету, испанец нету… – выдавил он. – Он слыхал, там беглые живут, в горах…

– А Улунга это… – уточнил я.

– Брат. Ещё один, – сказал Муванга.

Видимо тот, который порку не пережил. Интересно, откуда он про этих беглых вообще узнал. Было бы неплохо и мне разузнать, какие там, в горах, беглые.

Насколько я помнил и видел из окна автобуса, горы тут не слишком высокие и крутые. Самое то, чтобы поставить несколько хижин в какой-нибудь долине, на которые даже и не наткнёшься, пока не подойдёшь вплотную.

– А Улунга не говорил, где именно они живут? – тихо спросил я.

Обонга что-то сказал брату на своём наречии. Я не понял ни слова, но по тону голоса было ясно, что негр чем-то недоволен. Муванга попытался ответить, но брат его перебил.

– Ти бели, – произнёс Обонга. – Твоя не знай нас.

Грёбаный расист. Какая разница, белый я, красный или зелёный. Для хозяев мы все одинаковые, хуже скота, хуже животных. Это куда важнее, чем цвет кожи и разрез глаз. Животных тут хотя бы кормят и лечат, причём даже лучше, чем нас. Я видел.

– Дурак ты, Обонга, – произнёс я.

Судя по всему, Обонга был упрямым и склочным ниггером. Французский он знал плохо и даже не пытался выучить, в отличие от своего брата Муванги, который говорил уже весьма бегло.

– Ну так говорил он вам или нет? – ещё раз спросил я.

Обонга снова что-то буркнул на своём и замолк.

– Обонге да… – сказал Муванга. – Муванге не сказать, Муванга молодой.

Я усмехнулся. Всё как всегда. Улунга, если бы выжил, тоже наверняка не сказал бы белому. Но если у этих ниггеров хватило смелости на побег, то я просто обязан этим воспользоваться. Конечно, чем больше людей знает, тем опаснее становится вся затея, но и шансы на успех растут. Я вернулся к своей лежанке, достал из заначки вечернюю лепёшку, разломил пополам. Жаба душила, и я несколько раз чуть не передумал, но в итоге снова подошёл к раненым и протянул каждому по половине лепёшки.

– Ешьте, – приказал я.

Выпоротых не кормили. То ли это была часть наказания, то ли экономия, ведь неизвестно ещё, выживут они или нет. Ну или просто работало железное советское правило: кто не работает – тот не ест. Оба набросились на маисовую лепёшку так, будто это была манна небесная, и в два присеста схарчили мой ужин. Меня снова посетило чувство, будто я совершил полнейшую глупость.

– Спасибо, масса! – с набитым ртом воскликнул Муванга.

– Спасибо, – сдержанно произнёс Обонга.

– Ага, – буркнул я. Вы мне ещё живыми пригодитесь, оба. – Как думаете, когда сможете встать?

На работу их погонят сразу же, как только охрана заметит, что рабы чуть-чуть оклемались после порки.

– Больно пока сильно, масса, – извиняющимся тоном произнёс Муванга.

– Не спешите, в общем, – сказал я. – Увидят, на работу отправят.

Обонга молча кивнул и вдруг уставился куда-то мне за спину. Я обернулся. Надо мной возвышался незнакомый ниггер.

– Масса Англичанин… Наша просьба есть… – пробасил он, и я увидел, что негры снова смотрят прямо на меня из противоположного угла. – Идём?

Я поднялся, поглядел ниггеру в глаза. Тот как-то потупился, сразу же отводя взгляд.

– Веди, – сказал я, понимая, что тут явно что-то не то.

Мы подошли к углу, где рабы небольшой кучкой сидели на корточках. Некоторые мне поклонились, некоторые продолжили сидеть, но всё равно глядели на меня с уважением.

– Что случилось? – спросил я.

– Это… Ты колдуй уметь, да? – вопросом на вопрос ответил один из негров, видимо, старший в их компании.

Я промолчал. Мои знания медицины ограничивались тем, что я знал, когда надо пить парацетамол, а когда – активированный уголь. Повязку поменять, шину наложить. Элементарные навыки, которым учат всех.

– Себадуку плантация работал. Змея укусил, – сказал старший, показывая на лежащего ничком ниггера, которого я сначала даже не заметил.

И было очевидно, что это не Себадуку укусил змею.

Глава 9

Само собой, я понятия не имел, что нужно делать при укусе змеи. Я честно попытался вспомнить все свои предыдущие взаимодействия со змеями, но самым близким к этому случаю было, когда соседку по даче укусил уж. Ну и анекдоты про отсос я знал, куда уж без этого. Но репутацию колдуна и знахаря нужно поддерживать, и я решительно шагнул к лежащему ниггеру.

Себадуку лежал на соломе, свернувшись калачиком, и баюкал укушенную руку. Выглядел он скорее напуганным, чем умирающим, но ведь и яды бывают разные. Тем более здесь, в тропиках.

Негры обеспокоенно смотрели то на меня, то на соплеменника, а я не знал, с чего начать.

– Разойдитесь, мать вашу, – приказал я.

Света в бараке и так было немного, а ниггеры ещё и загораживали мне обзор. Но два раза спрашивать не пришлось, этим неграм уже вколотили рефлекс к подчинению, и они живо разбежались в стороны, продолжая наблюдать за моими действиями.

– Дай сюда, – я взял испуганного Себадуку за руку и попытался осмотреть укус.

Похоже, змея бросилась на него, когда Себадуку дёргал сорняки, в которых она пряталась. Область вокруг укуса немного покраснела и опухла, ровные следы зубов отчётливо виднелись на чёрной коже. Я пытался понять, что с этим делать, но ничего не приходило в голову.

– Как она выглядела? Змея, – попытался выяснить я, но Себадуку только дрожал и испуганно смотрел на меня.

– Себадуку не знай язык ваш народ, – сказал другой негр.

Я тихо выругался по-русски. Ещё лучше.

– Спроси его, как змея выглядела, – сказал я.

Переводчик что-то быстро не то прощёлкал, не то просвистел, и Себадуку вдруг развёл руки в стороны, будто рыбак, показывающий, какую он щуку на выходных поймал.

– Вот такой длинный была, – пояснил толмач.

– Тупорылый ты негритос, – вздохнул я. По-русски, конечно же.

Мне стало ясно, что чётких ответов я не добьюсь, и только зря трачу драгоценное время. А ведь эти несколько часов я мог потратить на сон. Я решил побыстрее отделаться от Себадуку с его укусом, а если он помрёт, то сказать, что такова воля божья. Но спектакль всё-таки был нужен.

– Воды принесите, – приказал я.

Через минуту кто-то сунул мне под нос глиняный черепок с водой, я даже сперва не заметил, но когда заметил – вздрогнул и отшатнулся, едва не разлив всю воду. Могли бы и не подкрадываться в темноте, черномазые. Но благодаря этому в мозгу молнией сверкнула идея – вот они, диверсанты, разведчики, пластуны, которые помогут мне (да и себе тоже) сбежать отсюда. Нужно только дождаться безлунной ночи и выбраться из барака, а уж передушить охранников в темноте – дело техники.

Я поднялся с этим черепком в руках, припоминая все выпуски «Битвы экстрасенсов», воздел правую руку над головой Себадуку, удостоверившись, что он смотрит на меня во все глаза, как и остальные ниггеры, а затем пролил несколько капель воды ему на голову.

– Словно яд змеиный в руку ниггера! На Гаити рать российская вошла! Не оставив ниггеру ни выбора! Вода целебная по жилам пошла! – громко продекламировал я первое, что пришло в голову, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно более зловещим и загадочным.

Все вокруг, затаив дыхание, наблюдали за происходящим колдовством. Себадуку так и вовсе даже не моргал.

– Пей, – приказал я, протягивая ему плошку с водой и показывая жестом для лучшего понимания.

Себадуку жадно схватил плошку обеими руками, даже не обращая внимания на боль, и присосался к воде, будто это была не сырая вода из колодца, а целебный нектар. Впрочем, для него так оно и было, пусть лучше верит в целебную силу.

– Скажи ему, рану не чесать, не давить, не тревожить, – подкрепляя каждое слово жестами, сказал я переводчику, а тот прощёлкал это всё для Себадуку.

Укушенный ниггер часто-часто закивал, рассыпаясь в благодарностях на своём жутком языке, и я напоследок перекрестил его и благословил. Остальные негры тоже наперебой стали меня благодарить, и мне даже сделалось чуть-чуть неловко, но виду я не подал.

– Потом рассчитаетесь, – сказал я, и отправился на своё место.

Стоило мне только лечь и отвернуться к стенке, как меня прорвало на истерический смех, который я изо всех сил пытался сдерживать, прикусив себе руку, но он всё-таки иногда прорывался всхлипами и хрипами. Негры, небось, считают, что я тут борюсь со злыми духами, которых забрал на себя, ага. Но посмеялся я знатно, до слёз и боли в животе.

Была уже глубокая ночь, и большая часть обитателей барака давно спала. Вскоре и я к ним присоединился.

Наутро, к моему великому удивлению, Себадуку не умер. Даже наоборот, он очень даже неплохо себя чувствовал, радостно щёлкал и посвистывал что-то своим соплеменникам и гордо демонстрировал следы змеиных зубов всем желающим. Ему (да и мне тоже) сильно повезло, что змея оказалась неядовитой. Ну или моё колдунство оказалось настолько могучим, что растворило яд, но я в это не верил, в отличие от всех остальных.

Поверил даже Шон, который подошёл ко мне в очереди за баландой.

– Так ты и впрямь умеешь? Ну… Ты понял, – тихим шёпотом спросил он, воровато поглядывая по сторонам.

– Пускай все так думают, – пожал я плечами. – Нам же лучше. Ниггеры нам помогут.

Шон расплылся в улыбке, смотревшейся на его изуродованном лице, как насмешка над самой концепцией улыбки, и хлопнул меня по плечу.

– Ладно, храни свои секреты, – хохотнул он, взял миску с баландой у недовольной поварихи-индианки и отошёл. Явно мне не поверил.

Пусть думает, что хочет, лишь бы помог мне сбежать отсюда. Его мнение, конечно, для меня было весомее, чем отношение любого из негров, но и полагаться на него целиком я не мог. Здесь я мог полагаться только на себя.

Авторитет мой взлетел до небес. Передо мной почтительно расступались, спрашивали моего мнения по каждой мелочи, и это не могло ускользнуть от цепких взоров охраны. Я привлекал слишком много внимания к своей персоне, и это становилось опасным.

Нас распределяли на работы, как обычно, выстроив перед крыльцом хозяйской усадьбы. Колодки с бурыми засохшими каплями, уже глубоко въевшимися в дерево, пустовали, но всё равно невольно притягивали взгляд, как притягивает его нечто уродливое и чертовски опасное. Как спящий великан.

Перед разномастным строем оборванных и тощих рабов прошагивался месье Лансана, отправляя кого на лесоповал для расчистки новых полей, кого на поле, кого на стройку или по мелким поручениям. Взмах смуглого мясистого пальца определял, идёшь ты сегодня копать или рубить, таскать или пилить, и каждый из стоящих в строю, даже те, кто ни слова не понимал по французски, внимательно следили за этим пальцем, чтобы не оказаться наказанными за нерасторопность.

Шона снова отправили ворочать тяжёлые брёвна на лесоповале, Себадуку и его соплеменников снова отправили в поле, ухаживать за молодыми побегами тростника. Одудуву, синего и опухшего от побоев, отправили помогать на кухню. Потихоньку распределяли и остальных, негров, индейцев, белых каторжников, закупов и просто случайных неудачников вроде меня. Я сосредоточенно следил за Бернаром, но всякий раз он указывал на других рабов, а меня будто бы вовсе не замечал.

Месье Лансана, сам наполовину не то негр, не то индеец, указывал то на одних, то на других, без всякой жалости направляя измождённых рабов на любые, даже самые тяжёлые работы, не делая различий между неграми и белыми. Он ненавидел всех одинаково. Небольшими группками рабы отправлялись трудиться до самого заката под вооружённой охраной, но не я. Меня посетила смутная тревога. Будто бы Лансана специально оставляет меня напоследок, на десерт.

Вскоре последнюю группу рабов отправили грузить мешки с сахаром, и я остался один на один с надсмотрщиком. Бернар Лансана подошёл ко мне и окинул пристальным взглядом, в котором сквозило подозрение. Я почувствовал, как пересыхает в горле, а ноги сами собой превращаются в кисель, но сумел взять себя в руки.

– Англичанин, – хрипло произнёс Лансана. – Пойдём-ка, побеседуем.

Глава 10

Я замер перед ним, как кролик перед удавом, прекрасно понимая, что достаточно одного неверного слова или даже взгляда, и меня запорют в этих колодках, что маячили за спиной Лансаны как безмолвное напоминание.

– Месье? – медленно спросил я.

– Да не трясись ты, – хмыкнул надсмотрщик. – Мне сказали, ты рабов лечишь.

Значит, кто-то донёс. Этого стоило ожидать.

– Да, месье, – сказал я. Отпираться было глупо.

– Зачем? – спросил он.

Меня не покидало ощущение, что он видит меня насквозь. Я затруднялся с ответом, поскольку и сам не знал, для чего именно я это начал.

– Зачем? – с нажимом переспросил он, пристально глядя на меня.

Я пожал плечами.

– Не думай, что тебе за это будут какие-то поблажки, Англичанин, – бросил он. – Хочешь лечить – лечи. Не помешает. Но тебе так не выслужиться, понял меня?

– Да, месье, – просипел я.

– Всё, бегом к месье Кокнару, он тебе занятие найдёт, – сказал он, поигрывая плетью, и я со всех ног рванул оттуда, не дожидаясь, пока он придаст мне ускорения.

Значит, на лесоповал. Не самое лучшее местечко. Именно там быстрее всего подыхали рабы, от непосильной нагрузки и скотского обращения. «Любимчики» охраны оттуда не вылезали, как, например, Шон, которого как определили туда с первого дня, так он там и вкалывал. Встречают-то по одёжке, вот его и направили на самую тяжёлую работу, как беглого.

Я перешёл на медленный шаг, как только скрылся из вида Бернар Лансана. Эти несколько минут я был предоставлен самому себе, и бежать сломя голову за очередной важной задачей я не собирался.

Нужно было потратить это время с пользой, и я шёл, осматривая плантацию и возможные пути к бегству. Сама хозяйская усадьба и бараки были окружены частоколом, довольно высоким, таким, что без верёвок или лестницы не перелезть. Одни ворота выходили к дороге, другие к полям и лесоповалу, и те, и другие охранялись вооружёнными часовыми. Куда вела дорога – я не знал, но скорее всего, к какому-нибудь порту. Днём ворота были открыты, но караульный бдительно следил, не выпуская никого без веского повода.

– Куда прёшь?! – окликнул меня молоденький часовой, когда я подошёл к воротам, ведущим к полю.

Я машинально отметил, что у пацана даже усы ещё не растут, но тыкать в раба стволом мушкета он уже умеет.