Флибустьер

Глава 1

Тот, кто думает, что морские волки не страдают морской болезнью – сильно заблуждается. Я раньше тоже так думал. Теперь же, после продолжительной бортовой качки, половина команды, и я в том числе, подкармливала рыб, перегнувшись через борт.

Особенно страдали негры, непривычные к морским путешествиям. Я раньше даже и не предполагал, что чернокожие могут приобретать такой цвет. Чёрно-жёлто-зелёный. Почти как флаг Ямайки.

И так же сильно, как и негры, страдал и я, ваш покорный слуга, раньше Андрей Гринёв, а теперь Андре Грин, на французский манер. Сначала раб на плантации, а теперь капитан пиратской команды на резвой шхуне «Орион». Пожалуй, даже чересчур резвой. А ведь это был даже не шторм, нас всего лишь поболтало на волнах.

Остальные только посмеивались, глядя на наши мучения. А я понимал, что до Тортуги, или Тортю, как его называли французы, добираться ещё весь день, и я, скорее всего, этот день проведу, старательно пародируя барана.

К счастью, моё участие в управлении кораблём не требовалось. Шон Келли, ирландец, с которым мы вместе бежали с сахарной плантации, вполне справлялся сам, да и те матросы, что согласились вступить в нашу команду, неплохо знали корабль. Так что «Орион», который я не стал переименовывать, бодро шёл под всеми парусами в сторону Тортуги, и лёгкий бриз наполнял его паруса со всем возможным старанием.

День вообще выдался погожий и прекрасный, тёплое море плескалось внизу, иногда поднимаясь россыпью брызг, солнце пригревало, будто ласковое прикосновение любимой женщины, лёгкий ветерок приятно холодил кожу. Но вместо того, чтобы наслаждаться морским путешествием, я блевал.

– Ничего, привыкнешь, – прозвучал сочувствующий голос над ухом.

Я обернулся и увидел Шона, который стоял надо мной, участливо глядя на наши страдания. Конечно, по его обезображенному лицу было непонятно, с каким выражением он на тебя смотрит, но я примерно научился понимать его эмоции по глазам.

– Привыкну? – хмыкнул я, изо всех сил сдерживая новый позыв.

– Конечно. Или ты всю дорогу сюда так же провёл? – произнёс он.

Ха-ха. Не говорить же ему, что я добирался на Карибы самолётом, двенадцать часов слушая аудиокнигу про попаданца в императора Николая.

– Нет, – сказал я. – Вроде нет.

– Ну вот! На, держи, – он протянул мне какой-то сухарь каменной твёрдости. – Полегче станет, гарантирую.

Я покрутил этот сухарь в руках. Пшеничный, ноздреватый, из довольно плохой муки. От одной только мысли о еде, давно пустой желудок скручивало в жгут.

– И что мне с ним делать? Гвозди забивать? – хмыкнул я.

– Это тоже можно… В рот засунь и держи там, полегчать должно, – сказал он.

Я недоверчиво покачал головой, но сухарь взял. В принципе, сухарь должен быть ничем не хуже мятных леденцов, которые раздают в самолете от укачивания. Только вкусом.

– Э, только постучи им сперва обо что-нибудь! – произнёс Шон, прежде чем я успел засунуть его в рот.

– А это зачем? – тихо простонал я.

– Ну… Мало ли где он лежал. И сколько лежал. Я его тут, на камбузе взял, – сказал он.

Пришлось постучать о фальшборт. Звук от сухаря получился звонкий и громкий, будто я стучал хорошо просушенной деревяшкой. Из него высыпалось только несколько крошек, и я наконец закинул сухарь в рот, медленно рассасывая. Через какое-то время стало и впрямь полегче, и я снова ожил.

Не только ожил, но даже сумел встать и пройтись по палубе, правда, держась за фальшборт. Пираты криво улыбались, глядя на моё воскрешение, особенно те, кто попал в команду недавно. Команда, впрочем, у меня была не слишком большая. Всего семнадцать человек вместе со мной. Из них пятеро – это негры, которые не слишком хорошо понимали, что нужно делать с парусами, и семеро – это матросы из команды Франсуа де Валя, по сути, взятые в плен, но согласившиеся вступить к нам. Остальные были буканьерами с французской части Испаньолы.

Но шасс-парти, соглашение о правилах на корабле и разделе добычи, подписали все, а значит, каждый считался полноправным членом команды. Поделить награбленное же решили после того, как продадим груз из мушкетов и пороха (правда, подмоченного) на Тортуге.

Капитаном избрали меня, вернее, избрали-то меня ещё на Испаньоле, когда нас было всего пятеро, а теперь все остальные только согласились с этим фактом. Теперь я имел право на двойную долю добычи, но что-то мне подсказывало, что большая часть этих средств будет уходить на содержание «Ориона», а не на мои хотелки.

Помощником выбрали Шона, это решение я продавил авторитетом, потому что явного согласия по этому вопросу не было. Полторы доли добычи – тоже неплохо, и на этот куш претендовали многие.

Ещё на увеличенную долю могли рассчитывать штурман, плотник, врач, канонир и боцман, но с неполной командой особого смысла в этом не было. Разве что штурманом выбрали Клешню, пирата из команды де Валя. Имени его я так и не узнал, все называли его просто Клешнёй, потому что на левой руке у него не хватало четырёх пальцев из пяти. Остался только большой палец, а все остальные у него были обрублены под самый корешок, отчего рука приняла вид уродливой клешни. По его заверениям, он умел определять широту с помощью астролябии и квадранта и читать карты.

Ну и врачом единогласно выбрали тоже меня, хоть я и не стремился, всячески пытаясь увильнуть от этой неприятной обязанности. Пришлось пойти на компромисс, согласившись занять эту должность до того момента, как мы найдём доктора. Я хотя бы имел представление о санитарии и дезинфекции, да и штопать раненых мне уже приходилось.

Я прошёл в капитанскую каюту, не обращая внимания на насмешливые взгляды моряков. Узкая и тесная каюта пока что казалась чужой и необжитой, но я знал, что это ненадолго. Мне никогда не требовалось много времени, чтобы привыкнуть к новому месту.

Из рундука, служившего ещё и постелью, я вытащил разноцветные тряпки прежнего капитана и швырнул на палубу.

– Разбирайте, кто хочет, – сказал я. – Хоть за борт бросайте, мне плевать.

Одежда была хорошей, из шёлка и батиста, но на мой вкус чересчур цветастой, напыщенной и неудобной, с рюшами, кружевами и пышными буфами, скорее подходящими женщине. И хотя я прекрасно понимал, что это такая мода, и в городе я, скорее всего, увижу и не такое, но надевать подобные шмотки у меня не было никакого желания.

Пираты довольно загудели, разбирая себе шёлковые кальсоны, цветастые кафтаны и рубахи с кружевами, а я закрыл дверь в каюту и уселся за стол, раскрывая судовой журнал «Ориона».

Написан журнал был на голландском, которого я не знал, но цифры и названия островов всё-таки можно было понять. Последняя запись датировалась сентябрём 1666 года. Но Франсуа де Валь записей не делал, и какой день был сегодня – я не знал. Хоть какая-то определённость, до этого момента я не знал даже год, в который мне довелось угодить. Надеюсь, на Тортуге получится узнать точную дату, чтобы внести её в журнал. А пока я принялся писать просто так, без даты и времени, неловко царапая пером по бумаге.

На всякий случай писал я по-русски, на случай, если записи попадут не в те руки, их не сразу смогли бы понять. Потому что я описывал захват корабля начиная с момента, когда мы решили вернуться в бухту, и я понимал, что мы уже натворили дел, которых с лихвой хватит для виселицы.

Впрочем, я не собирался хоть как-то взаимодействовать с местными властями. Мы были пиратами, а по всем местным законам пиратство каралось смертью. Возможно, если бы моё попадание прошло как-то иначе, более-менее цивилизованно, без плантации и рабства, то я бы и не подумал становиться морским разбойником. Но французы сами вынудили меня встать по ту сторону закона. А значит, им за это и расплачиваться.

Глава 2

«Орион» летел по волнам на запад, к вожделенной земле, воспетой в сотнях книг и фильмов, и я уже предвкушал увидеть на Тортуге этакое гнездо разврата и порока, где бесконечный чад кутежа не прерывается ни на секунду. Само собой, я ошибся.

Мы шли вдоль берега Испаньолы, сокрытого за туманом, и оттого кажущегося серой громадой, нависающей над морем, и увидели впереди остров. Тортуга и впрямь напоминала гигантский черепаший панцирь, поросший тёмно-зелёным лесом.

– Хе-хе, наконец-то, – ухмыльнулся Робер, вглядываясь в уже близкую землю.

Я понял это чувство, знакомое, наверное, каждому моряку, когда ты возвращаешься в порт и видишь вдруг долгожданный силуэт земли, словно выплывающий из морской пучины, и с каждой минутой он становится всё ближе, а тебе всё больше не терпится ступить уже на твёрдый берег, чтобы провести там несколько приятных мгновений и снова вернуться в море.

Я оглядел команду, многие тоже были воодушевлены близостью земли. Многие предвкушали хороший отдых, а чтобы хорошо отдохнуть – нужны звонкие монеты.

– Пожалуй, пора поделить золотишко, – произнёс я.

Слитный хор дюжины глоток разом грянул что-то одобрительное, и я улыбнулся. Как мало нужно простому человеку для счастья.

Кошель с золотом по-прежнему хранился у Шона, и он высыпал все деньги на палубу. В тот же миг все оторвались от своих дел и сгрудились вокруг добычи, даже негры, у которых сразу же прошла морская болезнь. Новенькие золотые луидоры призывно блестели, и точно так же блестели глаза пиратов. Кучка, надо признать, получилась не слишком большая, но золото есть золото, и даже такой кошель с лихвой окупал всё наше путешествие. И это не говоря про захваченный груз.

– Две капитану, полторы – помощнику? – уточнил Шон.

– Именно так, мистер Келли, – произнёс я.

Ирландец уселся прямо на палубу и начал пересчитывать луидоры, составляя их в аккуратные ровные столбики. В точности подсчётов я не сомневался, деньги тут считать умели не хуже, чем в моём времени, а то и лучше, учитывая, что никаких твёрдых обменных курсов ещё не было.

– А я не понял, – протянул Жорж. – Этим-то чё, тоже что ли? Они ж против нас дрались!

В воздухе повисло напряжение, пираты начали недобро переглядываться. Они и стояли-то даже двумя чётко выраженными группами, мои буканьеры с одной стороны, и остатки команды де Валя – с другой. Дело могло легко дойти до драки. Если одни или другие почувствуют себя в чём-то ущемлёнными – пиши пропало. Надо срочно их перемешивать и сколачивать в один крепкий коллектив. Совместная пьянка бы здорово помогла, но до неё ещё надо добраться, а конфликт уже вот он.

– Так, – произнёс я. – Золото делим на всех. То, что между собой дрались – дело прошлое. Мы и против испанцев вместе дрались, и потом от испанского корыта удирали вместе.

Жорж тихо хмыкнул, демонстрируя недоверие.

– Ты что, Жорж, хочешь сказать, что с парусами бы управился без них? – произнёс я.

– Может, и управились бы, – пожал плечами буканьер.

– Сильно сомневаюсь, – произнёс я.

Скорее всего, мы бы управлялись с парусами и всем остальным вдвое дольше, и испанец тогда точно бы нас догнал на выходе из бухты. Вряд ли мы сумели бы отбиться.

Жоржа я видел в деле. Буканьер отлично стрелял, но во всём остальном был дуб дубом, а уж в морском деле разбирался едва ли не хуже, чем я. Абсолютно сухопутный человек, даром что всю жизнь провёл на островах. Ничего, нам тут всем предстоит многому научиться.

Шон закончил делить золото на ровные кучки, и каждому в итоге досталось буквально по несколько монет, но что-то мне подсказывало, что в накладе никто не останется. Это же золото, а не какие-нибудь грязные зелёные бумажки.

– Подходите по одному, – произнёс он.

Пираты ломанулись всем скопом.

– Стоять! По одному! – рявкнул я. – Вот ты, иди первый!

Я указал на долговязого пирата с разорванным ухом и бесцветными рыбьими глазами, кажется, его звали Кристоф или Кристиан, что-то вроде того. Он неловко обернулся по сторонам, убеждаясь, что я указал именно на него, и вразвалку подошёл к Шону. Тот высыпал ему в руку горстку монет.

– Следующий! Робер, иди ты! – приказал я.

Меня здорово раздражало, что даже такие простейшие действия приходится объяснять и приказывать.

Робер широко улыбнулся и подошёл за деньгами.

– Напоминаю всем, наказание за кражу – смерть, – сказал я, внимательно вглядываясь в лица команды.

Не то что бы я не доверял кому-то из них, но с таким контингентом будет не лишним напомнить. Да что далеко ходить, мой первый помощник – беглый каторжник, рецидивист, вор и убийца. И почти вся остальная команда прекрасно подходит под все эти определения. Другие в Новый Свет не ехали.

Кучка монет на палубе потихоньку таяла, а довольные рожи пиратов лучились предвкушением будущих трат. Кто-то держал монеты в кулаке, нервно потирая пальцами, кто-то заворачивал в кушак и хранил на поясе, один уникум и вовсе запихнул золото за щеку, словно хомяк. Пираты тихо шептались, советуя друг другу знакомые кабаки и бордели, некоторые говорили, что отнесут в рост, под проценты, чтобы потом забрать ещё больше, но я знал – пропьют в первый же вечер. Наконец, очередь дошла и до меня, мы с Шоном забирали долю последними.

Ирландец, ухмыляясь, протянул мне горсть монет. Ровно двенадцать золотых луидоров, и по завистливым взглядам я понимал, что это довольно много. Но в то же время я понимал, что денег много не бывает, и эти луидоры истончатся, истратятся и утекут из рук, как песок сквозь пальцы. Особенно на Тортуге, где цены должны быть в разы выше, чем, например, в Европе.

– И не забудьте, никаких азартных игр, пока мы на борту! – произнёс я. – На берегу – всё, что душе угодно, но не в море!

– Да, кэп… – вразнобой ответили пираты, без особой радости в голосе.

Но мы это решили ещё на берегу, когда составляли документ. Где азартные игры, там и ссоры, а у пиратов где ссоры, там и поножовщина, так что мы решили возможную проблему зарубить на корню.

– У Франсуа можно было, – сказал Клешня, который получил полуторную долю, как штурман.

– И где теперь тот Франсуа? – я повернулся к нему, пристально взглянул Клешне в глаза.

Я здорово наловчился включать этот тяжёлый, бычий взгляд, от которого почти все сразу старались отвернуться. Клешня тоже отвёл глаза, делая вид, что вглядывается в приближающийся силуэт острова.

– Запомните, месье, здесь вам не тут. Если кто-то желает покинуть команду – никто никого не держит, – произнёс я.

Шон презрительно сплюнул за борт, всем видом показывая своё отношение к тем, кто пожелает сбежать с корабля.

– Но перед тем, как уходить, посмотрите на луидоры у вас в руках. Это далеко не последние, если все будут делать то, что я говорю. Я вам гарантирую, – сказал я. – Все же хотят разбогатеть?

Несколько пиратов разглядывали блестящие монеты в ладонях. Жорж пробормотал что-то невнятное, негры переглядывались, не зная, как реагировать.

– Все хотят, я спрашиваю? – с нажимом произнёс я.

– Да! – выкрикнул Робер.

– Да! Да! – подхватили остальные, и я криво ухмыльнулся.

Так мне нравилось гораздо больше. Жадность, простое человеческое чувство, подогреваемое тёплыми блестящими луидорами в потных руках, может играть не только против меня. В этот раз жадность пиратов позволит мне удержать их в узде. Надеюсь, что и в следующие разы тоже.

Мы приближались к Тортуге, и на горизонте виднелось множество парусов разных форм и расцветок, десятки кораблей ежечасно вставали на рейд или уплывали прочь. Я немного нервничал при виде других кораблей, но все остальные воспринимали их довольно спокойно. Здесь, вблизи от берега, на виду у сотен глаз, никто не станет нападать без веского повода. Главное было теперь такого повода не давать, вот и всё.

Глава 3

Гавань Бастера, надёжно защищённая каменным фортом, встретила нас довольно приветливо. Находилась она на южной стороне острова, между двумя песчаными банками, проход между которыми перекрывался пушками форта и рейд Бастера поэтому был неприступен для нападения с моря. С севера же остров был гористым и неприветливым, и даже добраться до поселения по суше было уже непростой задачей.

На отмели, на якорной стоянке качалось на волнах несколько кораблей, больших и маленьких. Как они назывались на самом деле, я не знал, но три из них размерами напоминали наш «Орион», хотя количество мачт порой отличалось, а все остальные были на порядок больше нашей шхуны. Между ними сновали туда-сюда шлюпки и каноэ, местные без всякого стеснения подплывали к кораблям, протягивая оставшимся на вахте морякам свои товары, в основном, различного рода фрукты.

Проход между банками был отмечен вешками, и Шон смело направил нашу шхуну к берегу, на рейд Бастера. Я же вглядывался в довольно убогие хижины и постройки. Несколько капитальных зданий всё-таки было, богатые дома стояли чуть выше, подальше от берега. В моём времени было бы наоборот, всю нищету вытеснили бы назад, подальше от великолепного морского пейзажа. Народа на берегу было не так много, как я ожидал увидеть, но и праздно шатающихся пиратов хватало.

– Итак, парни, первым делом – сдать груз, – объявил я. – Всё остальное потом.

Глаза пиратов чуть потускнели, лица приуныли. Каждый уже предвкушал, как он отправится по кабакам, едва сойдёт на берег, а тут негодяй-капитан снова про работу.

Один только Эмильен и бровью не повёл, пристально глядя на унылые лачуги Бастера. Лицо его оставалось равнодушно-мрачным, сосредоточенным. Что-то явно было не так. Я подошёл к нему.

– Эй, Эмильен, как ты? – спросил я.

Буканьер даже на голос отреагировал с неким запозданием, будто я вырвал его из каких-то своих мыслей и грёз.

– Нормально, – бесцветным голосом ответил он.

– Как рука? – спросил я.

После того побоища его рана могла запросто открыться, а швы разойтись и загноиться. Он хоть и старался лишний раз не тревожить рану, но в бою, под адреналином, бывает всякое.

– Нормально. Почти не болит, – кивнул Эмильен.

– Вот и славно, – сказал я. – Надо потом заново перевязать.

– Что, опять? – хмыкнул он.

– Конечно, – сказал я. – А ты как думал?

Эмильен пожал плечами, поморщился от этого движения, и снова уставился на приближающийся берег. Я проследил за направлением его взгляда. Тоскливого и сосредоточенного.

– Подруга тут у тебя? – я смутно припоминал что-то про Тортугу и португальца.

– Давай не будем, а? – попросил он.

– Ладно. Если помощь какая потребуется – зови. Прибить кого-нибудь, например, – сказал я и отошёл.

Буканьер так и продолжил неподвижно стоять, держась за фальшборт, но я видел, как он колеблется в каком-то решении. Я чувствовал, что навязываться ему сейчас не стоит, будет только хуже, и отошёл к корме, где за штурвалом стоял Клешня.

Пират покосился на меня, приветственным жестом приложил уродливую клешню к голове и снова взялся за вытертый блестящий штурвал. Я кивнул в ответ. Матросы потихоньку убирали паруса, ловко перелезая по вантам. Ветер тащил шхуну к берегу, а нам нужно было остановиться аккурат на якорной стоянке.

«Орион» шёл теперь с одним только кливером, но его хватало, чтобы уверенно идти к нужному месту. Чуть заранее Шон отдал приказ убирать и его, и матросы с помощью негров начали убирать последний парус. По инерции шхуна прошла ещё немного вовсе без парусов, а потом остановилась аккурат между двумя другими кораблями.

– Отдать якорь! – приказал Шон.

Цепь громко прошелестела, шхуну дёрнуло и качнуло, когда якорь достиг морского дна. Здесь, на отмели, было неглубоко, и его можно было даже разглядеть в прозрачной воде. Лодки и каноэ местных торгашей, качающиеся на волнах в ожидании, тут же устремились к нам, словно поросята к свиноматке.

– Шлюпку на воду, – скомандовал я. – Пока ждём тут, Эмильен, Робер, Муванга, со мной. Шон, за старшего. Разведаем, кому тут барахлишко сбагрить.

– Йесть, сэр! – с нарочитой дурашливой ретивостью воскликнул ирландец.

Остальные пираты разочарованно повздыхали, но прямого неповиновения не выказывали. Да и я мог их понять, кому охота торчать на корабле, когда берег, полный развлечений, выпивки и доступных женщин, вот он, рядом.

Шлюпку спустили на воду, едва ли не на головы жадных торгашей, протягивающих своё барахло на борт «Ориона». Хотя пираты с лёгкостью меняли свои луидоры на фрукты и табак, даже не переживая, что на берегу это всё будет стоить раза в три дешевле.

– Подите прочь, – проворчал я, когда какие-то мулаты принялись нахваливать свои тряпки, протягивая их в нашу шлюпку.

Торгаши никогда не меняются. Ни в семнадцатом веке, ни в двадцать первом. В двадцать первом веке они бы завалили нас спамом и «эксклюзивными» предложениями. Здесь же они могли только галдеть и совать нам свои товары. Меня это здорово раздражало, и я бы с превеликим удовольствием сбросил бы их всех в воду, но нельзя.

Робер и Муванга сели на вёсла, мы с Эмильеном уселись на банки. Я с неудовольствием заметил, что в шлюпке остались следы крови. Палубу шхуны мы замыли, а вот про шлюпку я не подумал. Но сходу пятна крови в глаза не бросались, и я решил, что это можно отложить на потом.

Для первого, так сказать, выхода в люди, я оделся соответствующим образом. Нацепил свою шляпу с пером, от одного вида которой у меня сразу в голове представлялся улыбающийся Боярский на коне, подобрал из гардероба де Валя наименее пёструю и гомосексуальную рубаху – чёрную, единственную, которую я не выбросил. Через плечо набросил перевязь с пистолетами, так, на всякий случай, а с палашом на поясе я и вовсе не расставался. Здесь, в семнадцатом столетии, меч являлся неотъемлемой частью костюма, как в моём времени галстук или запонки.

Впрочем, я намеревался посетить портного, чтобы тот сшил мне костюм по фигуре, потому что носить одежду с чужого плеча мне уже поднадоело. В любом времени встречают всё-таки по одёжке, а здесь и подавно. Здесь не получится выходить к уважаемым людям в потёртых джинсах и водолазке, как Стив Джобс, здесь придётся соответствовать. Возможно, даже придётся носить парик, посыпанный пудрой, но в случае парика я бы хотел оттянуть этот момент как можно дальше. Хватит с меня и узких панталонов.

Шлюпка бодро скользила по лазурной отмели, Робер и Муванга, улыбаясь, скребли вёслами водную гладь. Настроение у всех (кроме Эмильена) было отличным, и у меня тоже. В моём времени Куба считалась островом свободы. На самом деле, нет. Остров свободы – это Тортуга.

Здесь хоть и находилось французское правительство, но его присутствие ощущалось чистой формальностью. Да и сами губернаторы и чиновники были совсем не прочь погреть руки на награбленном, предпочитая смотреть на бесчинства пиратов сквозь пальцы. Конечно, если кто-то попадётся в море с поличным, то такого неудачника, разумеется, повесят. А на берегу французы делали вид, будто не замечают пиратского гнезда у себя под носом. И даже если испанцы отправляли официальные запросы и претензии на происходящие в колониях грабежи, то французы вяло отнекивались, что это самодеятельность некоторых капитанов, а они вовсе не при делах.

На берегу нас уже поджидал какой-то мужичок в вытертом буро-коричневом камзоле и засаленном парике, которым он изредка утирал бегущий по вискам пот. Солнце припекало довольно сильно. Шлюпка толкнулась в берег, прошуршала по песку днищем. Все причалы и сходни были заняты другими лодками, и нам пришлось вставать к берегу. Предчувствие в целом у меня было неплохое. Я ступил на берег Тортуги, полный уверенности в том, что всё пройдёт легко и гладко.

Глава 4

– Муванга, остаёшься в шлюпке. Никого не подпускай, – приказал я. – Остальные, за мной.

– Да, вождь! – произнёс негр и с важным видом уселся на борт шлюпки.

Мы сошли на берег, и я почувствовал странное ощущение, которое даже не сразу понял, а когда понял – чуть не рассмеялся в голос. Землю не качало из стороны в сторону, и вестибулярка снова дала о себе знать. Ладно хоть на этот раз обошлось без тошноты.

– Добрый день, месье! – мужичок скользнул по нам липким взглядом и безошибочно определил во мне капитана. – Вы с «Ориона», да?

– Допустим, – хмыкнул я. – А вы кто будете, месье?

Мужичок неловко утёр стекающий по лицу пот рукавом. Утирать его париком у нас на глазах он не решился.

– Мне сказали, на «Орионе» будет месье де Валь… – произнёс он.

– Я за него, – ответил я.

– Гм… А вы?.. – протянул мужичок.

– Андре Грин, – произнёс я.

– Себастьян Фурнье, – представился мужичок, протягивая мне мокрую от пота ладошку.

Я даже не пошевелился, и месье Фурнье, неловко улыбаясь, убрал протянутую руку за спину.

– Я так понимаю, вас прислал Исхак? – хмыкнул я, гадая, как вообще о нашем прибытии могли так быстро пронюхать.

Потом мне стало понятно, что многие корабли здесь узнают по силуэту и парусам, как в наше время отличают одну модель автомобиля от другой. Ну и де Валь был здесь не так давно, корабль примелькался.