Лёха – сокрушитель Вселенной

Глава 8. Лёха Смотрит В Завтрашний День.

Лёха понуро брёл по пыльному тракту и пинал камешек перед собой. Петрович семенил следом, изредка отвлекаясь, чтобы клюнуть какого-нибудь жучка-паучка на обочине дороги. Настроение у Избранного Паладина было крайне паршивое. Абсолютно всё шло через задницу, а он таких поворотов не любил, предпочитая, чтобы всё было ровно и чётко.

Самого себя в таких поворотах Лёха, конечно же, не винил, а перекладывал всё на Босоногую Богиню, которая закинула его в «полную жопу», как он сам выражался. Сам Лёха, разумеется, всё делал правильно.

– Так мы, получается, идём бить Чёрных Приспешников? А куда? Говорят, они прячутся среди простого народа, – рассуждал петух.

Лёха молча хмурил брови, пропуская слова питомца мимо ушей.

– А ещё у них рога и когти. И маги среди них есть, – продолжал Петрович. – Хотя как они прячутся-то, с рогами? Хм.

Петух болтал сам с собой, совсем не замечая, что хозяин его игнорирует.

– Может, под шапкой прячут? Так ведь не всякие рога спрячешь… Когти-то и подрезать можно, а может, втягиваются, как у кошки, а вот рога как, никак же не втянешь…

– Петрович, бля! Заткнись! – не выдержал Избранный.

– Да я молчу! Ты чего?! Вообще не говорю! Из меня слова не вытянешь! – Петрович возмущённо захлопал крыльями.

Лёха запнул камешек куда-то в канаву, выругался себе под нос.

– Я ещё тот молчун! Хоть все перья выдёргивай, я и не пикну! Не, ну это я, конечно, так, образно выражаюсь… Перья мне ещё пригодятся, м-да. Но молчать буду! И слова от меня не услышишь больше! Только разве что сам попросишь, дескать, давай, Петрович, поговорим, да только я и тогда смолчу, вот!

– Петушара, бля! – взревел Лёха. – Кто тебя только говорить научил?! А главное, зачем?!

Петух замолчал на мгновение.

– Так ты и научил, – ответил Петрович.

– Бля-я-я… – протянул Герой.

– Что? Ты вот мне как имя дал, так я сразу и научился. А до этого был простой деревенский петух.

– Это как же?

– Не знаю. Волей Богини, наверное. У меня мозг размером с грецкий орех, как ещё-то?! – воскликнул петух. – Или ты думаешь, что я азбуку в курятнике учил? Кабы так, я бы уж давно в университет поступил. А может, даже в академию магическую.

Герой хрюкнул со смеху, представив питомца в мантии выпускника.

– И это чё, любой в академию поступить может?

Сам Лёха в своё время отчислился со второго курса путяги, где учился на слесаря. Ну, точнее не отчислился, а просто перестал ходить.

– Конечно! Если экзамены сдать. Но ты-то Избранный, тебя, может, и так возьмут! – радостно пропел петух.

Лёха представил себя в мантии выпускника, сидящего за партой, и вздрогнул.

– Да нахер оно мне надо, бля… – ответил он. – Я уж лучше по старинке, с локтя в хлеборезку…

– Так у нас и Гильдия Бойцов есть, – ответил Петрович.

– Уже поинтереснее. И чё они там делают?

Петух гордо выпятил грудь, радостный от того, что хозяин наконец обратил внимание.

– Отважно бьются против порождений тьмы! Охотятся на монстров, спасают принцесс!

– Принцессы, да-а-а… – протянул Лёха, причмокивая губами. – Эх, бабу бы… Приголубил бы любую…

Они с Петровичем шли вдоль бескрайних полей, засеянных пшеницей и рожью. Пыльный тракт, высушенный летним солнцем, казался бесконечным и тянулся до самого горизонта. Ни одной бабы в пределах видимости не было, только дорога, поля и редкие деревья, одинокие, как и сам Лёха.

Солнце довольно сильно припекало и светило прямо в глаз. Лёха пожалел, что у него нет кепки. Раньше он без кепки на улицу вообще не выходил, но кто её надевает, когда выходит покурить в подъезд? Поэтому он терпел, злился, но шёл под палящими лучами, бьющими по бритой голове.

Вообще ему в этом мире приходилось куда больше терпеть, чем в своём родном. В пачке осталось две сигареты, но он терпел, пока станет совсем невмоготу. Терпел голод и холод, спал под кустом, словно бомж. Терпел надоедливого петуха, который, почуяв свободу, не замолкал ни на секунду. Но терпилой Лёха быть не хотел и не собирался, поэтому упорно шёл вперёд.

Где-то там, впереди, как утверждал Петрович, лежал могущественный город Ваар Кхут, вотчина Ледовласого, властителя русарских земель. Город – это хорошо, думал Лёха. В городе не приходится жрать ягоды с куста и пить из лужи, а всегда можно раздобыть и пищу, и бухло, и крышу над головой, и женщину. В городе можно затеряться, да так, что ни одна мусорская шавка не найдёт. В городе можно легко подняться и заработать. Лёха всегда считал себя больше городским жителем, чем деревенским, и в городе чувствовал себя комфортнее.

– А ещё они проводят турниры, устраивают мордобой стенка на стенку, играют в чатрандж, соревнуются в колке дров и… – разглагольствовал петух, но Избранный его перебил.

– Ну-ка, постой. Ещё разок повтори.

– Что? Точно, у тебя же топор есть! Хочешь дрова колоть?

– Да бля! До этого! – раздражённо прикрикнул Лёха.

– Умеешь в чатрандж? Неожиданно… – произнёс петух.

– Про мордобой ты что говорил?

Бить людей в морду Лёха умел, несмотря на поражение от Лютомысла. Но даже у лучших бывают промахи. Три года занятий в секции и второй юношеский разряд по боксу. Лёха до сих пор считал это лучшим своим достижением.

– Стенка на стенку. Собираются и дерутся, – объяснил Петрович. – Не зря же они Гильдия Бойцов.

Лёха мгновенно понял, как поднять бабла и прийти к успеху. Рассуждал он просто – это отсталый феодальный мир меча и магии, значит, спортсменов и, тем более, профессиональных боксёров, тут нет и не будет ещё лет пятьсот. Значит, Лёха будет первым, кто умеет драться по боксёрской технике, а раз никто больше так драться не умеет, то обязательно станет чемпионом. Он живо представил, как стоит на ринге после тяжёлой схватки за чемпионский пояс, рядом лежит поверженный враг, рефери объявляет его победителем, а местные красотки пищат от восторга. Избранный Паладин довольно ухмыльнулся.

– А один на один, тоже дерутся? – спросил он.

Петрович издал звук, одновременно похожий на кудахтанье и смех.

– Конечно! Что за глупости спрашиваешь?! – воскликнул он.

– Слышь, бля, глупости… – огрызнулся Лёха. —Долго ещё до твоей Воркуты?

– Ваар Кхута, – поправил его петух. – Не знаю, скоро, может, доберёмся. А что?

– Буду хлебальники крошить, – воинственно произнёс Паладин.

Он сунул топор под мышку и неуклюже побоксировал с тенью прямо на ходу. С топором под мышкой и в резиновых шлёпанцах это выглядело нелепо, но Петрович виду не подал.

– На, нах, ёпт! – Лёха провёл мощный апперкот невидимому противнику и выронил топор.

Топор попал обухом ему по ноге, а Петрович выучил новое матерное слово.

Глава 9. Противоестественно Безумный Сомнамбулический Богомерзкий Ритуал Игры На Гитаре.

Когда палящее солнце милостиво повернуло к западу и перестало жечь так сильно, на горизонте показались красные черепичные крыши Ваар Кхута. Город был окружён садами, деревнями и слободами, высокие каменные стены опоясывали его, будто толстая змея свернулась в кольцо, сжимаясь вокруг наползающих друг на друга зданий. Лёха приободрился, пошёл чуть быстрее.

На дороге стали встречаться прохожие, они глядели на Героя с опаской и презрением, но он не обращал внимания, уверенно прихрамывая в сторону городских ворот. По обе стороны от главного тракта располагались кабаки и харчевни, шинки и корчмы, таверны и трактиры, соревнуясь между собой в изощрённости экстерьера, оригинальности вывески и привлекательности исходящих с кухонь запахов. Повсюду стояли коновязи и корыта с водой, привязанные лошади тихо ржали и фыркали.

Лёха почувствовал, как снова урчит голодное брюхо, но денег, чтобы купить еды, у него не было. Он остановился у какого-то трактира, почесал затылок. На вывеске была намалёвана какая-то рыбина, но с длинными усами и гребнем. Изнутри доносились музыка и смех. Избранный толкнул дверь и вошёл, Петрович юркнул следом.

– Добро пожаловать! – бодро поприветствовал его мужик за барной стойкой, но стоило Лёхе выйти на свет, голос мужика погас и стал равнодушным. – В «Речного Дракона»…

Завсегдатаи кабака обернулись к нему, музыка затихла, раздались приглушённые смешки. Паладин нахмурил брови, и в ту же секунду менестрели вновь начали играть, а посетители вернулись к своим разговорам, теряя всякий интерес к вошедшему Герою.

– С животными нельзя, – холодно произнёс бармен.

– Эй, я, вообще-то, птица! – воскликнул Петрович.

– Он заколдованный? – раздался чей-то голос из зала.

– Э-э-э… Ага, – ответил Лёха. – Он умный, срать не будет здесь.

Бармен хмыкнул, а петух гордо выпятил грудь и похлопал крыльями.

– Ладно, пусть остаётся. Еда, выпивка?

– Ага.

– Есть жаркое из индейки, есть пироги с ягодами…

– Пельмени есть? – перебил его Лёха.

– Что? – не понял трактирщик.

– Индейку тогда давай, – вздохнул Избранный, усаживаясь на высокий стул рядом со стойкой, топор он положил себе в ноги.

От слова «ягоды» живот снова неприятно скрутило, но это был посттравматический синдром, не более. Оплата здесь, судя по всему, была по завершению трапезы, а раз Лёха пришёл с заколдованной птицей, то и сомнений в его платёжеспособности не возникло. Говорящему петуху никто вроде не удивился.

– А крупа есть какая? Петуху насыпать, – совсем обнаглел Герой.

Трактирщик кивнул и скрылся на кухне, за шторкой. Оттуда раздался звон посуды, Лёха облокотился на стойку, ленивым взглядом окинул трактир. «Речной Дракон» оказался самым обыкновенным кабаком. За грубыми деревянными столами сидели простые работяги, попивая пивко после тяжёлого рабочего дня, в углу шла оживлённая игра в карты, на небольшой сцене местные барды играли незамысловатую лёгкую музыку, собирая гроши в жестяную банку.

Перед Лёхой незаметно возникла тарелка, от еды шёл ароматный пар, от которого рот сам наполнялся слюной.

– Наконец-то, бля, – пробурчал Герой, приступая к трапезе.

– Премного благодарен, – церемонно произнёс Петрович, когда перед ним поставили плошку с зерном.

Через несколько минут Лёха покончил с индейкой и сыто рыгнул, отодвигая пустую тарелку.

– Дружище, плесни пивка, по-братски? Или чё тут у вас, – произнёс он.

Трактирщик молча поставил перед ним здоровенную деревянную кружку.

– Вот это от души, – Лёха расплылся в довольной улыбке.

Паладин давно хотел попробовать местного пива, ещё с первого дня попадания. И как только Лёха поднял кружку, один из местных бардов заорал дебильную песенку.

– Колбаски плюхс! Котлетки бомс! – вопил менестрель, подыгрывая себе на гитаре.

Лёха с глухим стуком поставил кружку обратно на стойку, пенная шапка закачалась на поверхности, сползая по краям.

– Это чё за говно, – хмыкнул он.

– И будет пир на весь мир! И да затрясётся жир! – продолжал бард.

Избранный встал со своего места.

– Петрович, пиво посторожи, – произнёс он и отправился прямиком к надоедливому певцу.

– И сотрясётся в желудке вчерашний кефир! Восславим… – песня оборвалась на полуслове, когда Лёха дал музыканту смачного подзатыльника.

– Заткнись, бля, – Паладин замахнулся снова, отчего менестрель втянул голову в плечи, видимо, привыкший к такому обращению.

Все смотрели на Лёху, в зале повисла тишина.

– Говно какое-то играете, бля, – пробубнил Герой, и на всякий случай отобрал у барда инструмент. – Лабали бы чё до этого было, слова бы не сказал.

Какой-то другой бард начал спешно дудеть на флейте, третий его мелодию подхватил, и трактир вновь наполнился музыкой. Но без гитары. Гитару Лёха поставил рядом с собой, на всякий случай, и снова сел.

Пиво оказалось крепче, чем он ожидал. В таких кабаках обычно пиво бессовестно разбавляли, по крайней мере, в его родном Белозерске. Здесь до таких технологий то ли не дошли, то ли просто трактирщик следил за своей репутацией, но пиво оказалось отменным. Крепче, чем «Балтика 9». Лёха залпом осушил кружку, брякнул об стол и заказал ещё одну.

Трактирщик немедленно налил ещё, Лёха немедленно выпил. В голове приятно зашумело. Избранник Богини снова громко рыгнул и снова оглядел трактир. Ушибленный менестрель сидел в углу сцены со своими товарищами, которые старательно выводили незамысловатую мелодию, остальные посетители негромко общались между собой. Лёха почувствовал острое желание чего-нибудь отчебучить. Взгляд его упал на отобранную гитару.

Играть на гитаре Лёха любил, но почти не умел. Почти на каждой пьянке, где была гитара, Лёха непременно требовал сыграть ему дембельскую песню про чёрные сапоги, а если гитарист этой песни не знал, то в тот же момент получал по башке. Сам Лёха знал только «блатные» аккорды, баррэ ставить не умел, да и учиться не собирался. Ему хватало и так.

Герой повернулся поудобнее, взял гитару, провёл пальцами по струнам. Удивительно, но даже звук был точь-в-точь как у земных гитар. Хотя, даже если бы он отличался, Лёха бы не понял.

– Так бля, заткнулись, – прикрикнул он на местных бардов и снова провёл рукой по струнам, будто проверяя настройку.

Лёха откашлялся. Толстые пальцы медленно, один за другим, встали в нужную позицию.

– Сбивая чёрным сапого-о-о-м… – затянул он гнусаво, как его учили.

Учили его давно, ещё в армии, а практиковаться в игре он мог только на таких пьянках, и то не всегда, поэтому перед следующим аккордом пришлось остановиться и переставить пальцы точно так же, один за другим.

– С травы прозрачную росу-у-у… – пел Лёха, уверенный в своей неотразимости.

В уголке глаза выступила скупая мужская слеза, но Герой втянул её обратно.

– Наш караул идёт тропо-о-о-й… – продолжал он.

– Мужик, верни гитару! – раздался чей-то голос из зала.

– И каждый к своему посту-у-у…

По струнам Лёха бил невпопад, совсем не попадая в текст, но это его совершенно не смущало. Он играл свою любимую песню.

– И каждый думает о то-о-о-м… – Лёха внезапно остановился. – Бля, аккорд забыл. Так, чё там…

И на всякий случай начал песню заново, не обращая внимания на недовольные выкрики из зала.

Глава 10. Продолжение Дьявольски Противоестественных Нечеловеческих Ритуалов Игры На Гитаре.

Песню про чёрные сапоги и девушку, что не дождалась пацана, Лёха всё-таки допел полностью, хоть и не с первого раза. В зале вздохнули с облегчением, когда Избранный взял последний аккорд, выдохнул, всхлипнул, шмыгнул носом, жадно присосался к кружке с пивом, и вроде бы закончил концерт. Но раз Лёха нашёл себе занятие по душе, то и бросать его так быстро он не собирался, поэтому поставил кружку обратно на стойку и снова взял аккорд.

Провёл пальцами по струнам, с важным видом прислушался, покрутил колки, совершенно не понимая, что делает.

– Ща, бля… Повеселее надо чё-нибудь… – пробубнил он.

Гитара жалобно стонала в его руках. Бард, у которого эту гитару отобрали, смотрел на это насилие со слезами на глазах, но не смел отвернуться.

– Уезжают в родные края! Дембеля, дембеля, дембеля! – заорал Лёха.

Песня была ощутимо быстрее предыдущей, и играть оказалось сложнее. Но Паладин Босоногой Богини был неумолим, словно робот-убийца в исполнении Арнольда Шварцнеггера, и продолжал играть, невзирая на все трудности, просьбы остановиться и кончающееся пиво.

– До свиданья, родной КПП! – продолжал Герой.

Петрович наконец оторвался от зерна и оглядел страдающих посетителей, равнодушного трактирщика, менестрелей, зажимающих уши в надежде избавиться от богомерзких песнопений Лёхи. Он заметил банку с монетами, что стояла у сцены. В куриные мозги пришла гениальная идея.

Хлопая крыльями, Петрович подбежал к музыкантам.

– Соберите ему денег, и он прекратит! – громким шёпотом сказал петух.

Лица менестрелей просветлели, они ринулись в зал, протягивая каждому банку для подаяний. Они шёпотом повторяли слова Петровича, и деньги потекли бурным потоком.

– На вокзале девчонка в слеза-а-а-х! – гнусаво вопил Лёха, вспоминая бурную молодость и героическую службу в стройбате.

Менестрели обошли весь зал и подошли к Герою, склонив головы в поклоне.

– Маэстро! – начал главный менестрель, в лиловом камзоле и берете с белым пером. – Примите этот скромный дар, что мы смогли собрать! Мы, барды, честно говорим, нам лучше не сыграть!

– Чё бля? – Лёха остановил игру и почесал затылок.

Банка изрядно потяжелела от золота и серебра.

– Бери деньги и валим отсюда, – Петрович вскочил на барную стойку и зашептал ему на ухо.

Трактирщик хотел было прогнать петуха тряпкой, но Петрович зыркнул на него так, что всем стало ясно – подобного обращения он не потерпит.

– А, да, без базару, – Лёха расплылся в улыбке и забрал деньги вместе с банкой.

– Изволите гитару? – ушибленный бард протянул руки к инструменту.

– Да забирай, жалко мне что ли, – хмыкнул Герой.

Бард прижал гитару к себе, словно величайшее сокровище, и ускользнул в угол, едва сдерживая рыдания.

– Такого выступления и мне не повторить! – главный менестрель явно сочинял на ходу. – У вас есть, юноша, талант, чего тут говорить!

Лёха рылся в банке, не обращая на него никакого внимания.

– Пошли отсюда, – зашипел Петрович.

Паладин бросил несколько монет на барную стойку, особо не разбираясь в номинале, но по глазам трактирщика понял, что получилось чересчур щедро. Монеты исчезли в ловких руках подобострастно улыбающегося бармена.

– Ещё, быть может, чего-нибудь? На дорожку? Или с собой? – оживился он.

– Не, нахер, – бросил Лёха. – Петрович, пошли.

Сытые и чрезвычайно довольные, они вышли на улицу, не обращая внимания на вздохи облегчения, провожающие их в дорогу. На улице уже почти стемнело, солнце быстро укатывалось на запад, поднималась бледная крутобокая луна.

Лёха снова почесал бритую голову, Петрович крутился у него в ногах, приплясывая от нетерпения.

– Пошли, пошли, – бормотал петух, явственно ощущая опасность.

Ещё бы, после такого выступления они наверняка заработали не только полную банку монет, но и непримиримых врагов в лице менестрелей и их покровителей. Да и светить такую кучу денег при всём народе было совершенно глупо, и этим Лёха наверняка привлёк жадных до чужой добычи грабителей.

– Ты чё моросишь, Петрович, – благодушно произнёс Герой. – Ссышься кого?

– Я бы предпочёл сказать, что я опасаюсь, – ответил петух. – Мало ли кто в той таверне нас видел. И деньги видел.

Лёха рассмеялся.

– Да не ссы, петушара, – хохотнул Избранный. – У меня вон, топор есть.

– Поэтому я и боюсь! А ещё уже почти ночь!

– Бля, и правда. Надо бы заночевать где-нибудь, – хмыкнул Паладин. – Ну-ка, пошли.

Он развернулся и снова вошёл в трактир. Петрович с возмущённым кудахтаньем забежал следом.

Музыка и смех замолкли вновь.

– Забыли чего, милсдарь монах? – раздался чей-то голос из зала, но его быстро заставили замолчать жестами и шиканьем.

– Чё эт он меня монахом назвал? – тихо спросил Лёха у своего питомца.

– Понятия не имею, – ответил петух.

Лёха прошёл прямо к барной стойке, каждый его шаг раздавался гулким шлепком в повисшей тишине.

– Слышь, дружище, – произнёс он, облокотившись на стойку. – Комнаты есть у тебя? Заночевать.

Трактирщик на мгновение оторвался от протирания очередной грязной кружки и почему-то посмотрел Лёхе куда-то за плечо. Лёха обернулся, но кроме посетителей, тихо и мирно попивающих местное пиво, никого не увидел.

– Прошу простить, но занято всё, – ответил трактирщик.

Герой нахмурил брови и почесал затылок.

– И чё? Слышь, я у тебя не за это поинтересовался. Или с тебя спросить? – процедил Избранный. – Я тебе задал вопрос конкретный, комнаты есть?

– Е-есть… – выдавил трактирщик.

– Ну вот, хули титьки мять! Давай ключи, показывай, куда идти, – обрадовался Лёха.

– Свободных-то нет…

– Бля… – вздохнул Герой. – Иди вытряхни кого-нибудь, чё непонятного-то?

Трактирщик подобострастно кивнул и отправился к лестнице, в гостевые комнаты, но Лёха его остановил.

– Уважаемый, плесни-ка ещё пива, – сказал он, вновь усаживаясь на стул.

Все разговоры между завсегдатаями пошли исключительно шёпотом, а компания менестрелей жалась к стене, стараясь и дальше оставаться незамеченными. На стойке перед Лёхой снова появилась кружка пива, и он всосал в себя пену, что намеревалась сползти по краю.

– Вишь, Петрович, – произнёс Герой. – А ты боялся. Ща нам уважаемый комнату организует.

Петрович с хмурым видом бродил у него под ногами, стараясь далеко не отходить. Его недовольство чувствовалось, но не перетекало в открытый протест.

Трактирщик быстрым шагом спустился с лестницы и подошёл к Избранному.

– Милсдарь, никто не согласен разделить с вами комнату, – тихим голосом произнёс он.

– Чё бля? – произнёс Лёха, резко вставая со стула.

Стул с грохотом упал, едва не прибив Петровича. На этот раз все посетители, а не только менестрели, стали жаться к стенкам, а кто-то даже начал растаскивать мебель в стороны, освобождая место.

На лестнице послышались шаги, тяжёлые и громкие, будто камни перекатывались по жалобно скрипящим ступенькам. Лёха повернулся на звук и увидел здоровенного лысого мужика в чёрной кожаной куртке, из-под которой торчал красный камзол. Габаритами мужик превосходил Лёху примерно вдвое, но в отличие от Лютомысла, тут было больше жира, чем мускулов.

– Ты чё, волчара, бля! – зарычал мужик, спускаясь с лестницы.

Глава 11. Братулёк Милосердия.

– Ты чё, волчара! – снова взревел мужик.

Лёха ухмыльнулся. Эта битва будет легендарной. Два величайших воина сойдутся в жестоком сражении за право обладать чертогами, достойными того, чтобы в них переночевал сильнейший. Паладин Богини бросил свой топор на пол и хрустнул костяшками пальцев.

Завсегдатаи «Речного Дракона» практически вжались в стены, чтобы их не зацепило случайным ударом, но тут что-то пошло не так. На предпоследней ступеньке великан подскользнулся, упал с лестницы и испустил дух.

– Э, бля, – расстроенно протянул Герой.

Местное пиво ударило в голову, а лучшим дополнением к пьянке Лёха всегда считал хорошую драку, и всегда, как выпьет, искал с кем подраться. А сейчас Лёха сильно огорчился.