Первым моим порывом было отказаться от его предложения, отвык я от таких соседских отношений, но урчащий желудок и отсутствие ключей оказались слишком убедительными аргументами. В своей питерской квартире я не знал даже соседей через стенку, не говоря уже о соседях по площадке или по подъезду. А тут так не принято.

– Спасибо, – сказал я.

Никакой угрозы, несмотря на синие наколки и откровенно криминальный вид, от соседа не ощущалось, и я смело шагнул в его квартиру, вопреки всем ожиданиям, довольно чистенькую. Бедненькую, но чистенькую. Снял в прихожей свои уродливые чёрные боты, повесил пальто на железный крючок.

– Ну, Шурик, давай колись, кто тебя отоварил, – ставя пузатый чайник на плиту, произнёс сосед.

– Никто, поскользнулся я, – сказал я.

– Вот это ты, Шурик, мамке своей заливай, да? – проворчал сосед.

Он поставил на стол, покрытый цветастой клеёнкой, две щербатые кружки из разных сервизов, заварник, достал из ящика чай в металлической банке. Грузинский экстра. Я с интересом глядел, как он маленькой ложечкой насыпает новую заварку, чтобы не поить гостя вторяками.

– Чифер не предлагаю, мал ещё, – строго сказал сосед. – И водку тоже.

– Да я и сам не хочу, – сказал я.

– Давай колись, – нетерпеливо произнёс сосед, возвращаясь к предыдущей теме.

– Упал я, на бордюр, – буркнул я. – Не помню толком ничего.

Что мне ещё сказать, если я сам не в курсе? Нет, понятное дело, что одним из фигурантов дела был Гришаня, но что-то мне подсказывало, что он был с компанией. Или в компании. Всё-таки это немного разное.

– Ладно, не хочешь – не говори, – махнул рукой сосед. – Что я, следак, что ли, допрашивать тебя?

– Не похож, – сказал я.

Сосед больше напоминал бывалого сидельца, полжизни мотающегося по лагерям. При этом он был вежлив, трезв и участлив, что с его образом совсем не вязалось.

– Вот и я думаю, что не похож, – хохотнул он.

Я с интересом разглядывал интерьер его кухни. Старые, ещё явно довоенные столы с ящиками, кургузая белая газовая плита, красный баллон рядом, укрытый цветастой занавеской. Само собой, никакой мойки. На табуретке в углу стоял бачок с водой, вёдер этак на восемь, а на стенке висел эмалированный таз.

Отвык я от такого. Теперь даже в деревенских домах зачастую налажено водоснабжение и канализация, а тут… Ну, прогресс и сюда дойдёт.

Чай наконец заварился, сосед, имени которого я так и не знал, разлил чай по кружкам и пододвинул одну из них ко мне.

– Пей, не стесняйся, чем богаты, – сказал он.

К чаю он положил на стол пачку «Юбилейного» и рафинад в сахарнице.

– Спасибо, – сказал я.

– За спасибо… Ладно, неважно. «Благодарю» надо говорить, понял? – усмехнулся он.

– Понял, – сказал я.

– То-то же, – хмыкнул сосед. – Не обижает никто?

Я вопросу, надо сказать, удивился.

– Да нет, – сказал я.

– Смотри, если кто на тебя это самое, ты говори, – сказал он.

Я вместо ответа предпочёл наконец швыркнуть чаю. На вкус оказалось лучше, чем я ожидал, но ничего сверхъестественного, заварной чёрный чай, самый обыкновенный. С китайским не сравнить, но что-то на уровне масс-маркета из пакетиков, ничуть не хуже какого-нибудь «Майского» или одной из многочисленных принцесс.

– Да ладно вам, за меня не беспокойтесь, нормально всё, – сказал я.

Пару минут молча пили чай. Я старался цедить понемножку, больше налегая на печенье, чтобы не выдузить всю кружку залпом. К тому же я очень поспешил, отказавшись обедать в больнице.

– Мамка-то во сколько у тебя приходит? – спросил он.

Я пожал плечами. Самому хотелось бы знать.

– Когда как, – хмыкнул я.

– Она же у тебя на молокозаводе вкалывает? Хорошая баба, – сказал он. – Давай её не расстраивай, понял? Она у тебя одна.

– Ага, – хмыкнул я.

Общаться с ним я не очень-то хотел, особенно если учитывать, что я ничегошеньки не знаю о жизни моего реципиента, но приходилось терпеть общество соседа. Всё лучше, чем куковать у закрытой двери или мокнуть на улице.

Чай мы допили, кружки остались на столе. Переместились в единственную комнату с продавленным диваном и полупустым сервантом. На стенах вместо обоев – побелка, на смежной с другой квартирой стене висел довольно пожилой ковёр.

А в уголке возле серванта стояла гитара. Ленинградка, с бантом на голове грифа, семиструнная. Деку украшала наклейка в виде розы. Всё моё внимание тут же оказалось приковано именно к ней, я мигом позабыл и про чай, и про соседа, и про всё остальное. Фабрика народных музыкальных инструментов имени Луначарского производила этих монстров почти полвека, и если в СССР можно было найти акустическую гитару, то это с большой вероятностью будет именно ленинградка.

Судя по тому, как она заросла пылью, у соседа гитара была скорее предметом интерьера. Руки сами потянулись смахнуть с неё пыль.

– Шурик! А разрешения спросить не надо? – строго сказал сосед.

Он прав, я бы тоже не позволил соседскому ребёнку трогать мои инструменты.

– Можно? – спросил я.

– Можно козу на возу, – буркнул он. – Умеешь играть-то?

– Ну так, – неопределённо ответил я.

Играть я умел на всём, кроме баяна и клавишных. Семиструнка у меня тоже была, но не такая. Не с цыганским строем, а с пониженным, с дополнительной струной для более низких диапазонов.

– Где играть научился? Ты ж не умел вроде, – сказал сосед.

– Да я так, немного… В лагере, – соврал я.

Сосед заржал.

– Я тоже… Ха-ха-ха! В лагере!

– Только я на шестиструнке, – добавил я.

Я наконец взял гитару в руки, провёл пальцами по струнам. Так и думал, расстроена.

– Высоцкий так играл, на расстроенной гитаре, – с видом знатока заявил сосед.

Хотелось сказать, что ты-то не Высоцкий, но я сдержался и молча принялся крутить задубевшие колки. Для того, чтобы настроить ленинградку, нужны недюжинная сила в пальцах, твёрдая уверенность и абсолютный слух. Ну или пассатижи, если силы в пальцах не хватает, потому что колки на ней не смазывались, наверное, года этак с пятидесятого.

Камертона, само собой, не имелось, поэтому настроил просто по первой струне, не особо заботясь о точности. Пришлось ещё и вспоминать классический строй семиструнки. На открытых струнах должен получиться соль-мажор.

Когда всё оказалось готово, я провёл пальцами по струнам, наслаждаясь чистым звучанием, а потом начал играть.

Глава 3

Я играл до тех пор, пока не почувствовал, как начинают болеть пальцы, на которых ещё пока не было нужных мозолей. Ну хотя как играл. Импровизировал, на ходу сочиняя и обыгрывая обрывки знакомых мелодий. Запинался, косячил, само собой. В пальцах не было такой подвижности, суставам и сухожилиям подобные нагрузки были в новинку. Да и строй классической русской семиструнки был для меня непривычным, из-за чего я несколько раз сбивался.

– В лагере, говоришь, научился? – удивлённо воскликнул сосед, когда я в последний раз провёл пальцами по струнам и с сожалением отставил инструмент в сторону.

Всё это время, пока я играл, он молча таращился на меня, как на инопланетную форму жизни.

– Я-то думал, тебе пару аккордов блатных показали… А ты вон как шпаришь… – сказал он. – Это так нынче в пионерлагерях учат?

– Показали-то немного, остальное я сам, – сказал я.

В принципе, даже почти не соврал. Примерно так и было в моей реальности, гитару я осваивал самостоятельно, без всяких преподавателей и музыкальных школ. Подбирал аккорды и мелодии на слух, упорно просиживая десятки и сотни вечеров наедине со своей первой гитарой, шестиструнным болгарским «Орфеем», доставшимся в наследство от дядьки, который разбился на мотоцикле. Сейчас у меня, значит, есть фора.

– Талант! – воскликнул сосед.

– Да бросьте, – сказал я.

В талант я не верил и не верю. Есть предрасположенность и целеустремлённость с упорством, и их соединение обычно и принимают за «талант». Если человек предрасположенный не будет трудиться над собой, то его легко заткнёт за пояс человек, просто потративший тысячи часов на обучение. Талантливым музыкантом я себя никогда не считал. А вот целеустремлённым и упрямым – да.

– Не, зуб даю! – возразил сосед. – Ты ж прям… Вот так!

Он изобразил в воздухе что-то отдалённо похожее на соло на воображаемой гитаре.

– Никогда не слышал, чтобы вот так пиликали, – добавил он. – Вживую, в смысле. А аккордами можешь? Высоцкого знаешь песню, про дурдом?

– Не, пальцы болят, – отбрехался я, демонстративно потирая раскрасневшиеся от струн подушечки пальцев.

– Ну ты, конечно, даёшь, – протянул сосед. – Не ожидал, не ожидал. Давай краба!

Я протянул свою тощую ручонку, и он сграбастал мою ладонь в свою пятерню, крепко пожимая обеими руками. И я не ожидал, что моя импровизация приведёт его в такой неподдельный восторг. Подумаешь, немного размял пальцы. В конце концов, это же не соло Фридмана из «Tornado of Souls». И даже не гнусавая песня про одуванчики на трёх блатных аккордах.

– А дома-то гитара есть у тебя? Я бы пришёл, послушал ещё, как играешь, – сказал сосед. – Хотя чё это я, откуда у вас, Люська же эт самое… Слушай, Шурик, а забирай вот эту, дарю!

Я недоверчиво нахмурил брови.

– Ну нет, как это, – буркнул я. – Я не могу.

– Бери-бери, мне всё равно скоро эт самое… Да и всё равно без дела стоит, пылится, а так хоть в хороших руках будет. Бери, говорю, – настоял сосед.

– Спасибо, конечно… – протянул я.

Грех отказываться, когда тебе предлагают инструмент, который всё равно пришлось бы добывать так или иначе. Пусть это всего лишь старая пошарпанная ленинградка, она станет первым шагом на моём пути обратно к музыкальному Олимпу.

Снаружи, в подъезде, послышался какой-то шум, голоса, детские визги. Сосед криво усмехнулся.

– Ну, маманя твоя точно идёт, зуб даю, – сказал он, поднялся, сунул в зубы папиросу и уверенно направился к двери.

Я пока остался сидеть на тахте.

– Люсь! Привет! Нашёлся твой Шурик, вон, у меня сидит, чаёвничает, – послышался голос в подъезде.

– Ну я ему щас задам… – послышался другой голос.

В крохотную квартирку разъярённой фурией влетела дородная баба, мокрая от дождя и разбрызгивающая холодные капли.

– Ты! Скотина! Подлюка такая, где ты шляешься! Где шлялся, я спрашиваю! И чё мы сидим?! Расселись, как королевичи, а ну, поднимайся, бестолочь, живо домой! – вместо приветствия она перешла на визг, который я воспринимал с трудом.

На соседа ей, похоже, было абсолютно плевать, как и на троицу малолетних детей, заглядывавших из подъезда внутрь чужой квартиры. Скандалами и сценами она, очевидно, питалась, как энергетический вампир.

Даже выглядела она как не очень умная, но зато склочная и желчная баба. Брыластое лицо, мелкие пергидрольные кудри, презрительно поджатые тонкие губы. Мне она показалась крайне неприятной собеседницей. Особенно когда диалог начинается с прямого оскорбления.

Так и хотелось спросить, мол, тётя, вы вообще кто. Но я понимал, что таким вопросом, возможно, подпишу себе смертный приговор.

– Я в больнице был, – открыто сказал я. – С черепно-мозговой травмой.

Женщина ахнула, картинно схватилась за сердце. Актриса из неё была посредственная.

– Ты дрался? Дрался, я спрашиваю? – визг превратился в театральный шёпот. – Кто тебя побил? Ты их запомнил? Мы сейчас пойдём в милицию!

– Да ладно тебе, Люсь, чё пристала к парню, – попытался вмешаться сосед.

– Витя, не лезь, – строго ответила она.

Ага, ну хоть так имя своего благодетеля узнал, надо запомнить.

– Чё не лезь, это ж пацан, обычное дело, – возразил сосед.

– Вот своих детей родишь, тогда и будешь воспитывать! – взвизгнула мать.

Ставлю копейку против всего золотого запаса СССР, Таранов-старший вышел за хлебом и не вернулся. Короче говоря, я собрал настоящее комбо из проблем. Даже неудивительно, что мой реципиент был… Таким. Мать-тиран загнобила всю семью, и вот кто с полным правом носит фамилию Тарановых.

– Пошли домой, хватит истерики устраивать, – чётко и внятно произнёс я.

Мать заткнулась мгновенно, захлопав ртом, как вытащенный на берег карась.

– Ты как с матерью разговариваешь, щегол!!! – визг превратился практически в ультразвук.

Я переглянулся с соседом. Он продолжал криво ухмыляться, явно развлекаясь от созерцания подобного шоу.

Она попыталась схватить меня за ухо, но я увернулся, протискиваясь мимо неё к выходу. Получил несколько несильных оплеух, пока накидывал пальто (прилетело именно по нему), быстро сунул ноги в боты, юркнул в подъезд, где меня ждали ещё трое невольных зрителей.

Две сестры-двойняшки и братик, получается. Младшие. Девочки точно из начальной школы, а пацану на вид было годика четыре.

– Привет, – на ходу бросил я.

– Привет, – хором ответили они.

Мать выскочила следом, толкнув меня плечом, и пошла открывать дверь уже в нашу квартиру. Номер один. Ключи, оказывается, были под ковриком.

– Шурик! – ухмыляющийся сосед выглянул следом и тихонько протянул мне гитару.

– Благодарю, дядь Вить, – так же ухмыльнулся я в ответ.

Наша квартира была такой же маленькой и тесной. Кухня и единственная комната разделялись тонкой стенкой, в которую была встроена круглая железная печь, выкрашенная чёрной краской. Здесь интерьер выглядел ощутимо беднее. Впятером, значит, ютились в однушке без удобств. Людмилу Таранову стало даже немного жаль.

– Так! Сашка! Воду иди неси, кто её потащит, я? Таня, Лиза, уроки делать, через полчаса проверю! Максимушка, солнышко моё, иди сюда ко мне, я с тебя курточку сниму, хороший мой!

Понятно, кому в семье достаются все крохи тепла и заботы. Я не стал даже раздеваться. Тайком поставил гитару в уголок у входа, прикрыв чьей-то курткой, схватил ведро.

– Ты идиот? – уперев руки в боки, спросила мать. – Нет, я спрашиваю, ты идиот?

Я выдохнул носом, потирая переносицу, чтобы сейчас не натворить глупостей ещё больших. Меня такое обращение категорически не устраивало.

– Флягу бери, придурошный! На колонку за водой марш! Тебя сколько не было, кто нам воды принесёт? – продолжила мамаша.

– Соседа бы попросила, – сказал я.

– Чего-о-о-о?! – вновь начался визг, но я в этот момент уже захлопнул дверь снаружи.

Взял и флягу-сорокалитровку, и погнутую в нескольких местах тележку на колёсиках. Пустая фляга громыхала о тележку на каждой кочке и луже.

Колонку я видел по дороге сюда, поэтому пошёл напрямик к ней, не переставая удивляться таким поворотам судьбы. Да уж, неожиданно это всё. И неожиданность это не самая приятная. Как будто бы Бог, Сатана или кто угодно ещё решили проверить, из насколько глубокой задницы я смогу вылезти.

Возле колонки ожидаемо разлилась большая лужа. Мне она, впрочем, не особо помешала, и я, расположив флягу на нужном месте, принялся налегать на рычаг. Да уж, это тебе не водомат с озонированием и оплатой через мобильное приложение, это старая советская колонка, однако вода из неё лилась до изумления вкусная.

Возвращаться домой не хотелось совершенно, и я тянул время, наполняя флягу максимально медленно. Только когда к колонке подошла баба с пустыми вёдрами, пришлось немного ускориться.

– Привет, Санька, – сказала она.

– Здрасьте, – буркнул я.

Тут, похоже, вообще все всех знали. И обо всех. Так что я предпочёл смыться прежде, чем она заведёт беседу ни о чём.

Дома меня снова встретила недовольная мать.

– Тебя только за смертью посылать! Ты за водой в Ленинград ездил? – проворчала она, но всё же помогла поставить флягу на место.

Я наконец разделся и прошёл в комнатку, где девочки вдвоём за одним столом корпели над уроками, а маленький Максим играл на полу с ярким пластмассовым самосвалом. Мать осталась на кухне, изобретать, чем в этот раз накормить четверых детей.

Пора посмотреть, чем вообще жил Саша Таранов до того, как ему проломили голову. И как жил.

А жил он, судя по всему, как простой советский задрот-радиолюбитель. Нашлись стопки явно бэушных журналов «Техника – молодёжи», паяльник с медным жалом, россыпь выдранных отовсюду конденсаторов, транзисторов и диодов, самодельный радиоприёмник, какие-то полуразобранные недоделки, инструменты вроде бокорезов, пассатижей и прочее барахло, которое сам Сашка наверняка почитал за настоящие сокровища. Я же радиотехникой никогда особо не увлекался, освоил паяльник для домашних нужд, и всё, этого мне было достаточно. В моём времени всё необходимое можно было в два клика заказать в готовом виде. В том числе электронику.

Хотя вид Сашкиных богатств навёл меня на мысли о кастомных педалях перегруза и прочих эффектов. Некоторые мои знакомые увлекались подобными самоделками. Я же предпочитал взять хороший процессор, например, AXE FX или Line 6, и не парить себе мозг вечно коротящими соединениями, отваливающимся заземлением, проблемами с коммутацией, питанием, экранировкой, и прочими сопутствующими увеселениями.

Похоже, мне всё-таки придётся освоить пайку в нужном объёме, здесь не получится заказать примочку из Китая или найти на сайте с объявлениями. Буду мастерить самоделки, как в старые добрые.

– Са-а-а-ша! – пожарной сиреной заорала мать из кухни. – Это ещё что такое?!

– Что? – я выглянул из комнаты.

Мать держала в руке гитару, так, будто это была ядовитая змея. Твою медь.

– Гитара, – сказал я.

– Я вижу! Откуда она тут?! – спросила она.

– Сосед подарил, – сказал я. – Дядя Витя.

– Нет, ты совсем ку-ку? Нашёл, у кого подарки принимать! А если он у тебя теперь за эту гитару что-нибудь попросит? Какую-нибудь маленькую услугу? – произнесла она. – Сколько раз говорить, не бери чужое! Ты же знаешь, кто он такой!

Она в сердцах поставила гитару обратно в угол, почти швырнула. Струны жалобно дзынькнули, я дёрнулся к гитаре, как подстреленный.

– Кручусь, как белка в колесе! Как рыба об лёд! – повизгивая, затянула жалобную слезливую шарманку она. – А ты! Неблагодарный! Весь в отца!

Я равнодушно смотрел, как она пытается привычно манипулировать собственным сыном, но что-то идёт не так. На дешёвые провокации и манипуляции я не поведусь. Я на всякий случай прошёл в кухню и взял гитару, эту несчастную дешёвую ленинградку, которая точно не стоила никаких истерик. Уберу подальше, у этой женщины точно хватит наглости сломать инструмент только потому, что сын действует не по её хотению. Порвать струну или ещё как-то напакостить. Лишь бы я вернул гитару соседу.

– Ма-ам! Мы уроки сделали! Можно нам погулять? – раздался голос одной из сестёр.

Мать уставилась на меня с недобрым прищуром.

– Саша. Проверь у них уроки, – приказным тоном сказала она. – Потом пойдёшь с ними. Присмотришь.

Пф. А я-то думал. Но и гитару оставлять наедине с мамашей не просто опасно, а жуть как опасно. В вольере с крокодилами и то безопаснее.

– Гитава! – воскликнул Максимка, потянул ручки к струнам, провёл пальцами неуклюже.

Первым порывом было забрать инструмент, но в мозгу тут же родилась единственная верная тактика.

– Максимка! Хочешь, научу? – спросил я.

– Научишь? Ты?! – фыркнула мать.

– Научи, научи! – восторженно завопил ребёнок.

– Я пока гитару положу на шкаф, а когда вернусь, то мы с тобой будем учиться играть, хорошо? – я присел на корточки, заглядывая братику в лицо.

– Ховошо! – улыбнулся он щербатым ртом.

Я извлёк несколько мажорных аккордов, частушечных, резко заглушил струны, поднялся. Гитару положил наверх, на платяной шкаф, надеясь, что у матери хватит совести не лишать ребёнка обещанного урока. Преподавателем гитары я тоже какое-то время подрабатывал, программа занятий у меня примерно выстроена.

– Вот и договорились, – сказал я, скрепляя наш договор крепким рукопожатием.

Сёстры удивлённо переглянулись, когда я подошёл к ним, заглядывая в раскрытые тетрадки. Домашка по математике, несколько примеров. Всё аккуратно, чистенько, по-девчачьи.

– Молодцы, отлично, – сказал я, даже не вникая в суть заданий. – Собирайтесь.

– Ты уже проверил? – тихо спросила одна, но вторая пихнула её в бок, мол, не надо лишних вопросов.

Пришлось ещё немного подождать, пока они выберут, что надеть. При всей нашей бедности гардероб у них более-менее приличный. В отличие от меня.

Когда девочки наконец собрались, я тоже быстро оделся. Мельком взглянул, чем занимается мать – на плите что-то кипело и бурлило. Сейчас ей точно не до моей новой гитары. Попрощались, ушли.

Молча вышли во двор, синхронным отработанным манёвром покинули пределы видимости из окон. Дошли до колонки с водой, где я уже недавно был. Лужа возле неё стала ещё больше.

– Всё, дальше можешь не провожать, – сказала одна из сестёр. Кажется, Таня.

– Надолго вы? – спросил я.

Девочки переглянулись. Кажется, я начинаю их отличать друг от друга.

– Какая тебе разница, подождёшь, – нахмурилась Таня.

– Ну Тань, зачем ты так… – тихо промямлила Лиза.

– Нет, ждать я никого не буду, у меня и своих дел хватает, – возразил я. – И либо вы сейчас называете мне точное время, либо я иду вас везде сопровождать.

– Только не это, – закатила глаза Таня.

– Да я и сам не хочу, – сказал я.

М-да, у сестёр я тоже не в авторитете. В каком они классе, в третьем? Четвёртом? Уже появляются свои секретики, в которые старшего брата посвящать не надо.

– Саш, мы через часик придём, – сказала Лиза.

Хотелось бы верить, но не верилось. Если бы это сказала первая, то ещё ладно, но в их парочке Лиза явно была ведомой. Лидером и заводилой была Таня, ершистая и самоуверенная.

– Ровно через час на этом же месте, – строго сказал я.

– Ага, – бросила Таня.

Рычагов воздействия на них у меня, кажется, немного. Но один всё-таки был.

– Иначе следующего раза не будет, – сказал я.

– Саша! – взвилась сестра. – Я… Я… Маме расскажу!

Я засмеялся в ответ. Вот это пугало меня меньше всего.

– Про то, что вы уходите одни? – спросил я. – Запомни, сестрёнка, я теперь на голову отбитый, мне всё похрену.

– Ну точно, башкой стукнутый… – пробурчала она.

– А тебе в больнице уколы ставили? – спросила Лиза невпопад. – Больно было?

– Нет, Лиза, не больно, – сказал я. – Всё, шагом марш к подружкам.

– А ты откуда зна… – начала Лиза, но сестра дёрнула её за рукав.

– Идём, – приказала она.

А я остался вновь предоставлен самому себе, по крайней мере, на ближайший час. Мне есть, чем заняться и без сестёр. Например, пройтись по Чернавску и подумать о том, где можно оборудовать себе репетиционную базу. Которая послужит мне ещё и убежищем. Долго находиться под одной крышей с Людмилой Тарановой я точно не смогу.

Глава 4

Чернавск. Такой родной и такой постылый. Глухая уральская провинция, унылая и депрессивная, но сейчас, в восемьдесят третьем году, она казалась вполне живой и цветущей. Возможно, образ города в моей памяти был взят из девяностых, когда всё разваливалось и разрушалось, или из нулевых, когда всё немного устаканилось, но в любом случае, сравнение выигрывал Чернавск образца восемьдесят третьего. При всей его неказистости.

Не было назойливой уличной рекламы, не было граффити на стенах, не было бомжей. Многих зданий, впрочем, тоже не было, но это в большинстве своём были уродливые безвкусные торговые центры из стекла и бетона, так что городской пейзаж от их отсутствия становился только красивее.

Зато работали предприятия, о существовании которых я даже не подозревал. Вернее, успел давно забыть. Завод железобетонных изделий, не доживший до нулевых, мясокомбинат, хлебозавод, ГРЭС, завод сельскохозяйственного машиностроения, и прочие, и прочие. Вокруг города располагались разного рода лесхозы, учхозы, колхозы и прочие -хозы, многие из которых в девяностые оказались заброшены и забыты. На бывших колхозных полях как грибы вырастали коттеджные посёлки с высокими заборами.

И я сейчас не просто так вспоминал городские предприятия. Как водилось в СССР, каждое из них обязательно тянуло на себе кучу сопутствующих подшефных организаций, в том числе, объектов культуры. Не только пионерлагеря, санатории и базы отдыха, которых тоже в лесах вокруг города построили с избытком. Но и Дворцы культуры, Дворцы спорта, кинотеатры и прочий соцкультбыт.

А где, как не в ближайшем ДК, можно сколотить свой ВИА?

Надо бы этот вопросик провентилировать. Нет, первым вариантом был и будет школьный ансамбль, прямо как в песне, в каморке за актовым залом. Но чаще всего это уже существующий коллектив под чутким руководством кого-нибудь из учителей, и творческой свободы в нём мне точно не видать. Если туда вообще получится пролезть на вакантное место, которого может и не быть вовсе.

<12345>