Оскар

– Откуда такая уверенность? Ты бывала у него дома? – Вопрос был праздный, потому что я уже знал с ее слов, что Американское посольство из его квартиры не видно.

– Бывала. Он живет один. Как ты, кстати. Кто такая эта твоя Лана?

– Во-первых, не нервничай.

– Я не нервничаю. Я возмущена.

– Вижу. Потерпи. Между прочим, отчасти ты сама виновата в том, что я сейчас тебя с таким пристрастием допытываю. Ведь ты же сказала, что если брат узнает, чем ты занимаешься, он тебя убьет.

– Я пошутила. Постой-ка, уж не хочешь ли ты сказать, что это Юра…

– …еще ты только что описала его, как очень доброго, но придерживающегося строгих правил.

Карина явно хотела бы вскочить из-за стола и убежать из ресторана, но ей не хватило сил. Она так и осталась сидеть, понурая и съежившаяся. Только смотрела теперь на меня диким волчонком.

– Описала, – буркнула она. – Но в обратном порядке.

– Не имеет значения. Значение имеет теперь то, что я тебе расскажу. Наш вчерашний разговор подтвердил мои подозрения. Суди сама. После того, как я познакомился с Лолой, меня пригласили на одну частную вечеринку. Тебе приходилось слышала о том, что в Москве есть квартиры, где снимают всякие подпольные видеофильмы?

– Разумеется. С малолетками?

– В данном случае речь шла о девушках, которых порют. Одной из двух участниц была как раз Лола. Вижу, что ты не удивлена.

– На эту тему мы вчера, кажется, говорили.

– Вот именно.

– А мой брат…

– Он был среди зрителей. – Я следил за выражением лица Карины. Было ощущение, что она меня не слышит. – Потом, в перерыве, он ушел. Второй раз я увидел его только поздно ночью, когда все закончилось и мы стали расходиться. Он стоял у подъезда и кого-то явно поджидал. Кстати, скажи, у вас нет никаких кавказских корней?

– Корней? – Она очнулась, рассеянно взглянула на меня и потянулась за новой сигаретой. – Дедушка был из Дагестана. Какие проблемы?

– Никаких. Так вот, поведение его показалось мне довольно странным, и я стал наблюдать.

– Ты сумасшедший?

– Считай, что так, хотя получается, что не очень. Когда Лола вышла, я точно видел, что он пошел за ней. Как будто прятался, чтобы не попасться ей на глаза. Потом они вместе проехали по соседней улице на попутке. Из этого я делаю вывод, что либо они друг друга знали изначально, либо успели познакомиться. Третий раз я увидел его через день, в вечернем репортаже, где рассказывали, что нашли тело убитой накануне Елены Цесаревой. Нашли ее в одном дворе на Поварской. Заметь, недалеко от посольства США. Твой брат был среди зевак. Причем толпы как таковой не было, так, несколько прохожих. Я не мог его не узнать. Наконец, я вижу его на твоих фотографиях, уже зная, что ты была знакома с Лолой. А вот теперь скажи, что прикажешь мне думать?

– Мистика какая-то…

– Я о том же. Однако объяснение все же должно прилагаться. Как ты считаешь?

– Должно. – Она посмотрела по сторонам. – Закажи мне еще коктейль. Можно покрепче.

Пока я привлекал внимание монголки и заказывал, кроме коктейля, нам обоим еще по кофе (только себе, разумеется, я попросил хороший стакан американского с сахаром), Карина о чем то думала и механически курила.

Когда официантка отошла, она сказала:

– Юра не при чем.

– Охотно тебе верю. Я тоже склонен полагать, что на свете существуют десятки, если не сотни похожих друг на друга как две капли воды людей. И все-таки мне не хотелось держать тебя в неведении относительно моих подозрений, которые ты пока не развеяла и развеять, кажется, не можешь. А потому считай, что я действую в твоих же интересах и заранее предупреждаю о возможной опасности.

– От кого? От Юрки? – Девушка попробовала рассмеяться, но отчаянно закашлялась. – Не смеши…

– Прекращай-ка ты курить эту ерунду, Карина.

– Ты мне еще указывать будешь, что мне делать, а чего нет! – Она сверкнула влажными от слез глазами. – Защитник нашелся! Да пошел ты!

– Я догадывался, что ты не только красивая девочка, но и очень вежливая. Защищать я тебя не собираюсь. Курить можешь, хоть до посинения, которое, кстати, уже намечается. Но разговор наш так оставлять нельзя, мы должны прийти какому-то общему знаменателю.

– Какой еще такой «знаменатель» тебе нужен? Нет «знаменателя», как ты не понял! – Она развела руками и чуть не задела уже поставленный перед ней новый бокал. – Он все эти дни дома был.

– Да? А почему ты мне недавно говорила, будто вы не видитесь.

– Я не говорила, что мы не видимся. Я говорила, что мы видимся реже. Но он был дома, потому что болел, я знаю.

– Откуда?

– Мы перезванивались.

– То есть ты хочешь сказать, что в прошлое воскресенья разговаривала с ним в период с восьми вечера до часу ночи, причем по его домашнему, а на какому-нибудь мобильному телефону?

– Наверное.

– Что значит «наверное»?

– Я не помню… Кажется, разговаривала.

– Но, вероятно, это с таким же успехом могла быть и суббота, да? – Я сочувственно вздохнул, пригубливая кофе.

На Карину было больно смотреть. Она затоптала бычок в пепельнице, взяла чешку с блюдца и откинулась на жесткую спинку сидения.

– Да. – Отпила, не отрывая губ, посмотрела в сторону, перевела взгляд на меня, отпила еще и спросила: – Что ты предлагаешь мне делать? Кажется, ты говорил, что не связан с ментурой?

– Не связан. Если уж совсем честно, то меня гораздо больше интересовало происходящее перед камерой или то, чем мы с тобой занимались вчера, но когда начинают происходить странные события, я невольно обращаю на них внимание и пытаюсь найти объяснение. Откровенно говоря, ты мне стала чем-то симпатична, это одна из причин нашего сегодняшнего свидания, а с другой стороны, я понял, что ты со всем этим каким-то образом связана и можешь либо слушаться меня и пролить свет, либо наделать глупостей и попасть в неприятность.

– Только давай не будем о том, что я должна тебя слушаться! Я не маленькая.

– Разумеется. Ты большая. Поэтому я и сказал «можешь», а не «должна». Кстати, осталась еще одна тема, которую я пока не затронул. Ты мне говорила, что не знаешь девушки по имени Лана?

– Повторить?

– Не обязательно. Имей в виду, что я исхожу из того, что тебе сейчас обманывать меня нет никакого резона, если только ты сама не связана с убийством подруги, в чем я сомневаюсь. Поэтому я беру твои слова на веру. И задаю другой вопрос: а знакома ли ты с некой Светланой, у которой есть брат по имени Александр?

– Я знакома со многими Светланами. У многих из них могут быть братья. Многих братьев могут звать Александрами.

– Попробуем разобраться. Когда ты говоришь «со многими», это означает «сто», «десять», «две»?

– Пятак.

– Пятак?

– Пятак.

– И все из тех, что зарабатывают телом?

– Почему же? Не обязательно. Или ты думаешь, что у меня все знакомые чокнутые? Я, кажется, еще учусь в институте да и со школьными подругами многими вижусь.

– Ну-ну, к чему такое самоуничижение! Просто с той Светланой, которую имею в виду я, ты едва ли могла учиться в одном классе. Она тебя лет на пятнадцать старше. Раньше занималась тем, что печатала объявления в газете, рекламируя услуги «госпожи» для всяких озабоченных «рабов».

– Такой не знаю.

– А сейчас они с братцем занимаются изготовлением и продажей видео с порками.

– Нет, я же говорю, что не знакома с такими.

– Хорошо. То есть плохо. Потому что я надеялся понять, каким образом твой Юра вошел в их круг. Я имею в виду, круг посетителей, разумеется. Ты говорила, что года два назад он развелся?

– Если ты намекаешь сейчас на то, что все это время он пользовался услугами проституток, то я не могу этого отрицать. Я за ним не следила, а он мне не докладывал.

– А как же строгие правила?

Карина посмотрела на меня вопросительно. Заметила, что я любуюсь ею и невольно смутилась. Промолчала.

– А чем он вообще занимается? Где-то работает?

– Ответь пожалуйста, зачем тебе все это нужно?

– Я тебе уже говорил. Если мои опасения имеют под собой почву, а они-таки, похоже, имеют, тебе может угрожать опасность. А мне бы этого не хотелось.

– Спасибо, конечно, за заботу, но в телохранителях я не нуждаюсь: сама за себя постою.

– Ни ты, ни я не знаем пока причин происходящего. Повторяю, твой брат может быть ни в чем не виноват, может, я просто с кем-то его путаю, но если нет, я не берусь судить о том, что привело его на съемки к Свете, в одну попутку с Лолой и, наконец, к убийству Лолы с последующим посещением места казни.

– Почему ты сказал «казни»?

– Не знаю. – Я действительно не знал. – Наверное, вспомнился какой-то из американских фильмов, где насильник и убийца оправдывает свои действия высокой идеей избавления общества от соблазнительных путан. Твой брат, случайно, не священник?

Карина впервые за последнее время улыбнулась. Спрятала пачку с оставшимися двумя сигаретами в сумочку. Щелкнула зажигалкой и несколько мгновений смотрела на пламя.

– Во-вторых, – продолжал я, – мне интересно докопаться до истины, как бы пафосно это ни прозвучало. Не буду вдаваться в подробности, но мне стало известно о том, что существует некая западная киностудия, кстати, в известной тебе Италии, которая снимает порнофильмы с участием, в частности, девушек из России, причем в конце фильма этих девушек как будто убивают. Очень может быть, что не «как будто». И девушки, похоже, об этом знают с самого начала.

– Бред, – сказала Карина.

Пламя между тем погасло, она попыталась его вернуть, но зажигалка отказывалась давать искру.

– Черт, кончилась!

С отвращением бросила зажигалку в пепельницу. Посмотрела по сторонам. Натолкнулась на мой смеющийся взгляд.

– Ты что, надо мной издеваешься?

– Ничуть. Если ты насчет убитых девушек, то у меня дома даже кассета с записью есть. Могу показать, сама убедишься. Кстати, на ней твоего Юры нет.

– Так, может, ты сам все и подстроил? Сидишь тут и рассказываешь мне, как тебя забавляют истории с порками и казнями проституток. Может, мне именно тебя и следует опасаться больше других?

– Почему же ты не бежишь? Еще кофе?

– Нет, спасибо, не хочу описаться.

– Так почему же ты не боишься?

– А у меня есть возможность от тебя убежать?

– Ну, если мы с твоим Юрой действуем заодно, то нет. А если во всем виновен один из нас, у тебя остается шанс. Вопрос по-прежнему заключается в том, чтобы правильно выбрать сторону. – Я перестал улыбаться и продолжал серьезно: – Мне не хочется тебя обманывать и говорить, будто я умею читать чужие мысли. Но я вижу, что мой предыдущий рассказ зародил в тебе кое-какие сомнения. Вероятно, мыль о том, что двоюродный брат может быть причастен к убийству, не помешает тебе поначалу крепко спать по ночам и не заденет совесть, однако сомнения заставят тебя либо завязать с твоим хобби, либо страх будет расти и расти до тех пор, пока ты…

– Чего ты добиваешься? Чтобы я пошла и заявила на Юру в милицию?

– Боже упаси! Если он виноват, его там вообще специалистом по вышибанию денег из «мамок» сделают. Такой ценный кадр! Нет, не смеши меня. Мне просто кажется, что мы могли бы помочь друг другу, оказать, так сказать, взаимную услугу. В любом случае в результате ты либо узнаешь, что я наводил на твоего брата поклеп и имя его ничем не запятнано, либо будешь начеку и не попадешь в беду сама, если опасность исходит от него. Я же докопаюсь до некой истины, доберусь до тех, кто делает видеопособия для маньяков, а заодно проведу все это время в приятном общении с тобой. Чем не причина!

– А бабок тебе на меня хватит? – Карина прищурилась и стала похожа на забавного котенка. – Или ты ждешь, что я соглашусь на бартер?

– А ты считаешь, что «приятное общение с тобой» сводится для меня к постельным радостям? Я вот и сейчас с тобой общаюсь, и мне приятно.

– Но платить-то за коктейли тебе, красавчик.

Я расхохотался, чем привлек внимание уже заполнявших зал посетителей. Прямота собеседницы определенно мне импонировала. Не говоря уж о внешности. И причастности к загадке. Одним словом, я считал, что игра во всех отношениях стоит свеч.

– Раньше Юра работал в одной коммерческой фирме. Итальянской.

Мне сразу же расхотелось смеяться. Посмотрел на Карину. Она играла пустой зажигалкой.

– Был там менеджером по продажам. Торговали дорогими винами. Когда от него ушла Алеська, бросил работу, год ничего не делал. Сейчас, насколько я знаю, работает на Кунцевском кладбище. Могилы роет. Поэтому, собственно, реже наведываться к нам стал. Стыдится, наверное. Мои его не укоряют, они у меня люди вполне современные, но он всегда был очень гордый и теперь мучается. Почему ты на меня так опять смотришь?

Я так и не научился скрывать свои мысли. А их у меня сейчас было превеликое множество. До сих пор я предполагал, что круг замкнулся, однако, получалось, что я не мог и предположить, что он способен замкнуться еще же. Подобное ощущение возникает еще и тогда, когда пытаешься что-то вспомнить, и ответ мелькает в голове, но его никак не удается как следует зафиксировать, чтобы разглядеть. Головоломка складывалась в картинку, но получаемая в результате фигура выходила вовсе не такой, какой представлялась вначале. Невнятная, сумеречная и почти матовая, по мере складывания она загоралась неожиданно яркими красками, создавая впечатление неуместности и нарочитости.

– Как, ты говоришь, звали бывшую его жену?

– Алеся.

– Ты знаешь, где она сейчас?

– Понятия не имею. А ты?

– Все это очень, очень странно. – Я потер лоб и попытался сделать глоток из давно уже пустой чашки. – Мне даже не хочется больше тебя ни о чем пока расспрашивать. Например, как эта Алеся выглядела.

– Ты и ее что ли знал?

Я не видел смысла в том, чтобы отвечать на ее вопросы. Равно как и задавать свои. Требовалось подтвердить (или рассеять, что вряд ли) подозрения и попробовать призвать на помощь логику. В спокойной, тихой обстановке.

– Ты можешь прямо сейчас поехать ко мне? Я тебе кое-что покажу, а ты скажешь, прав я или ошибаюсь.

Карина посмотрела на свое запястье.

– Нет, прямо сейчас не могу. Я, кстати, опаздываю на вторую пару. Мне нужно бежать.

Я взметнул руку, призывая официантку для расчета. Карина уже сидела на уголке скамьи, готовая встать и оставить меня одного. Странно, что мое предложение ее сразу не заинтриговало.

– Когда мне тебе позвонить?

– А что ты хочешь мне показать?

Нет, все-таки любопытство в голосе чувствовалось.

– Фрагмент одного фильма. Если мои подозрения оправдаются, ты убедишься в том, что иногда фантазии правильнее называть интуицией. В любом случае, будь сегодня очень аккуратной. И никому не говори о нашей с тобой встрече.

– Сейчас же перезвоню Юре и все ему расскажу.

– Вот и я о том же. Так когда ты заканчиваешь учебу?

– После пяти я освобожусь, но мне еще нужно будет по делам съездить. Слушай, я побежала, ладно?

– Не отключай телефон.

Проводив ладную фигурку взглядом, я остался дожидаться официантку. Она не спешила, и у меня было достаточно времени, чтобы поразмыслить о только что услышанном. Записная книга оказалась при мне: я зачем-то сунул ее в пакет вместе с доперестроечным изданием «Молота ведьм», который по привычке не тратить время зря читал в метро. Ручка тоже была на месте – вставлена в корешок. Так что когда официантка наконец явилась на мой зов, она застала меня погруженным в «общение с листом» и совершенно позабывшим о том, что хотел уходить. Мой вид привел девушку в странное возбуждение, но я успокоил ее, заказав еще кофе и попросив вместе с ним подать мне окончательный счет. Теперь я был предоставлен самому себе еще на полчаса.

Хотя вслух я допускал сомнение относительно того, что Каринин Юра и мой недобитый «чеченец» есть одно и то же лицо, уверен я был в обратном, то есть в их абсолютном тождестве. Особенно теперь, когда появилась новая фигура, точнее, когда давнишнее действующее лицо обрело новою плоть. Я имел в виду Алесю. С нее началась эта история и мой интерес к лорду Доджсону, ею же пока весь этот круг и замыкался.

Я схематично восстановил все то, что мне теперь было известно о Юре-чеченце.

Моего возраста. Живет на Новинском бульваре. Раньше работал в итальянской коммерческий фирме. Был женат. На Алесе (до окончательного опознания Кариной она оставалась лишь тезкой моей венецианской знакомой, хотя я уже догадывался о положительном исходе эксперимента). Далее, по всей видимости, два события совпадают либо по времени, либо одно непосредственно связано с другим: Алеся бросает его (наверное – с фирмачом, наверное – с итальянцем, может быть – с самим лордом Доджсоном), и он теряет работу. По крайней мере, уходит из фирмы и почему-то переквалифицируется из продавцов в гробовщики. «Могилы роет», как выразилась Карина. Вскоре Алеся погибает на съемках «Dominazione». Дальнейшие действия Юры-чеченца опять-таки подпадают под двойное толкование: совершенное им убийство подмосковной путаны – либо месть за гибель бывшей жены, либо символическое излияние ненависти на весь женский род за свое унижение. В таком случае правомочно ждать продолжения. Муж мстящий должен добраться до всех остальных виновников смерти любимого существа. Муж обиженный тоже не должен останавливаться на достигнутом: гулящих девиц на улицах Москвы и объявлений в газетах и Интернете о соответствующих услугах предостаточно, следовательно, грядущие сводки криминальной хроники обещают быть насыщенными сообщениями о найденных в подворотнях женских трупах. Перспектива рисовалась в обоих случаях занимательная. Смахивало на сценарий примитивного американского триллера. Или на краткий пересказ сочинения на тему «Как я стал маньяком». Не забыть спросить Карину, слышала ли она что-нибудь про лорда Доджсона!

По дороге домой я пытался читать «Молот ведьм», но страницы расплывались, я их перелистывал, не видя, и продолжал напряженно рассуждать.

Даже если Алеся – та же самая, все могло оказаться совершенно по-другому. Юра-чеченец никого не убивает, а старается защитить. Но не успевает. Не уберег жену. Не уберег Лолу. С горя заболел. Хотя нет, заболел он, по признанию Карины, во время последнего убийства. Собственно, все это предположение звучало диссонансом и было откровенно «притянуто за уши». Я уже не мог представить себе брата Карины невиновным. Предвзятость? Интуиция? Да какая разница? К концу поездки я начал понимать, что моя история все еще набирает «критическую массу», когда по-прежнему не ясно, «сдуется» ли она через мгновение, как мыльный пузырь, или обернется мощным взрывом, о разрушительной силе которого я пока не имею ни малейшего представления. Последующие события должны были пролить окончательный свет на события предыдущие. Без них все мои теории и голливудские сценарии повисали в воздухе. Как минимум, оставалось найти подобающие роли для Светланы с ее братом (пока они рисовались мне эдакими сводниками с большой дороги, хотя в итоге могли оказаться связующим звеном между уходом Алеси от Юрия и ее злосчастным участием в фильме) и для Ланы (с дочерью или без, с мужем или без; мужа тоже не хотелось сбрасывать со щитов, поскольку в его пользу было только то, что он знаменит, то есть должен дорожить своим положением, и как будто не имеет с женой ничего общего, кроме маленькой Ярославы; зато против него была его профессия киношника и география – Венеция, Италия).

«Цезарий же приводит пример, как изменение местопребывания спасает от инкубов, и рассказывает о несчастной дочери священника, обесчещенной таким демоном, от боли помешавшейся и перевезенной ее отцом в другую местность, после чего демон-искуситель покинул ее, но убил из мести ее заботливого отца. У Цезария говорится также о той женщине, к которой по ночам часто являлся инкуб и беспокоил ее своим соблазном, и которая из-за этого предложила одной набожной подруге лечь в постель вместо нее. Эта подруга провела ночь, полную известного беспокойства, тогда как другая, раньше упорно искушаемая, проспала совершенно спокойно. Вильгельм замечает, что инкубы являются чаще всего женщинам и девушкам, обладающим красивыми волосами. Это происходит потому, что такие женщины больше заняты тщетой заботы о своих волосах»27.

Что заставило меня прочесть этот абзац с вниманием? Уж наверное не приводимое имя Цезарий, созвучное фамилии покойной Елены. Не знаю. Может быть. История с подменой? На самом деле погибнуть должна была Лана, а погибла Лола? Смелая гипотеза (правда, здесь уже больше от породистого английского детектива, чем от американских пустышек). Упоминание красивых волос? Ни у той, ни у другой они не отличались завидной пышностью. Лана вообще стригла их довольно коротко. На мой вкус красивые волосы были у Ярославы и у Карины. Кстати, и у Алеси, но она теряет их в жестокой сцене в конце фильма. Нет, ерунда какая-то!

– Вы сейчас выходите? – спросили у меня за плечом.

В ответ и покосился назад и кивнул.

Для пущей острастки сзади должен был бы сейчас оказаться брат Карины или лорд Доджсон. Чтобы не было никаких отвлекающих моментов. Сюжет развивается и развивается строго к одному ему ведомой цели. Никаких лирических отступлений. Краткость – сестра таланта. Карина – сестра Юрия. Светлана – сестра Александра. У кого нет братьев и сестер, тот ни при чем. Трагедия моей истории – трагедия семейный уз. Король Лир, раздающий свое царство. Но в юности он был Гамлетом, и теперь оно никому не нужно. Амортизация. Пусть даже земля амортизации не подвержена. Значит, царство не земля, а недвижимость и добавочная стоимость. «За брэнд», как говорится.

– Так вы не выходите?

– Выхожу, – повторил я вслух и понял, что поторопился, потому что моя станция была через одну.

Поезд шел по Кольцевой линии, был самых разгар буднего, причем летнего дня, и я невольно поражался количеству праздно перемещающегося по метро народа. Подобное столпотворение еще куда ни шло зимой, когда наиболее разумные автомобилисты ставят свои машины на сезонный прикол и переходят на предсказуемый (пока что) транспорт, чтобы не тратить время в снежных заторах и разбирательствах, кто кого помял. К тому же, мне казалось, что нормальные люди стараются проводить летние месяцы если не на Канарских островах, то уж во всяком случае на даче, у реки, подальше от жарких асфальтов и душных туннелей подземки. Не тут-то было.

Вытолкнувшись на перрон «Краснопресненской», я обогнул колонну, «заметая следы своего конфуза» от возможных наблюдателей (терпеть не могу, когда посторонние замечают мои оплошности, пусть даже такие, как выход не на той станции), и направился в хвост поезда. Вагоны уже тронулись, но еще не успели набрать ход, и в окне одного мне привиделся зачарованный облик юной девы – вылитой копии маленькой Ярославы с домашней фотографии, где она сидит на коленях знаменитого отца. Если это действительно была она, то никто из взрослых ее как будто не сопровождал.

Как назло, следующий поезд по какой-то причине задерживался. Невольное приключение вывело меня из состояния задумчивости, и я больше не возвращался к мысли о Карине и ее брате. Вместо этого я стал рассматривать озабоченно вглядывающихся в черноту туннеля пассажиров. Постепенно их становилось все больше и больше, и когда поезд наконец подошел они уже стояли в два ряда. Причем с таким видом, будто опаздывают на работу. Что едва ли соответствовало истине. Дверцы распахнулись, и два потока – выходящий и входящий – столкнулись грудями ровно между дверей. Обе волны искренне считали, что уступить должны именно ей. Из вагона поднажали. Помогло давление, накопленное в замкнутой емкости. Входящая волна была во мгновение ока разбрызгана по колоннам, а когда с шумом собралась к новому штурму, двери уже закрывались. Внутрь вагона удалось попасть только самым отчаянным. Я был не из их числа. Я вообще стоял в стороне и перелистывал «Молот ведьм»:

«…По закону никто не может быть присужден к смертной казне, если он сам не сознался в преступлении, хотя бы улики и свидетели и доказывали его еретическую извращенность…»28.

Ну, сознаться-то, допустим, всегда можно заставить.

«…Пусть судья не спешит с пытками. Ему надлежит прибегать к ним лишь тогда, когда дело идет о преступлении, за которое полагается смертная казнь…»29.

Вот вам и жестокая инквизиция! Если только она действительно имела место в том виде, в каком ее принято описывать сегодня: несчастные красавицы-колдуньи, похотливые в своей брутальности монахи, изгнания дьявола, жаркие костры на площадях и тому подобные прелести средневековья. Если только она не отражала происходившую на самом деле во то время борьбу между двумя направлениями одной религии – исконным христианством, радостным и разнузданным, которое победившее лютеранство назвало «язычеством», отодвинув в никогда не существовавшее прошлое, и новым, «правильным» христианством, ратовавшим за религиозную дисциплину и аскетизм веры. Едва ли второе могло бы когда-нибудь победить первое (да и победило ли?), если бы Европу не захлестнули эпидемии тяжких болезней (в частности, венерических), бороться с которыми было действеннее всего кострами. А уж переписать историю всегда можно задним числом. Как то было, например, с так называемыми концентрационными лагерями второй мировой, в крохотных печах которых «погибло» столько человек, главным образом семитов, разумеется, что если бы это действительно когда-нибудь произошло, печи вынуждены были бы топиться и поныне, поскольку даже на солидной поленнице дров индусский труп сгорает полностью вовсе не за несколько секунд; само же человеческое тело горючим веществом не является, как бы ни доказывали обратное обвинители нацизма; по утверждению Юргена Графа, в крематории Базеля сожжение одного трупа длится около часа, во Фрайбурге – полтора часа; если верить «свидетелям» нацистских зверств, то в Освенциме – на все уходило четыре минуты; «Суперсвидетель Миклош Ньизли, чей бестселлер появился на четырех языках и был издан четырежды, сообщает, что 46 муфелей крематория в Биркенау ежедневно перерабатывали по 20 тыс. трупов. (Согласно тому же Ньизли, по 20 тыс. евреев в день убивали газом, а еще 5-6 тыс. расстреливали или сжигали живьем). В таком случае на каждый муфель приходится по 435 трупов в день и процесс сгорания должен был идти в 18 раз (!) быстрее, чем в современных крематориях. Скромнее высказывается Гесс. У него приходится по 133 трупа на муфель, т.е. в 5 раз больше, чем это могло бы быть в 1996 году. Карло Маттоньо пишет по этому поводу: «Очевидцы» хотят нам внушить, что крематории Освенцима-Биркенау были независимы от законов природы, были дьявольскими сооружениями и не подчинялись известным законам химии, физики и теплотехники»30. Сегодня трудно что либо доказать (как за неимением заслуживающих доверия памятников средневековой письменности, так и из-за опасения «случайно» попасть в аварию на пустынном шоссе), однако кто знает, может быть, так называемых «ведьм» сжигали исходя из тех же самых норм элементарной санитарии, что и тела умерших от недоедания и холода несчастных заключенных концентрационных лагерей (ведь перешедшие в наступление союзники приложили немало сил, чтобы уничтожить средства коммуникации между немецким тылом и зависимыми от внешнего снабжения «душегубками»).