Гендерное превосходство II. По следам безумца…

- -
- 100%
- +
– Какая гармония, Ворэн?! – взорвалась я. – Пока мы сидим здесь и боимся нарушить гармонию, он там, в наших лесах, превращает её в кровавый хаос! Он превращает наших зверей в чудовищ! Гармонии больше нет! Есть только мы. И он.
Мои слова были ересью. Открытое неповиновение совету было немыслимо в нашем мире. Я видела, как многие отводят взгляды. Они сочувствовали мне, но не были готовы пойти против вековых устоев. Я уже готова была развернуться и уйти, понимая, что осталась одна в своей войне.
– Она права.
Голос был тихим, но твёрдым. Он принадлежал молодому охотнику, сидевшему в тени. Его звали Зефир. Он был лучшим стрелком в нашем клане, молчаливым и замкнутым после того, как несколько циклов назад потерял свою пару во время вылазки в горы. Он поднялся и шагнул в круг света от очага. – Мой отряд патрулировал западные каньоны три дня назад, – сказал он. – Мы нашли пещеру. Она вся была покрыта этой… чёрной, хитиновой дрянью. И внутри… там были коконы. Десятки. И в них что-то росло. Мы уничтожили их, но это было неправильно. Это было чужое.
К нему присоединился ещё один. А затем ещё. Это были те, кто, как и я, в последние недели сталкивался с необъяснимым. Те, кто видел странных, мутировавших тварей. Те, кто слышал в Песне не просто диссонанс, а злобный, насмешливый шёпот.
В тот вечер, в полумраке «Приюта Охотника», родился наш маленький, тайный союз. Нас было всего семеро. Семь первых из несогласных. Семь еретиков, готовых пойти против воли старейшин, чтобы защитить свой мир.
Мы не были армией. Мы были просто отрядом охотников. Но мы приняли решение. Мы не будем ждать, пока совет закончит свои медитации. Мы не будем изучать. Мы будем охотиться.
Когда два солнца окончательно скрылись за горизонтом, и Элизия засияла своим внутренним светом, мы собрались у тайного выхода в нижних ярусах. Мы проверяли наши кристаллические луки, остроту наших копий, запасы светящегося мха для ночных вылазок. Мы не знали, что ждёт нас там, в лесах, ставших чужими. Мы не знали, сможем ли мы вернуться. Но мы знали одно. Гармонию нельзя сохранить, прячась от хаоса. Иногда, чтобы спасти мелодию, нужно самому стать самой громкой и яростной её нотой.
Мы шагнули во тьму, и за нашими спинами Великая Песнь нашего города звучала теперь как реквием по миру, которого уже никогда не будет.
Глава 2.
Проект «Эхо»
Москва. Сверхсекретный подземный комплекс «Меридиан-1».
Семь утра. Воздух в кабинете генерала Бревина был холодным и разреженным, как на вершине горы. Я стоял перед его массивным столом из полированного карельского гранита, и на его поверхности, словно божество на алтаре, лежала одна-единственная папка с грифом «Совершенно Секретно. Только лично в руки».
Бревин не спал. Это было видно по глубоким теням под его глазами и по тому, как его пальцы нервно постукивали по столу. Он смотрел не на меня, а на голографический экран, занимавший всю стену. На нём медленно вращалась трёхмерная модель звёздной системы Проксима Центавра. Маленькая, ничем не примечательная звезда, а вокруг неё – несколько планет. Одна из них, третья от звезды, была выделена зелёным цветом.
– Этель, – произнёс Бревин, и его голос в этой оглушительной тишине прозвучал как удар колокола. – Так её назвали астрономы. По имени древней богини земли. Иронично, не правда ли?
Он поднял на меня свой тяжёлый, усталый взгляд. – Ты понимаешь, что это значит, Игорь? Он не просто сбежал. Он нашёл новый дом. Новую колыбель. И зная его, он не будет сидеть сложа руки. Он начнёт всё сначала. Но на этот раз он будет умнее. Он учтёт свои ошибки.
– Я понимаю, сэр, – ответил я.
– Нет. Ты не понимаешь, – он встал и подошёл к экрану. – Никто из нас не понимает. Мы столкнулись с угрозой, которая находится за гранью нашего воображения. И мы ответим на неё так, как не отвечали никогда.
Он коснулся экрана, и изображение сменилось. Теперь на нём были чертежи. Схемы корабля, не похожего ни на что, что когда-либо строило человечество. Он был длинным, хищным, похожим на гигантское, многогранное копьё. – Проект «Эхо», – сказал Бревин. – Так мы его назвали. Потому что мы посылаем не просто солдат. Мы посылаем эхо. Эхо нашего мира, нашей воли, нашей ярости. Это будет самый дорогой, самый сложный и самый секретный проект в истории человечества. Весь мир, все нации, тайно, под предлогом создания «щита от астероидов», будут работать над ним. Лучшие учёные. Лучшие инженеры. И лучшие бойцы.
Он повернулся ко мне. – Командиром этой миссии будешь ты, Игорь. Это не обсуждается. Ты единственный, кто видел его. Единственный, кто сражался с его творениями и выжил. Но тебе понадобится команда. Лучшая из лучших. И тебе придётся собрать её самому.
Я молчал, переваривая масштаб задачи. Это была не просто военная операция. Это был новый «Проект Манхэттен». Новая космическая гонка. Только на этот раз призом была не Луна, а выживание нашего вида. – Мне нужен Свайн, – сказал я. Это было первое, что пришло мне в голову. – Я так и думал, – кивнул Бревин. – Он будет твоим. Учёные будут против, они не захотят отпускать свой самый ценный «образец». Но я решу этот вопрос. Его способности в новом мире могут оказаться нашим главным козырем.
– Мне нужен Балта, – продолжил я. – Как мой заместитель. Я должен быть уверен, что моя спина прикрыта человеком, которому я доверяю абсолютно. – Согласен. Он уже назначен.
– И мне нужны… Хранители. Скрим и Профессор Гжель. Бревин нахмурился. – Это будет сложнее. Они не подчиняются приказам. Они – вольные агенты. Но я свяжусь с ними. Попробую убедить. Их знания об этом враге бесценны.
Мы обсудили детали. Сроки были нереальными. Корабль должен был быть построен и готов к старту через полтора года. За это время нужно было не только создать совершенно новый тип двигателя, способный преодолеть световые годы, но и подготовить команду, разработать новое оружие, продумать тактику действий в абсолютно неизвестном мире.
Когда я вышел из кабинета Бревина, моя голова гудела от информации и от груза ответственности, который только что лёг на мои плечи. Я больше не был просто солдатом, терзаемым призраками. Я стал командиром последней надежды человечества. Моя тихая, лишённая цели жизнь закончилась. Началась новая гонка. Гонка со временем. Гонка с монстром, который уже получил фору в четыре световых года.
Я шёл по коридорам секретного комплекса, и впервые за долгое время я чувствовал не боль прошлого, а холодный, острый азарт будущего. Война ещё не закончилась. Она просто переходила на новый уровень. Космический.
Мой первый рабочий день в качестве командира проекта «Эхо» начался не в кабинете. Он начался в бронированном автомобиле без опознавательных знаков, который мчал меня по пустынным дорогам Подмосковья. Нашей целью был сверхсекретный научно-исследовательский комплекс «Гранит» – место, ставшее одновременно лабораторией и тюрьмой для Свайна.
Комплекс был высечен в скале, его серые, лишённые окон стены уходили глубоко под землю. Воздух здесь был стерильным и холодным, пахло озоном и страхом. Меня встретил седовласый человек в строгом костюме, представившийся доктором Ароновым, руководителем проекта по изучению «аномальных способностей лейтенанта Нордсона». Его лицо выражало смесь научного восторга и плохо скрываемого недоверия ко мне, простому солдату, посмевшему вторгнуться в его святилище.
– Майор Троицкий, – процедил он, пока мы шли по длинным, белым коридорам. – Должен вас предупредить. Объект нестабилен. Его психоэмоциональное состояние непредсказуемо. Мы настаиваем на соблюдении всех протоколов безопасности. Любой контакт – только через бронированное стекло.
– Я пришёл не смотреть на него через стекло, доктор, – отрезал я. – Я пришёл забрать его.
Аронов остановился и посмотрел на меня, как на сумасшедшего. – Забрать? Это невозможно! Он – самый важный научный объект на планете! Мы только начинаем понимать природу его… – А у меня приказ от генерала Бревина, – я протянул ему планшет с подписанным распоряжением. – Лейтенант Нордсон зачислен в состав моего экипажа. Он летит со мной.
Лицо Аронова исказилось от ярости. Он вырвал у меня из рук планшет, его глаза забегали по строкам приказа. – Это… это преступление против науки! – прошипел он. – Вы не понимаете, с чем имеете дело!
– Напротив, доктор. Я, в отличие от вас, понимаю, – ответил я, глядя ему прямо в глаза. – Я видел, на что он способен. И я знаю, что без него у нас нет ни единого шанса. Ведите.
Свайна держали в комнате, похожей на большой, белый куб. Никакой мебели. Лишь койка в центре и десятки камер и датчиков на стенах. Когда я вошёл, он сидел на койке, спиной ко мне, глядя в пустую стену. Он не обернулся. Он уже знал, что я пришёл.
– Привет, – сказал я. – Привет, – его голос был глухим, лишённым эмоций. – Я собираю команду. Мы летим за ним. – Я знаю. – Ты нужен мне, Свайн. Твои… способности. Они наш единственный шанс. – Мои способности? – он горько усмехнулся. – Они называют это «неконтролируемой псионической активностью». Они боятся меня, Игорь. Они держат меня здесь, как бомбу, и каждый день пытаются понять, как её разобрать, не взорвавшись. А ты хочешь взять эту бомбу с собой на космический корабль.
Он медленно повернулся. Он сильно изменился за этот год. Он похудел, под глазами залегли тени, но его взгляд… он стал глубоким, почти пронзительным. Фиолетовые прожилки на его руке стали ярче. – Я не знаю, смогу ли я это контролировать, – тихо сказал он. – Там, вдали от Земли… кто знает, как оно себя поведёт. – Мы справимся, – сказал я с уверенностью, которой не чувствовал. – Как справлялись и раньше. Вместе.
Он долго смотрел на меня. А затем, впервые за долгое время, на его лице промелькнуло что-то, похожее на слабую улыбку. – Ладно, командир, – сказал он. – Похоже, у меня всё равно нет выбора. Когда вылетаем?
Мой следующий визит был ещё более сюрреалистичным. Я летел на сверхзвуковом джете на мёртвый континент. В бункер к Хранителям. Скрим встретил меня у шлюза. Он тоже изменился. Исчезла мальчишеская угловатость. Он стал выше, крепче, а в его глазах, всё ещё сохранивших золотистый оттенок, теперь была мудрость и тяжесть, не свойственная его годам.
– Я знаю, зачем ты здесь, – сказал он, ведя меня вглубь убежища. Профессор Гжель ждал нас в своей лаборатории. Но это был уже не тот немощный старик, которого я видел на голоэкране. Технология, которую он тайно разрабатывал, сработала. Перед нами стоял мужчина лет сорока, точная, молодая копия самого себя. Здоровый, полный сил, но с теми же пронзительными, умными глазами. – Перенос сознания прошёл успешно, – сказал он, заметив моё изумление. – Старый сосуд был слишком хрупок. А для путешествия, которое нам предстоит, нужна вся возможная энергия.
Я изложил им предложение Бревина. Гжель слушал молча, постукивая пальцами по столу. – Межзвёздный перелёт… Квантовый туннельный двигатель, основанный на моих старых разработках… Амбициозно, – наконец произнёс он. – И безумно опасно. Но это наш единственный шанс добраться до него.
– Мы не можем оставить этот мир без защиты, – вмешался Скрим. – Если мы улетим, кто останется здесь? Кто будет следить за островом? – Именно поэтому летишь только ты, – ответил Профессор. – Я останусь. Я буду вашими глазами и ушами здесь, на Земле. Я буду координировать миссию, анализировать данные, которые вы будете присылать. Мой разум – это командный центр. А ты, – он посмотрел на Скрима, – ты – оружие. Твоё место там, на передовой.
Скрим хотел возразить, но понял, что Профессор прав.
Моя последняя встреча была с Анной. Я нашёл её в её городе, в Оазисе, который теперь стал главным научным центром проекта «Эхо». Она стояла посреди гигантского сборочного цеха, где уже закладывался каркас нашего будущего корабля. Она не удивилась моему предложению. – Я и мои инженеры – часть этого проекта с самого первого дня, – сказала она, не отрывая взгляда от чертежей. – Кто-то же должен построить вам эту штуку. И кто-то должен следить, чтобы вы её не сломали в первый же день. Моя команда летит с вами.
Так, шаг за шагом, в течение нескольких недель, моя команда начала обретать форму. Это была не армия. Это был Ноев ковчег. Ковчег, на борту которого были собраны самые странные, самые опасные и самые гениальные представители человечества. И нам предстояло отправиться в плавание по неизвестному, тёмному океану космоса, чтобы сразиться с бурей, которую мы сами и породили.
Следующие полтора года пролетели как один, бесконечный, лихорадочный день. Для мира это было время тревожного затишья, время, когда человечество, затаив дыхание, пыталось вернуться к нормальной жизни, игнорируя дамокловым мечом нависшую над ним угрозу из космоса. Но для нас, участников проекта «Эхо», это было время самой отчаянной гонки в истории.
Наш дом, наша штаб-квартира, раскинулась на территории бывшего космодрома Байконур. Место, откуда человечество когда-то сделало свои первые, робкие шаги к звёздам, теперь стало колыбелью для его последнего, отчаянного прыжка. Гигантские, заброшенные сборочные цеха, видевшие ещё «Буран», были реконструированы и превращены в самые высокотехнологичные лаборатории и верфи на планете. День и ночь, в полной секретности, здесь кипела работа. Я жил здесь. Спал по три-четыре часа в сутки в маленькой офицерской казарме. Мои дни были расписаны по минутам: утренние тактические совещания с Балтой, который стал моей правой рукой и начальником штаба; дневные тренировки с отрядом – горсткой лучших бойцов спецназа со всего мира, которых Бревин отобрал для этой миссии; вечерние сеансы связи с Профессором Гжелем, который из своего убежища на мёртвом континенте консультировал инженеров.
Анна стала сердцем этого проекта. Она и её команда работали на износ, совершая одно чудо за другим. Я видел, как они, используя принципы биоинженерии, полученные из останков улья, создавали новую, «живую» броню для нашего десанта – лёгкую, прочную и способную к частичной регенерации. Свайн жил в отдельном, изолированном секторе. Он больше не был пациентом, он стал нашим оракулом. Учёные, под его руководством, пытались создать устройства, способные защитить обычных солдат от ментальных атак. Он проводил часы в камерах сенсорной депривации, учась контролировать свою силу, путешествуя по невидимым ментальным ландшафтам, пытаясь нащупать эхо Великой Песни Этелии. Он был нашим единственным шансом понять, с чем мы столкнёмся там.
Скрим был нашим оружием. Он тренировался в специально построенном для него симуляционном комплексе. Я наблюдал за ним через бронированное стекло. Он двигался в виртуальной реальности, сражаясь с ордами созданных компьютером монстров, и это было похоже на танец бога смерти. Он больше не использовал винтовку. Его тело само стало оружием. Он формировал из золотой энергии щиты, лезвия, выпускал концентрированные лучи. Профессор Гжель, руководивший его тренировками, медленно, осторожно, снимал с него один за другим предохранители, раскрывая его истинный, почти безграничный потенциал.
А в центре всего этого, в самом большом сборочном ангаре, росло оно. Наше «Копьё Одина». Это был не просто корабль, это был хищник. Его вытянутый, многогранный корпус был покрыт не металлом, а композитными пластинами, созданными по технологии стелс, которые переливались от чёрного к тёмно-синему, как крыло ворона. Он был спроектирован, чтобы быть невидимым, быстрым и смертоносным. Его сердцем был «Квантовый туннельный двигатель». Гигантская, сферическая конструкция в центре корабля, в которой, как ядро в атоме, в магнитном поле парила крошечная, нестабильная сингулярность. Профессор Гжель, передавая свои знания через Скрима, объяснял нам принцип его работы. Двигатель не толкал корабль сквозь пространство, он создавал перед ним микроскопическую, короткоживущую червоточину, «прокол» в ткани пространства-времени, и корабль, по сути, падал в неё, мгновенно перемещаясь на миллионы километров. Это был не полёт, это была серия бесконечно быстрых, контролируемых падений.
Подготовка шла негладко. Были аварии. Во время одного из тестовых запусков двигателя произошёл выброс энергии, который едва не уничтожил весь комплекс. Были конфликты. Солдаты не доверяли «колдуну» Свайну. Инженеры спорили с военными о приоритетах. Но мы преодолевали это. Нас объединяла одна, общая цель. Одна, общая угроза. За полтора года мы совершили невозможное.
В день старта на космодроме собрались все. Генерал Бревин, лидеры всех стран, которые тайно финансировали этот проект. Они стояли за бронированным стеклом командного центра и молча смотрели на гигантское, тёмное копьё, нацеленное в серое небо. Мы, экипаж, уже были на своих местах. Я сидел в кресле командира на мостике. Рядом со мной – Балта. За консолями – лучшие пилоты и навигаторы Земли. В десантном отсеке – мой ударный отряд. В лаборатории – Свайн, погружённый в медитативный транс. В инженерном отсеке – Скрим, который должен был лично контролировать работу двигателя. – Все системы в норме, – раздался спокойный голос Анны, главного инженера, по внутренней связи. – «Копьё Одина» готово к полёту.
Я посмотрел на главный экран. На нём, в центре перекрестья, горела далёкая, маленькая точка. Проксима Центавра. – Начать предстартовый отсчёт, – сказал я, и мой голос в оглушительной тишине мостика прозвучал непривычно громко.
На экране вспыхнули цифры. Десять. Девять. Восемь. Я закрыл глаза. Я думал не о битве, которая нас ждёт, я думал о тех, кто остался здесь. О Бревине. О Профессоре. О тех миллиардах людей, которые жили своей жизнью и даже не подозревали, что их последняя надежда, заключённая в тёмном, металлическом копье, прямо сейчас готовится пронзить ночь. Три. Два. Один.
Не было рёва. Не было огня. Корабль содрогнулся, и мир за иллюминаторами просто исчез. Он сменился калейдоскопом из света и теней, невозможных цветов и искажённой геометрии. Мы вошли в туннель. Мы летели к новому небу. Навстречу новой войне.
Путешествие в квантовом туннеле не было похоже ни на один из видов перемещения, известных человеку. Это был не полёт. Это было падение. Непрерывное, контролируемое падение сквозь саму ткань мироздания. Наш корабль, «Копьё Одина», не летел сквозь пустоту, он проваливался в неё, а затем появлялся в другой точке, за миллионы километров от предыдущей, и снова падал. Весь наш путь состоял из этих микроскопических, но бесконечных прыжков. За главным иллюминатором мостика не было звёзд. Там был лишь бурлящий, калейдоскопический вихрь из невозможных цветов и искажённого света, словно мы летели сквозь сон умирающего бога. Корабль постоянно мелко дрожал, а из машинного отделения, где Скрим и его команда контролировали сингулярность, доносился низкий, диссонирующий гул – единственный звук, напоминавший нам о том, что мы не просто висим в пустоте, а несёмся к своей цели с немыслимой скоростью. Эта дорога выматывала не тело, а душу. Она давила на разум, постоянно напоминая о том, насколько хрупка и условна наша реальность.
Прошло три недели. Три недели этого бесконечного падения. На борту «Копья Одина» установился свой, особый ритм жизни, единственное лекарство от медленного, космического безумия. Жизнь на корабле была жизнью маленького, изолированного города, плывущего по реке времени. В гудящих лабораториях инженеры Анны круглосуточно следили за состоянием корпуса и двигателя, их лица были постоянно освещены зелёным светом диагностических мониторов. В просторном, но всегда полупустом, обеденном зале солдаты моего ударного отряда травили байки, играли в карты и до блеска чистили оружие, пытаясь за этой рутиной скрыть гнетущую тревогу. В арсенале Скрим, когда не был занят в машинном отделении, в одиночестве собирал и калибровал какое-то новое оружие, используя технологии Профессора и свои собственные, пробудившиеся способности. А я, как командир, был повсюду. Мой день состоял из бесконечной череды обходов, совещаний и личных разговоров. Я должен был быть не просто командиром. Я должен был быть психологом, священником и отцом для этого маленького, испуганного человечества, запертого в стальной коробке посреди нигде. Я смотрел на лица своих людей и видел в их глазах один и тот же немой вопрос: «Что ждёт нас там?». И у меня не было на него ответа.
Чаще всего я заходил к Свайну. Его каюту переоборудовали в специальную камеру, блокирующую большую часть внешних раздражителей. Он проводил там почти всё время, погружённый в глубокую медитацию. Он больше не боролся со своей силой. Он изучал её. Он был нашим главным оружием и нашим самым чувствительным датчиком.
– Там, впереди… пустота, – сказал он мне во время одного из таких визитов, не открывая глаз. Его голос был спокоен. – Но это не мёртвая пустота. Она… ждёт. Я почти слышу его, Игорь. Не его мысли, а… его тень. Холод, который он оставляет в пространстве. Он как раковая опухоль, которая уже пустила метастазы в тело новой вселенной.
– Ты сможешь противостоять ему? – спросил я. Он надолго замолчал. – Не знаю, – наконец честно ответил он. – Моя сила… она отсюда. Она часть того же хаоса, что и он. Это как пытаться потушить пожар огнём. Я могу его обжечь. Но я могу и сгореть сам. Или… стать таким же, как он.
Раз в сутки мы получали короткий, сверхсжатый пакет данных с Земли. Это был наш единственный контакт с домом. Балта и Бревин держали нас в курсе. Мир по-прежнему был на грани. Паника утихла, но сменилась гнетущим, выжидательным напряжением. Всё человечество, объединённое речью Бревина, теперь смотрело в небо и ждало. Ждало вестей от нас. Но в последнем сообщении было и кое-что ещё, от Профессора Гжеля. На разорённом континенте, в одном из вскрытых ими подвалов главной лаборатории Кассары, они нашли его секретные архивы. Исследования, которые он вёл параллельно с проектом «Гендер». Исследования по контакту с другими измерениями. Он не просто хотел создать новую жизнь. Он хотел открыть врата в другие вселенные, чтобы черпать оттуда энергию и материю. Угроза, с которой мы столкнулись, оказалась лишь верхушкой айсберга его безумных амбиций.
В тот момент, когда я дочитывал этот отчёт, по всему кораблю раздался мягкий, но настойчивый сигнал. Голос бортового компьютера, спокойный и женский, произнёс: – Внимание экипажу. Завершение последнего квантового прыжка через шестьдесят секунд. Расчётное время прибытия в систему Проксима Центавра – одна минута.
Я бросился на мостик. Весь командный состав уже был там. Все смотрели на главный экран. Хаотичный, цветной вихрь за иллюминатором начал замедляться, его краски – тускнеть. Диссонирующий гул двигателя стих, сменившись ровным, тихим гудением. Корабль перестал падать. Он начал плыть.
Вихрь окончательно рассеялся. И мы увидели его. Новое небо. Бесконечное, чёрное, усыпанное миллиардами незнакомых, чужих звёзд. А в центре, заливая мостик золотым и белым светом, сияли два солнца. И между ними, похожая на драгоценный камень из изумруда и сапфира, висела она.
Этель.
Глава 3
Мы прибыли. Наше долгое падение сквозь вечность закончилось. И наша война вот-вот должна была начаться снова.
Первые несколько часов на Этели были обманчиво спокойными. Мы разбили временный лагерь, выставили по периметру автоматические турели и замаскировали шаттл термальным камуфляжем. Солдаты действовали слаженно и профессионально, но я видел, как они то и дело с любопытством и тревогой оглядываются по сторонам. Мы были солдатами, обученными воевать в пустынях, джунглях и городах Земли. Но этот мир был другим. Он был слишком живым. Гигантские, светящиеся грибы, казалось, наблюдали за нами. Воздух был настолько насыщен жизнью, что, казалось, его можно было потрогать.
– Командир, посмотрите, – позвал меня Балта, указывая на один из наших планшетов.
На экране было изображение с разведывательного дрона, который мы запустили на низкой высоте. Дрон летел над лесом, и мы видели стада местных животных – изящных, шестиногих существ, похожих на антилоп, которые мирно паслись на полянах, покрытых флуоресцентным мхом. – Всё кажется… нормальным, – сказал он, но в его голосе не было уверенности. – Именно это меня и пугает, – ответил я.
Вскоре причина для беспокойства нашла нас сама. – Движение! – раздался в рации резкий голос одного из часовых. – Северо-восток! Приближается! Одно… нет, несколько существ!
Мы мгновенно заняли боевые позиции. Я посмотрел на экран дрона. Он развернулся и показал нам их. По краю леса, двигаясь с невероятной скоростью, неслось пять или шесть созданий. Они были похожи на местных хищников, которых мы видели на записях – «клинкохвостов», гибких, похожих на пантер, существ. Но эти были другими. Их шкура была покрыта неестественными, угловатыми наростами из тёмного, матового хитина. Их движения были дёргаными, ломаными. И их глаза… они горели знакомым, холодным, синим светом.
– Это они, – выдохнул Свайн, стоявший рядом со мной. – Его первые дети.
Твари неслись не на наш лагерь. Они гнали добычу. Перед ними, отчаянно петляя между гигантскими деревьями, бежало одно из местных травоядных. Это был не лунный олень. Это было другое, более крупное существо, похожее на трицератопса, покрытого панцирем из органических кристаллов. Оно было ранено, из его бока текла тёмная, густая кровь.





