© Полина Борисова, 2025
ISBN 978-5-0067-0822-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Недалеко от Земли
Земная орбитальная база «Гея-4» парила в безмолвной тьме, освещенная огнями шлюзов и навигационных маяков. Она была одной из множества точек пересечения между Землёй и дальним космосом, местом, где экипажи отдыхали, корабли проходили технические осмотры, а грузы перераспределялись перед отправкой в дальние сектора.
Внутри, на нижнем уровне станции, в полутемном холле с голографическими панелями и массивными архивными стеллажами, находилась библиотека беллетристики восьмого сектора. Здесь, среди мерцающих экранов и хранилищ информации, царила тишина.
Дверь скользнула в сторону, и внутрь вошла девушка. Она двигалась бесшумно, но уверенно, словно каждый её шаг был заранее рассчитан. Тёмные волосы собраны в небрежный пучок, а на строгом комбинезоне красовались нашивки младшего навигатора третьего класса.
– О! Снова вы, моя дорогая? – Главный хранитель библиотеки поднял голову от терминала. Его голос был тёплым, с нотками дружеского любопытства. – Вы ещё…
Он посмотрел на её бейдж.
– Вы ещё – EER345-SD30004561, или уже выбрали себе имя?
Она остановилась, легко коснулась бейджа кончиками пальцев.
– Да, бейджик старый, – уголки её губ дрогнули в тени улыбки, – но я уже выбрала. Мне нравится, если меня будут звать именем Зоя.
Хранитель задумчиво кивнул.
– Зоя… Оно звучит живым. Как будто у него есть прошлое. Почему именно это?
Зоя чуть склонила голову, словно впервые задавалась этим вопросом.
– Оно мне просто… подходит. Оно должно что-то значить.
– Ты уверена, что хочешь оставить его? Имя – это не просто слово. Оно становится частью тебя, несёт за собой историю, поступки, ошибки.
– Я хочу, чтобы у меня появилась своя история.
– А вы снова в нашем порту и грузите замороженные продукты для дальних планет? Ваша колымага ещё в строю?
– Да, кому-то же нужно этим заниматься.
– Опять хотите погружение на весь полёт? Насколько долгий у вас маршрут?
– Почти год. 276 дней из них – в анабиозе. И дней двадцать в реальности – перелёты, стыковки, проверки систем… Нужно что-то, что заполнит эти дни, кроме инструкций и техобслуживания. А ту детскую программу средней школы я уже прошла и пережила.
Хранитель кивнул, задумчиво поглаживая панель терминала.
– Я всегда задавался вопросом… Не сочтите за бестактность, но сколько вам лет, если считать по меркам обычного человека?
Зоя чуть улыбнулась:
– Лет двадцать пять, наверное. Мы взрослеем быстро, нас обучают всему, что нужно для работы. Мы знаем, как вести корабли, как входить в орбитальные порты, как управлять загрузками и стыковками. Мы можем ориентироваться в космосе, но не в людях. Мы не росли в семьях, у нас не было детства, не было юности. Нас создают с заданной программой, и мы сразу работаем.
– Не всё так плохо, – заметил хранитель. – Даже рождённые людьми не всегда обретают человечность. У вас есть шанс этому научиться.
– Мы добились своего, пусть трудно, но теперь у нас есть доступ к культурному фонду людей. И это всё, чего мы хотим. Мы хотим жизни. Опыта. Я хочу повзрослеть.
– Никогда не был сторонником запретов для… простите, искусственных или новых людей. Теперь у вас есть возможность сменить номер на имя. Это замечательно!
Хранитель улыбнулся.
– Люди всегда хотели проживать чужие жизни – через книги, кино, теперь через симуляции. Ты хочешь не просто наблюдать, а испытать?
– Да. Я хочу узнать, что такое любовь, нежность. Что значит быть человеком.
– Обычно ваши братья и сёстры берут ускоренный курс навигации или изучают стратегию дальних экспедиций. Ты уверена, что хочешь потратить время на… себя?
Зоя кивнула.
– Не хочу тратить годы, ожидая, когда мне доверят корабль разведки. Я хочу почувствовать жизнь сейчас.
Хранитель одобрительно покачал головой.
– Значит, тебе нужна история. Но не слишком древняя – эпохи менялись, и нравы в прошлом могли запутать кого угодно. Начни с чего-то светлого. С любви к себе.
– Спасибо за совет.
Хранитель изучающе посмотрел на неё, а потом, с понимающей улыбкой, жестом пригласил её следовать за ним.
– Тогда тебе нужна хорошая история.
Он провёл её вдоль стеллажей с накопителями. Зоя медленно двигалась, кончики пальцев пробегали по их гладким поверхностям. В этих коробках – судьбы, голоса, эмоции.
Она остановилась, навела сканер на один из штрих-кодов.
На экране вспыхнуло изображение девушки и надпись «ККП» – Книгокинопогружение. Под ней значилось название: «Озеро».
Зоя задержала взгляд.
– Что это?
Хранитель усмехнулся.
– Это «Озеро». Это жизнь. Некогда она была очень востребована и популярна – наверное, из-за казавшейся эпатажности. Но многие ошибались, ожидая одного и не замечая глубины. Потом её сделали ККП – симуляцией полного погружения. Однако и тогда она оставалась сложной. Кому-то казалась слишком откровенной, кому-то – напротив, недостаточно смелой.
Он сделал паузу.
– Но тебе, Зоя, думаю, она подойдёт. Научись любить себя. Ты готова?
Она посмотрела на изображение ещё раз, теперь внимательнее. На сканере: девушка ожила, пошла живая картинка – от крупного портрета до общего плана. Она стояла на краю сцены, обнажённая, потом снова крупный план, затем общий. И так бесконечный повтор. Реклама истории. Выбор за тобой.
Зоя задержала взгляд. Она была готова сделать шаг в неизвестность.
Хранитель хранил молчание. Зоя немного помолчав, кивнула.
– Думаю, это мне подойдёт. Научусь любить себя. Я готова.
Шлюзы станции мерцали огнями, а где-то вдалеке её корабль уже загружал провизию для нового маршрута. Впереди её ждали шестьсот сорок дней пути. Но, возможно, это путешествие начиналось прямо здесь – с первой страницы новой жизни.
ПРИБЛИЖЕНИЕ
Прошлое быстротечно, оно ускользает от тебя сразу и почти навсегда. То, что некогда существовало в реальности, вдруг исчезает, размывается и растворяется в неизвестности прошедшего былого. Только вот сейчас ты держишь в руке маленький округлый камушек, он выпадает из твоих рук, ты его бросаешь сам. Мгновение. Камушек теперь затерялся вместе с миллионом других таких же камушков на берегу моря. Волна прибоя ещё больше прячет его в хаосе порядка между подобными ему. Тебе бы выхватить взглядом тот самый, единственный твой, что был ещё секунду назад в твоей руке. Ты пытаешься вспомнить его признаки, его отличия, его гладкость и форму линий. Он – некий отрезок твоей жизни, что-то значащее для тебя, а теперь – твоё смутное воспоминание, твоё ушедшее переживание. Последовательность событий, мест, лиц… Но это то, что вряд ли можно вернуть или повторить. Всё связанное с прошлыми моментами твоей жизни уже закрыто, завешено неким, почти матовым экраном. Всё, что ты помнишь, – это лишь проекция из сегодняшнего дня на то давнее состояние твоей жизни через твоё нынешнее восприятие. И в твоей руке уже другой похожий камушек, подобранный тобой в память о том прошлом и потерянном.
Камушки на берегу Озера.
Бросьте. Кому это интересно? Всё уже давно сказано, всё давно придумано, напечатано, да к тому же и прочитано. Всё уже написано, переписано, издано. На всё это уже есть рецензии и критика – как восторженная, так и злобно беспощадная. Ко всему привыкшему читателю невозможно достучаться, как до бога, если он где-то там ещё существует и следит за всеми нами. Ах, бросьте, похоже, и он такой старый и уже давно начитался всякой нашей прозаичной и поэтичной галиматьи, что пишут и пишут всякие писаки-авторы. Читателю давно всё неинтересно, противно и довольно скучно. Может, лишь новому придуманному богу удастся сопоставить и внести в свою базу несколько оригинальных последовательностей нулей и единиц, поскольку чем же ему ещё забавляться в лабиринтах серверов и хранилищ памяти? ИИ заметит мою ничтожную флуктуацию, отметит и не забудет уже никогда. Если только сам этому не научится.
Кто мной ведёт,
Кто сил даёт,
Откуда глупое желанье
Всё рассказать,
Всё без прикрас,
Распределить очарование
По глупым стопочкам стихов,
Словами отразить мгновения
Давно уж пройденных оков
Признаний и чистосердечия.
Мои признания, дорогой читатель, могут показаться излишне личными – не судите строго. Я решила их переписать, создав некий хронологический порядок, который, как мне кажется, должен главенствовать в любом повествовании. Может, это пустое занятие, но оно отчасти весьма надуманно. Мне никто этого не запретит, и если слегка нарушится былая целостность и стройность композиции общей картины, я не думаю, что произойдёт что-то страшное и непоправимое. То, что вы, возможно, раньше прочли, теперь в новом виде не покажется вам более скучным и неинтересным. Но ваше право осудить меня в этом. А я оставляю за собой, как автор, изменять последовательность повествования на ту, которую считаю более подходящей – по моей ли прихоти или в силу иных обстоятельств.
Вот моя милая, простая, любовно-романтическая история для начала.
Озеро пугающе прекрасно. Оно притягивает своей необъятностью и глубокой, таинственной тишиной. В нем словно растворено само время. Нега. Мы ехали к нему на пригородной электричке. Я и Платон.
Платон всю дорогу обнимал меня и нежно целовал. Я говорила, что не стоит, что вокруг столько людей, что глазеют на нас. Но он лишь улыбался и уверенно отвечал, что это только моё представление о реальности. Что я могу всегда изменить восприятие – просто представить, что всем наплевать на нас и наши взаимоотношения. Я пыталась сохранять холодность, но в глубине души мне было приятно его стремление ко мне, его возбуждённый взгляд, эта нетерпеливая жажда близости. Всё казалось немного нереальным, словно я смотрю на это из будущего, уже зная, что будет дальше.
– Нам ещё долго? – спросила я.
– Не очень. Совсем капелька осталась. – Он снова меня поцеловал.
– Сколько? Две или три остановки?
– Нет, одна. Можно выйти здесь, будет на пять минут короче.
– Ну!
– Но там, на следующей, дорога интереснее и приятнее.
– И чем?
– Там немного леса, потом немного озера, потом опять немного леса, поле и всё.
– Что всё?
– Ну, всё – мы пришли! Мы будем на даче.
Электричка остановилась. На платформу вышли почти все пассажиры. Мы сидели и смотрели, как пустеет вагон.
– Может, пойдём? – предложила я.
– Нет, мы поедем дальше. Мы же решили.
– Это ты решил.
Я улыбнулась, но, возможно, ухмыльнулась. Платон провёл пальцами по моей руке и снова поцеловал. Вагон был уже почти пуст. Теперь нас точно никто не замечал. Мы целовались.
Любила ли я его? Любила. Больше или меньше, чем сейчас? Не знаю. Степень любви – сложная штука, не всегда поддаётся точному определению. Как измерить её силу? Что изменилось с тех пор?
Мы едва успели выйти на следующей станции. Еще мгновение – и мы бы пропустили её. Мы шли по тропинке через лес. Она была утоптана, но иногда попадались лужи – следы недавних дождей. Мы старались обходить их, но иногда приходилось наступать на влажную землю, чувствовать, как глина липнет к ногам. Я была в лёгком, летнем платье, но из сегодняшнего дня мне хочется думать, что я была совсем обнажённой. Что я шла рядом с ним нагой, и мне нисколько не было стыдно. Пускай бы крапива жгла мои лодыжки, пусть бы трава цеплялась за кожу. Я представляю, как я свободно иду, не скрываясь, принимая себя. Но в тот момент я ещё этого не знала.
– Где же Озеро? – спросила я. – Ты говорил про большое Озеро.
– Ещё немного, там дальше.
– Я уже устала.
– Вон там, два шага!
И тогда оно мне открылось.
Он на ходу полез в свой рюкзак и вытащил тот самый фотоаппарат, которым хвастался накануне нашей поездки.
– Я хочу тебя поснимать на фоне Озера.
– Может, сначала дойдём?
– Ты будешь чудесно выглядеть.
– А так, без Озера, я не чудесно выгляжу?
– Ты восхитительна всегда!
Я улыбнулась ему в ответ. Его слова всегда были простыми и наивными. Он щёлкнул фотоаппаратом, и моя улыбка осталась в памяти этой сложной машины в виде простых последовательностей нулей и единиц. Абсолютно точный слепок момента. Наверное, мы все, и всё вокруг, всего лишь подобная последовательность цифр. Я – всего лишь нули и единицы. Но где эта запись? На чём она хранится? Или записывается постоянно?
Я тут же попросила показать то, первое моё фото. Тогда мне показалось, что оно было совсем неудачным. Теперь то же самое фото кажется мне просто восхитительным. Я восхитительна. Что со мной произошло?
Что нас разделяет – те мои фотографии и меня, эту, которая смотрит на них сейчас, которая посмотрит на них потом, через год или десять лет? Время? Это неизбежность или просто расстояние между точками в какой-то пространственной пустоте? Могу ли я туда ещё вернуться? Или для этого нужно вернуть Землю, Солнце, всю нашу галактику, всю Вселенную? Время – это какой-то гадкий необратимый процесс или безумные бесконечные расстояния? Машина времени существует лишь в нашем воображении, и от нас зависит, как её правильно запустить.
Тогда мне открылось Озеро. Оно было не очень большим, но и не маленьким. Противоположный берег был прекрасно виден, но если бы там кто-то находился, его лица нельзя было бы различить – слишком далеко. Справа и слева Озеро скрывали деревья. Мне было интересно.
– Может, это река?
– Нет, просто оно вытянуто в длину.
– Зачем?
– Ну, не я его вытягивал и точно не знаю. Может, геологические катаклизмы…
– В нём купаются?
Почему-то мне сразу захотелось это знать.
– Ещё как! Но здесь неудобно, а там, дальше, даже есть небольшой пляж. Мы туда иногда заходим, когда тут обитаем. Но дальше есть ещё больше, правда, народу много обычно.
– Мы должны туда зайти прямо сейчас?
Мне почему-то сразу туда захотелось – окунуться и плыть по этому долгому Озеру от одного берега до другого. Но я так не сказала ему. А нужно было сказать. Нужно было туда прийти. Даже если бы там кто-то был, всё равно. Нужно было бы искупаться, сначала раздеться – совсем, снять с себя абсолютно всё. Вот и повод прекрасный – купание в Озере. Кто бы осмелился нам помешать? В купании есть оправдание наготе. И тогда дать Платону насмотреться на меня. Пусть бы он налюбовался, разглядел меня всю, насладился мной, а я бы насладилась тем, что он смотрит на меня – без тени смущения и стыда. Каждую волосинку, каждую складочку на теле. Всю меня, такой, какая я есть на самом деле. Я всё равно была бы его мечтой, но уже мечтой наяву, явным воплощением его желания. Я могла бы плавать и загорать, мне было бы очень-очень хорошо. Он бы любил меня и пожалел бы, что не знал меня прежде. Ему захотелось бы ещё больше меня – наверстать упущенное время без меня. Я бы его приняла и не отпустила бы.
Но я так не сказала. И мы пошли дальше. Он – впереди.
– Давай зайдём, вещи бросим. А потом пойдём.
«Потом» – красивое слово, но не очень хорошее. И парадоксально, что понимаешь это тоже только потом.
Мы пошли дальше. Платон держал меня за руку, но иногда забегал вперёд, направлял на меня фотокамеру и делал снимки.
– Вот тут есть одно дерево и поляна. Так красиво! И вода в Озере должна быть цвета неба.
– Где?
– Вот здесь повернём, тут тропинка.
Он опять отпустил мою руку и бросился вперёд, оборачиваясь и делая на ходу снимки – со мной и без меня. Я шла за ним и улыбалась.
– Иди сюда.
Дерево было высоким. Его извилистый ствол и ветви действительно служили чудесным фоном для любой картины художника или фотографии. Невысокий пригорок, на котором стояло это чудо, позволял увидеть Озеро и тот дальний лес на другом берегу.
Я смотрела по сторонам. Платон смотрел на меня.
– Ты можешь снять платье?
Я в платье или нет? Помню этот вопрос. Почему? Почему я ещё одета? Да, раз он об этом меня просит…
– Могу. А зачем?
– Я хочу сфотографировать тебя без платья.
Да, я была в платье в горошек. Какая жалость. Сейчас я хочу, чтобы на мне тогда ничего не было. Совсем ничего. И не было бы этой просьбы Платона. Но я помню его желание и свой тогдашний отказ.
– Только платье?
– А можешь всё остальное снять тоже?
Какое странное желание у мужчин. Какая разница, если любишь, в каком виде лучше наблюдать? В платье или голой? Зачем им нужна женская обнажённость? Страсть или древний инстинкт движет их желаниями? Возможно, пройдя долгий путь, который обычно называют временем, что-то происходило в сознании мужчин. Теперь я точно осознаю – это просто страх. Страх потерять свою влюблённость. Страх разлюбить то, к чему привязан. Или же это боязнь забыть то возбуждение от счастья, которое даёт мужчине его любимая женщина. Ах, если бы я тогда приняла это – его чувство ко мне – всё случилось бы иначе. Я бы тут же сняла это дурацкое платье и бельё, выкинула бы всё раз и навсегда. А может, даже раньше – на том пляже, куда меня вела судьба, а я не доверилась ей. Или ещё раньше – когда мы начали своё путешествие на дачу, прямо в электричке, как только она отошла и разошёлся народ. А может, и раньше. Может, я всегда была бы с ним совершенно голой, совершенной. Уже в электричке. Или на вокзале. Я бы вышла из дома, из подъезда, у которого он меня ждал утром, чтобы забрать и ехать на дачу. Он бы даже не задал вопроса.
Я улыбнулась. Он сделал пару снимков, и мы вернулись на тропинку, ведущую к его даче. Он повел меня за собой.
Я была в платье в горошек. Нет. Нет, нет и нет.
Теперь я буду помнить это иначе. Теперь я знаю, что на самом деле я шла абсолютно голой. Совершенно обнаженной. Я была чистым совершенством – грациозной, безупречной, раскрепощенной. Красивой, стройной, наполненной светом. Я была желанной. Обворожительной. До безумия сексуальной.
Он шагал рядом, чуть впереди, потом позади, не сводя с меня глаз, поднося камеру к лицу. Щелчки затвора. Одна фотография за другой. Он ловил каждое мое движение, каждый изгиб, каждый поворот головы. Я сама замирала в причудливых позах, вытягивала руки, выгибала спину, танцевала. Я не пряталась. Я дарила себя каждому кадру.
Я хотела, чтобы он видел. Видел меня без прикрас, без тени сомнений, без запретов. Чтобы запечатлел меня такой, какой я есть. Каждую линию, каждый миллиметр кожи.
Вот я широко расставляю ноги. Вот наклоняюсь, касаясь земли. Вот приседаю, раздвигая колени. Я улыбаюсь. Я открываю себя полностью, без остатка.
И мы не пошли на дачу. Мы побежали к Озеру. Вода приняла нас, окутала, прижала к себе. Мы ныряли, смеялись, толкались в волнах, уплыли далеко, к другому берегу. И там, среди горячего песка, смешанного с мелкими осколками ракушек, мы касались друг друга, теряли дыхание в поцелуях, захлебывались смехом.
Я танцевала для него, безумная и свободная. Он смотрел. Он запоминал меня. Он впитывал каждое мое движение, каждую тень на коже, каждое мгновение. И я знала – вот оно. Настоящее и самое живое, что только возможно. Моё.
Совершенство существует лишь в параллельной реальности – в том прошлом, которое мы можем изменить потом или прямо сейчас. А что если прошлое вовсе не так реально, как нам кажется? Оно податливо, как мягкий воск, как размытые мазки на старом холсте. В реальном мире ничего этого не было. Но так ли реальны наши воспоминания?
Теперь прошлое другое. И Озеро. И старое дерево у берега. Всё изменилось.
Мы больше никогда туда не возвращались. А через полгода его не стало. Остались только фотографии – глупые, нелепые, словно кто-то пририсовал на них ненужную одежду. Платье в горошек. Чья-то дурацкая шутка, оставшаяся мне на память о том лете. Но всё это ложь. Всё можно исправить, если правильно вспомнить. Если перерисовать воспоминания. Сделать их идеальными, волшебными, со сладким привкусом блаженного счастья.
Я ненавижу скорбь. Презираю утраты. Терпеть не могу сожаления, пустые, бессмысленные, особенно когда их уже не исправить. Прошло полгода с тех пор, как его не стало. Платон погиб.
Нелепый, глупый несчастный случай на работе. Электрический разряд. Высоковольтный кабель в лаборатории института, где он подрабатывал мастером. Мне что-то объясняли, говорили про мгновенную смерть, но я не верю в мгновенную смерть. Смерть – это всегда процесс. Даже от молнии, даже от ядерного взрыва. Долгий, мучительный, неизбежный. Но это только моё мнение.
Мне было его безумно жаль. Но ещё жальче было себя. Мне пытались объяснить, что произошло, но какая теперь разница? Он мёртв. Всё остальное – пустая болтовня.
Мне было его жаль. Но жальче всего было, конечно, себя.
За месяц до его смерти мы поссорились. Разошлись. На время, как мне тогда казалось. Навсегда, как оказалось потом. Теперь даже не понимаю, из-за чего. Какая-то глупость, ерунда, мелочь, которую мы оба считали важной. Мы ведь оба думали, что всё уладим. Или только я так думала? Может, он уже знал. Чувствовал свой уход от меня и из жизни.
Рано или поздно каждый уходит в бесконечность. У каждого свой путь.
Я пришла на похороны, но не смогла остаться. Сбежала, размазывая слёзы по щекам, мотая сопли на кулаки. Через пару недель боль утихла. Через пару месяцев я почти перестала вспоминать. Почти перестала забывать.
А теперь я просто переделываю память. Переписываю прошлое
А тогда проходили недели, месяцы. Боль не уходила. Она просто притупилась, как онемевшая конечность, которую всё равно чувствуешь. Я как-то жила. Я как-то существовала.
Ольга, его двоюродная сестра, всё это время пыталась со мной встретиться. Она звонила, писала сообщения, предлагала выпить кофе, просто поговорить. Я не отвечала. Мне было не нужно. Мне никто не был нужен.
Со мной старались не говорить – ни дома, ни на работе. Все жалели меня, но никто не знал, что делать. Да и что тут сделаешь?
Коллеги сначала терпели. Потом начали раздражаться. Я замечала взгляды, полные усталости, слышала вздохи, когда в очередной раз выпадала из разговора. Они говорили, что я стала медлительной, рассеянной, что я «зависаю». Может, так оно и было. Наверное, это и есть настоящая депрессия. С работы меня в итоге отправили в отпуск. За свой счёт. Мне сказали: «Отдохни. Поезжай куда-нибудь».
Но куда? Я не знала. Мне было всё равно. Немного денег у меня было, да и тратить особо не на что. Лето я как-нибудь переживу. А осенью… Осенью, может быть, я снова стану собой. Хотя я уже не знаю, что значит быть собой. Но всё это было тогда.
А тут мне позвонила Ольга и сказала, что я должна её спасти. От чего именно не уточнила. Мне было откровенно всё равно и никого я спасать вовсе не собиралась, но я почему-то согласилась на встречу.
Мы с ней познакомились тогда, на их даче, в тот самый приезд. Если честно, я бы никуда не пошла. Я бы забила на всё, как уже давно привыкла. Но по какой-то глупой случайности я сказала ей «да».
Конечно, я не собиралась встречаться. Надеялась, что тема закроется сама собой, что я смогу отложить, сославшись на занятость, усталость, любые другие причины. Я сказала ей, что сегодня мой последний день на работе, что, может быть, когда-нибудь, но не сейчас.
Ольга сказала, что это прекрасно – и поймала меня прямо на выходе из офиса.
Вот так и происходят поворотные моменты. Их не так много в жизни, но этот оказался особенным. Этот изменил меня, моё мировосприятие – стремительно, бесповоротно.
Раньше мне казалось, что всё случается случайно. Сейчас я так не думаю.
Теперь я понимаю, что случайность – это просто ускоритель. Она лишь подталкивает нас к тому, что и так рано или поздно должно произойти. Всё заложено задолго до момента, когда случается «неожиданное». Всё связано, всё сплетено в одну череду событий и состояний души. И случайность – это не более чем яркий камень, который вдруг сверкнул на этой цепочке.
…Собственно, это и есть начало моего повествования. Долгое вступление, возможно, показалось бы неуместным, но без него не было бы самой истории. Некоторые вещи остались бы непонятными. Конечно, сейчас модно начинать с середины или даже с конца – но стоит ли оспаривать право автора рассказывать так, как ему хочется? Тем более, книга после публикации перестаёт принадлежать писателю. Вы, как читатель, можете начать с середины, можете пролистать финал, заглянуть в развязку, а можете идти от начала и прочувствовать всё, как задумано. Ваше право читать – моё право писать.