Публичное бесстыдство, или Полнейшее безрассудство. Две части

5 ПреоБражение

Признаюсь быстрее. Да, мне нравится себя снимать. Я делаю фотографии. Я снимаю себя на видео. Сейчас мне хочется снять маленькую сценку, как я мою полы в квартире. Предельно откровенную и как всегда безумную. Я снимаю лишь для себя. Это все только моё удовольствие. Моё желание видеть себя такой, какой другим я никогда не покажусь. Возможно в этом моя психологическая патология, но я так не думаю. Любому человеку хочется себя выразить и не обязательно на публике. Но если вы это читаете, то публичность получается у меня конечно присутствует. Но одно дело описание всего, другое дело документальность происходящего.

Ладно, все эти рассуждения пустое. Я включаю камеру и выбираю общий план. Комната наполненная мебелью, свет из окна. Камера снимает, как вхожу в комнату с ведром воды и шваброй. Я совершенно обнажена, лишь на голове косынка для придание образа хозяйки за уборкой. Я не смотрю на камеру, я её не замечаю. У меня увлекательная игра, помимо того, что я убираюсь, я запоминаю всю последовательность своих движений. Сейчас лишь часть картинки, мои движения – это история, небольшой рассказ. Я наклоняясь к вёдру, мочу тряпку, моя попа демонстрирует себя во всей своей красе. Я одеваю влажную тряпку на швабру, потягиваюсь и начинаю елозить по паркету. Моя грудь движется в ритме движения швабры. Я двигаюсь от одной стенке к другой. Я со всех сторон, со спины, слева, справа. Я иду к камере, иду от неё. Я стараюсь улыбаться и смеяться легко и непринужденно. Ведь все это весело. Я приседаю, становлюсь на коленки. Я приподнимаю попу, как можно высоко. Я раздвигаю коленки. Я не стесняюсь себя. Я любуюсь собой сейчас и буду любоваться потом.

Оля сунула мне в руки принесенную фотокамеру.

– Вот здесь просто нажимаешь.

Я взяла её и навела на Олю. На экранчике фотокамеры маленькая Оля сняла халатик. И повесила его на спинку стула. Маленькая Оля и её большой живот ходили по травке в поиске живописного фона. Какая-то показная обыденность наготы не смущала её, и почти уже не смущала меня. Нет, конечно, смущало и заставляло нервно нажимать на кнопку. Получались совсем неинтересные фотографии. Так было пока Оля просто не уселась голой попой на траву. Она сидела на земле и только сейчас стало происходить что-то завораживающие. Я увлеклась. Оля, то сжималась в комочек пряча все дорогое под свою защиту, то раскрывалась выставляясь свои прелести и достоинства на показ. Набухшие соски, наполняющихся грудей, линию разросшегося живота, длинные кудрявые волосы на лобке, приоткрытые половые губы. Мы пробовали по разному, вот просто сидит, вот она на коленях, вот выпрямилась, вот склонилась до земли, вот раскинула руки, вот сжала ими грудь, вот прикрыла ими и грудь и лобок, вот откинулась назад, вот повернулась спиной, наклонилась, приподняла попу, вот улеглась на бок, вот развела коленки.

Я снимала, и ни она, ни я ни могли остановиться, пока не закончилось свободное место на карточке. Оля взяла посмотреть, что получилось. Она стёрла немного, что по её мнению было не очень, или наоборот слишком очень. На освободившиеся место я ещё сделала несколько снимков, и наверно все бы продолжалось бесконечно, но батарейки были уже полностью разряжены, а новых не было припасено.

Мы даже не могли посмотреть, что же все-таки мы наснимали.

– Ладно вечером Олег привезёт новые батарейки, если успеет купить, если ему позвонить.

Оля встала под душ, смыть с себя прилипшие травинки. Я краем глаза наблюдала за ней под струями воды.

– Наверно, так тебя тоже можно было снять – под душем.

– Наверно. А может тебя тоже поснимаем.

– Зачем и для чего? Я не модель. Все это не моё.

– Что именно? Тебя это смущает?

– Ну не знаю, даже!

– Не знаешь? Разве Андрей тебя так ни разу не снимал?

– Как?

– Ну так! Как? Он не снимал тебя голой?

– Нет. Ну, просил конечно. Но, нет!

Она вытерлась и одев халатик.

– Прости, опять напомнила тебе о нем!

Она пошла относить фотокамеру. Я прибралась на столе, собрала посуду, сложила в стопку журналы.

Мы поссорились с Андреем по глупости наверно. Даже не поссорились, просто я от него захотела уйти.

Я пришла тогда к нему домой, ночевала у него. Утром он был в душе потом на кухне, готовил завтрак. Мне случайно попались на глаза в его компьютере одни файлы. Вообще, я залезла туда проверить свою почту и случайно увидела папки с фотографиями, там была я. Это те фото, где он снимал меня. Там была ещё одна папка с фотографиями, в которой он хранил скаченное с порносайтов. Я тогда это так посчитала, что с порносайтов, на самом деле там были просто фотографии голых девушек, ну пусть и в очень откровенных позах и даже никто не был там занят сексом. Это просто была эротика. Но это тонкая грань, тогда для меня была почти не различима.

Я, конечно, не чего ему не сказала и не устроила скандал. Может нужно было, и на этом бы все закончилось, но я промолчала. Что это было обида, ревность? Я не понимала, мы не виделись после этого, я избегала встреч, сетуя на занятость и желанием просто побыть одной.

Мы планировали свадьбу вот этим летом, не шикарную, просто отправиться к морю, в тёплые края, а потом провести лето на даче у Озера. Но мы больше не увиделись. Живым он остался в памяти. А мертвым, лежащим в гробу на морозном кладбище, такого я его стёрла из памяти. И забыла и не вспоминаю.

Любила – не любила. Он был хороший.

Я про это не хочу больше рассказывать, и обсуждать с кем-либо, тем более с Олей, хоть она его сестра и моя подруга.

Я закончила уборку. Но мне нужно снять все свои крупные планы. Я переставляю камеру поближе. Я повторяю, что могу вспомнить, всю последовательность своих действий, добавляя конечно остроты и дерзости моих положений и поз. Я вновь и вновь выбираю новое место для камеры. Потом все я смонтирую, добавив музыку и ритм. И у меня будет новый фильм, назову его длинным названием —

6 ПриБавление

После бала. Ну это, когда обычно в легком головокружении возвращаемся домой и нас ждет некое разочарование обыденностью буден. Конечно особого разочарования у меня не было, просто после обеда приехал Олег и я немного пришла в себя от своего поведения, ведь я могла просто сказать «нет» Оле, а вместо этого зачем-то снимала её. И кажется, мне это понравилось, но что-то меня смущало и оставляло некую недосказанность самой себе.

Мы пообедали и пошли к Озеру купаться.

Мы настелили на берегу выдавшее виды одеяла. На них положили полотенца. Загорали, купались, опять загорали. Просто так сплетничали, обсуждали всякие глупости и новости. Вокруг нас постепенно все компании расходились по своим дачам. На маленьком пляже мы остались совсем одни, когда последняя группа поднималась по склону по тропинке к поселку. Солнце уже почти скатилось в самый низ небосвода. Тогда и мы стали тоже собираться.

Оля подошла к воде и зашла в нее.

– Она еще стала теплее, я хочу еще разок поплавать.

Олег развел руками, он уже свернул одно одеяло. Оля под халатиком, была совсем без ничего. Она не хотела лежать в мокром. И оба ее купальника так и не высохшие, уже укладывались Олегом в сумку вместе с одеялом.

Я посмотрела на нее.

– Ты будешь еще переодеваться?

– Зачем, тут уже никого? Вот, возьми мой халат, брось его и пошли вместе поплаваем еще.

Она расстегнула последний пуговицу и бросила мне свой халатик. Я его подхватила, чуть не уронив в воду. Оля ухнула в воду и поплыла.

Олег подошел ко мне и взял его у меня из рук.

– Пойдешь?

– Она всегда так?

– Что голой купаться? Ну бывает! Может подразнить решила.

Я была в купальнике и бросилась за Ольгой.

Она плыла впереди, неспешно перебирая руками, плавно и осторожно.

– Может без купальника попробуешь?

– Как это? Тут прямо в в воде снять? И какая разница?

– Попробуй узнаешь?

Она перевернулась на спину, животик всплыл кверху. Оля замерла, раскинув руки в стороны, она легко держалась на воде. Я её оставила, дразнить Олега, а сама поплыла дальше. Может это она меня дразнила? Я оглядывалась по сторонам, рассматривая берег Озера.

Олег стоял, глядя на Олю, уже давно собранный и ждущий конца затянувшегося купания.

– Всё, все плывём обратно.

Оля поплыла к нему, а я поплыла еще дальше. Я увидела небольшое местечко, выход из воды, там было поваленное дерево и узкая тропиночка. Я подплыла поближе и попробовала аккуратно нащупать ногой дно. Только в паре метров от берега я различила в прозрачной воде камушки. Там можно было выйти из воды и выбраться куда-то по тропинке. Дерево было почти в воде, но продолжало расти, рискую сломаться. Возможно в это место приходят порыбачить. Оно укромно и спрятано от всех.

Я поплыла обратно быстро, как только умела. Оля уже вышла из воды, оделась и звала меня. Олег стоял с уложенными сумками в нетерпении, и ждал, пока мы соберемся.

– Вы никак не наплаваетесь. Я уже есть хочу.

– Ты всегда есть хочешь. Иди, мы тебя догоним. Придёшь, картошку почисть.

– Разберусь.

Он подхватил сумки с вещами и пошёл, пару раз оглянувшись на нас и по сторонам. Потом поднялся на пригорок, посмотрел вокруг еще раз и скрылся.

Я как раз вернулась. Оля еще глядела ему вслед.

– Ну, все ушел. Можешь не стеснятся. Может еще попробуешь без купальника.

– Что?

– Ну, поплавать. Я подожду.

– Нет, я уже не хочу.

Я вылезла на берег.

Она сложила полотенце. Подняла мой сарафан и мое полотенце, протянув его мне.

– Ты хоть в мокром не ходи сейчас. Пока цистит не заработала.

Я оглядевшись по сторонам, стянула с себя плавки и лифчик, отжала их от воды и дала Оле, подержать.

– Ты ведь меня не стесняешься?

– Глупости, с чего вдруг.

Я, как могла, старалась вытереться влажным полотенцем. Мне тогда показалось, что мне очень хорошо, вот так здесь быть совсем голой, впервые, наверно, я не боялась быть застигнутой врасплох, ничего не боятся, быть совершенно открытой.

Я протянула Оле полотенце, надеясь, получить в руки свой сарафан и одеться. И Оля, нет, не почувствовав, как такое можно почувствовать, что мне не хочется одеваться, нет, она просто по дурости, поиграться захотела наверно, стала пятится назад, а я, не ожидая тако-го подвоха, стояла, будто, парализованная волей удава, кролик. Я лишь боялось в тот момент, что-бы она не упала, и ничего с ней и с её ожидаемым ребенком не случилось.

Потом я почему-то застеснялась, зачем-то пытаясь прикрыть грудь, побежала голая за ней, уже когда, та повернулись и быстрыми шагами, смеясь своей дурацкой шутке, все дальше удалялась от меня. Те немногие метры пути, что я проделала догоняя её, дали мне немалую порцию адреналина, такую, что я почувствовала себя немного счастливее, за все последнее время. Я шла скорым шагом за ней, боясь, что та споткнется, я боялась её схватить за руку, все на что я решилась побежать, обогнав её, и преградить ей путь. Она смеялась своим задорным смехом. Я тоже смеялась и мне было хорошо.

Может мне было просто нервно смешно, но я почувствовала возбуждение от произошедшего со мной. И еще я испугалась, что она тоже увидит эту мою эйфорию от всего происходящего.

– Ты что, совсем ополоумела, дорогая!

Она продолжала смеяться.

– На прости, не знаю, что нашло на меня, глупости в голове весь день.

– А вдруг кто-то нас увидит, меня в таком виде?

Я судорожно натаскивала на себя сарафан.

– Случайно, всю эту картину?

– А тебе не все равно?

– Нет представь!

– Глупости, все это! Никому мы не нужны!

– Ну, давай, может тогда сама!

Оля немного опешила, но оглядевшись по сторонам и как-то лукаво посматривая на меня, стала расстёгивать пуговицы на своем халатике.

– О, я? Пожалуйста, я могу! И всем это наверно больше понравится! Сейчас начнут аплодировать.

Шутка затянулась, не хватала еще такого развития ситуации.

– Не сходи с ума, пожалуйста! Все пошутили. Правда, пошли домой, Олег там ждет!

– А, испугалась!? Ну не злись, просто мне хотелось тебя немного встряхнуть!

Она снова засмеялась своим заразительным смехом и я тоже.

– Встряхнула. Ты меня сегодня спрашивала, снимал ли меня голой Андрей? Помнишь?

– Я не помню. А да, спрашивала. Ну, все, прости ещё раз.

– Он хотел этого, а я ему не дала это сделать. Понимаешь, не согласилась, и чего такого страшного. А наверно нужно было. Ему это нужно было. И мне, наверное.

– Прости!

– Ерунда. Это ты прости меня!

Мы пошли дальше. Возможно, Андрей тоже меня простить.

Мне было года четыре, когда мы с моими родителями были на море. Теплый южный берег, соленные брызги волн. Я лишь в одной панамке, копаюсь в песке, строю что-то. Совочек в одной, в другой руке ведерко, я счастлива, я нага, такой голыш-малыш с папой и мамой. Я бегала по пляжу, я ела мороженное и сладкую вату. Меня могли целый день не одевать. Наш домик был рядом от моря, и возвращаясь туда с моря или идя к морю, я помню себя совершенно голой и такой счастливой.

Теплые ночи юга. Я спала совсем голой под одной простынкой. Это было хорошо и приятно. Сладостно. Я могла долго не засыпать и слушать разговоры родителей, из вздохи радости и удовольствия. Равномерный скрип кровати, они любили друг друга. И я любила их. Они порой тоже не стеснялись быть при мне голыми. Переодевались. И еще иногда вечером мы бродили вдоль берега и уходили далеко в безлюдье, где мы купались совсем голыми. Я с мамой и папой.

Мы вернулись на дачу. Олег уже начистил картошки и стал её жарить с луком. Мы сделали салат из помидоров с огурцами. Нашли банку тушенки из каких-то древних запасов и поужинали. Болтали за чаем. Уже стало совсем темно. Они ушли к себе спать, на меня оставив не мытую посуду и всю уборку на столе. Завтра понедельник. Олег уедет рано, оставив нас на все будни одних. Мысли как-то крутились в голове.

Я вспомнила, что не повесила свой купальник сушится и вышла во двор.

Звездное небо должно было сиять множествами миров, но веранда горела ярким светом, заслоняя своим светом далекие миры, освещая нашу неубранную посуду на столе, за которым мы только что мы сидели. В окне комнаты, где спали Олег с Олей, погасили свет. Я убрала со стола, собрала посуду и тоже погасила свет на веранде.

Я взяла купальник с полотенцем, они были мокрые и решила их сполоснуть. Вода была в маленькой летней кухне, отдельно стоящей на участке. Я зажгла свет, сполоснула все в раковине, отжала и повесила все во дворе. Потом забрала посуду с темной веранды. Вернулась к раковине, стала её мыть. Открывая кран, я случайно намочила свой сарафан и поняла, что его давно пора было стирать. Может если его быстро простирать, то к утру он высохнет.

Я сняла свой сарафан, наверно нужно было по всей видимости вернуться в дом, что бы одеть что-нибудь на себя, но идти в дом почему-то уже не хотелось. Может я уже ничего не боялась. Я быстро постирала сарафан, сполоснула его и отжала.

Я выключила свет на кухоньке и прислушались к тишине. Ночь и мрак. Видно немного, лишь настолько чтобы попасть в дом. Теперь все далекие миры сверкали в своем восхитительном блеске. Я вышла из кухни голая с мокрым сарафаном, думая, если что, то прикроюсь им. Вешая его рядом с купальником, мне показалось, что все звезды и все эти миры разглядывают меня, каждую мою складку кожи, каждый волосок на теле. Какой вздор.

Я выдохнула, меня немного пробирал легкий озноб. Я закрыла дверь кухни, и тихонько подкралась к дому. Дойдя до дверей замерла и прислушались. Тихо. Я скользнула бесшумной безумной мышкой к себе на верх. Одела свою обычную пижаму и залезла в постель.

Звезды в ночном небе, в бесконечности пространства, в великой первозданной пустоте, возникшие из этой совершенной пустоты, они были так далеко. Свет их летел, их лучи, волны энергии, частицы их жизни. Они прилетели сюда. Их можно видеть, значит они есть или были там, откуда они посылали свои лучи. Можно сделать фотографии этих звезд через космические телескопы и они останутся, и на них можно будет смотреть. Значит они существуют для чего-то. Мы видим их свет, что другое мы можем еще воспринимать? Ничего, только их свет.

Когда они увидят меня голой там, у себя в своих сверхмощных телескопах, я давно уже умру, так что стыдно мне уже не будет – это точно.

7 ПроБость

Признаки болезненности. Прирожденная робость присуща слабым. Меня так учили – не высовывайся. Будь серой с массой таких же серых. Кто высунулся, тех ждёт не завидная участь, в любой момент им грозит падение с той высоты, на которую они высунулись. Пробость – это я придумала сама, собрав вместе три слова «пробовать», «робость», «пропасть».

После уборки у меня есть чистая квартира. Снятый материал со мной в самой главной роле своего же кино.

У меня есть время до сна. Я ставлю перегонять материал в компьютер на его жесткий диск с карточек. Я потом его смонтирую и сделаю кино про себя. Только для себя.

На улице еще светло. И у меня на балконе висит сохнет белье.

Я сняла белье с балкона. Оно все постельное: простынки, наволочки, пододеяльник – все белое, мне нравится белое летом. Красное – зимой. Весной – зелено-синие. А осенью я застелю свою постель в желто-коричневых тонах. В белом белье я сплю совсем голой. В красное я иногда ложусь в красной маечке, коротенькой, которая чуть прикрывает живот, иногда с теплыми носочками тоже красного цвета. В сине-зеленом я сплю в прозрачной, совсем прозрачной сорочке, тоже иногда. Для осени у меня есть носочки, всякие, веселые с рисунком, полосатые и в клеточку, разного вида, порой они разные для левой и правой ноги. Они всегда теряются при стирке, и я поэтому с ними не церемонюсь.

Летом я не ношу белье, ну когда могу конечно. Поэтому в стирке почти только постельное белье. Его нужно гладить, но мне сейчас не хочется.

Я пойду спать, приму душ и залезу в постельку. И буду спать голой, поскольку лето.

Я не могла уснуть, и раскрыла окно. Запахи летней ночи. Шорохи во мраке. Я услышала их голоса. Оля и Олег шептались. Потом заскрипела кровать. Они мило охали и иногда тихонько стонали. Им было хорошо друг с другом. Мне было тоже хорошо одной.