- -
- 100%
- +
Следовало бы сказать несколько слов о внешности моего героя в то время. Прошло всего четыре года с того времени, когда он вошел в набитое битком купе местного поезда Мурманск-Никель и был шокирован тем, что все эти люди внимательно слушают сослуживца его отца, старшего лейтенанта Лобова, рассказывающего как покорила всех женщин гарнизона удивительная красота семнадцатилетнего Степана Павлюкова. Прошло всего три года с тех пор, как обнаженный атлет, чемпион Ленинграда по тяжелой атлетике среди юношей Степан Павлюков, стоял на возвышении в качестве натурщика в Академии художеств, а седой профессор ругал студентов: «Что вы лепите? Вам дали натуру такой красоты и совершенства, перед которой Поликлетовский Дорифор – замухрышка, а вы лепите из него мускулистого пролетария с плаката! Посмотрите на него, это живой шедевр. Да если бы у меня была такая внешность, я никогда бы не стал профессором!» Степан до сих пор ломал голову над загадкой, кем бы стал профессор, если бы… Прошло два года с тех пор, как курсант Военного института физкультуры Степан Павлюков, в ладно пригнанной форме, косая сажень в плечах, гордо вышагивал по перрону Московского вокзала под восхищенные возгласы иностранок его фотографирующих: «О русс офисер, гуд, прек-ррр-асный!» После ранения и госпиталя тело потеряло пропорциональность, и упорные занятия плаванием еще не полностью компенсировали атрофию мышц правого плечевого пояса, он стал немного сутулиться, волосы поредели, в глазах проглядывала неуверенность, одежда с отцовского плеча сидела мешковато, походка стала суетливой. Можно было и нужно было постричь покороче поредевшие волосы, чтобы кудряшки на бакенбардах не подчеркивали залысины на лбу и начинающуюся раннюю плешь на затылке, можно было купить одежду по- лучше и помоднее и, как «лучшему тренеру Европы», иметь гордую осанку и твердую поступь победителя, но драматические зигзаги судьбы немного выбили его из колеи. Кроме того, имея оклад лишь восемьдесят рублей, он, из- за своей щепетильности, не смел просить деньги у родителей на хорошего парикмахера и портного, тем более потребовать себе джинсы за двести рублей. Тем не менее, он себя видел по-прежнему ярким красавцем, в то время как со стороны выглядел почти невзрачным тридцатилетним неудачником. И этот чудак твердил, что будет готовить чемпионов Европы? Людям было смешно!
В конце осени в жизни молодого тренера произошло событие: он скоропостижно женился! Как инвалид войны он мог получить квартиру, поэтому отправился в инвентарбюро получать справку о том, что у него нет планов на постройку домостроения. Перед студенткой-заочницей Харьковского юридического института Людмилой Крамаренко предстал застенчивый интеллигент в помятой шляпе, коротеньком плащике и делающий отчаянные попытки выглядеть бравым остряком и ловеласом: «Девушка, дайте мне справку, что у меня нет никаких идей». Она тоже произвела на него, на самом деле хоть и не остряка, но отчаянного донжуана, противоречивое впечатление: худенькая, с обесцвеченными волосами, которые зрительно еще сильней удлиняли ее и так длинноватый нос, но прекрасно сложенная и с огромными темными глазами мадонны. «Какая чистая и добрая душа у этого Буратино!», – подумал Степан и ему стало, вдруг, стыдно перед родителями, что у него нет девушки. В том смысле, что он серьезно ни с кем не встречается, а имеет любовные романы с тридцатилетними разведенками. А перед ним сидела не только серьезная девушка, но и человек, на лице которого было написано: не предаст! Интуиция ему подсказывала, что лучшего человека он не встретит никогда в жизни! А она тем временем выписывала справку.
– Как вас зовут?!
– Людмила! А вас Степан, – она улыбнулась, как сестра…
– Напишите еще свой телефон! – голос его предательски дрожал.
– У нас общий телефон! – она покраснела, а он вообще запылал, воспринимая ее ответ как отказ.
– У вас есть жених!? – он спрашивал таким тоном, будто изобличал ее в самом страшном преступлении.
– Да… Но… А зачем вы спрашиваете?
Степан не ответил, деревянными руками взял справку и был таков.
Он испытывал досаду. Как это так: первый раз в жизни встретил такого человека и отказ. Ему не приходило в голову, что может быть этот хороший человек не для него, что может быть он может испортить ему жизнь. Нет! Хороший – значит мой! И вдруг его осенило: «А может быть, не было отказа? Может быть, с женихом не ладится, может быть, там любовь лишь со стороны ухажера, иначе чтобы значило это, но. И: „Телефон у нас общий“? Может быть, это значит, что телефона дома у нее нет, а телефон инвентарбюро я сам знаю, просто он общий и говорить нужно по нему только официально. Этим мы и воспользуемся коварно!» Достав две копейки, он подскочил к таксофону: «Это инвентарбюро? Люда, завтра суббота, давайте сходим в кино, я буду ждать вас в час дня возле шпиля! Вы придете!?»
– Да, спасибо, приду! – и раздались гудки. Сработало! Она, в присутствии сотрудниц, постеснялась спорить и теперь обязательно придет, так как дала слово!
На следующий день он догадался подстричь усы, сбрить бакенбарды и заменить короткий помятый болоньевый плащ длинным отцовским офицерским кожаным пальто. Подошел к зеркалу и решил, что стал, почти, похож на супермена. Потом тщательным пробором замаскировал все залысины и плешь, обильно побрызгал получившуюся довольно пышную прическу лаком для волос, а шляпу беспечно и опрометчиво закинул на шифоньер… Действовал Степан инстинктивно, не ведая, что таким образом может спугнуть свое счастье. Без пятнадцати час он уже вышагивал вокруг шпиля, почти уверенный в своей неотразимости. Шли минуты, дул холодный ноябрьский ветер, минуты сложились в целый час, стало холодно, тоскливо и понятно, что давно пора уходить! Степан Павлюков, в свое время, самый красивый мужчина города- героя Ленинграда, (таковым он по крайней мере считал себя сам) никогда не ждал девушек больше семи минут… Что с ним? Почему болтается целый час возле шпиля замерзший, без шляпы, с красными от досады ушами? Он весь превратился в ожидание с ярко выраженными шизофреническими реакциями, каждая проходящая девушка казалась Людмилой, а каждый мужчина виделся ее женихом, приближающимся к нему с намерением влепить оплеуху. Билеты в кинотеатр уже выброшены в урну, уже почти грела мысль вернуться домой, пить горячий чай с маминым печеньем и признаваться родителям, что настоящая любовь к нему никогда не придет, уже и слезы наворачивались на глаза, и разбирал истерический смех и тупое равнодушие охватывало…
А Людмила не приходила, хотя обещала, хотя не могла не прийти! Неужели он ошибся в ней? И вдруг Степан Павлюков почувствовал, что время остановилось, что его нет вообще. Как комсомолец-атеист он еще не мог знать, что у Бога нет времени, поэтому это ощущение казалось ему странным. Он уже не спрашивал себя, почему он не уходит и стоит здесь полтора часа: внизу справа стоял парк с остановившимся чертовым колесом, перед ним гордо высился и белел своими колонами Дом культуры металлургов. Уже выходили люди из него после просмотра кинофильма, на который он пригласил Людмилу, слева на кольцевой остановке один-за одним останавливались троллейбусы, и из каждого вот-вот должна была выйти Людмила, но она не выходила, но приходил другой троллейбус, и она должна была оттуда выйти! Она не выходит? Ну и что? Она обязательно выйдет! Полтора часа прошло или полтора тысячелетия и сколько еще пройдет, какая разница. Люди выходили и уходили после киносеанса, но приходят другие на другой киносеанс. Он никогда не ждал больше семи минут девушек, был самым красивым парнем в Ленинграде? Может быть, он сам себя таковым назначил, опираясь лишь на мнение нескольких человек, из миллионов жителей огромного города на Неве, и сам себе придумал эту сомнительную игру: считать себя нарциссом, не умеющим ждать более семи минут. Вера и надежда сильнее времени, а он точно знал, что Людмила не могла его обмануть, никогда: ни тысячу лет назад, ни через двадцать лет, ни сегодня, поэтому плевать на здравый смысл и логическое мышление, которые вынесли свой вердикт: «Не придет!» Он даже не удивился, когда перед ним выросла долгожданная Людмила и задала глупый, на первый взгляд, вопрос: «Я не сильно задержалась?»
– Нет, не опоздала! – улыбнулся Степан и взял ее за руку.
– Я пришла ровно в час, но увидела тебя в этом плаще, такого яркого самоуверенного неотразимого, экспрессивного, похожего на Боярского, и испугалась. Сбежала домой. Потом возвращалась, смотрела на тебя издалека и снова сбегала.
– -Но я хотел понравиться тебе!
– И напугал. Свидание мне назначал, совсем другой человек: скромный и застенчивый.
– Почему все-таки пришла?
– Не поймешь, рано говорить об этом…
Как она могла сказать ему, что мелькнула у нее перед глазами вся их будущая совместная, трудная для нее жизнь: его измены, яркая профессиональная карьера, неудержимость и гонения от власть имущих, которые предстояло им пережить. Но она отмахнулась от этого: «От судьбы не уйдешь, буду бороться за этого пропащего и… Такого магически притягательного человека!» Сходили в кино несколько раз, сходили в гости к друг другу, Людмила покорила отца и мать, а сам Степан убедился, что лучше человека он не встретит никогда в жизни, но страсти не было и внешне она казалась ему заурядной. Сделал предложение, закатили свадьбу как положено, а он, всерьез злился, когда по обычаю воровали невесту и почему-то просил отца ехать домой. Когда вышли из ЗАГСа и сели в Волгу, Степан, вдруг, увидел, что жена у него самая настоящая красавица, фата закрывала обесцвеченные волосы и нос уже не казался длинным, а в глазах можно было утонуть. Но страсти не было…
Глава7 Грустная первая брачная ночь.
Почему часто судьба сводит людей, которым на первый взгляд стоило бы как можно дальше держаться друг от друга. Почему бы Людмиле Крамаренко не выйти было замуж за своего жениха, Александра, военкоматовского старшего лейтенанта, влюбленного, порядочного и обходительного, не позволявшего себе никаких вольностей за целый год встреч? Почему он ей казался пресным, скучным, а главное, не притягательным и волнующим кровь? Они были так похожи друг на друга, как брат и сестра из благородной дворянской семьи! А Степан? Уже на свадьбе, Людмила с ужасом отметила для себя, что ее будущий муж плохо воспитан, не сдержан и в некоторые моменты напоминает революционного матроса пролетарского происхождения. Она не могла понять, как это сочетается с благородной внешностью, начитанностью и обостренным чувством справедливости. В разгар свадьбы, когда жених стал строить глазки ее подругам, она в слезах забежала к себе в спальню и была готова сорвать с себя фату… И, вдруг, перед ней предстал седобородый мощный старец и сказал: «Это человек сильной воли, трудной судьбы и огромных способностей. Большой грешник и может пропасть! Это твой жребий его спасти!» Видение исчезло и невесте стало легче на душе. Брачная ночь не клеилась, трудности дефлорации двадцатидвухлетней девственницы злили молодого, он нервничал, терял нужную твердость и сваливал свою вину на «закрытую на замок» и неумелую жену. Под утро, он все-таки своего добился и уснул с чувством выполненного долга. А она не спала, обнимала его и была счастлива самим фактом свершившегося события и думала: «Все-таки здорово быть женщиной, любить и ощущать рядом мускулистое мужское тело!»
Когда Степан проснулся по армейской привычке в 6 утра, она заснула сладким утренним сном, похожая во сне на сказочную фею. Он с досадой вспоминал свое поведение на свадьбе и после, когда он всем своим видом хотел дать понять, что брак для него является институтом сомнительной ценности. Как он докатился до такой пошлости и хамства? Почему дал повод Людмиле сравнить себя с пролетарским матросом? Он закончил школу с похвальными грамотами по истории, литературе и языкам, написал выпускное сочинение лучшее в истории школы, был блестящим курсантом в военном институте физической культуры, свободно владел английским языком, имел любовную двухлетнюю связь с женщиной дворянского происхождения, доктором филологических наук, привившей ему вкус к лучшим произведениям мировой литературы, к прозе и поэзии… Как могла вползти к нему в душу плебейская простота хозяйственного мыла? Ранение резко изменило его социальный статус: блестящий курсант, с обеспеченным будущим, превратился в инвалида войны, без образования, приличной зарплаты, плохо одетого и потерявшего, пусть и частично, веру в себя. Ему бы остановиться и продолжить эти мысли до логического финала, но отвлекло старинное зеркало: там он увидел обнаженного ладно скроенного и крепко сшитого джентльмена, горбоносого с большими глубоко посаженными глазами и поднятой бровью. Степан подумал: «Красив бродяга! Ослепительно!» И досадные, но целительные мысли испарились… До времени! А пока он перебрался в дом к тестю и теще…
Глава8.Первые соервнования
Степану Павлюкову было неуютно жить в частном доме с удобствами на улице, кроме того ни теща, ни жена не умели готовить пищу так вкусно, как его мама Татьяна Степановна. Но зато на работу в бассейн не нужно было ездить на троллейбусе, а надо было идти всего лишь десять минут пешком. В бассейне треста Коммунарскстрой он проработал всего лишь год. Настоящая тренерская работа начнется в другом бассейне другого города, поэтому своих первых учеников Степан не запомнил, они для него оказались лишь учебными пособиями. Он учился неимоверно быстро, поглощая всю печатную продукцию по плаванию, которую мог достать. Тренировочные занятия и программы ему сначала приходилось просто сдирать из учебников и брошюр, но постепенно он научился делать свою собственную окрошку из тренировочных заданий и упражнений, вырабатывая свою собственную методику занятий. Иногда он натыкался на такие трудности, которые казались непреодолимыми. Например, он сам «престарелый» самоучка- пловец очень плохо делал повороты кувырком и старты, и не знал как обучить им учеников. Это его беспокоило до слез. Но проблема решилась сама, когда весной они со Стасом повезли команду бассейна на первенство области ДСО «Авангард» среди юниоров. Его ученики, десятилетние шкеты и перерослые пятнадцатилетки, мгновенно как обезьянки скопировали старты и повороты у более опытных пловцов из других городов так, что на третий день соревнований к Павлюкову подошел тренер из Рубежного и похвалил: «Ты, молодец, старты и повороты поставил своим архаровцам отлично!»
Соревнования! Раз завели о них речь, стоит на них побывать! Будем считать, что они начались в кабинете директора спорткомплекса, который своим разбойничьим свистом с балкона вызвал Павлюкова, (которому такая манера приглашения уже начинала надоедать), к себе в кабинет.
– -Степа, найди и приведи живого или мертвого Стаса. Срочно!!!
– -Где его искать?
– -Спустись в биллиардную, сбегай на городошное поле и, в худшем случае, зайди в котельную… если бухает! – Колюжный грозно выкатил и без того выпуклые глаза и показал Павлюкову огромный кулак: «Если бухает без меня в котельной, я ему покажу, где раки зимуют!»
– -Я пошел сразу в котельную, в городки и бильярд он без вас не играет!
– Ты у меня еще поговори! – рассвирепел директор, но Степан уже поспешно ретировался, понимая, что наступил тому на любимый мозоль. Через пять минут они со Стасом, державшимся подозрительно прямо, сидели напротив торжественно насупленных директора и завуча. Колюжный дико вращал очами.
– — Товарищи, к нам пришло Положение о первенстве ДСО среди юниоров. Дим Димыч, вам слово!
Завуч Зощенко был трезв, как стеклышко, и по этой причине прост в общении.
– -Ну, что, парни, сами ознакомитесь с Положением чуть позже, а я о главном: соревнования пройдут в городе Ворошиловграде с 17по20мая 1976 года, принимают участие спортсмены не старше 1959 года рождения, команда 10человек и два тренера, зачет по второму разряду… – он хотел еще что-то сказать, но директор его перебил.
– -Что делать будем, Станислав Вадимович? Насколько мне известно, вы так допились, доигрались, что у нас только четверо могут выполнить нормативы второго разряда и сделать зачет. Что это значит?
– -Что это значит?! – спросил Стас с вызовом в голосе.
– -А это значит, дорогой мой старший тренер, что мы займем не третье место сзади, как в прошлом году, когда еще Скворцов не ушел в армию, а Самойлова не родила, а самое последнее. И нас в тресте спросят ответственные товарищи: «За что вы деньги получаете? Разве мы вам не ставили задачу никогда не занимать последнего места, чтобы не привлекать к себе внимание контролирующих органов?»
Стас не отвечал, все молчали, и тишина становилась гнетущей. Гармонию тягостной коллективной задумчивости нарушала самодовольная улыбка Степана. Изумленный Колюжный ядовито спросил: «Ты что лыбишься, юноша? Думаешь, ты не полетишь вместе с нами вверх тормашками?»
– -Да у меня есть мысль, и я ее думаю! Думаю, что кроме Стаса есть у нас еще тренерские кадры, например, я, собственной персоной, могу вас утешить всех грешных.
– -И чем же ты, праведный, утешишь, кроме своей персоны?
– -Я планирую на этих соревнованиях выполнение второго разряда своими учениками, в количестве четырех персон!
Больше всех удивился Стас
– — Ты что с бодуна?
Но директор его одернул.
– -Он не пьет в отличие от тебя, молодой человек!
– -Скажу больше, предполагаю, что мы можем занять даже четвертое место сзади!
– -Молодой человек, а не рано вам делать такие заявления?
– -Забьем на бутылку армянского коньяка!
– -Ну что же от коньяка армянского не откажемся!
– -Откажитесь, уверяю вас!
Старые кадры неуверенно переглянулись, не зная, стоит ли, всерьез, воспринимать слова этого хвастунишки.
Плавание, пловцы! Где, как не на соревнованиях по плаванию, вы увидите столько прекрасных скульптурных тел: гибких, пластичных, космических! С каких планет эти юноши и девушки, стоящие перед прыжком воду на тумбочках бассейна, как на пьедесталах античных богов? Симфонию красоты этих божественных тел поют не только мускулы, которые великолепны именно тем, что не подавляют чудовищными пошлыми узлами раскаченного мяса как у бодибилдеров, отравленных анаболиками, а поют гимн торжеству гармонии и меры, когда даже решетки пресса только проглядывают, а не кичатся размером кубиков… Гимн совершенству человеческого тела завершают стройные ноги, узкие бедра, гордая объемность грудной клетки и лихой разворот широченных плеч! Судья на старте, праздничный, в белых брюках и рубашке, стреляет из пистолета, и атлеты, как птицы, взметнулись вверх, потом залетели в воду и поплыли, пластикой повторяющихся движений, соперничая с артистами балета. Но в балете, на сцене, только пластика, а в бассейне неторопливые движения тел, стрелами рассекающие воду, рождают еще и ощущение скорости и полета. Древние греки понимали космическую природу поэзии полетов стремительных могучих тел в водной среде в условиях полуневесомости. Они говорили с осуждением: «Он не умеет ни читать, ни плавать!» И все понимали, что речь идет о человеке, не обремененном культурой. На бортиках бассейнов люди в белых одеждах, люди двадцатого века, понимающие в этой космической музыке еще больше чем греки, они профессиональные дирижеры этого оркестра, судьи и тренеры! Зрители на трибунах слышат эту музыку, этот гимн под названием «Остановись, мгновение!». Они ощущают мистический характер происходящего на их глазах действия, поэтому это уже не просто зрители, это соучастники мистерии, вместе с пловцами, судьями и тренерами! Праздник красоты, движения и физической культуры человечества!
Степан Павлюков за девять месяцев работы в бассейне треста успел стать тренером средней квалификации, поэтому уже не был лишним на этом празднике жизни, но еще оставался зеленым салагой в тренерской среде. Да и квалификация его была лишена главного: понимания, что не каждый может стать хорошим пловцом, умения отбирать талантливых учеников, обладающих врожденным чувством воды и делать это вовремя, то есть до десятилетнего возраста. Он пользовался, по неопытности, можно сказать, демократичным принципом комплектации спортивных групп, принимая всех, кто желал заниматься плаванием. О таком явлении как «чувство воды» он узнал позже, когда на первом курсе заочного факультета Киевского института физкультуры слушал лекции ректора Владимира Платонова. Ректор, в прошлом пловец, рассказывал как его приятель, заслуженный тренер СССР, работал на Кубе. Дело в том, что телосложение негров по всем параметрам является идеальным для занятия плаванием. Опытные тренеры всегда отбирают в ученики стройных, узкобедрых и гибких. Приятель был воодушевлен: стройных, узкобедрых и гибких прудом пруди. Думал: «Ну, мы покажем всему миру, что Куба -это родина великих пловцов!»
Поработал несколько лет, сначала радовался великолепным показателям по общефизической и специальной силовой подготовке, а потом увидел, что больше второго разряда по плаванию добиться от кубинцев не получается! Кожа негров так устроена, что не ощущает потоки воды, так чтобы руки, ноги и все тело сами находили опору там, где водяные потоки множатся, утолщаются, а не там, где образуются разряженные участки воды. Прыгает такой атлет в воду, работает руками, как мельница, ногами тарабанит, как конь, но при этом буксует и отстает от лениво разминающегося мастера, имеющего чувство воды. Визуально молодой тренер Павлюков, конечно, такое явление наблюдал, даже использовал специальные упражнения для повышения мощности гребка, но не знал еще, что это в большей степени качество врожденное. Было ему еще много, на первый взгляд, мелочей, неведомых, но необходимых, которых Павлюков не знал. Хорошо, что он это понимал и был готов как губка впитывать опыт других, более опытных наставников, приехавших на соревнования.
Вечером в день приезда тренеры собрались в огромном люксовом номере у легендарного и хлебосольного Николая Котова. Кудрявый, благородно толстый сорокалетний красавец Котов, был фанатически преданным делу опытным тренером и душой всякой компании, не пьянеющим пьяницей, способным выпить литр водки без очевидных последствий, знающий бесконечное количество анекдотов, которые рассказывались им с актерским мастерством. Степан, как самый молодой тренер, был отправлен за водкой. Когда он зашел в номер с провизией, Котов как раз начал очередной анекдот: « Спрашивают француза, что лучше иметь жену или любовницу. Тот отвечает, что любовницу лучше, встречает тебя всегда ухоженная, хорошо одетая и создает атмосферу любовной радости.. Русский утверждает, что жена лучше, сварит борщ, нальет сто грамм, утешит и приласкает, не требуя от тебя никаких выкрутасов и прочего французского пижонства. Спрашивают тренера по плаванию. Жену и любовницу! Жене скажу, что у любовницы, любовнице, что у жены, а сам в бассейн, и тренирую, тренирую…»
– -Ты, Котов, опять про себя рассказываешь! – сверкнула глазами Людмила Тимофеева и
первоначальный здоровый приличный смех коллег перешел в гомерический хохот. Только Павлюков не знал, что она любовница Котова, который на самом деле подолгу пропадал в бассейне, тренируя своих подопечных до эйфории, состояния похожего на опьянение. Выползая на бортик бассейна, его юные пловцы бодрились, окликая друг друга: «Проплыли мы немного! Скажи, Серега! Да, Константин! Проплыли мы немного, проплыть бы еще стоко и это будет лишь пустяк, но не ништяк!»
Котов насупился, притворно изображая гнев, потом резко повернулся к Степану и потребовал выпить «за пополнение наших чокнутых рядов» и налил всем полные до краев стаканы.
– -Все чокаются! – грозно скомандовал похожий на боцмана, в этот момент, Котов. Дружно зазвенели граненные гостиничные стаканы.
– До дна пить тем, кто не пьяница, необязательно!
Но было поздно, молодые тренеры, не знавшие фирменной шутки тамады, выпили до дна. До дна выпили и несколько опытных тридцатилетних тренеров, действительно любившие зеленого змия сверх меры. Пожилой худой до костей, с впалыми щеками, Армен Казарян, вернувшийся к тренерской деятельности после пятнадцатилетнего перерыва, ужаснулся: «Слюшайте, рыбята молодые, как можно водку стаканами полными пить. В наше врэмя так никто не дэлал!» Его друг и старший тренер полный, представительный и элегантный грузин Иосиф Чеквитадзе тоже неодобрительно покачал головой, обращаясь к работающему с ними в Стаханове Геннадию Гунченко: «Ты хэрэшэ рабэтэешь, но так пить нэльзя. Сопьешься выгэню!» Геннадий, похожий на артиста Збруева, смотрел на него глазами грустного клоуна и с виноватой улыбкой: «Не сопьюсь! Коллектив не даст! Коля, налей еще!»
Степан Павлюков много водки не пил никогда до этого. Но стакан по команде опрокинул. Возникла реальная угроза опьянеть до соплей, до пьяного словесного поноса и позора… До полного падения! Мордой пьяной в винегрет! Вкус водки сегодня ему неожиданно понравился как никогда, поэтому опрокидывал стакан он лихо и со смаком, чувствуя на себе испытывающие взгляды старших коллег. Но потом в голове зашумело, стало весело и захотелось рассказать, как он всех уважает. Выручил Геннадий Гунченко, имевший привычку после первого стакана рассказывать о своих подающих надежды учениках.