Не школьный роман

Посвящается мои школьным подружкам

«Ззз-з-з-з…» – телефон назойливо вибрировал и в конце концов выдернул-таки меня из теплых лап крепкого сна… «Блин, опять Манька…» – досадливо покосилась я на экран. Отчаявшись дозвониться, подруга написала длинную несуразную эсэмэску, которую мне трудно было разобрать со сна без привычных линз.

«Привет, Катюш, извини, что беспокою тебя в праздники. У нас опять сломался водопровод. Если можешь, пришли, пожалуйста, 80 рублей, а то я не могу вызвать мастера, а запас воды кончился. Извини, что побеспокоила».

За окном приветливо светило радостное испанское солнце. Досада от раннего пробуждения постепенно сменялась привычной жалостью…

В маленьком сельском поселении N-ской области проснулись неумытые Манькины дети, побежали по морозу во двор до ветру…

Старший сын Митька сейчас в армии, несказанно счастлив, ну еще бы: выдали хорошие сапоги, да и вообще одежку неплохую, теплый бушлат. Кормят от пуза, и поспать утром можно аж до 7 часов – не жизнь, а малина. Сестрам без него несладко, скучно, тяжело по хозяйству, да и жестоки деревенские дети к городским новичкам.

Я вдруг вспомнила, как появилась в нашем классе в середине года сама Манька – маленькая, бледная от испуга…

– Ха! Новенькая! – плотоядно облизнулся Здор, хамоватый детина-переросток, которого, похоже, боялись в школе даже учителя.

– Вот, познакомьтесь, это Мария – дочь нашей преподавательницы математики, – вынес ей приговор наш классный. Что может быть хуже в школьной судьбе, чем участь дочери училки?

Худенькая запуганная большеглазая девочка была полной противоположностью Натальи Михайловны, статной властной математички, недавно оформившей развод с вечно пьяным, бесхребетным Манькиным отцом – сварщиком.

В учебе новенькая не блистала, инстинктивно закрывала голову руками, когда кто-то из учителей начинал слишком уж живо жестикулировать в процессе урока, стоя рядом с ней.

На переменах новоиспеченная одноклассница робко подходила к нашей веселой компании, нервно теребя концы школьного фартучка, и тихо стояла рядом, молча улыбаясь фривольным шуткам, которые в юности казались нам невероятно остроумными.

Накануне Нового года, когда к безобидной тихоне привыкли даже самые приставучие мальчишки, и период подколов благополучно миновал, школу облетела сногсшибательная новость: скромница из 9-го «В» убежала из дома и живет в общежитии пэтэушников с «мужиком».

Учителя картинно закатывали глаза и разводили руками, ученики восхищенно свистели и возбужденно перешептывались. Манькин побег обрастал невероятными подробностями. Фигурировали там и бородатые дагестанцы, получившие заказ воровать невест из Урюпинска, и загадочный маньяк, которому приглянулась молоденькая жертва. Снежный ком сплетен грозил остановить учебный процесс.

Математичка попыталась штурмовать полуразрушенное здание, призвав на помощь своего нового мужа и районного участкового, но потерпела неудачу.

Разбитные пэтэушники, похожие разом и на дагестанцев, и на маньяков, лихо перепрятывали «невесту» из комнаты в комнату, не оставляя незваным спасителям никаких шансов.

Вскоре начались долгие зимние каникулы. Урюпинск замело снегом. Как-то вечером в дверь ко мне постучалась закутанная в платок заплаканная Наталья Михайловна.

– Катя, помоги мне, – не свойственным ей молящим голосом обратилась ко мне математичка с порога, – вы с Машей, говорят, подруги, пожалуйста, поговори с ней, попроси вернуться домой.

Насчет подруги преподавательница сильно загнула, но я согласилась пойти с ней в общагу, больше из любопытства. Кроме того, меня прельстила роль «миротворицы».

В студенческое общежитие я прошла довольно свободно и спокойно постучала в комнату 29, дверь которой, в отличие от соседних, разбитых и грязных, была аккуратно выкрашена белой краской.

– Не заперто, входите! – услышала я веселый мужской голос.

Быстро справившись с некоторым волнением в душе, я распахнула дверь и вошла в прибранную крохотную комнатку.

Манька была здесь, непривычно улыбающаяся и румяная. Моя миссия показалась мне невероятно простой.

– Приветик, – мягко начала я разговор, скаля зубы, как «мошенница на доверии».

– Здорово! – дружелюбно отозвался симпатичный парень с ямочкой на подбородке, сидящий на диване.

– Катюш, чайку? – радушно предложила моя новая подружка. – Я так тебе рада!

В этот момент я почувствовала себя довольно гнусно. За моей спиной маячила тень Натальи Михайловны, которая ждала меня на морозе. Передо мной сидела ее сияющая блудная дочка с весьма приятным молодым человеком, и вопрос о возвращении домой казался мне сейчас совсем неуместным.

Мы мило поболтали о том о сем, попили чаю, и вскоре я засобиралась восвояси. Напоследок я все-таки решилась дипломатично спросить Маньку о маме. Ее реакция меня ошеломила. Спокойное и благостное лицо подружки перекосила гримаса, она вдруг зарыдала в голос. Бойфренд метнулся к ее бьющемуся в рыданиях телу и крепко прижал к себе, знаком показывая мне, что пора выметаться. И только вслед мне неразборчиво крикнул:

– А ему передай, что еще раз сюда сунется – убью на хер!

Я рванула по лестнице сломя голову, ничего не понимая, и попала прямо в руки математичке.

– Ну что там? – заглядывая мне в лицо, спросила безутешная мать.

– Э-э-э, – невнятно промычала я, – похоже, что она к вам не вернется.

* * * * *

Незаметно вслед за холодной зимой пришла холодная весна. История Маньки в школьной жизни отошла на второй план, так как начались привычные дворовые войны, бессмысленные и беспощадные. Шли 90-е годы кровавого XX века. Еще не было компьютеров и мобильных телефонов, да что там компьютеры, не открылись даже первые видеосалоны. Толпы озлобленных подростков бесцельно скитались по улицам в поисках приключений. Родители их, сломленные крушением СССР, старались выжить на руинах разбитых заводов и фабрик или просто тупо спивались, не выдержав испытаний «новой жизнью»…

Город был разделен на зоны, которые контролировали молодежные преступные группировки. С наступлением темноты улицы вымирали. Редкие прохожие торопились попасть домой до встречи с «османятами», сторонниками криминального авторитета Османа, который жил на окраине города, и «Куневой» – бандой из центра.

Подростки приобщались к блатной культуре отсидевших родителей, очаровываясь романтическими песнями из зоны и обычаями уголовников.

Частенько из дворов доносились звуки гитары с жалостливыми напевами типа:

«Голуби летят над нашей зоной,

голубям нигде преграды нет,

как бы мне хотелось с голубями,

мама, на родную землю улететь…»

Однако зачастую обычаи требовали испытания кровью. В дворовых сражениях стенка на стенку в ход шла железная арматура. Против этой силы никто не мог устоять в одиночку.

Шел март, приближались выпускные экзамены. Учителя лихорадочно пытались впихнуть школьную программу в одурманенные гормонами мозги своих незадачливых учеников. Но у подростков на первом месте были другие интересы. Они соревновались, кто круче и блатнее.

Я полюбила вечерами сидеть у Маньки в общаге, и нередко оставалась у нее ночевать, когда Гришка, тот самый «мужик» с ямочкой, работал в ночную смену. Новая подружка оказалась интересной собеседницей, и время с ней пролетало незаметно. Я помогала ей готовить на огромной общей кухне нехитрые обеды. Кроме того, приносила ей из школы задания, и мы частенько проводили время за уроками.

В тот день Гришка возвращался домой пораньше, хотел, наверное, успеть на поздний ужин и поболтать с нами, пока мы еще не уснули. А в банде Османа проходила инициация новых членов. Обряд посвящения заключался в том, чтобы выбрать прохожего и нанести ему удар железной арматурой.

Гришка не боялся тринадцатилетних сопляков, он отслужил в десанте и владел всеми приемами рукопашного боя. Поэтому когда хилый шестиклассник на темной улице пропищал ему сакраментальное: «Дядя, дай закурить!», он только благодушно улыбнулся, готовясь ответить отказом. И даже когда из темноты показались фигуры других молокососов, уже с железными прутьями в руках, он не напрягся. Жизнь не готовила его к схватке с детьми.

Опытным глазом Гришка выцепил в толпе заметный силуэт Османа и на ощупь ударил его, как учили в армии. Осман взвизгнул от неожиданности и дико закричал: «Бейте его, суки! Убейте его! Иначе я вас всех замочу!!!» Зверь в образе человека страшно кричал и беспорядочно в темноте наносил удары по малолеткам. Градус всеобщего ужаса нарастал. Малолетние убийцы, испугавшись угроз пахана, хаотично били по Гришке. Наконец кто-то из жителей микрорайона вызвал милицию. Машина осветила фарами место побоища.

Османа еще долго не могли оттащить от мертвого Гришки, он все долбил и долбил его метровым железным прутом по тому месту, где была голова, обдавая кровью своих подельников…

* * * * *

Наилю Османову, главарю банды «османят», дали 15 лет строгого режима. На суде многочисленные родственники громогласным хором на все лады расхваливали его судье, говоря, какой он хороший муж, отец, внук и брат… Сидя в клетке, Осман победно улыбался. Его жестокое восточное лицо с широкими скулами не выражало ни капли раскаяния.

Со стороны жертвы на скамеечке в зале суда сиротливо сидели какая-то малоизвестная тетушка, Гришкин начальник цеха да пара друзей. Маньку страшно рвало все три дня, которые длился суд. Маленький Митька у нее в животе не давал покоя.

Остальным убийцам на момент преступления не исполнилось 14 лет, поэтому все думали, что они не несут уголовную ответственность и отделаются в лучшем случае постановкой на учет в милиции. Их судили в другой день, чтобы не сталкивать с главарем. Я поймала себя на мысли, что жалкие хлюпающие малолетки с бритыми головами вызывают только сочувствие.

До момента, пока не начал выступать Гришкин адвокат. Он был молодой и так же, как Гришка, отслужил в десанте. Во время выслушивания ходатайств, которые подали адвокаты подследственных, его стиснутые губы выдавали сдержанную ярость. Когда судья предоставил начинающему юристу слово, то он с помощью медэксперта доказал, что даже если бы Осман не бил несчастного по голове, то Гришка все равно умер бы от болевого шока, вызванного 11 ударами железными прутьями, которые нанесли ему малолетние преступники. Во время чтения приговора в зале воцарилась полная тишина. «Детишки» отправились в колонию для несовершеннолетних на 10 лет. Звуки истерических рыданий их родителей звучат у меня в ушах до сих пор.

Однако больше всего меня волновала судьба Маньки. По идее, она должна была вернуться к матери, но этого не произошло, и вот почему.

Пока шло следствие по этому громкому делу, милиция невольно отвлеклась от участников другой молодежной банды – соперников «османят». Конкуренты, пользуясь тем, что банда противников была обезглавлена, стали занимать территорию рабочего поселка, и постепенно все владения Османа перешли к «Куневе». Концепция этой группировки немного отличалась от жестокого правления Наиля. Главарь «Куневы» по кличке Зеленый был категорически против «мокрух» и прочей неполезной жестокости. Он занимался мелким рэкетом и разнообразным мутным шахером-махером. Авторитет руководителя банды держался на другой его суперспособности.

Кличка Зеленый была понятным братве эквивалентом имени Гена. Гена в юности получил уникальный опыт неслышно пробираться в дома со спящими людьми.

При этом он, конечно же, не упускал случая что-то своровать, но его манией было просто пробираться в дом ночью и смотреть на спящих. Ужас, который чувствовали неверные братки, когда Зеленый оставлял метку зеленкой на одежде или лице спящего, не поддается описанию.

Таким образом, ему удавалось держать своих подчиненных в узде. После задержания Османа Зеленый решил помочь семье Гришки «по понятиям». Как-то ему удалось оставить Маньку в общежитии, и братаны подкидывали ей денег, отобранных у богатых. Зеленый любил играть в Робин Гуда, и у него была даже целая философия на этот случай. После рождения Митьки он повадился сам проверять, как живет Манька и не нуждается ли она еще в чем-либо.

Я поначалу с энтузиазмом взялась помогать Маньке с новорожденным сыном, но потом, честно говоря, меня затянули хлопоты поступления, а вечно орущий, писающийся Митька, как и затурканная Манька, постоянно занятая стиркой пеленок и кипячением бутылочек, не способствовали хорошей подготовке.

Кроме этого, мне не нравились братки, которые крутились вокруг «святого семейства». Я раздражалась и не понимала, почему подруга не обратится за помощью к своей маме.

Потом меня завертела своя жизнь, и на какое-то время Манька выпала из поля моего зрения. Я уехала в столицу и узнавала о жизни родного города по невнятным слухам от знакомых.

Однако помню, что довольно сильно удивилась, когда еще не прошло и года после смерти Гриши, а Манька уже родила от Зеленого Тоньку.

Ну не мне ее судить, так как одной малолетней мамашке в те времена было не выжить, это достоверный факт.

Вскоре Зеленого, несмотря на все его робингудские замашки и нечеловеческие способности, все-таки посадили. Слышала я, что один из тех, кого Гена грабил ночью, внезапно проснулся и увидел вора, а так как был он не робкого десятка, уйти у Зеленого шансов не было. Успел он только повиснуть на балконе третьего этажа. Обозленный ограбленный рубанул ножом по вцепившимся в дерево скрюченным пальцам вора. Зеленому повезло, он упал в сугроб, а вот пальцы с тех пор не гнулись… В спасительном сугробе этом его и скрутили подоспевшие милиционеры.

А еще говорили, что за Манькой стал ухаживать следователь, который вел дело ее «крокодила».

И вот в какой-то момент детей у Маньки стало трое, и она сменила свою красивую благозвучную фамилию на смешную фамилию следователя – Ковшик.

* * * * *

Шли годы, новости о Манькиной нелегкой жизни доходили до меня через вторые или даже третьи уста. Ковшик неплохо зарабатывал и двигался по служебной лестнице, но оказался самодуром и часто распускал руки. Не раз видели знакомые Маньку то с фингалом под глазом, то с разбитой губой.

Тоньке было лет 12, когда из мест заключения вернулся Зеленый. Как оказалось, все эти годы Манька посылала ему в зону «грев»: чай и сигареты. Удивлению Ковшика не было предела. С трудом могу представить себе его реакцию на поведение любимой супруги.

После возвращения Зеленого у Ковшика с ним началась настоящая война. Майор бил Зеленого при каждом появлении, тот шел в отделение и снимал побои. Вскоре у милиционера начались серьезные проблемы на работе, в результате чего Манька попала в больницу со сломанными челюстью, ребрами и разорванной селезенкой. Зеленый забрал всех детей к своим родственникам. Ковшик провел военную операцию, пытаясь забрать у уголовника свою дочь Лизу, но потерпел неудачу. У Гены тоже нашлись какие-то рычаги влияния, так как криминал с правоохранительными органами тогда сросся где-то на высоком уровне в одно целое.

На этом фоне битва следака с уголовником приобрела непредсказуемый характер. В итоге Ковшика уволили из органов, и он пьяный утонул в ванне, а Зеленый, как оказалось, подхватил на зоне туберкулез в активной форме и заразил часть Манькиных детей. На фоне всех передряг у него развилось легочное кровотечение, и вскоре он отбыл вслед за своим соперником на кладбище Урюпинска.

Манька долго и упорно лечила детей от туберкулеза, а потом врачи предложили ей уехать в деревню, где, по слухам, были чистый воздух и свежее молоко.

Манька решительно продала городскую квартиру Ковшика и купила дом далеко за городом. Там дети пошли в школу, а Маньку взяли на работу на элеватор, жизнь стала как будто налаживаться… Но все-таки раз в три месяца нужно было ездить с детьми на осмотр в туберкулезный диспансер, в город.

Каждый раз для Маньки это был «выход в свет»: она снимала свои резиновые сапоги, красилась, делала укладку, наряжала детей.

И вот же надо было такому случиться, что в тубдиспансере на приеме работал неженатый доктор. Причем ему было уже лет 50, но он все равно был холост. Этот факт должен был бы насторожить кого угодно, но только не мою бедную подругу. Доктор начал ухаживать за Манькой всерьез. Подвозил на своей машине за 80 километров, говорил ласковые слова. Манька млела. Небо снова стало для нее голубым, а трава – зеленой. Откуда-то взялась невероятная энергия. Целыми днями после работы она намывала полы в доме, пекла пироги и буквально летала от счастья. Ну и опять залетела, как уж водится.

– Господи, Маня, ну у тебя и так трое, куда тебе еще? – недоумевали подруги.

– Ой, не говорите, но Миша обрадуется, я уверена: мужчина в годах, детский доктор. С чужими малышами возится, неужели от своих не растает?

Миша известию обрадовался, но не обрадовалась этому суровая Мишина мама. Устроила скандал, да с сердечным приступом и причитаниями, что, дескать, какая-то многодетная аферистка Мишеньку ее великовозрастного хочет окрутить и женить на себе.

Манька такого развития событий не предполагала. Не предполагала она и того, что Миша окажется невероятно плодовит, и родит она от него двойню, не предполагала, что роды близнецов часто проходят тяжело, и бывает, что у одного, а то и у обоих малышей, родившихся в паре, диагностируют ДЦП. Не предполагала, что Мишенька любит детей только на расстоянии…

* * * * *

После известия о рождении Манькиных близняшек интернет-совет бывших одноклассниц собрала Верка. Закадычная подружка всегда отличалась умением выстраивать стратегию борьбы с любыми жизненными трудностями, может быть, еще и потому, что носила красивую грузинскую фамилию, всегда вспоминаемую подругами в сложных обстоятельствах.

Смогулия наша на общем совете постановила признать новорожденных общими побочными детьми и выделять Маньке раз в месяц кто сколько может, но не менее 500 рублей.

В начале двухтысячных Верка поразила нас тем, что, будучи абсолютной грузинкой, умудрилась не только уехать в Израиль на ПМЖ, но еще и отслужить там в армии. Фото высокой голубоглазой шатенки с автоматом в руках облетело всех одноклассников. Позже подружка смогла подтвердить на иврите свой диплом врача и даже стала местной звездой психиатрии в Ашкелоне. Обратной стороной успеха была потеря Веркой русского языка. Когда мы увиделись с ней 15 лет спустя, бывшая одноклассница с трудом подбирала слова в разговоре. Я даже сначала подумала, что она прикалывается.

И только когда Веркин старший сын Ариель, фотографируя нас, сказал: «Давайте я буду взять с вами фото», я поняла, что это не шутка. Младшие Веркины дети стали настоящими израильтянами и уже не говорили по-русски…

Итак, шекели, фунты и доллары, поступающие со всего мира от бывших одноклассников и одноклассниц, ежемесячно конвертировались на моей кухне в мятые рубли и отправлялись в деревню к Маньке, превращаясь там в лекарства для детей, новый холодильник или очки для Лизы.

Но иногда бывали и незапланированные траты, такие как, например, сегодняшняя на мастера, который должен был наконец исправить колонку для воды…

* * * * *

Отправив Мане очередную «десятину», я бессовестно залюбовалась открывшимся из окна видом на весеннюю Памплону.

Я так мечтала об этом небольшом мартовском отдыхе за границей, без звонков, сообщений и прочих отвлекающих моментов!

Неожиданно раздался звонок, но, к моему величайшему изумлению, это трезвонил не мой многострадальный мобильник. Сигнал звучал с аппарата отельного телефона. Дама с ресепшен вежливо спросила на идеальном английском, не жду ли я гостей.

Естественно, никаких гостей я не ждала, особенно в городке, где остановилась первый раз в жизни, и уже хотела раздраженно положить трубку, но среди потока вежливых слов мое внимание привлекла знакомая фамилия. Вслушавшись в иностранную речь, я обреченно подтвердила, что да, конечно же, жду миссис Иваницки.

Миссис Иваницки, а на самом деле Анька Тивилева, или просто Тиви, бесцеремонно влетела в номер. И начала, как в старые добрые времена, лазить у меня по шкафам, не затыкаясь ни на минуту.

Выяснилось, как обычно, что нормального кофе у меня нет, отель – говно, и что вчера она получила благодаря мне такую моральную травму, что решила немедленно сесть в самолет и, прилетев за тридевять земель, высказать все, что у нее накипело, мне лично.

Анька с юности практически жила в самолетах, поэтому чувствовала себя абсолютно нормально после пяти часов в воздухе, и это никак не сказывалось на ее самочувствии. «Может быть, оттого, что она всегда летает бизнес-классом?» – задумалась я на минуту.

И еще вспомнила совет никогда не отмечать в «Фейсбуке» на фото место, где отдыхаешь, а то типа враги могут как-то навредить, используя эту информацию. «С такими друзьями никаких врагов не надо», – промелькнуло у меня в голове.

В принципе, я подозревала что-то подобное, когда вчера вечером она не вышла на связь и не вынесла мне мозг по скайпу, как я боялась. Хотя имела на это полное право. Но то, что она прискачет в Испанию, было совершенно неожиданно. Хотя, казалось бы, за столько лет я должна была бы уже привыкнуть к ее сюрпризам.

Однажды мы с ней договорились встретиться в Москве в торговом центре, так как дело было зимой. Теплые ТЦ с парковками, аквариумами и огромными зимними садами в России тогда были еще большой редкостью.

Мы всласть потаскались по модным бутикам, поели в кафе, наболтались, и подруга предложила отвести меня домой. Спустившись на парковку, мы стали с любопытством разглядывать марки машин. Внезапно я увидела красный навороченный Porsche Cayenne – редкость в наших местах – и начала хохотать как ненормальная.

– Смотри, – сказала я, толкая подругу в плечо и захлебываясь от смеха, – кто-то на «Порше» приехал закупаться. Ну правильно, сегодня же гречка по акции, можно целый багажник загрузить, – радовалась я своей шутке. – Ха-ха, вот дебилы!

– Да, действительно, дебилы, – поддержала меня подруга, скривив губы, и нажала на брелок. «Порше» призывно замигал своими фарами ей навстречу. – Садись!

– Вот, например, эти дебилы с подругами приехали встретиться, – кисло продолжила она спустя несколько секунд неловкого молчания. Мои щеки заливал яркий румянец стыда.

Нет, положительно, нигде не скрыться от школьных друзей.

– Кого ты мне подсунула! – меж тем неблагодарно возмущалась подруга. Я уже знала результат ее вчерашней встречи. Арсен написал мне похожее СМС.

* * * * *

Когда в детстве я гадала подружкам по руке, прочитав старинную тяжелую книжку, найденную в развалинах старых домов Урюпинска, Анькин бугорок материального благополучия возвышался чуть ли не до центра ладони. А хиромантия все-таки великая вещь! Если же на ладони вместо выпуклости провал, то все – остается только смириться. :) Против природы не попрешь!

Но, надо отдать должное, подружка никогда не задавалась. Всегда угощала нас невиданными в Урюпинске бананами и недоступными простым смертным жвачками с забавными картинками, до сих пор вызывающими у меня ассоциации со счастливым голоногим детством.

Но, как известно, что-то в этой жизни дается за счет чего-то – с мужиками Аньке фатально не везло.

– Четыре мужика! Обалдеть, четыре! Да еще вендетту за нее устраивают, – не скрываясь, завидовала она бедной Маньке.

Тиви была отличницей, любимицей родителей, закончила художественную школу, получила красный диплом… Она всегда выглядела очень эффектно, макияж, ноготочки. Умница, красавица, со вкусом одета. Но одноклассники с ужасом шарахались от нашей красотки, боясь попасть ей на язычок.

В институте за подругой наконец начал ухаживать сокурсник Петька. Аньку стало не узнать. Куда пропала всегдашняя язвительность? Ее сменили лихорадочный блеск в глазах и подготовка к свадебным хлопотам. Вот уже назначен торжественный день! Анькины родители заказали зал в шикарном ресторане. Платье со стразами Сваровски пошили у Зайцева.

Однако напрасно разряженные гости ждали в летний день начала торжественной церемонии. Жених так и не появился. Он сбежал в Москву еще ночью, подкинув невесте записку в почтовый ящик.

Что было в записке, знала только Верка Смогулия. Тогда-то она, видимо, и утвердилась в своем желании стать психиатром. Бедную невесту отпаивали валерьянкой. Подружки и родственники дежурили у нее дома, сменяя друг друга, боясь, как бы чего не вышло.

Жениха объявили в розыск. Нашли Петьку только через 15 лет, оказалось, что он работает в Москве пожарным.

– Не могу ее забыть, – рыдал пьяный Петька при нашей с ним встрече, – люблю до сих пор, но как вспомню ее папашу, аж в жилах кровь стынет. Как представил, что всю жизнь на посылках у него буду, так и сбежал.

Заподозрить работника подразделения пожарной охраны в трусости было невозможно, поэтому я могла представить, какой кровью далось ему это нелегкое решение.