Тихий голос в ночи

Даже теперь, совершенно внезапно оказавшись посреди живописного и такого знакомого мне пейзажа, я никак не хотел принимать очевидность.

Кто я был ранее? Вопрос, на который имелся определённо чёткий ответ. Но кем, или чем являлся теперь? Вряд ли возможно однозначно говорить о том, тем более после произошедшего.

Небо было абсолютно ясным и до сумасшествия глубоким. Тонкий серп луны вкрадчиво обозначился среди яркого богатства звёзд. Всё, казалось, абсолютно привычным и настолько чудным, что совершенно не хотелось верить своим чувствам. Разум панически протестовал в желании совершить то, что настойчиво воспрещалось правилами и инструкциями ДР (десантного рейда) на планетах с агрессивной внешней средой.

Назойливый же стрёкот сверчков белым шумом, наполнявший эфир заставлял всё больше не доверять себе. А плотный, внезапно набегающий порыв ветра, пугал не меньше, чем стон переборок «Адониса» в самой нижней точки либрации на орбитальном радианте Венеры.

Страх и паника волнами охватывали меня, заставляя дышать словно выброшенная на берег рыба. Рука, затянутая в скафандровую перчатку, непроизвольно поднятая, ударилась о прозрачный щиток. Дёрнувшись от неожиданности, я постарался наклониться на сколько это было возможно сделать в доспехах тяжёлого противоперегрузочного «Сюзерена».

Трава! Длинные и жёсткие стебли неощутимо сгибались под моей перчаткой. Их шепчущий звук шорохом отдавался о металлизированный материал космического одеяния. Впервые я не знал, что мне стоило делать дальше. Здесь не было место трусости, или робости. Просто, самая обыкновенная боязнь потерять свой рассудок, который в панике замолк, не способный оценить адекватно происходящее. А ведь ещё несколько часов назад я серьёзно предполагал, что в силах контролировать сам себя.

Хотя, имел ли я право, говорить так, именно теперь, находясь от астро объекта предположительно в несколько миллионах километрах. Предположительно, лишь только потому, что я ещё весьма сильно сомневался, что находился теперь на Земле. Но то безмятежное и уютное спокойствие, которое навязчиво внушалось окружающей природой, постепенно убеждало меня в обратном. Стоило ли верить всему этому? Впрочем, как и тому, что произошло со мной, всего несколько часов назад?

Ведь всё, по сути, началось очень просто, с совершенно будничных проверок старых учётных записей первых экспедиций «Сапфира» и архивной документации по разведке планетарного ландшафта. И происходило это не без постороннего влияния некоего особого лица. Кем именно оказался этот «инкогнито», теперь уже с сожалением понималось мной, и от этого становилось всё больше не по себе…

Венера, с её жёсткими условиями на поверхности и совершенно своенравной атмосферной ситуацией, пока не входила в особый приоритетный интерес Космофлота. Человечество, старалось обходиться наиболее меньшими затратами, пытаясь активно осваивать более уютные планеты Экстерра своей Системы, такие как Марс и Меркурий, и спутники – планетоиды вплоть до многочисленной семьи мрачного Сатурна. А как перспектива, его влекли дали Большого космоса. Идея поскорей вырваться к звёздам всё сильней привлекала к себе сторонников.

Однако, оставаясь в самом надёжном тылу исследованного космоса, она раз за разом назойливо заставляла обращать на себя внимание. И как следствие, мы постарались сблизиться с неблагоприятной планетой. Сбор на двух верфях Земного Феротерра (с лат. – около земли) модульных секций новокомпановочного орбитального стационара «Адонис» планировалось завершить уже на радианте около Ганимеда. Однако, всё решилось в пользу Венеры. Перегонка не принесла особых трудностей и осложнений, доверенная нескольким вспомогательным судам грузо – перевозочного отделения Космофлота: флотилии монокорпусных тягачей и трём неповоротливым балкер – докам. Все неучтённые затруднения начались только с прибытием на место, когда сборка и логранжевая привязка к планете заставили монтажников ажурного остова весьма поволноваться. Как оказалось, специфичные обороты Венеры вводили в дисбаланс всю конструкцию «Адониса», угрожая гравитационными диссонансами разорвать жёсткие модульные корпуса. Пришлось приспосабливаться – и в окончательном, и немного изменённом варианте, стационар стал выглядеть, как нечто напоминающее гигантское колесо обозрения, несущееся в нескольких тысячах километров над изглаженным облачным покровом. Жилые и бытовые модули, напоминающие более цистерны для танкеров, словно пассажирские люльки вогнали в последнее, третье кольцо балансирного тора. При этом связав их переходными помещениями – спицами с жёстким центральным корпусом палубы основного шлюза. Из – за чего «Адонис», единственное крупное локус – сооружение человечества в открытом космосе и во всём исследованном Экстерре (с лат. – вне земли), приобрёл у многих дежурных команд довольно пугающее прозвище – «Аттракцион дьявола». И как следствие, стать монументальным курьёзом и целью постоянных насмешек. Ведь стоило больших усилий каждому вновь прибывшему на стационар совершенно спокойно и лояльно относиться к нередким волновым вибрациям корпуса, избежать которых не смогли ни инженеры с их проектными разработками, ни практичные монтажники орбитального чуда. А километровые смещения и нестабильность в либрационной точке, в которой находился стационар, лишь усиливали колебания архитектоники строения. Кому же будет спокойно существовать и работаться, когда ужасающий стон переборок несколько раз в сутки угрожающе напоминает, о бренности бытия и близости планеты. Устойчивость «Адониса» доказывалась временем и минимальными изменениями, которые всё же понемногу стабилизировали стационар. А вот с ликвидацией «натужных скрипов» решили обойтись весьма просто – облицевав обычной звуковой сверх изоляцией, не только каждую каюту, но и бытовые помещения. На том, с долгожданным согласием, и остановились, решая в самое недалёкое время ограничить работы на «обновлённом» стационаре «во избежание внештатных случайностей».

Так «Адонис», рассчитанный по максимальному наполнению, на чуть более сотни человек рабочего персонала, принимал, отнюдь, не по своей вине, группы в количестве, едва ли доходящие чуть меньше полтора десятков спецов и обслуживающих техников.

Какое – то время вахтенные команды менялись со стабильной периодичностью раз в семь – девять месяцев, успевая отработать научно – исследовательские программы, заданные международными организациями и ведомственным патронатом. Но постепенно интерес к земной сестре стал и без того ослабевать, смещая редкие вылазки на дистанционные обзоры и изучение Венеры лишь с орбиты. Связывали это всё с особыми сложностями для терро – десантных рейдов, оправдываясь, что многие проекты имели весьма сомнительные перспективы. Подобная тенденция со временем укрепилась, превращая «Адонис» в тяжкую и нерентабельную ношу для Космофлота. Он стал по многу месяцев, а частенько и по году – полтора, совершенно пустовать. Отчего очень многие, кто уже не единожды ступал по его коридорам, облегчённо только вздыхали, решая, что и одного посещения подобного «адского колеса» вполне достаточно в их не лёгкой жизни.

Но долгосрочную консервацию экстравагантного космостроения администрация флота намеренно и мягко избегала, словно надеясь на некое чудо…

Совсем недавно, – а если быть педантично точным, то около трёх недель назад, – нашу лабораторию посетили несколько весьма важных персон, от которых за версту веяло официозом и приказным гонором. А шевроны и нашивки офицеров ОИР на их форменных комбинезонах заставили многих из наших приподнять удивлённо брови. Когда дверь кабинета шефа тихо чмокнула за их спинами, мы озадаченно вытягивали в напряжённой озадаченности головы. Многие из нас, кто занимался лишь своей работай с обыденными исчислениями и аналитическими разборами поставленных заданий, не старались придавать всему этому уж такого кардинального значения. И правильно делали, ведь их это никак не касалось.

Буквально на следующий день Гуров вызвал меня к себе. И как – то весьма праздно и обыденно, по – свойски, не предполагая ничего особо серьёзного. Проходя через лабораторию и заглядывая в рабочие боксы к ребятам, шеф, будто случайно тронул меня за плечо и весьма коротко и тихо кинул: «Зайди!». Что стоило ожидать от всего лишь одного банально произнесённого слова?

– Присаживайся, – Гуров не смотря на меня прошёл в глубь кабинета к своему потёртому креслу. – Особо растягивать не стану, – начал он, нервно и с нажимом потирая щёку. Явный признак ещё не весьма ясной неприятности, уж я это знал точно. – Наверное ты заметил вчерашних гостей? Так вот, отдел Исследования и разведки (ОИР) весьма заинтересовался одним из соседних с Землёй объектов. Если быть более точным – Венерой.

– Странно. Мне всегда казалось, что интерес этот никогда и не ослабевал, – парировал я, пытаясь держаться наигранно спокойно. – Хотя, конечно же не мне о том судить, у каждого ведь своя работа, особенно у авангарда небожителей.

Как мне казалось, что я довольно не плохо был осведомлён об освоение Ближнего Экстерра. Хотя бы в пределах компетенции своей профессии. Это нагло позволяло мне поверхностно судить о проблемах в исследовании космоса. Похоже, за последние несколько лет оно перешло в стадию стандартного вялотекущего зондажа. Космофлот интенсивно топтался на плацдармах планет внутренних орбит. Но почему – то администрация этого заведения с особой охотой занимается разведкой планетарных систем Дальнего Пространства – Сатурна, и пока только лишь изначально, Урана и Нептуна.

– Всё так, – уже более уверенно ответил Гуров. – Но здесь есть и определённые нюансы, мало заметные некоторым не сведущим «профессионалам».

Покачав еле заметно головой, я взявшись за спинку стула недовольно отодвинул его и, наконец, сел. Шеф, явно имел ввиду меня!

– Хорошо. Что тогда требуется от меня? – саркастический взгляд я направил прямо на шефа, который и не старался отводить глаза.

– Весьма не много, – ответил он. – Всего лишь объяснить твою связь с проектом «Зеркало» и функционерами новообразованного Института культурологических исследований?

По – видимому, моё удивление выглядело не столь уж серьёзным, что вызвало на лице шефа перекошенную улыбку.

– Они вместе с ОИР занимаются поиском внеземных этносов в нашей Системе. И вчерашний променад к нам, был на прямую связан, как раз и с тобой.

Посещения разведкой отделения ксеноэкологов, практически, никогда не случались. Подобные визиты с их стороны считались приоритетом лишь тогда, когда требовалось найти решение для нестандартных проблем. Всё остальное время отводилось обычным трудягам, монотонно осваивавшим разведанный Экстерр – планировщикам, инженерам и строителям внеземных объектов. Вот именно для расчётов гармоничного вливания в ландшафт чужого мира человеческих муравейников и необходимы были спецы нашего подразделения. Но совершенно не для осторожности и осмотрительности в десантировании бравых парней с эмблемой «Альбатроса» на груди. Куда уж нам до них!

– Если говорить на чистоту, то я совершенно не понимаю, что ОИР привело к нам?

– Как ни странно, я соглашусь с тобой. Но, если такие визиты не основаны на вот таких вот странностях, – Гуров засунул пальцы в свой нагрудный карман и выложил на стол кристалл мемки, словно некий приговор. – Возьми, – он пожевал губы и продолжал ещё какое – то время смотреть на гранёный чип накопителя памяти. – Администрацией Флота, ты откомандировываешься в комплексную экспедицию на Венеру. Весь необходимый состав уже там, ожидают только тебя. Срок локальности – немногим более месяца. Будешь обитать на «Аттракционе» и исследовать поверхность в полном объёме. Так что приготовься ко всякого рода нежданностям там, внизу.

– Ну и сюрпризики в нашем королевстве! – ошалело пролепетал я. – С каких это пор Разведка стала указывать, что кому необходимо делать?

– Не ерепенься, мне тоже подобные директивы хуже редьки. Да ещё и от лихих десантников с максимальной рефлексией и минимумом работы мозга.

– А отказаться никак не получится? – спросил я.

– Никак, – быстро ответил Гуров. – И перестань строить из себя старую деву на выданье. Тебе, наверное, должна быть прекрасно известна причина такого выбора начальства ОИР. Конечно же, – немного медленней продолжил он, – странная и исключительная заинтересованность Разведки и ИКИ в твоей особе волнует, и не только меня одного в нашем «департаменте». А их требование о отправки моего подчинённого, просто, поражает своей наглостью. Но, я надеюсь, ты все сможешь объяснить?!

Странная улыбка растянула губы шефа. Смотреть на это стоила осбых моих усилий.

– Постараюсь, когда сам в этом разберусь.

– Постарайся и разберись…

– А что это тогда? – я недоверчиво смотрел на голубоватый кристалл.

– Может быть ты мне скажешь? – Гуров опустил голову. – Посылка от ОИР, так сказать, некий довесочек, ящик Пандоры. Предупредили, что ты знаешь, и должен, – именно, должен – им ответить сам. Просмотришь чуть позже, без посторонних, в тихой и спокойной атмосфере. И лучше всего, – перед отлётом.

– Позволь спросить: почему? – откровенно недоумевал я.

Положив скрещенные руки на стол глава отдела космоэкологов склонился чуть вниз, заговорив полушёпотом:

– Всё это, – он взглядом указал на мемку, – на прямую связано с твоей миссией. Что правда, меня не особо решили уведомлять о причинах подобной коммуникации с моим подчинённым. – Отклонившись назад Гуров на некоторое время замолчал. И уже нормальным голосом продолжил: – Странно, что ОИР не обратились на прямую к тебе. Вся эта история, как по мне, пахнет нафталиновым детективом с иронично – наивным налётом. Тебе так не кажется, Филатов?

– Не знаю, – пожал я плечами. – Мне самому трудно что – либо понять во всей этой кутерьме. Прямо говоря – ты меня не просто озадачил, а где – то и напугал.

– Не бойся уж слишком рьяно. Скорее всего наши лихие ребята из «Альбатросов» вляпались в очередную планетарную «загадочность», где для стандартного решения их интеллекта не вполне достаточно. – Гуров подёрнул бровями. – И потому администрации ОИР необходимо, чтоб ты провёл на Венере кое – какие исследования и сделал определённые выкладки по использованию и эффективной эксплуатации ландшафтного ресурса. На сборы тебе дают чуть меньше трёх суток. Так что время на просмотр и доскональный разбор у тебя будет предостаточно.

– Вряд ли, – встал я, интуитивно пологая, что вводные даны полностью. – Необходимо будет собраться и закончить, в конце концов, определённые дела.

«Да уж, более великолепной причина для всего этого и придумать нельзя было…», – промелькнула горькая и саркастическая мысль.

Тяжело и удручённо вздохнув, я протянул руку к мемке. Зычный голос Гурова неожиданно рявкнул:

– Чёрт их знает, Филатов, зачем именно ты им понадобился?! Может статься, что… Впрочем, иди уж, – он встал направляясь ко мне. – Если сможешь разобраться во всём этом и отреагировать весьма объективно и скептически, то не поленись и постарайся написать объяснительную записку. Конечно же, после своего возвращения.

Дружественное похлопывание по плечу, тёплое рукопожатие и привычное «Давай!» стали прощальной нотой в нашей беседе.

Со множеством непонятностей и сомнений я покинул кабинет, совершенно ясно сознавая только единственное, что озадаченность Гурова была оправдана. И отмечалось это тем, что честно говоря, я никак не претендовал на звание ведущего специалиста по экологии чужих планет, а скорее оставался рядовым и заурядным.

Времени у меня действительно оказалось слишком мало, если судить весьма субъективно. Утрясти всю бытовую составляющую обыденной жизни ещё вполне возможно, тем более холостяку, которому нет особой необходимости по множеству раз объяснять своей второй половине прописные истины произошедшего. Друзья и родители не в счёт. Но вот работа требовала к себе внимания, сворачивания и передачи другим, до многих мелочей, моих ведущих проектов. Меня больше занимали расчёты по осадочным породам Ацидалийской равнины на Марсе для распланировки добывающего комплекса. А оповещение близких и знакомых, о незапланированной и скорой командировки в Ближнем Экстерре стояло, отнюдь, не на первом месте. Со всеми этими передрягами, я начал теряться во времени, больше торопя его, чем оставаясь в потоке. И как следствие, совершенно забыл о врученном Гуровым кристалле мемки.

Случайно нащупав в заднем кармане комбинезона что – то мешающее, я с удивлением обнаружил залежавшийся накопитель памяти. Мигом вложив кристалл в ячейку домашнего проектора и опустившись устало на диван, я лениво уставился на экран. Передо мной раскрылась весьма примечательно – унылая картина пейзажа чужой планеты. Цвет окружающего пространства был коричнево – серого оттенка с мрачной характеристикой. Далёкий горизонт размывался и словно бы колыхался от мощных потоков горячего воздуха. Всё видимое уж слишком походило на съёмку сделанную с поверхности разогретой планеты. Подобные видео я, по причине своей профессии, видел довольно часто.

Дальше, произошло совершенно будничное «событие»: в кадре появился некто в скафандре высшей защиты и, как водится, в соответствии с техникой безопасности и из – за обычной необходимости, – с опущенным щитком светофильтра. Поэтому, герой сюжета оставался совершенно неизвестным. Фигура с небольшим напряжением подняла правую руку и медленно, словно в приветствии помахала зрителям. Затем немного повернувшись влево и встав в пол оборота к камере, той же рукой указала несколько раз куда – то в даль. Но что именно там находилось рассмотреть не было никакой возможности. При всём том ещё, что после последнего движения время записи истекло буквально мгновенно и за какие – то три секунды видеоролик окончился сплошным мерцанием.

Озадаченно просмотрев предложенное видео ещё несколько раз, и разглядывая пейзаж более профессионально, чем «главного героя», я отложил разгадку этого ребуса в сторону, совершенно не способный сообразить, что же именно от меня требуется функционерам ОИР. Какого – то криминала или таинственной подоплёки я тут не находил. Не особо стараясь быть ответственным, я вытащил мемку из проектора и засунул в карман брюк приготовленных для сбора. Вспомнить же о ней мне удосужилось уже на борту скоростного джедкемпа с совершенно поразительным названием «Уаилд раннер». Это оказалась прекрасная по комфортабельности и быстроте доставки в срок к заданной точке небольшая посудина. Весьма сносный по габаритам и управляемый крайне малочисленным по составу экипажем, – всего – то трое косменов – «Дикий бегун» добрался до «Адониса» за неполных четверо стандартных суток. Таким скорым графиком отвергались все привычные сроки доставки обычных рейдеров и лайнерных «линеек» напрочь, покрывавших то же расстояние чуть ли не в двухнедельные сроки, размеренно стартуя с причалов орбитального терминала «Звёздный» в Ферротере Земли. Стоило, однако, ещё учитывать и тот факт, что в своём малом брюхе «Бегун» тащил определённый груз оборудования для базы десантников на Меркурии, а на самом корпусе, около выносных пилонов вспомогательных двигателей разместились выросты округлых конструкций контейнеров со всяким специфическим багажом, предназначенным группе, работающей на венерианском стационаре.

Чтоб хоть немного скоротать свой транзитный быт и более чётко уяснить значимость непонятной для меня информации, я припомнил о задании Гурова. В попытках отыскать мемку пришлось ощупать каждую вещь своего дорожного гардероба.

Пересмотрев всё, я с сожалением уже слишком поздно припомнил, где находился заветный прозрачно – голубой кристалл. Почесав сокрушённо затылок, мне пришлось только махнуть на забытую мемку рукой. В данном положении я уже никак не мог исправить и повлиять на свершившийся факт в виде небрежно оставленных на диване рабочими брюками за многие миллионы километров отсюда.

«Уаилд раннер» гасил скорость постепенно, выйдя на спиральный радиант к «Адонису». Весь процесс пилотируемого торможения и сближения занял долгие восемь часов. Время казалось растягивалось всё более, превращаясь в невообразимо скучный цикл. Но благо, на мою долю выпало счастье с лихвой насладиться великолепными видами Венеры и самого космоархитектурного сооружения, искусного гения инженерного величия, двухсотметрового колеса, носившего прекрасное имя возлюбленного богини любви. Потрясающий своим великолепием вид ближайшего пространства открывался из небольшого каютного иллюминатора. С широкого же коммуникативного экрана, который без особых усилий подстраивался к внешним камерам кругового обзора и с лёгкостью выдавал необходимые ракурсы, можно было выбрать живописные картинки по своему вкусу.

Сероватый глянец сплошного покрова атмосферы заметными потоками окутывал планету. Голубоватый отлив облаков с приближением исчезал, становясь у терминатора, куда уносился и миниатюрный на фоне планеты, тор стационара, угрюмо – тёмным и даже болотным. Свечение габаритных и позиционных огней «Адониса» делало похожим его на старую театральную многоуровневую люстру, повёрнутую главным своим ярусом к Венере, а основанием – особым выносным причальным пакгаузом – во вне. Именно к нему и медленно приближался джеткемп, лавируя на малой скорости, чтоб не зацепить одну из гирляндных нитей тросов – растяжек, удерживающих в относительной стабильности наружное строение. Да, внушительный вид паутинообразной восьмилепестковой конструкции вселял трепет и особую гордость за род человеческий, который с таким размахом начал покорять жестокие и неуютные просторы космоса. Адреналиновый холодок, словно как в детстве, радостно и угрожающе, щекотал нервы и тело. Забывшись в своих переживаниях, я и не заметил, как наступил момент невесомости. Она – то и дала мне повод побеспокоиться о скорой высадке и непременной комплектации своего разбросанного по каюте небольшого багажа.

Причаливание предполагалось внешним, так что мне пришлось осваиваться с лёгким гермокостюмом «Тушкан», для более безопасного шлюзового перехода. Дело это оказалось предельно занятное, так что я усердно благодарил своих извозчиков за терпение и время истративших на мою особу не менее полчаса. Костюм более напоминал обтягивающую пижаму с гермошлемом и дыхательным миниатюрным резервом, чем амуницию «настоящих космических волков» от поступи которых «вздрагивают даже звёзды». По факту, «Тушкан» гораздо чаще таскали на себе представители лётного состава, чем все остальные работники обживаемого Экстерра Системы.

Ожидаемая мной встреча, которая скорее всего, могла оказаться сдержанной и прохладной, не получилась. Она, вообще, не имела место быть! Я очутился в узком помещении выносного пакгауза наедине с самим собой. Считая себя достаточно разумным человеком, я постарался быстро сориентироваться. Шагая прямо по освещённому коридору, мне пришлось сверяться с люминесцентными указателями на округлых стенах перехода, почти трёхсотметровой спицей вонзавшимся в основной корпус стационара.

Признаюсь честно, что дойдя до центральной палубы, я озадаченно осмотрелся. Полагаться на свою память о справочном материале, мне пришлось свернуть вправо, туда, где должна была находиться Диспетчерская в виде зала смотровой площадки. Именно там, я надеялся предстать собственной персоной перед новым начальством. Но добраться до места назначения оказалось не совсем лёгким делом. Приходилось переориентироваться чисто физически, меняя положения в барабане искусственной гравитации, чтоб выйти в нужном месте в обычной позиции, а не вниз головой.

Освободившись, наконец, от гермошлема и пройдя по радиальному коридору, я остановился около заветной двери, которая оказалась запертой. Совершенно отчётливо понималось, что мне в конце концов попросту удалось заплутал. Стенной коммуникатор был мёртв. Об этом явно свидетельствовал миниатюрный разбитый экран переговорника и наклеенные на него крест-накрест обрывки жёлтого скотча. Поджав в сожалении губы и прижимая под мышкой шлем, я направился прямо, туда, где находился один из лепестков – переходов в рабочую зону. Всё же необходимо было отыскать хоть кого – нибудь…

– Филатов?! Олег Владимирович? – отдёрнул меня внезапно возникший женский голос с бархатистым контральто, нёсшийся откуда –то из подпотолочных тонфонов. – Прибывший сегодня с джедкемпом на «Адонис»! Пройдите, пожалуйста, в кают – компанию станции для регистрации и предварительного инструктажа. Повторяю… – Запрокинув голову вверх и машинально ища источник звука, будто пытаясь найти олицетворение вещавшего, я раздумывал о том, как всё же сориентироваться в пока незнакомых помещениях стационара. Низкий спокойный голос исчез, но через минуту молчания возник вновь с объяснениями: – Направляйтесь в жилой сектор, самый крайний радиус. По ходу разберётесь. Ищите дверь с номером семь. Жду!

Что делать, приходилось подчиняться и быть тем, кто не обращает на мелочные неприятности субординации особого внимания.