Градиенты

один

Машина свернула в просеку и долго петляла по грунтовке, накатанной Бог знает когда неопределенного вида транспортом. Внутреннему взору представлялись пегие лошади местного графства, тянувшие за собой кареты, в которых пышногрудые дамы бросали томные взоры на своих спутников, непременно обмахиваясь веером и восклицая: «О, мон шер…» Кавалеры же, норовясь обнять своих спутниц, кричали: «Гони!» в задернутое шторой окошко. Ядовито-красный форд в этой местности казался таким же уместным, как автомагнитола в двуколке. Ярослав потряс головой, отгоняя странные видения, притормозил и огляделся по сторонам.

Дорога, если можно так назвать усыпанную пестрой осенней листвой, ухабистую, расширяющуюся местами до размеров федеральной автострады, а местами узкую, чуть шире стеклянного горлышка Будвайзера, была совершенно не похожа на ту, что описывал Толик по телефону. После развилки три подряд поворота налево, один направо и через пять минут ты на даче. Голос друга показался Ярославу странным и как будто не совсем знакомым. С легкой хрипотцой, он звучал словно из давнего прошлого, записанный на пожеванную магнитную ленту. Когда он разговаривал с Толиком в последний раз? Мысль махнула крылом и вылетела из головы, оставив после себя едва заметное ощущение неопределенности. Ярослав посмотрел на стоящие непроходимой стеной осины, стволы которых переплетали щупальца неизвестного ему кустарника; на желтые головки цветов, похожих на кукушки, но растущие небольшими букетиками вдоль грунтовки; прислушался к птичьему гомону, звучащему уже достаточно давно, чтобы выйти за пределы внимания. И окончательно понял, что заблудился. За этим ухабом, если включить логику и прекратить думать о пышнотелых девках в воздушных бежевых платьях, полагался спуск, после которого он развернется и поедет обратно – к месту устойчивого приема Nokia, что должна, по идее, соединять людей, а не красоваться голой антеннкой в получасе езды от города.

Ярослав включил автомагнитолу, и за секунду до выезда на все еще невидимый, но ожидаемый спуск, колонки разразились истошным криком: «ааааааааааааааа…. Пора, я сказал ей, сказал ей: Пора…..» Да, пора была ловить рыбу и пить пока прохладный, но уже нагревающийся Будвайзер в обществе друзей и… Образ Наташки в бежевом купальнике, наверняка готовившей в это время шашлык на остывающих углях, мгновенно растаял, превратившись во что-то совершенно неразумное. Нога моментально вдавила в пол педаль тормоза и с заднего сиденья, недовольно зазвенев, упал пакет с пивом. Сердце бешено застучало, заведенное на полную выплеском адреналина, а Шевчук все орал: «За твои, твои глазища, твое имя на заборе, я согласен выпить море, лишь бы доползти до днища…»

В метре от капота форда, присев на корточки и нелепо разведя руки в стороны, как бы в очень глубоком книксене, на него смотрела широко распахнутыми глазами молодая девушка, лет двадцати. Но удивило Ярослава не столько то, как и почему она оказалась тут, не выражение застывшей испуганной лани на ее лице и даже не то обстоятельство, что он через лобовое стекло и против солнца, взошедшего над кронами разноцветных осин, отчетливо различал ее серо- голубые глаза. А то, что одета она была в ярко-красное, почти до пят, бальное (я обнимаю тебя за плечи и, не отрывая глаз от твоих губ, все еще шепчущих: «Мон шер…», кричу в окошко: «Гонииииии!») платье с открытой спиной. На ногах красные, в цвет платья, туфли на высоком каблуке. Золотистые волосы, ниспадавшие аккуратными мелкими локонами на плечи, еще совсем недавно были уложены рукой знающего свое дело стилиста. Или цирюльника. На шее – плеяда из мелких золотых цепочек, украшенных такими же маленькими красными камнями, сверкающими на остывающем осеннем солнце. Ярослав выключил магнитолу и открыл дверцу машины. ДДТ прокричали что-то о чертовых глазищах, которые просили продолжение рода, и смолкли. Мир вокруг на несколько долгих секунд охватила полнейшая тишина. Замолчали птицы и прочая живность, населяющая осенний лес. Ветер не трепал обычно такие волнительные осиновые листья и не шуршал их опавшими собратьями. Ярослав вышел из машины, утонув по щиколотку в разноцветном конфетти из умирающего лиственного крова, и оставил дверь открытой, боясь нарушить эту волшебную тишину, и еще больше испугать девушку. Чувство дежа-вю закралось мелкой птичкой в его сознание. Что- то связанное с листьями, его кроссовками в листьях и… вечностью. Но птичка тут же вырвалась на свободу, не повредив оперения.

– С Вами все в порядке? – этот весьма ожидаемый вопрос, показался Ярославу абсолютно неуместным. Он чувствовал, что с девушкой или все в полном и совершенном порядке, или наоборот. Или то, или другое. Но не мог понять что именно.

– С Вами все в порядке? – повторил он снова, наткнувшись на невозможность обречь в слова пролетевшую стайку мыслей. Ноги его будто привычно увязли в сахарной вате листвы, не в силах сделать ни шагу, однако расстояние от машины до застывшей посреди дороги девушки каким-то чудом сократилось почти вдвое. Она уже смотрела на Ярослава без тени давешнего испуга спокойными ясными глазами и выражение ее лица, незагорелого, несмотря на закатившееся недавно лето, скорее предавало полуулыбку и участие, чем шок. Она уже выпрямилась и опустила руки.

– Слав… Меня зовут Ярослав, – он едва не протянул ей руку.

– Сонеч…, Софья, – произнесла девушка приятным невысоким голосом, и Ярославу показалось, что она нарочно запнулась на этой фразе, подражая ему.

– Вы не ушиблись? Я же на Вас чуть не наехал, – в нем просыпались оправившиеся от шока негодование и страх.

– Мне нужно туда, – девушка указала в сторону леса, нависающего справа от дороги. Ярослав увидел узкую лазейку в переплетенном кустарнике, вход в которую, как бы специально обозначала россыпь тех самых желтых «кукушек». – Я должна быть там, а здесь я случайно. Извините, Слава. – Девушка сделала попытку повернуться в указанном направлении, не сводя голубых глаз с удивленного молодого человека. – Я пойду.., – то ли сказала, то ли спросила она.

– Я… э… Вы здесь…, – стаи мыслей пролетали в его голове, оседая вопросами, которые пытались вырваться одновременно, коверкая язык. Вы откуда тут? Вы одна? Как Вы тут оказались? Зачем Вам одной в лес? Где Ваша машина? Вместо всего этого он тихо пробормотал, вслед удаляющейся девушке:

– П… почему должны?

Она уже раздвигала сплетенные ветви кустарника, безжалостно давя шпильками «кукушки», и Ярослав понял, что его фраза улетела в небо. Но перед тем, как полол ее платья скрылся в этой узенькой прогалине, он вполне отчетливо услышал приятный низкий голос:

– А Вы… Вы не должны быть здесь. – И Ярослав ясно представил улыбку на лице девушки.

два

«Я не должен здесь быть. Не должен… Сама же говорила. Зачем я здесь? Кто я?» Он бормотал слова себе под нос, вконец запыхавшись от бега. Начав с быстрого шага, он все прибавлял и прибавлял, постоянно спотыкаясь и падая. Костюм на локте и плече был прорван, и материя свисала иссиня-черными кусками, обнажая бежевую рубашку. Ветки вездесущего кустарника торчали из- под ворота, впиваясь в кожу. В наполовину оторванном кармане все еще лежал платок, а в лацкане кафтана при каждом движении подрагивала понурившей желтой головой «кукушка». Споткнувшись о корневище огромного дерева, Ярослав вылетел на просеку, едва не угодив под копыта коня, везущего карету. Вовремя отпрыгнув влево, он попятился прочь, упал снова, уже не в силах подняться, а упряжка прогромыхала мимо, остановившись у внезапно возникшего перед ней светофора. Из кареты никто не вышел. Светофор горел ослепительным ярко- красным светом. Будто бусинка с ожерелья Сони вдруг увеличилась в сотни раз и поймала на себя последний луч заходящего солнца. Ничего не соображая, Ярослав, отталкиваясь ногами и одной рукой от вросших в землю корневищ, хлопая второй рукой по карману, все смотрел расширенными от ужаса глазами на пегого коня, бьющего копытом перед светофором, на женскую руку, прикрывшую штору в окошке кареты, на медленно гаснущее солнце. И лишь когда импровизированный перекресток поперек движения упряжки превратился в бетонную автостраду, по которой промчала карета скорой помощи со включенными маяками и сиреной, Ярослав наконец нащупал пачку сигарет, сорвал с себя остатки кафтана, бросив его вслед тронувшейся карете, и побежал.

«Не… не должен… помню… я помню… Толя… Наташ… (бежевый купальник на пышном теле) …. Кто я? Кто Ты?»

Из оставшейся за спиной просеки, сквозь орущую сирену скорой, до него донесся тихий печальный голос: «Да выключи ты уже эти мигалки. Умер он. Не успели…»

три

– Расскажи мне, кто ты, – она шла довольно быстро, и Ярослав, застывший на старте лишь на минуту (да еще зацепившийся при входе в лазейку карманом рыбацкой жилетки о проклятый неопознанный кустарник. При этом он посмотрел под ноги: «кукушек» не было. Вообще не было, никаких, нигде), все никак не мог ее догнать. Однако, выбранный ею темп, нисколько не мешал Софье плавно и даже грациозно огибать деревья, проходить сквозь сплетенные ветви, не путаясь в высокой и цепкой траве, не спотыкаясь и не проваливаясь в скрытые мхом и листвой ямы.

– Я? – он почувствовал себя чемпионом мира по идиотским вопросам, заданным девушке при первой встрече. А если учесть тот краткий промежуток времени, в течение которого вопросы были заданы – то и чемпионом галактики тоже. Ведь с момента, когда «Будвайзер» недовольно зазвенел на заднем коврике «Форда» прошло не более пяти минут. И вот он догоняет странную девушку в вечернем платье, спотыкаясь о корни вековых осин, то и дело снимая с лица летящую паутину, а попавшая за шиворот веточка больно царапает шею. Зачем он здесь? Только лишь от того, что у нее такие ясные серо-голубые глаза в обрамлении золотых кудряшек. Или от того, что «ей нужно туда», а он, «он не должен быть здесь». Или…

– Конечно ты. Мы же должны познакомиться. Ты молчишь, а времени остается все меньше и меньше, – не оборачиваясь, сказала она, пригибаясь под разросшимися ветвями вяза.

– Я… тут, еду, то есть, ехал на… – а куда он собственно-то ехал? Чей-то день рождения? Праздник? Или просто выходные? Толя ему говорил, кажется, да вот вылетело из головы. Давно это было… Хотя вроде бы…

– Ау, догоняй!

– Задумался… Я – это я. Ехал тут… чуть на тебя не наех…, – кроссовки поехали на чем-то мягком и скользком и Ярослав чудом удержал равновесие, не обратив внимания на этот легкий и непринужденный переход на «ты», – Как ты тут оказалась?

– Точно не знаю. Думаю, что это ошибка, и я сейчас ее исправляю. А может всему виной ты. – Софья в первый раз обернулась, остановившись у поваленного дерева. Догнавший ее Ярослав, по уже сложившейся традиции, подумал сразу о нескольких вещах, но озвучивать их не стал. Какая она странная. А нет ли тут по близости клиники? Какая она красивая. Как мы, должно быть, необычно смотримся вместе: она – в вечернем наряде, скользящая ярким пятном по рыхлому ковру осени; я – в спортивной рубашке и жилетном костюме цвета хаки, сливающийся с местной флорой, но бредущий медведем напролом.

– Ты сможешь ее исправить? Ошибку эту? – Пусть это будет игрой. Глупых вопросов и странных ответов. Ведь какой у меня выбор? Стоять, зарывшись кроссовками в… Зародившаяся мысль, вороном выскочила на волю. Сверху, там, где кроны осин сплетали решетку в окне неба, закаркала, смеясь, невидимая птица.

– Смогут ли буквы, самостоятельно исправить неправильно построенное предложение? А слова? Сможет ли предложение, вырванное из контекста черновика, внести правку в текст, его окружающий? – Она больше не улыбалась. – Пойдем, мой забытый товарищ, если уж ты решил идти со мной.

– Ты, наверное, писательница. Или лесная фея, – Ярослав потянулся к верхнему карману жилетки. Там лежала пачка сигарет и зажигалка. Но передумал. И время было не подходящее, да и берег он почему то сигареты. Ощущение неопределенности снова завладело им. – Куда мы идем?

– Я и не то и не другое. Я…

Слева на прикрытой ельником поляне что-то бухнуло, зазвенело металлом, и птицы в кронах засмеялись громче.

четыре

Я м… Я сам по себе. Я себе ХОЗЯИН. Я не то и не другое! Я… о боже!

Он с силой толкнул дверь, едва выбравшись наружу. Массивная, с тяжелой кованой ручкой, она без всякого доводчика плавно закрылась за его спиной, будто завершая момент выбора. Вряд ли она еще когда откроется, подумал Ярослав. Во всяком случае – мне.

В сторону леса тянулась брусчатка, которой и в помине не было, когда они шли сюда. Пройдя несколько шагов под оглушительный стрекот цикад, салютовавших в честь новых хозяев усадьбы, он обернулся. Перед ним стоял замок, начинавшийся крыльцом с изящными женскими статуями, поддерживающими перила мраморной лестницы, по которой он не спускался и не поднимался. Крыльцо органично переходило в центральное сооружение, отделанное светлым мрамором. Огромные окна первого этажа, по обе стороны от крыльца были задернуты плотной тканью и напоминали закрытые глаза уснувшего великана. Крайние окна второго этажа напротив, светясь голубоватым светом, смотрели на него во все свои овальные глаза. Левый и правый флигели, примыкающие к основному зданию на половине его высоты, своими вытянутыми залами с округлой крышей и маленькими симметричными часовнями на торцах, огибая полукругом поляну почти по периметру, напоминали Ярославу лапы хищного, но одинокого чудовища, спавшего тысячелетия на странице неоконченной повести.

Вопреки его ожиданиям, свежий воздух не развеял чары и не заставил посмеяться над воображением девушки. Все вокруг, хоть и не подтверждало ее правоту, но и не опровергало ее, создавая все более и более невероятные вещи. Иссиня-черный вечерний костюм не исчез, поляна впереди и справа от замка продолжала дымиться, а лицо своего лучшего друга, он так и не вспомнил. Страна обреченных идей. Так она сказала. Самое сложное в жизни – ждать и догонять. Я долго ждал. Теперь вот догнал ее. Неужели нет иного пути? Я ведь хотел именно этого. Он обернулся и снова посмотрел на замок. Он как раз заканчивал превращение в маленький уютный коттедж. Флигели уступили место двум липовым аллеям, идущим полукругом к пруду напротив. Огромное крыльцо, сохранив лишь мрамор ступеней, уменьшилось в три раза, оставляя место балкончику под длинными, распахнутыми настежь окнами второго этажа. Перед домом выросли качели, вокруг которых, как грибы после дождя, возникали части детской площадки: турники, горки, змейки. И Ярослав доподлинно знал, что к задней части дома примыкает гараж. Это его или ее работа? Все-таки буквы кое- что могут.

– Теперь дверь откроется, – в распахнутом окне показалась Соня. Она забралась на широченный подоконник и села, прислонившись спиной к раме. Голубые джинсы и белая футболка. И те же яркие серо-голубые глаза в золоте волн. Теперь все было так, как он хотел. И совершенно не так. «Не то и не другое» – подумал он. – «Давно ли я начал чего то хотеть? Давно ли стаи перелетных мыслей стали гнездиться в голове, не пролетая мимо. Даже если все это так. Что заставило ее сделать так? Жалость и участие к забытой жизни. Моей жизни. Моей! Где же ты есть, мой персональный бог?!»

– Я знаю, что откроется… но… я должен быть там, – он повернулся к лесу и сделал уверенный шаг вперед, – а здесь я случайно. Извини, Соня – сровнявшись с подлеском, Ярослав побежал.

пять

– Мне туда не нужно, – она резко развернулась и пошла прочь от грохотавшей поляны. – Это не та идея, которую я хотела Ему дать. Мой персональный бог наивен. Его кидает из стороны в сторону, а я, видимо, не люблю фантастику, пусть даже и научную.