Дары несовершенства. Как полюбить себя таким, какой ты есть

Чтобы осознать собственную ценность, нужно каждый день заново на практике учиться быть смелым, сопереживать и доверять себе и другим. Ключевая фраза здесь – «на практике». Теолог Мэри Дейли писала: «Смелость – это добродетельный навык. Смелыми становятся, совершая смелые поступки. Ведь плавать тоже учатся, барахтаясь в воде». То же самое относится к сочувствию и доверительным отношениям. Мы пускаем в свою жизнь сочувствие, когда мы сострадаем себе и другим. Мы чувствуем связь с окружающими, когда сами тянемся к ним и стремимся выстроить с ними доверительные отношения.

Перед тем как дать определение этим понятиям, я хочу показать вам, как все они вместе проявляют себя в реальной жизни. Это личная история о смелости, которая помогает открыться, о сочувствии, которое основано на опыте, и доверительных отношениях, которые дают почувствовать вам собственную ценность.

Буря стыда

Не так давно директор большой частной школы и глава школьного родительского комитете попросили меня выступить и рассказать о том, как связаны в человеке эмоциональная устойчивость и наличие ограничений и правил. Я как раз занималась сбором информации о том, как быть хорошим родителем и жить в ладу с собой. Я и не подозревала, что меня ожидает.

Как только я попала в школьный актовый зал, я сразу почувствовала странную атмосферу. Все родители казались очень взвинченными. Я спросила директора, в чем дело, но она просто пожала плечами и ушла. Глава родительского совета тоже не смогла ответить ничего внятного. Я списала все на собственные нервы и попыталась об этом забыть.

Когда директор начала представлять меня присутствующим, я все еще сидела в первом ряду. В подобные моменты мне всегда становится неловко. Кто-то перечисляет мои многочисленные достижения, а я в это время борюсь с приступами тошноты и желанием сбежать. Но так меня не представляли никогда в жизни.

Директор сказала что-то вроде: «Вам может не понравиться то, что вы сегодня услышите, но вам придется смириться во имя ваших детей. Доктор Браун пришла сюда, чтобы навсегда изменить нашу школу и наши жизни. Нравится нам или нет, она нас “вылечит”!» Она говорила громко и агрессивно. Я подумала, что так представляют не ученых, а бойцов на реслинг-шоу.

Оглядываясь назад, я понимаю, что мне нужно было выйти на сцену и сказать: «На самом деле мне очень неудобно. Я рада, что вы меня пригласили, но пришла совсем не для того, чтобы кого-то “лечить”. Я не хочу, чтобы вы думали, будто я пытаюсь за пару часов изменить вашу школу. Что происходит?»

Но я этого не сделала. Я струсила и просто начала выступление в духе: «Я, конечно, ученый, но в воспитании детей я сталкиваюсь с теми же проблемами, что и каждый из вас». Жребий был брошен. Родители никак не реагировали. Я чувствовала, что на меня неприязненно смотрят десятки пар глаз. Прямо передо мной сидел мужчина; он скрестил руки на груди и так сильно стиснул зубы, что у него на шее вздулись вены. Он менял позу каждые три-четыре минуты, закатывал глаза и громко вздыхал. Так громко, что и вздохом это назвать сложно. Сидевшие рядом люди были в ужасе. Я, конечно, – по необъяснимой причине – их раздражала, но невыносимым для всех нас вечер стал именно благодаря этому мужчине.

Я опытный преподаватель и специалист по групповой терапии, я знаю, как справляться с подобными ситуациями, и обычно спокойно делаю то, что нужно. Когда кто-то срывает урок или другое мероприятие, у вас два выхода: либо игнорировать этого человека, либо объявить перерыв, подойти к нему и поговорить с глазу на глаз. Но странность происходящего выбила меня из колеи, и я выбрала худшее из возможного: я постаралась произвести на него впечатление.

Я говорила все громче и воодушевленнее. Я приводила ужасающую статистику. Вместо того чтобы быть собой, я предостерегала родителей: «Если вы не прислушаетесь ко мне, ваши дети вылетят из школы, начнут принимать наркотики, носиться повсюду с ножом и путешествовать автостопом».

Ничего не изменилось. Ни-че-го.

Никто даже головой не кивнул в знак согласия. Никакого намека на улыбку. Я умудрилась вывести из себя около 250 и без того недовольных родителей. Это была настоящая катастрофа. С людьми вроде этого парня никогда не стоит сотрудничать или переманивать их на свою сторону, это ошибка. Это значит променять свою уникальность на его – негарантированное – одобрение. Вы перестаете верить в свою ценность и начинаете кудахтать, пытаясь кому-то ее доказать. И – видит бог – именно этим я и занималась.

Я закончила выступление и в ту же секунду схватила вещи и помчалась к машине. Выезжая с парковки, я чувствовала, как пылает мое лицо. Я ощущала себя крошечной и беспомощной, мое сердце бешено билось. Раз за разом я проигрывала в памяти свой провал. Назревала буря стыда.

Когда штормовые ветра свистят со всех сторон, мыслить здраво и помнить, что в тебе есть что-то хорошее, невозможно. Я сразу принялась на себя наговаривать: «Господи, я такая идиотка. Почему я себя так повела?»

Благодаря проведенной работе (как исследовательской, так и работе над собой) я теперь могу вовремя распознать признаки стыда. Во-первых, я знаю все о физических симптомах – во рту пересыхает, время замедляется, поле зрения сужается, лицо горит, сердце в груди колотится. Я в курсе того, что когда ты, как настоящий мазохист, вновь и вновь прокручиваешь в голове постыдную историю, это недобрый знак.

Я также знаю, что лучшая стратегия борьбы со стыдом покажется вам совершенно нелогичной. Нужно набраться храбрости и кому-то открыться. Мы хозяева всех приключившихся с нами историй и должны делиться ими с теми, кто этого заслужил, с теми, на кого можно рассчитывать, кто ответит нам состраданием. И чем быстрее мы это сделаем, тем лучше.

Стыду не по нраву, когда вы распахиваете душу перед другими людьми. Он ненавидит, когда его облекают в слова. Он ненавидят, когда им делятся. Стыд любит секретность. Самая большая опасность – попасть в постыдную ситуацию, а потом продолжать хранить ее в секрете. Тогда чувство стыда метастазирует, разрастается. Я помню, как произнесла вслух: «Мне нужно срочно поговорить с кем-то. Смелее, Брене!»

Но вот в чем ловушка – мы не можем позвонить первому попавшемуся человеку. Все не так просто. У меня много хороших друзей, но среди них есть всего несколько людей, которые точно посочувствуют, когда мне стыдно.

Если вы расскажете о своем позоре не тому человеку, буря стыда снесет с ног и его. В подобной ситуации нужен кто-то, в ком вы твердо уверены. Вот кто вам точно не нужен.

1. Друг, который выслушает ваш рассказ и на своей шкуре ощутит, как вам было стыдно. Такие друзья обычно задыхаются от переполняющих их эмоций и кивают головой: «Ужас! Представляю, как тебе пришлось!» В воздухе повисает неловкая пауза. Поддержка нужна уже не вам, а вашему другу.

2. Друг, который сочувственно отвечает: «Мне тебя так жаль», – вместо того чтобы поставить себя на ваше место («Я понимаю, что ты чувствуешь, со мной такое тоже бывало»). Хотите запустить смертельную машину стыда – бросьте что-то вроде: «Ах, бедняжка». Или антипатия под маской сочувствия: «Да хранит бог твою душу».

3. Друг, для которого вы – воплощение мыслимых и немыслимых достоинств. Такой не сможет помочь – он слишком разочарован, что вы неидеальны. Вы его подвели.

4. Друг, для которого слабости – нечто недопустимое. Он начнет вас дополнительно стыдить: «Как ты могла позволить этому случиться? О чем ты только думала?» Возможно, ему удастся переложить вину на кого-то еще: «Так что это был за парень? Мы ему задницу надерем».

5. Друг, который верит в лучшее и отказывается признавать, что вы можете по-идиотски себя вести или принимать ужасные решения: «Ты преувеличиваешь. Не может быть, что бы все было так плохо. Ты потрясающая. Ты идеальна. Тебя все любят».

6. Друг, который путает «доверительные отношения» с конкуренцией и старается тебя переплюнуть: «Это еще что! Вот послушай, что однажды случилось со мной…»

Конечно, порой мы все бываем такими «друзьями» – особенно если история задевает нас за живое. Все мы люди, несовершенные и уязвимые. Трудно сочувствовать тогда, когда ты чувствуешь себя ни на что не годным.

Когда нам нужно сочувствие, мы ищем кого-то, кто бы твердо стоял на ногах, вместе с этим был гибким и, что самое важное, принимал нас со всеми нашими слабостями. Нам нужно уважать свои слабости, поделившись ими с кем-то, кто заработал право услышать о них. Найти сострадание – значит обратиться к нужному человеку в нужное время.

Я позвонила своей сестре. 2007 год, год моего духовного пробуждения стал годом, когда я впервые обратилась за помощью в борьбе со стыдом к сестре. Я на четыре года старше своего брата и на шесть лет старше своих сестер (они близнецы). До 2007 года я была поглощена тем, чтобы быть идеальной старшей сестрой (для меня это обозначало волноваться за своих родных, осуждать их и во всем превосходить).

Эшли мне невероятно помогла. Она внимательно выслушала и полностью поняла меня. Ей в свое время хватило смелости, чтобы посмотреть в глаза собственным проблемам, и поэтому она точно знала, что я чувствовала. Она говорила: «О Боже! Я знаю, как это тяжело. Я сама через это прошла. Ненавижу это ощущение». Может, не каждый хотел бы услышать именно эти слова, но для меня это было то, что нужно.

Она прочно стояла на ногах и не позволила себе заразиться моим отчаянием. Она не осуждала и не винила меня, не пыталась повысить мою самооценку, она просто слушала и храбро открывала мне свои собственные слабые стороны.

Я чувствовала себя абсолютно «обнаженной» и в то же время ощущала, что меня любят и всецело принимают (это для меня и есть сочувствие). Поверьте мне: стыд и страх не переносят, когда между людьми возникает такая мощная связь. Именно поэтому смелость, сочувствие и доверительные отношения – как раз то, что нам нужно в нашем путешествии. Помимо прочего моя решимость показать кому-то, кто мне небезразличен, мое несовершенство способствовала укреплению наших отношений – поэтому я и называю храбрость, сострадание и доверительные отношения дарами несовершенства. Если мы настолько смелы, чтобы быть неидеальными и настоящими, мы будем вознаграждены.

Небольшой эпилог: примерно через неделю после выступления я узнала, что у школы была серьезная проблема – родители настаивали на своем присутствии на всех уроках и вмешивались в учебный процесс. Не сказав мне, директор и глава родительского комитета обязали всех родителей прийти на мое выступление. Родителям сказали, что я объясню им, почему им не стоит продолжать себя так вести. Иными словами, меня выбрали в качестве наемного убийцы по устранению родителей-наседок. Ничего хорошего. Возможно, я и не в восторге от родителей, которые полностью контролируют своих детей, но я точно не киллер.

Помня о моей истории, давайте рассмотрим подробнее ключевые для жизни в ладу с собой понятия.

Смелость

Смелость значит в моей жизни многое. Я или вымаливаю у небес хотя бы немного храбрости, или благодарю их за то, что нашла ее в себе, или ценю ее в других людях, или занимаюсь ее изучением. Не думаю, что я единственная, кто так делает. Все хотят быть смелыми.

Когда я спросила людей об их жизни, их слабостях и сильных сторонах, я поняла, что всех их объединяет одно очень важное качество – храбрость. Причем я обнаружила, что для того, чтобы жить полной жизнью, нужна храбрость в ее первоначальном смысле. Вот что я имею в виду…

Корень английского слова courage (смелость) – cor, что с латинского переводится как «сердце». В своем первостепенном значении слово «смелость» значительно отличается от того, что мы понимаем под ним сегодня. Изначально оно обозначало «изливать все, что есть на сердце». Постепенно смысл менялся, и сегодня «смелость» – практически синоним «героизма». Героизм – штука важная, и, безусловно, нам нужны герои. Проблема заключается в том, что мы упустили из виду, что быть смелым – значит честно и открыто говорить о том, кто мы такие, что мы чувствуем, что происходит в нашей жизни (неважно, хорошее или плохое). Герои ставят на карту собственную жизнь. Смельчаки ставят на карту собственную уязвимость. В современном мире такое происходит нечасто1.

Присмотритесь и увидите, что мы каждый день сталкиваемся с проявлениями храбрости. Например, когда просим других о помощи – как это случилось, когда я позвонила Эшли. Когда в аудитории студент поднимает руку и говорит: «Я окончательно запутался. Я понятия не имею, о чем вы говорите», это смелый поступок. Знаете ли вы, как сложно признаться: «Я не понимаю», когда все вокруг все отлично понимают? За двенадцать с лишним лет преподавательской деятельности я поняла, что, если один человек осмелился сказать: «Я не понимаю», значит, в аудитории есть еще по крайней мере человек десять таких же. Возможно, они не осмелятся в этом признаться, но рады, что признался кто-то.

Я думаю, что моя дочь Элен проявила храбрость, когда позвонила мне с вечеринки в 22.30 и попросила заехать за ней. Когда я приехала, она села в машину и сказала мне: «Прости. Я просто струсила. Я заскучала по дому. Мне было так тяжело. Все уже уснули, а мне пришлось пробраться в комнату матери Либби и разбудить ее».

Я притормозила, вышла из машины и забралась на заднее сиденье рядом с Элен. Я сказала ей: «Элен, я думаю, что самый смелый поступок в жизни – попросить то, что тебе нужно. Мне пришлось пройти через пару жутких вечеринок, потому что я слишком боялась признаться, что хочу домой. Я тобой горжусь».

На следующее утро за завтраком Элен сказала: «Я подумала о том, что ты мне сказала. Можно, я опять совершу смелый поступок и попрошу тебя кое о чем?» Я улыбнулась. «В следующие выходные у нас намечается еще одна вечеринка с ночевкой. Ты не могла бы забрать меня в то же время? Я еще не готова». Это смелость. Та, что не помешала бы всем нам.

Я вижу смелость в самой себе, когда не боюсь показаться слабой и расстроиться. Долгие годы, если я очень чего-то хотела, например, чтобы меня пригласили выступить на конференции, или другом значимом мероприятии, или дать радио-интервью, я притворялась, что мне все равно. Когда друзья или коллеги по работе спрашивали: «Ну что, переживаешь?», я пожимала плечами и говорила: «Да не знаю. Меня это не особо волнует». Конечно, на самом деле я молилась о том, чтобы мне повезло.

Несколько лет назад я поняла, что, преуменьшая значение чего-то важного для тебя, невозможно защититься от боли и разочарования в случае, если твои ожидания не оправдаются. Так можно только лишить себя радости и обеспечить себе одиночество. Если ты не признаешь, что что-то для тебя важно, вряд ли тебе позвонят друзья и скажут: «Мне жаль, что ничего не получилось. Я знаю, как ты этого хотела».

Теперь, когда кто-то спрашивает меня о том, чего я очень хочу, я набираюсь смелости и говорю: «Я так волнуюсь… Я пытаюсь трезво смотреть на вещи, но я очень надеюсь, что все пойдет так, как я хочу». А если ничего не выходит, всегда можно обратиться за поддержкой к другу и сказать: «Помнишь, я рассказывала тебе об одной потрясающей возможности? Так вот, ничего не получилось. Я ужасно расстроена».

Недавно я столкнулась с другим примером смелости – в детском саду, куда ходит мой сын Чарли. Родителей пригласили на музыкальную постановку, которую приготовили дети. Ну, вы знаете – 25 поющих детей, чуть больше 50 родителей, бабушек, дедушек, сестер и братьев в зале, оборудованном 39 видеокамерами. Родители поднимали камеры над головой и щелкали кнопками, одновременно пытаясь протиснуться вперед, чтобы дети видели, что они пришли вовремя.

Вдобавок ко всей суматохе одна трехлетняя девочка, которая была «новенькой», проплакала все представление, потому что не увидела маму с импровизированной сцены. Оказалось, что ее мама застряла в пробке и опоздала на праздник. Когда она все-таки приехала, я сидела на корточках около двери, прощаясь с Чарли. Я увидела, как мать девочки ворвалась в зал и сразу же начала искать глазами дочь. Как раз когда я собиралась показать ей, где находится ее дочь вместе с учителем, мимо нас прошла другая мамаша, посмотрела прямо на нее, укоризненно покачала головой и закатила глаза.

Я встала, глубоко вдохнула и постаралась угомонить ту часть себя, которая рвалась подойти к чопорной мамаше и надрать ее пунктуальную задницу. К этому моменту на глазах опоздавшей мамы выступили слезы, но к ней подошли две другие женщины и улыбнулись. Одна из них положила руку ей на плечо и сказала: «Со всеми нами такое случалось. Я пропустила последнее выступление. Не опоздала, а просто забыла». Лицо женщины смягчилось, и она вытерла слезы. Вторая женщина призналась: «Мой сын был единственным ребенком, кто пришел без костюма на утренник. Он до сих пор говорит мне, что это был худший день его жизни. Все будет хорошо. Со всеми бывает».

Когда женщина подошла к своей дочери, которую все еще успокаивал воспитатель, она выглядела совершенно спокойно. Вполне кстати, учитывая, что дочь увидела ее за два километра и бросилась ей навстречу. Обе мамы, поддержавшие нашу героиню, проявили смелость. Они нашли время, чтобы остановиться и сказать: «А вот что случилось со мной… Ты не одинока». Они не обязаны были это делать и легко могли присоединиться к параду идеальных родителей и промаршировать мимо.

Все эти истории показывают нам, что у смелости волновой эффект. Каждый раз, когда мы совершаем смелый поступок, мы делаем людей вокруг себя немного смелее, а мир – чуточку лучше. А стать лучше нашему миру вовсе не помешает.

Сопереживание

Когда я собирала материал для своей книги о стыде, я прочитала все, что только смогла найти о сопереживании. В конце концов я отыскала именно то, что нужно, в работах и интервью американской буддистки Пемы Чодрон. В своей книге «Там, где страшно» (The Places That Scare You) она пишет: «Когда мы сопереживаем, возможно, мы боимся причинить себе боль. Сопереживание требует отваги. Нужно научиться расслабляться и позволять себе медленно двигаться по направлению к тому, чего мы больше всего боимся»2.

Больше всего в определении Чодрон мне нравится ее честность – она признает, что сострадательность делает нас уязвимыми. Если мы повнимательнее взглянем на происхождение слова «сострадание», то поймем, почему обычно наша первая реакция на страдания других вовсе не сочувствие. Слова «сострадание» и «сопереживание» буквально означают «страдать с кем-то», «переживать с кем-то». Я думаю, что сострадание – наша естественная реакция. Первая инстинктивная реакция на боль – свою или чужую – самозащита. Мы защищаем себя, пытаясь найти, на кого можно переложить вину. Иногда, чтобы спастись, мы осуждаем других или стараемся немедленно исправить то, что, по нашему мнению, не так.

Чтобы справиться с нашей склонностью к самозащите, учит Чодрон, нужно честно признаваться себе, что ты закрываешься от мира, и прощать себя за это: «Воспитывая в себе сострадательность, мы обращаемся к своему опыту во всей его полноте – к страданию, эмпатии, а также к злобе и страху. Так и должно быть. Сострадание не должно возникать в форме “целитель – страждущий”. Это отношения равных. Только поняв свою собственную сущность, мы способны познать сущность другого человека. Сопереживать по-настоящему означает признать нашу общую с другим человеком сущность»3.

В истории с моим выступлением в школе Эшли была готова шагнуть в темную бездну вместе со мной. И не для того, чтобы исправить меня, а чтобы просто быть рядом – как равной – и держать меня за руку, пока я бродила в потемках собственных чувств.

Границы и сопереживание

Один из самых высоких барьеров на пути к сопереживанию (и один из тех, о которых меньше всего говорят) – это наше неумение устанавливать для себя границы и привлекать других к ответственности. Возможно, это прозвучит странно, но я думаю, что понимание взаимосвязи между границами, ответственностью, приятием и состраданием помогло мне стать добрее. До нервного срыва я была более милой – могла злиться, осуждать и негодовать внутри, но внешне это не проявлялось. Сегодня я меньше склонна осуждать других и возмущаться и гораздо серьезнее отношусь к ограничениям. Не имею ни малейшего представления, как это выглядит со стороны, но я ощущаю, что стала сильнее, чем когда бы то ни было.

До исследования я много знала о каждом из этих качеств по отдельности, но не понимала, как они взаимодействуют. Меня потрясло, когда после опроса я осознала, что многие люди, действительно проявляющие сострадание, устанавливают для себя границы. Я была поражена.

Вот что я узнала: в основе сочувствия лежит приятие. Чем полнее мы принимаем себя и окружающих, тем более сострадательными становимся. Да, сложно принимать других такими, какие они есть, когда они делают нам больно, пользуются нами или плохо к нам относятся. Это исследование показало, что, если мы на самом деле хотим научиться сопереживать другому, нам нужно начать устанавливать ограничения и понимать, что люди несут ответственность за свои действия.

Наша культура основана на чувстве вины – мы хотим знать, кто виноват и как он за это заплатит. В личных отношениях, социальной и политической сферах мы вопим и показываем пальцем на виноватого, но редко возлагаем на людей, в том числе на себя, ответственность. Ведь мы слишком много злимся и негодуем, и у нас не остается сил на то, чтобы сделать разумные выводы и следовать им по жизни. Мы заняты тем, что яростно обвиняем других во всех грехах, и этот праведный гнев не оставляет места состраданию.

Не лучше бы было, если бы мы были добрее, но жестче? Не стала бы жизнь иной, если бы в ней было меньше злости и больше ответственности? Что изменилось бы у нас дома и на работе, если бы мы меньше осуждали других и с большим уважением относились к границам и проявлениям чужого «Я»?

Недавно меня пригласили поучаствовать в беседе с группой корпоративных лидеров, которые планировали провести в своей компании полную реорганизацию. Один из менеджеров проекта сказал мне, что, послушав мое выступление об опасности использования чувства вины как инструмента психологического манипулирования, понял, что применял этот метод по отношению к членам своей команды. Он признался, что когда не удовлетворен результатами работы, то ищет виноватых и критикует их на общих собраниях.

Он объяснил: «Я раздражаюсь. У меня есть двое подчиненных, которые меня никогда не слушают. Я разжевываю им все в мельчайших подробностях, я проверяю, поняли ли они, а они все равно делают все по-своему. У меня нет другого выхода. Я чувствую, что меня загнали в угол, и злюсь, а потом вымещаю свою ярость на них».

Когда я спросила его, какую ответственность несут подчиненные за то, что не следуют указаниям, он ответил: «Что вы имеете в виду под ответственностью?»

Я объяснила: «После того, как вы убедились, что они правильно поняли поставленные перед ними цели, объясняете ли вы им, с какими последствиями они столкнутся, если не будут действовать в соответствии с планом или не выполнят задач?»

Он сказал: «Я не разговариваю с ними о последствиях. Они и так знают, что нужно следовать указаниям».

Тогда я привела пример: «Хорошо. Что если сказать им, что в следующий раз, когда они нарушат ваши указания, вы вынесете им официальное предупреждение, а если и это не поможет, они потеряют работу?»

Он потряс головой и сказал: «Ну, нет. Это слишком серьезно. Мне придется связаться с людьми из отдела управления персоналом. С этим будет столько мороки…»