Богатство наций. Электричество и потребности мира

A QUESTION OF POWER: Electricity and the Wealth of Nations Robert Bryce

Copyright © 2020 by Robert Bryce,

© Бавин С.П., перевод на русский язык, 2025

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

Предисловие

Прошло более трех с половиной лет с тех пор, как я внес последние правки в эту книгу. Все это время глобальные электросети переживали почти нескончаемые потрясения. Пандемия ковида, за которой последовала первая за последние 70 лет сухопутная война в Европе, и продолжающийся энергетический кризис совместными усилиями высветили и подчеркнули идею, которую я постарался изложить в первом издании этой книги. Ключевые моменты этой идеи таковы: электричество – самая значимая и быстро растущая форма энергии в мире. Это важнейшее топливо XXI века, но одновременно наиболее сложная его форма в плане бесперебойного обеспечения. И сейчас мир более чем когда-либо разделен на электрически богатых и электрически бедных.

Я хочу сосредоточить внимание на крупнейших событиях, которые произошли после того, как я внес предыдущие правки. Первое – европейский энергетический кризис. Второе – мощный рост мирового спроса на уголь, который подтверждает то, что я называю «Железным законом электричества». Третье – сообщения о том, что китайские компании, связанные с отраслью солнечной энергетики, используют рабский труд. После этих сообщений зеленый нимб вокруг солнечной энергетики оказался сильно потрепан. Четвертое – серьезное увеличение числа конфликтов вокруг проектов возобновляемой энергетики, которые планируется реализовать на суше и на море. И последнее: впечатляющее возвращение атомной энергетики. Разберемся со всем по порядку.

Военные действия на Украине подхлестнули глобальный энергетический кризис, но мало какие регионы пострадали от этого больше, чем Европа. Летом 2022 года спотовые цены на газ на голландской бирже TTF достигли почти 100 долларов за миллион британских термальных единиц (ВТЕ), что на тот момент оказалось более чем в десять раз выше стоимости такого же объема энергии в Соединенных Штатах. Более того, из-за высокой зависимости европейских электросетей от электростанций, работающих на природном газе, получаемом из России, цены на электричество взлетели до небес. В сентябре 2022 года британские потребители платили самые высокие цены за электроэнергию в Европе – около 0,65 доллара за киловатт-час. Для сравнения, это более чем в четыре раза превышало среднюю цену на бытовую электроэнергию в Соединенных Штатах. Ущерб, нанесенный столь высокими ценами на энергоносители, легко увидеть. В октябре 2022 года британское правительство сообщило, что число банкротств предприятий в стране достигло самого высокого уровня со времен финансового кризиса 2009 года.

С тех пор стоимость энергии в Европе несколько снизилась, но необходимо помнить, что европейский энергетический кризис начался не в 2022 году. Энергетическое самоубийство Европы началось задолго до начала военных действий. Я предоставил этому подтверждения, когда выступал по поводу энергетического кризиса перед Комитетом Сената по энергетике и природным ресурсам в Вашингтоне, округ Колумбия, 16 ноября 2021 года^[1].

Во время выступления я пояснил, что в сентябре 2021 года, по данным Европейской конфедерации профсоюзов, примерно «15 % трудящейся бедноты в ЕС – а это 2 713 578 человек – не имеют средств, чтобы включить отопление». Я также отметил, что фабрики по производству удобрений и сталелитейные заводы начали «закрывать двери из-за высоких цен на энергоносители». Я предупредил сенаторов, что Соединенные Штаты не должны следовать катастрофической энергетической политике Европы.

Европа не только совершает энергетическое самоубийство, но еще и платит за свои привилегии. Согласно докладу Джона Констебля из Фонда политики глобального потепления, в период между 2008 и 2021 годами субсидии в сектор возобновляемой энергетики в странах ЕС обошлись потребителям в 746 миллиардов долларов. Хуже того, из-за этих субсидий коммунальные счета европейских потребителей растут почти на 70 миллиардов долларов в год^[2].

Европа сейчас сталкивается с повсеместной деиндустриализацией, что может привести к безработице и политической нестабильности. В июле 2022 года я беседовал с Джоном Констеблем в подкасте The Power Hungry по поводу его доклада. Он сказал, что официальная политика в Европе сейчас заключается в «дальнейшем сокращении энергопотребления. Единственным результатом этого будет полная деиндустриализация. После чего Европа просто превратится в тематический парк собственного культурного прошлого»^[3].

Европу в плане удовлетворения энергетических потребностей ждет много трудных лет, и легких путей не предвидится.

Резкий рост глобальных энергетических потребностей показывает, что мы не намерены обходиться «без угля». Несмотря на сотни миллионов долларов, которые тратят озабоченные изменением климата активисты и некоммерческие организации, убеждая отказываться от использования угля и закрывать тепловые электростанции на угле, его глобальное потребление остается практически неизменным. Прошло больше 140 лет с тех пор, как Томас Эдисон начал использовать уголь в качестве топлива генераторов первой центральной электростанции на Перл-стрит в Нижнем Манхэттене. Но на уголь до сих пор приходится 36 % генерации электроэнергии в глобальном масштабе. В 2021 году потребление угля в США выросло на 17 % по сравнению с 2020 годом. Во многом это произошло потому, что генерирующие компании стали предпочитать уголь дорогому природному газу.

Кроме того, в июле 2022 года Европейское энергетическое агентство спрогнозировало, что спрос на уголь в Европе в 2022 году вырастет на 7 % в дополнение к росту на 14 % в 2021 году. Это агентство, находящееся в Париже, также заявило, что в 2023 году спрос на уголь в глобальном масштабе повысится до «новых рекордных высот»^[4]. Прогноз, похоже, сбывается. В августе 2022 года группа Global Energy Monitor сообщила, что Китай планирует построить 43 новых ТЭС, работающих на угле, что соответствует размаху «практически по одной электростанции в неделю». Разумеется, огромные масштабы потребления угля в Китае хорошо известны. Согласно новейшим данным ВР, Китай потребляет больше угля (86 эксаджоулей в 2021 году), чем весь остальной мир. Китай использует уголь для выплавки стали и других производственных процессов, но больше всего его расходуется для выработки электроэнергии. Как видно на графике, в 2021 году Китай произвел из угля примерно 5300 тераватт-часов электричества. Это в четыре раза больше, чем производит Индия, и в пять раз больше, чем генерирует США из топлива с высоким содержанием углерода^[5].

В ноябре 2022 года правительство Индии объявило крупнейший за всю историю аукцион на добычу угля. Третьего ноября в газете Hindu BusinessLine был опубликован материал, в котором говорилось, что правительство «выставляет на аукцион 133 объекта, из которых 71 – новые шахты, а еще 62 перенесены из предыдущих траншей коммерческих аукционов»^[6]. Аукционы состоялись буквально через несколько недель после того, как министр энергетики Радж Кумар Сингх заявил, что Индия к 2030 году намеревается нарастить 56 гигаватт новых генерирующих мощностей с использованием угля. Это примерно на 25 % больше текущей установленной мощности, составляющей примерно 204 гигаватта выработки электроэнергии на угле. Объясняя свой шаг, Сингх сказал: «Суть в том, что мы не можем подвергать опасности свой рост… Энергия должна оставаться доступной»^[7].

Слова Сингха и рост потребления угля – еще одно подтверждение «Железного закона электричества», согласно которому «люди, бизнес и страны готовы на все, чтобы получить необходимое им электричество» (отдаю должное, я позаимствовал или, скорее, украл эту идею у моего друга Роджера Пилке-мл., который сформулировал «Железный закон климата»: политики, вынужденные выбирать между изменением климата и экономическим ростом, всегда будут делать выбор в пользу экономического роста). За последние шесть лет я неоднократно собственными глазами видел, как действует этот «Железный закон». Я видел, как люди воруют электричество в Индии, платят генераторной мафии в Ливане и приобретают маленькие бензиновые генераторы в Луизиане, чтобы всегда иметь возможность держать продукты в холодильнике, готовить пищу и обогревать или охлаждать свои жилища. «Железный закон электричества» говорит, что никто добровольно не желает сидеть во мраке. Нет, люди ищут и будут искать способы получения необходимого им электричества, потому что энергия (и электроэнергия в особенности) означает жизнь. Отсутствие энергии означает смерть. Поэтому от угля в обозримом будущем нам никуда не деться.

Ученые и правительство США выявили зависимость сектора солнечной энергетики от принудительного труда уйгуров. Какое количество принудительного труда допустимо, когда речь идет о производстве поликристаллического кремния, необходимого для создания фотоэлектрических панелей? От этого вопроса сектор солнечной энергетики всколыхнуло, как никогда ранее.

В мае 2021 года Лаура Т. Мерфи и Нирола Элима из Центра международного правосудия имени Хелены Кеннеди при Университете Шеффилд-Халлам опубликовали доклад, озаглавленный «Средь бела дня: Принудительный труд уйгуров и глобальные цепочки поставок солнечной энергетики» (In Broad Daylight: Uyghur Forced Labour and Global Solar Supply Chains). В докладе говорилось, что в 2020 году около 45 % глобального объема поликристаллического кремния поступило из Синьцзян-Уйгурского автономного района Китая.

Около 2,6 миллиона уйгуров и казахов были привлечены «к работам в хозяйствах и на предприятиях Уйгурского района в рамках государственных программ перемещения „излишков рабочей силы“».

Мерфи и Элима сообщили, что «существенные свидетельства, в основном полученные из правительственных и корпоративных источников, показывают, что в Уйгурском районе перемещение рабочей силы происходит в беспрецедентных условиях принуждения, подкрепленного постоянной угрозой перевоспитания и интернирования. Многие работники из числа коренного населения не могут отказаться от этих работ или уйти с них, и, таким образом, программы равносильны насильственному перемещению населения и порабощению»^[8].

В июне 2021 года американское правительство объявило, что намерено ограничить импорт из этого региона. В следующем месяце государственный департамент совместно с министерствами финансов, торговли, национальной безопасности, труда и торговым представительством США выпустили необычайный документ под названием «Рекомендации по поставкам из Синьцзяна», который был опубликован с целью «указать на повышенные риски для бизнеса, связанного с цепочками поставок и инвестициями в Синьцзян». В документе отмечалось, что китайское правительство «продолжает ужасные злоупотребления» в Синьцзяне «и по всему Китаю в отношении уйгуров, этнических казахов и этнических кыргызов, преимущественно мусульман, а также представителей других этнических и религиозных меньшинств». Далее говорилось: «Эти нарушения включают широко распространенный, спонсируемый государством принудительный труд и навязчивую слежку, принудительные меры контроля за населением и разлучение детей с семьями, массовые задержания и другие нарушения прав человека на фоне продолжающегося геноцида и преступлений против человечности»^[9].

Ограничения на импорт китайских солнечных панелей привели к тому, что в американских портах скопились горы солнечных панелей на сотни миллионов долларов. В ноябре 2022 года агентство Reuters сообщало, что «погранично-таможенная служба США в период с 21 июня, когда вступил в силу Закон о поощрении (именно так!) принудительного труда уйгуров, по 25 октября задержала 1053 партии оборудования для солнечной энергетики» (Закон о предотвращении принудительного труда уйгуров был принят Конгрессом и подписан президентом Байденом в 2021 году) ^[10]. Европейский союз предложил ввести запрет на солнечные панели и другие товары из Синьцзяна, но к концу 2022 года вопрос еще не был решен^[11].

Разумеется, солнечная энергетика продолжает быть популярной у избирателей. По опросам института Гэллапа, 73 % участвовавших в голосовании хотят, чтобы солнечной энергетике уделялось больше внимания. Это больше, чем у всех остальных видов энергии (уголь на последнем месте)^[12]. Но одновременно понятно, что солнце начинает тускнеть. Рост цен на солнечную энергию и осведомленность публики о запятнанности цепочки поставок в отрасли будут способствовать падению популярности. Хочу заметить: я не говорю, что в ближайшем будущем солнечная энергетика перестанет расти. Я говорю, что в системе солнечной энергетики появляются трещины, и эти трещины в ближайшие годы будут сдерживать ее рост. Кроме того, сектор солнечной энергетики сталкивается с проблемами землепользования, и эти проблемы тоже ограничивают рост.

По всей стране нарастают конфликты в связи с размещением проектов возобновляемой энергетики на суше и на море. В 18‐й главе первого издания этой книги я сообщал, что в период с 2015 до середины 2019 года «около 230 местных органов власти приняли решение ограничить или отклонить проекты в области ветроэнергетики». В феврале 2022 года, когда я пишу эти строки, количество отклоненных или замороженных проектов ветроэнергетики с 2015 года превысило 360 единиц. Кроме того, с сильным сопротивлением в провинциальной Америке сталкивается и солнечная энергетика. После 2017 года более 100 местных органов власти отклонили или ограничили проекты этой отрасли.

Покойный промышленный аналитик Уильям Эдвардс Деминг как-то хорошо подметил: «В Бога мы верим, а остальные должны предъявлять факты». Эта мысль сподвигла меня собрать все случаи отказов и опубликовать их в Базе данных отказов для возобновляемой энергетики (Renewable Rejection Database)^[13]. Эта база – единственный лучший ответ мириаде ученых и активистов по борьбе с изменением климата, которые настаивают, что американская экономика сможет существовать исключительно на источниках возобновляемой энергии, таких как солнце и ветер, ну и, возможно, с добавлением брызг гидроэнергетики. За последнее десятилетие множество ученых из таких заведений, как Принстон и Стэнфорд, разрабатывали сложнейшие модели того, как электросеть будущего станет получать энергию от сухопутных океанов солнечных панелей иностранного производства и лесов шестисотфутовых ветряных турбин, в которых будут гибнуть птицы и летучие мыши. Но эти ученые и активисты уделяют очень мало внимания, если вообще уделяют, тому, где именно все эти источники возобновляемой энергии должны размещаться.

В 2021 году я написал материал из 20 тысяч слов под названием «Не у нас во дворе» для аналитического Центра американского эксперимента (Center of the American Experiment). В нем я утверждал: идея о том, что существует множество «пустых, неиспользуемых территорий, которые только и ждут, когда их покроют источниками возобновляемой энергии», – абсолютный миф^[14]. Реальность такова, что провинциальные общины от штата Мэн до Гавайев все чаще говорят «нет» этим проектам. Только в 2022 году 43 местных администрации штата Огайо отклонили или ограничили расширение ветряных или солнечных проектов. Огайо имеет особое значение для национальной политики, поскольку это колеблющийся штат, который часто определяет результаты наших президентских выборов. В 2021 году губернатор Огайо, республиканец Майк Девайн, подписал закон SB 52, который позволяет местным органам власти запрещать строительство объектов возобновляемой энергетики. Законопроект прошел через обе палаты штата, но ни один законодатель-демократ не проголосовал за него.

Ситуация в Огайо – яркий пример того, что политика в области возобновляемой энергетики, усердно насаждаемая городскими избирателями, городскими климатическими активистами и городскими политиками, встречается в штыки многими жителями американской глубинки. Причина проста: всей этой городской публике не жить под сенью гигантских ветряных турбин и среди полей солнечных панелей. Более того, за последние несколько лет, с тех пор как активизировались сторонники солнечной энергетики, сопротивление стало нарастать. Как я показываю на приведенном ниже графике, в 2017 году был отклонен только один проект. В 2022 году отказ в реализации получили 79!

Когда дело доходит до выборов, проекты солнечной и ветровой энергетики обычно гибнут в урнах для голосования. Доказательство этому можно было видеть на референдумах, которые проводились в Огайо и Мичигане во время промежуточных выборов в ноябре 2022 года. Избиратели трех мичиганских населенных пунктов отклонили постановления, которые позволили бы компании Apex Clean Energy установить около 75 турбин в округе Монткалм, расположенном к северо-востоку от Гранд-Рапидса. В местной прессе писали, что отказ отражает «растущую враждебность по отношению к проектам ветровой и солнечной энергетики среди сельских жителей Мичигана, поскольку они видят в таких проектах потенциальную угрозу здоровью и стоимости недвижимости»^[15].

Делая репортаж о референдуме, я побеседовал с Нормом Стивенсом, жителем городка Алмер, штат Мичиган, пенсионером, бывшим преподавателем средней школы. Стивенс стал активным борцом с ветроэнергетикой в Мичигане и других местах в 2017 году, когда компания NextEra Energy, крупнейший в мире производитель возобновляемой энергии, подала в суд на его городок Алмер. Компания решила судиться после того, как городская администрация издала распоряжение, запрещающее строительство ветроэлектростанций. NextEra, которая не впервые судилась с властями поселений по всей стране, проиграла дело.

Стивенс решил помогать другим сообществам вести борьбу с ветряками и солнечными панелями, потому что, как он сказал, «маленькие города испытывают сильное давление со стороны крупных ветроэнергетических компаний».

Через несколько дней после выборов я позвонил Стивенсу по телефону. Он был в полном восторге от побед в трех мичиганских городках. «Это серьезный сигнал о том, что провинциальная Америка против безответственного размещения ветряных турбин, – сказал он. – Мы вытесняем их, потому что никто не хочет иметь свиноферму или свалку в тысяче футов от своего дома. И ветряные турбины высотой по 656 футов тоже не хочет»^[16].

Морские проекты также сталкиваются с «сильным встречным ветром». История прибрежной ветроэнергетики полна возвышенных целей и разрушенных планов. За последние 20 лет множество проектов отправлялись в плавание, но в конечном счете оказывались выброшенными на мель. Сегодняшние проблемы – все те же, что обрекли на гибель печально известный проект Cape Wind: стоимость и разрешение.

В 2011 году министр внутренних дел Кен Салазар заявлял, что администрация Обамы поставила цель «создать 10 гигаватт береговой ветроэнергетической мощности к 2020 году и 54 гигаватта – к 2030 году». Но к 2022 году, через 11 лет после выступления Салазара, у берегов Америки работало всего семь ветряных турбин общей мощностью 42 мегаватта. Это на 9958 мегаватт меньше поставленной на 2020 год цели. Да, стоимость и проблемы с получением разрешений создают серьезные препятствия для развития береговой ветроэнергетики, но расширение сектора способно нанести серьезный ущерб морской флоре и фауне, в том числе видам, находящимся под угрозой исчезновения. Как сказал мне Джесси Осубел, директор Программы по окружающей человека среде в Рокфеллеровском университете, «защитники окружающей среды еще не осознали масштабную индустриализацию океанов, которая проводится сейчас и планируется в дальнейшем».

Подавались многочисленные иски против создания прибрежных ветроэнергетических установок на Восточном побережье, в том числе от Альянса за ответственное прибрежное развитие – национального объединения «предприятий и ассоциаций рыбной промышленности». Эта группа заявила, что одобрение федеральными властями проекта под названием Vineyard Wind было «произвольным, пристрастным и противоречащим закону» и нарушило несколько федеральных законов, в том числе «Закон о землях внешнего континентального шельфа, Закон о национальной экологической политике, Закон о чистой воде, Закон о видах, находящихся под угрозой исчезновения, Закон о защите морских млекопитающих, Закон о торговом флоте и Закон об административных процедурах». Кроме того, в конце 2022 – начале 2023 года на пляжи Восточного побережья выбросились 18 крупных китов^[17]. Причину их гибели установить непросто, но это дало повод активистам усилить борьбу против прибрежных ветроэнергетических установок, поскольку они представляют потенциальную угрозу для этих животных. Как я объяснял на платформе Substack 4 января 2023 года, «амбициозные планы» администрации Байдена «по созданию прибрежных ветроэнергетических установок (цель – 30 тысяч мегаватт) вступают в прямое противоречие с необходимостью сохранить находящуюся на грани исчезновения популяцию северных гладких китов». Я также писал, что эти проекты, одобренные администрацией Байдена, «могут быть реализованы непосредственно в местах обитания северных гладких китов, популяция которых заметно сокращается. За последнее десятилетие популяция сократилась примерно на 26 %, и сейчас осталось всего около 70 самок продуктивного возраста»^[18].

Ожесточенные схватки против сухопутных и морских проектов ветроэнергетики являются еще одним доказательством мысли, которую я пытаюсь донести уже более десяти лет: возобновляемая энергетика представляет и будет представлять собой дорогостоящий мираж.

Ветровая и солнечная энергетика не могут и не смогут удовлетворить наши ненасытные потребности в энергии по приемлемым для потребителей ценам. Причин для этого множество, включая неисправимую нестабильность и гигантские объемы металла и минералов, необходимые для функционирования ветровых и солнечных генераторов в требуемых масштабах. Но главным сдерживающим фактором является использование земли. У нас просто не хватит территории, чтобы разместить огромную инфраструктуру энергетики солнца и ветра. Кроме того, невозможно даже представить, что Соединенные Штаты сумеют проложить невообразимое количество новых высоковольтных линий электропередач, которые потребуются, чтобы доставлять ток от размещенных в глубокой провинции ветропарков и солнечных ферм в большие города, где этим электричеством будут пользоваться.

И наконец, все перечисленные мной факторы стимулировали возрождение ядерной энергетики. Глобальный энергетический кризис, военные действия на Украине, тревоги по поводу изменения климата, рост цен на углеводороды и очевидные ограничения возобновляемой энергетики стимулировали огромные инвестиции в компании, которые надеются возглавить создание и коммерческое использование нового поколения ядерных реакторов.

В 2021 году финансирование стартапов, занимающихся ядерной энергетикой, взлетело до 3,4 миллиарда долларов. Это гигантский скачок по сравнению с 381 миллионом долларов в 2020 году. Рост инвестиций продолжался и в 2022 году. Компания TerraPower (один из инвесторов – Билл Гейтс) объявила, что собрала дополнительно 750 миллионов долларов, включая финансирование со стороны Гейтса, и 250 миллионов долларов от южнокорейского конгломерата SK^[19]. Но TerraPower – лишь один из дюжины стартапов с многообещающими технологиями. Такие компании, как Terrestrial Energy (базируется в Канаде), NuScale Power, Kairos Power, Oklo Power и X Energy, настаивают на лицензировании и коммерческом внедрении своих реакторов. Дополнительные доказательства зрелости ядерного рынка были представлены в середине 2022 года, когда стала публичной компания NuScale. В настоящее время ее рыночная капитализация составляет около 2,3 миллиарда долларов. X Energy объявила, что станет публичной в середине 2023 года. Другая компания, Natural Resources, возглавляет разработку нового исследовательского жидкосолевого реактора (кто бы мог подумать!) в Христианском университете Абилина. В августе 2022 года университет, который работает в партнерстве с Техасским университетом A&M, Технологическим университетом Джорджии и Техасским университетом в Остине, подал заявку в Комиссию по ядерному регулированию США (NRC) на получение лицензии на строительство реактора. Это первая более чем за 30 лет заявка в США на новый исследовательский реактор любого типа^[20].

Ядерный синтез тоже привлекает серьезные деньги. В середине 2022 года калифорнийская компания TAE Technologies завершила раунд финансирования в размере 250 миллионов долларов, который включал инвестиции таких компаний, как Google и Chevron. В общей сложности компания привлекла 1,2 миллиарда долларов^[21]. Другая компания, Commonwealth Fusion Systems, занимающаяся термоядерным синтезом, с момента своего основания в 2018 году привлекла более двух миллиардов долларов^[22].

Проблема, с которой сталкиваются все эти компании, включая те, что занимаются ядерным синтезом, состоит в преодолении множества нормативных и финансовых препон, которые стоят перед сектором атомной энергетики. NRC превратилась в закрытое агентство, которое чрезмерно осторожно и удручающе медлительно реагирует на поток новых заявок на проекты. Короче говоря, бюрократия комиссии (NRC – независимое агентство), глубоко пустившая корни, может оказаться недостаточно подвижной, чтобы соответствовать требованиям по оформлению заявок на новые проекты, а действовать надо оперативно.

Многие борцы за ядерную энергетику и инвесторы, с которыми я беседовал, считают, что Конгрессу придется лишить NRC полномочий по контролю за проектами новых реакторов и передать их другому федеральному агентству или создать совершенно новое подразделение, которое будет производить надзор за разработкой и внедрением реакторов нового поколения.

Помимо реформирования NRC, Соединенным Штатам придется наращивать мощности по добыче и обогащению урана, а также вложить десятки миллиардов долларов для увеличения внутренней добычи и обработки неодима, тербия, празеодима и других редкоземельных элементов, которые необходимы для повсеместного применения – от электромобилей до ветряных турбин. Остается открытым вопрос о размещении и хранении отработавшего ядерного топлива (ОЯТ), который представляет собой очередную сагу о неправильном менеджменте и апатии на федеральном уровне.

Непримиримость NRC в сочетании со смертоносным болотом согласований и разрешений на создание любых компонентов инфраструктуры на всех уровнях – от локального до федерального – может привести к тому, что иностранные компании смогут быстрее получить одобрение на создание своих реакторов и, таким образом, вытеснить американцев и канадцев с рынка.

Да, пока неясно, какие типы реакторов, компании и страны будут доминировать в этой новой атомной эре, но совершенно ясно, что нам нужен новый парк ядерных реакторов. Нам нужно создать этот парк, создать быстро и развернуть в глобальном масштабе для выработки сотен мегаватт. Если страны мира серьезно настроены на сокращение эмиссии парниковых газов и обеспечение электричеством миллиардов людей, живущих ныне в электрической бедности, единственный способ решить проблему – использовать ядерную энергию, причем в больших объемах. Разумеется, производство реакторов в масштабе гигаватт и тераватт – дело нелегкое. Для этого потребуются многие годы и устойчивое международное сотрудничество, что, в свою очередь, потребует принятия новых правил и нормативов и невероятного количества денег.

Закончить я хочу на той же мысли, которую твержу уже более десяти лет: нам нужно серьезно отнестись к политике N2N ^[23] (от природного газа к атому)^[24]. Оба источника энергии хорошо зарекомендовали себя, они низкоуглеродные, относительно недорогие, масштабируемые и развертываемые. N2N – наилучшая стратегия, не сопряженная с негативными последствиями для будущего. Хорошей новостью является то, что Соединенные Штаты имеют большие возможности для лидерства как в области природного газа (за счет экспорта сжиженного природного газа – СПГ), так и в разработке и внедрении ядерных реакторов нового поколения. Соединенные Штаты были пионерами в развитии ядерной энергетики в ХХ веке. Это может повториться в XXI. Но, если Соединенные Штаты собираются стать лидером в политике N2N, реализация этой стратегии потребует долгосрочной поддержки как демократов, так и республиканцев на Капитолийском холме. Она также должна иметь поддержку и в Белом доме. Нам нужен президент, который будет ратовать за расщепление ядра. Ядерная энергетика должна стать ключевым вопросом платформы на предстоящих президентских выборах 2024 года. Выигрышная стратегия должна включать решительную и громогласную поддержку развития надежного отечественного ядерного сектора, который опирается на отечественную рабочую силу, а также на топливо, компоненты и инженерные разработки отечественного производства. Это кажется сложной задачей, учитывая глубокие политические разногласия (и общее отсутствие мужества) в Вашингтоне. Но продолжающийся энергетический кризис в Европе и других странах должен – я повторяю, должен – стимулировать двухпартийную поддержку рациональной энергетической политики.

Энергетический реализм – это гуманистический реализм. Чтобы иметь возможность электрифицировать весь мир, нам нужен реалистичный, ориентированный на человека подход к энергетической политике. Нам нужен практичный подход, который поможет выводить из мрака на яркий свет современности все больше живущих в нищете людей. Для этого нам требуется гораздо больше электричества. И если мы хотим, чтобы это электричество было надежным и низкоуглеродным, нам потребуется много природного газа и тысячи новых ядерных реакторов, которые будут меньше, безопаснее и дешевле тех, что у нас есть сейчас.

Пора браться за дело.

Роберт Брайс

7 февраля 2023

Остин, Техас