- -
- 100%
- +
ПРОЛОГ – Умолкший круг
Рим
23:47
Профессор Симоне Альби знал, что умрёт сегодня ночью.
Не потому, что верил в предзнаменования – за сорок лет научной работы он научился доверять только фактам. Но когда тяжёлая дубовая дверь Библиотеки Апостольской закрылась за его спиной с глухим щелчком, эхо в коридоре прозвучало как приговор.
Манускрипт был в его сумке. Запрещённый. Несуществующий по всем официальным каталогам. Тот самый, что он искал последние восемь лет.
Codex Perspectivae Raphaelis.
Его пальцы сжимали потёртую кожаную ручку портфеля так сильно, что костяшки побелели. Сердце билось где-то в горле. Впереди – пятьдесят метров мраморного коридора, освещённого только аварийными лампами. Потом – боковой выход через Кортиле дель Папагалло. Такси. Отель. Утром – самолёт в Цюрих, где его ждала Мириам Кляйн, единственный человек, способный понять то, что он нашёл.
Альби сделал шаг. Потом ещё один.
Тишина Ватикана ночью – это не просто отсутствие звука. Это присутствие чего-то древнего, наблюдающего, ждущего. Профессор поправил очки и ускорил шаг.
Слева замерли в сумраке бюсты римских понтификов. Справа – витражное окно с изображением Святого Петра, чьи пустые стеклянные глаза, казалось, следили за каждым его движением. Альби невольно вспомнил слова своего покойного наставника: «Симоне, есть знания, которые Ватикан охраняет не молитвами, а молчанием».
Теперь он понимал, что тот имел в виду.
Манускрипт в его сумке был не просто историческим документом. Это была карта. Инструкция. Ключ к системе, которую Рафаэль Санти выстроил пятьсот лет назад – системе, превращавшей Рим в гигантскую машину смыслов, где каждая фреска, каждое здание, каждая площадь были частями одного грандиозного кода.
Кода, способного изменить представление человечества об искусстве, архитектуре и самой реальности.
Альби почти добежал до бокового выхода, когда услышал шаги позади.
Мягкие. Размеренные. Неизбежные.
Он обернулся.
В коридоре никого не было. Только тени и мерцание ламп, отражающееся в полированном мраморе. Но профессор чувствовал взгляд – тяжёлый, пронзительный, исходящий откуда-то из темноты между колоннами.
– Professore Albi.
Голос был тихим, почти вежливым. Без акцента. Без эмоций.
Симоне резко развернулся. Перед ним, словно материализовавшись из воздуха, стоял человек в тёмном костюме. Лицо – обычное, забываемое через секунду. Руки – сложены перед собой. Но глаза…
Глаза были пусты.
– Вы взяли то, что вам не принадлежит, – продолжил человек, делая шаг вперёд. – Codex должен остаться здесь. Навсегда.
Альби попятился, прижимая сумку к груди.
– Вы не понимаете… это не религиозная тайна. Это знание. Оно принадлежит миру, науке, людям!
– Знание, которое разрушит слишком многое, – спокойно ответил человек. – Некоторые истины должны оставаться скрытыми. Не для защиты веры. Для защиты порядка.
– Какого порядка? – выдохнул профессор, пятясь к двери. – Рафаэль не создавал тайну! Он создавал откровение!
Человек качнул головой, словно сожалея о неизбежном.
– Вы неправы, professore. Рафаэль создал и то, и другое. И второе – опаснее.
Альби больше не слушал. Он рванул к двери, выхватил ключ-карту, провёл по считывателю. Красный индикатор. Доступ заблокирован.
Паника.
Он обернулся – человек был уже в двух шагах.
– Пожалуйста… – прошептал профессор. – Дайте мне…
Но в следующую секунду что-то холодное и острое коснулось его рёбер. Один удар. Точный. Профессиональный. Без лишних движений.
Альби рухнул на колени, прижимая руку к боку. Кровь. Много крови. Сумка выскользнула из пальцев и упала на мрамор с глухим стуком.
Человек в чёрном поднял портфель, открыл его, достал манускрипт. Перелистал несколько страниц, словно проверяя подлинность. Кивнул. Затем аккуратно вернул кодекс обратно и положил сумку рядом с умирающим профессором.
– Почему… – прохрипел Альби, чувствуя, как жизнь уходит. – Почему вы оставляете его мне?
Человек наклонился, и его голос стал почти мягким:
– Потому что вы уже мертвы, professore. А мёртвые не говорят.
Он выпрямился и растворился в темноте так же бесшумно, как появился.
Симоне Альби остался один. Кровь растекалась по белому мрамору, образуя тёмное пятно, похожее на раскрывшийся цветок.
Нет. Не так. Не сейчас.
Последние силы. Последний шанс.
Дрожащей рукой он вытащил из кармана пиджака блокнот и карандаш. Страница. Одна страница – это всё, что у него есть.
Он нарисовал треугольник. Внутри – точки. Одна. Три. Шесть. Десять.
Тетрактис.
Под рисунком, из последних сил, профессор вывел дрожащими буквами:
RAPHAELIS: IX–III–I–X
Девять. Три. Один. Десять.
Код. Координаты. Ключ.
Мириам поймёт.
Она должна понять.
Симоне Альби закрыл глаза, прижимая записку к груди. Где-то вдали послышались голоса швейцарских гвардейцев, спешащих на звук упавшего тела.
Но было уже поздно.
Профессор лежал у входа в Библиотеку Апостольскую – там, где пятьсот лет назад, по легенде, Рафаэль Санти впервые показал папе Юлию II свои первые эскизы Станц.
Круг замкнулся. Или только начал размыкаться.
ГЛАВА 1 – Контуры тишины
Рим, Вилла Медичи
Три дня спустя
10:15
Мириам Кляйн ненавидела конференции.
Не само выступление – она любила говорить об искусстве. Не коллег – многие были блестящими учёными. Она ненавидела ритуал: вежливые аплодисменты, дежурные вопросы, кофе-брейки, где все обсуждали всё, кроме того, что действительно важно.
Сейчас она стояла у высокого окна зала Аврора, глядя на сады виллы, и думала о письме.
Письмо от Симоне Альби пришло две недели назад. Короткое. Срочное. Почти паническое по тону – что было совершенно не характерно для педантичного профессора, с которым она переписывалась последние три года.
«Мириам, я нашёл то, что искал. Codex Perspectivae – он реален. И он меняет всё. Нам нужно встретиться. Срочно. Никому не говори. Приезжай в Рим на свою конференцию. Симоне.»
Она ответила сразу. Подтвердила даты. Но Альби больше не отвечал.
Двенадцать дней молчания.
Мириам провела рукой по волосам, собранным в строгий узел. Сорок два года, профессор искусствоведения Цюрихского университета, специалист по иконографическим кодам Ренессанса. Двадцать публикаций. Одна монография о символике в творчестве Боттичелли. Она привыкла к точности, логике, фактам.
Но последние дни что-то было не так.
Альби не из тех, кто просто исчезает. Даже если занят исследованием.
– Доктор Кляйн?
Она обернулась. За её спиной стоял мужчина лет тридцати пяти – высокий, в твидовом пиджаке с заплатками на локтях, с небрежно растрёпанными тёмными волосами и внимательными карими глазами. В руках – планшет и чашка эспрессо.
– Андреа Росси, – представился он с лёгким итальянским акцентом. – Римский университет Ла Сапиенца. Архитектурная история. Я только что слушал вашу лекцию. Блестяще.
– Спасибо, – осторожно ответила Мириам.
Комплименты на конференциях обычно предшествовали либо критике, либо просьбе о соавторстве. Но что-то в его взгляде было… искренним.
– Особенно момент про скрытые оси в композициях Рафаэля, – продолжил Андреа, делая глоток кофе. – Вы говорили, что «Афинская школа» построена не просто по законам перспективы, а по принципу архитектурной проекции. Как здание, перенесённое на стену.
Мириам кивнула. Это была её любимая тема.
– Рафаэль был не просто художником. Он мыслил как архитектор. Каждая фреска – это пространственная модель.
– Именно! – Андреа оживился. – Я занимаюсь похожим. Только с обратной стороны – изучаю, как архитектура Рима влияла на композиции фресок. Оси улиц, пропорции зданий, линии обзора… Знаете, иногда кажется, что Рафаэль не просто смотрел на город. Он его… читал. Как текст.
Мириам почувствовала, как внутри что-то дрогнуло.
Читал город как текст.
Именно это говорил Альби три года назад: «Рафаэль читал Рим не глазами, а геометрией».
– Синьор Росси…
– Андреа, пожалуйста.
– Андреа. – Она сделала паузу. – А вы случайно не знакомы с профессором Симоне Альби?
Лицо Андреа изменилось. Улыбка стала мягче, но в глазах появилось что-то похожее на грусть.
– Знаком. Симоне – удивительный учёный. Хотя… последние полгода он стал очень скрытным. Перестал публиковаться. Почти не отвечал на письма. Говорил, что занят «главным открытием жизни». – Андреа пожал плечами. – Вы с ним работаете?
– Переписываемся, – уклончиво ответила Мириам. – Вернее, переписывались. Он пропал две недели назад. Не отвечает.
Андреа нахмурился.
– Странно. Хотя, зная Симоне… когда он уходит в исследование с головой, может неделями не выходить на связь. Однажды он три месяца изучал один фрагмент фрески в Сикстинской капелле. Каждый день. По шесть часов.
– Что он искал?
– Точку схода, – усмехнулся Андреа. – В перспективе, которую Микеланджело якобы спрятал в композицию. Симоне был уверен, что великие мастера оставляли послания в геометрии своих работ.
Мириам почувствовала, как сердце забилось чаще.
– И он нашёл?
– Нет. Вернее, не успел доказать. Ватикан закрыл ему доступ после того, как он попытался снять размеры капеллы в неурочное время. – Андреа покачал головой. – Симоне гений, но иногда он слишком… увлекается.
Или не увлекается. А находит то, что другие не хотят видеть.
– Вы сегодня выступаете? – спросила Мириам, меняя тему.
– В четыре, – кивнул Андреа. – Доклад об осях Браманте в планировке Бельведерского дворика. Довольно скучная тема, честно говоря. – Он улыбнулся. – Но если вам интересно, буду рад видеть вас в зале.
– Обязательно приду, – пообещала Мириам.
Где-то в глубине виллы зазвонил колокол. Перерыв закончился.
Андреа допил эспрессо и поставил чашку на подоконник.
– Было приятно познакомиться, доктор Кляйн. Надеюсь, мы ещё поговорим о Рафаэле. У меня есть несколько гипотез, которые могут вам понравиться.
– С удовольствием, – ответила Мириам, протягивая руку.
Он пожал её ладонь – сильно, тепло, уверенно – и направился к выходу.
Мириам проводила его взглядом, затем снова повернулась к окну.
Рим лежал внизу, залитый полуденным солнцем. Вечный город. Город тайн, зашифрованных в камне, красках и пропорциях.
Где-то там, в этом лабиринте улиц и дворцов, был Симоне Альби.
Живой или мёртвый.
С кодексом или без него.
Мириам достала телефон и снова открыла его последнее письмо.
«Codex Perspectivae – он реален. И он меняет всё».
Она закрыла глаза.
Завтра – встреча с организаторами конференции. Послезавтра – её второй доклад.
Но сегодня вечером она поедет в Ватикан. К Библиотеке Апостольской.
Туда, где работал Альби.
Там, где должны быть ответы.
За окном Рим дышал историей, тайнами и красотой.
А где-то в его глубине, в тени соборов и палаццо, пряталась правда.
Мириам собиралась её найти.
ГЛАВА 2 – Рука в камне
Рим, Вилла Медичи
14:30
Мириам сидела в последнем ряду конференц-зала, но не слышала ни слова.
На сцене профессор из Флорентийского университета рассказывал о влиянии неоплатонизма на композиции Боттичелли. Слайды сменялись один за другим: «Весна», «Рождение Венеры», схемы золотого сечения. Обычная академическая рутина.
Но Мириам думала о другом.
О письме Альби. О кодексе. О двенадцати днях молчания.
Она открыла ноутбук и в очередной раз проверила почту.
Ничего.
Затем – мессенджеры, телефон, даже старый форум историков искусства, где Альби иногда публиковал заметки.
Тишина.
Это неправильно.
Симоне Альби был человеком привычек. Отвечал на письма в течение суток. Публиковал статьи каждые три месяца. Вёл аккуратный онлайн-дневник исследований.
И вдруг – полное молчание.
Мириам набрала номер его кафедры в Римском университете. Длинные гудки. Автоответчик.
«Вы позвонили на кафедру истории искусств. В данный момент все сотрудники заняты. Оставьте сообщение после сигнала».
Она положила трубку, не оставив сообщения.
На сцене лектор закончил доклад. Аплодисменты. Вопросы из зала. Мириам машинально захлопнула ноутбук и встала.
Нужен воздух.
Она вышла в коридор, прошла мимо стендов с книжными новинками и плакатами выставок, толкнула тяжёлую дверь и оказалась на террасе.
Рим лежал внизу, залитый послеполуденным солнцем. Купола, кипарисы, красные черепичные крыши. Вечный город, который видел рождение и смерть империй, пап, художников, гениев.
– Доктор Кляйн?
Она обернулась. Андреа Росси стоял у колонны, держа в руках телефон. Лицо у него было бледным.
– Вы уже слышали? – спросил он тихо.
– Что?
Андреа протянул ей телефон.
На экране – новостной сайт La Repubblica. Крупный заголовок:
ТРАГЕДИЯ В ВАТИКАНЕ: ПРОФЕССОР УБИТ В БИБЛИОТЕКЕ АПОСТОЛЬСКОЙ
Мириам почувствовала, как земля уходит из-под ног.
Она взяла телефон дрожащими руками и начала читать.
«В ночь на среду в Ватикане был обнаружен мёртвым профессор Симоне Альби, 58 лет, исследователь искусства Ренессанса. Тело нашли у входа в Библиотеку Апостольскую около полуночи. По предварительным данным, причина смерти – ножевое ранение. Полиция рассматривает версию ограбления. По словам представителя Ватикана, профессор Альби имел разрешение на работу в архивах и находился в здании легально. Следствие продолжается».
Мириам закрыла глаза.
Нет.
Нет, нет, нет.
– Мириам? – осторожно позвал Андреа. – Вы в порядке?
Она открыла глаза и посмотрела на него. В её взгляде было что-то, что заставило его отступить на шаг.
– Это не ограбление, – твёрдо сказала она.
– Откуда вы знаете?
– Потому что Альби нашёл то, что искал. И написал мне об этом две недели назад.
Андреа нахмурился.
– О чём вы говорите?
Мириам достала телефон, открыла письмо Альби и показала ему.
Андреа читал молча, и с каждой строчкой его лицо становилось всё серьёзнее.
– Codex Perspectivae, – прошептал он, дочитав. – Боже мой. Он действительно его нашёл.
– Вы знаете, что это такое?
Андреа кивнул, опираясь на балюстраду.
– Легенда. Один из самых известных мифов в среде историков искусства. Якобы Рафаэль перед смертью написал трактат о перспективе и геометрии – но не обычный, а… – он замялся, подбирая слова. – Codex Perspectivae должен был содержать систему. Способ встраивать смыслы в архитектуру и живопись так, чтобы они работали как единое целое. Как… как огромная машина образов.
– Машина образов?
– Представьте, – Андреа заговорил быстрее, увлекаясь темой. – Город как текст. Каждое здание – слово. Каждая улица – предложение. А фрески на стенах – это знаки препинания, которые задают ритм и смысл. Рафаэль, если верить легенде, понимал это лучше всех. И пытался создать систему, по которой город мог бы говорить.
Мириам слушала, не отрываясь.
– Но кодекс считался утерянным. Большинство учёных вообще не верят, что он существовал. Никаких упоминаний в документах, никаких следов…
– До сих пор, – перебила его Мириам. – Альби его нашёл. И его убили.
Молчание.
Ветер шевелил листву кипарисов в саду виллы. Где-то внизу, в городе, сигналили машины, кричали уличные торговцы, смеялись туристы.
Жизнь продолжалась.
А Симоне Альби больше не было.
– Что мы будем делать? – тихо спросил Андреа.
Мириам посмотрела на него.
– Вы хотите помочь?
– Симоне был моим другом, – просто ответил Андреа. – Не близким, но… он помог мне, когда я только начинал. Дал доступ к своим архивам, познакомил с нужными людьми. Если он нашёл что-то важное, я хочу знать, что именно. И я хочу знать, кто его убил.
Мириам кивнула.
– Тогда нам нужно попасть в Библиотеку Апостольскую.
– Сейчас? Там наверняка полиция.
– Именно поэтому сейчас, – сказала Мириам. – Пока улики свежие. Пока не убрали всё, что могло остаться.
Андреа посмотрел на часы.
– Через час там заканчивается оцепление. У меня есть знакомый в администрации Ватикана – он может провести нас как консультантов.
– Консультантов?
– Полиция запросила помощь специалистов по истории искусства. Чтобы понять, что именно Альби искал в архивах. – Андреа криво усмехнулся. – Я могу порекомендовать нас обоих.
Мириам смотрела на него долгим взглядом.
– Вы понимаете, что мы лезем в очень опасную историю?
– Понимаю.
– Альби убили не просто так. Кто-то не хотел, чтобы кодекс стал достоянием общественности.
– Понимаю, – повторил Андреа. – Но если мы не попытаемся узнать правду, его смерть будет бессмысленной. А я не могу с этим смириться.
Мириам медленно кивнула.
– Хорошо. Когда мы можем туда попасть?
– Я позвоню сейчас. Думаю, к шести вечера всё устрою.
Он достал телефон и отошёл к краю террасы, набирая номер.
Мириам осталась одна.
Она снова открыла письмо Альби и перечитала последнюю строчку:
«Codex Perspectivae – он реален. И он меняет всё».
Что ты нашёл, Симоне?
И кто так боялся этого, что убил тебя?
За спиной раздался голос Андреа:
– Готово. В шесть вечера. Главный вход. Нас встретит инспектор Джулиани из полиции Ватикана.
Мириам обернулась.
– Спасибо.
– Не за что, – Андреа помолчал, затем добавил тише: – Мириам… если мы действительно найдём что-то важное… вы готовы к последствиям?
Она посмотрела на Рим, раскинувшийся внизу. Город, который пятьсот лет хранил секрет Рафаэля.
Город, который только что убил человека за то, что тот подобрался слишком близко к разгадке.
– Готова, – сказала она. – А вы?
Андреа кивнул.
– Да. Готов.
Они стояли на террасе виллы Медичи, двое учёных, которые через несколько часов войдут в место, где совершилось убийство.
И начнут искать то, что стоило человеку жизни.
Код Рафаэля.
Ключ к тайне, скрытой в самом сердце Рима.
Ключ, за которым охотились столетия.
И который, возможно, не должен был быть найден никогда.
ГЛАВА 3 – Невидимый крест
Ватикан, Библиотека Апостольская
18:05
Инспектор Карло Джулиани был человеком, который видел слишком многое.
Пятьдесят восемь лет, седые волосы, строгий тёмный костюм и глаза, в которых не осталось места удивлению. Тридцать лет службы в жандармерии Ватикана научили его не задавать лишних вопросов и не верить в простые ответы.
– Доктор Кляйн, синьор Росси, – он пожал им руки у входа в библиотеку. – Благодарю, что согласились помочь. Нам нужны специалисты, которые понимают, чем занимался профессор Альби.
– Мы знали его, – тихо сказала Мириам. – Это меньшее, что мы можем сделать.
Джулиани кивнул и повёл их внутрь.
Библиотека Апостольская ночью была похожа на собор – высокие своды, тишина, запах старой бумаги и ладана. Но сейчас эту тишину нарушали вспышки камер криминалистов и приглушённые голоса полицейских.
Они прошли через главный зал, мимо стеллажей с манускриптами, которым было больше тысячи лет, и остановились у бокового коридора.
На полу мелом была обведена фигура человека.
Мириам почувствовала, как сжалось горло.
Здесь. Прямо здесь он умер.
– Тело обнаружили в 23:47, – начал Джулиани, доставая блокнот. – Швейцарский гвардеец услышал звук падения и прибежал. Профессор Альби был ещё жив, но без сознания. Скорая приехала через восемь минут. Он умер по дороге в госпиталь.
– Причина смерти? – спросил Андреа.
– Одно ножевое ранение. Точное. Профессиональное. Между рёбрами, прямо в сердце. – Джулиани посмотрел на них. – Это была не случайная драка. Убийца знал, что делает.
Мириам обвела взглядом коридор. Никаких следов борьбы. Никакого беспорядка. Только меловая фигура на мраморном полу и тёмное пятно крови, которое уже почти стёрли.
– Что-нибудь украли? – спросила она.
– Вот в чём странность, – Джулиани нахмурился. – Ничего. У профессора остались часы, бумажник с деньгами и кредитными картами, телефон. Даже портфель был при нём.
– Портфель? – резко переспросил Андреа. – А что в нём было?
Джулиани достал прозрачный пакет с уликами. Внутри – потёртая кожаная сумка.
– Блокнот, ручки, очки, термос с кофе. И вот это.
Он показал им ещё один пакет. Внутри лежала страница из блокнота, испачканная кровью.
Мириам шагнула ближе.
На странице – рисунок. Треугольник, разделённый на ряды точек. Одна точка наверху, три под ней, шесть ещё ниже, десять в основании.
Тетрактис.
Священный символ пифагорейцев. Сумма первых четырёх чисел: 1+2+3+4=10. Совершенство. Гармония. Порядок вселенной.
Но под рисунком была надпись, сделанная дрожащей рукой:
RAPHAELIS: IX–III–I–X
– Мы думали, это имя убийцы, – сказал Джулиани. – Но ни один Рафаэль не проходит по базам. Затем решили, что это шифр. Или координаты. Может быть, вы что-то узнаёте?
Мириам не отрывала глаз от символа.
Девять. Три. Один. Десять.
Что ты пытался нам сказать, Симоне?
– Это не имя, – медленно произнесла она. – И не координаты. Это… инструкция.
– Инструкция? – переспросил инспектор.
– К коду, – вмешался Андреа, глядя на рисунок. – Рафаэль использовал числовые последовательности в своих композициях. Пропорции, расстояния между фигурами, углы перспективы. Всё подчинялось математике.
– Вы хотите сказать, что этот рисунок – ключ к чему-то в его работах?
– Возможно, – Мириам присела на корточки, чтобы лучше видеть надпись. – Римские цифры. IX – девять. III – три. I – один. X – десять.
– Может быть, даты? – предположил Джулиани.
– Нет, – Андреа покачал головой. – Слишком странная последовательность для дат. Но для Рафаэля… – он замолчал, сосредоточенно глядя на символ. – Девять точек, три оси, одна центральная… боже мой.
– Что? – Мириам встала. – Что вы поняли?
Андреа достал телефон и быстро что-то набрал. Показал им экран.
Изображение «Афинской школы» – самой знаменитой фрески Рафаэля в Ватикане.
– Смотрите, – он увеличил центральную часть. – Философы расположены группами. Девять основных фигур. Три оси композиции – вертикальная через Платона и Аристотеля, горизонтальная по ступеням, диагональная через перспективу. И одна точка схода в самом центре.
Мириам смотрела на изображение, и вдруг всё сложилось.
– Девять точек, три линии, один центр, десять… – она замолчала. – Десять уровней в здании на фреске. Архитектура уходит вглубь десятью ярусами.
– Вы думаете, Альби нашёл что-то в «Афинской школе»? – спросил Джулиани.
– Не в самой фреске, – медленно сказал Андреа. – В том, как она соотносится с реальным пространством. Станца делла Сеньятура, где находится «Афинская школа», построена по определённым пропорциям. Рафаэль учитывал их, когда создавал композицию. Фреска – это не просто изображение. Это проекция. Архитектурная модель, встроенная в саму комнату.
Мириам почувствовала, как мысли выстраиваются в цепочку.
– Codex Perspectivae, – прошептала она. – Альби нашёл трактат о том, как Рафаэль кодировал смыслы в архитектуре через живопись. Это не просто учебник по перспективе. Это инструкция.
– Инструкция к чему?
– К чтению города, – ответил Андреа. – Если фрески Рафаэля соотносятся с реальными пространствами Рима, значит, город можно читать как текст. Найти скрытые оси, пересечения, точки…
– …и они приведут к чему-то, – закончила Мириам. – К тому, что Рафаэль хотел сказать. Но не словами. Геометрией.
Джулиани смотрел на них, явно не понимая половины сказанного.
– Хорошо. Допустим. Профессор Альби нашёл этот… кодекс. И понял, что в фресках Рафаэля спрятана какая-то система. Зачем его за это убивать?
Мириам и Андреа переглянулись.
– Мы не знаем, – честно ответила Мириам. – Пока.
– Тогда предлагаю начать с того, что знаем, – сказал инспектор. – У профессора был запрос на доступ к архивам. Он искал конкретный документ. – Джулиани достал распечатку. – Вот заявка: «Манускрипт Б-451, раздел XVI века, частная коллекция кардинала Биббиены».