- -
- 100%
- +
– Биббиена, – повторил Андреа. – Секретарь папы Льва X. И близкий друг Рафаэля.
– Именно, – кивнул Джулиани. – Альби получил разрешение, провёл в архиве четыре часа, затем попытался покинуть здание. Его остановили у выхода. Проверили сумку. Ничего запрещённого не нашли. Пропустили. А через час нашли мёртвым.
– Значит, убийца ждал его внутри, – сказала Мириам. – Знал, что Альби здесь. Знал маршрут. И успел скрыться до прибытия гвардейцев.
– Но зачем убивать, если в портфеле ничего не было? – Джулиани развёл руками. – Если это была кража манускрипта, убийца должен был забрать его.
– Может быть, он это сделал, – тихо сказал Андреа. – Может быть, Альби успел спрятать кодекс. Или… – он замолчал.
– Или что?
– Или убийца вообще не собирался его красть. Он просто хотел, чтобы Альби молчал.
Тишина.
В коридоре стало холодно, несмотря на тёплый вечерний воздух снаружи.
– Нам нужно проверить архивы, – сказала Мириам. – Посмотреть, что именно изучал Альби. Манускрипт Б-451.
Джулиани посмотрел на часы.
– Архивы закрыты. Откроются только завтра утром.
– Тогда завтра, – настойчиво повторила Мириам. – Это важно.
Инспектор помолчал, затем кивнул.
– Хорошо. Я договорюсь с хранителем. Девять утра. Но учтите – это официальное расследование. Всё, что найдёте, должно быть передано полиции.
– Конечно, – согласился Андреа.
Но Мириам видела в его глазах то же, что чувствовала сама.
Они ничего не передадут полиции.
Не раньше, чем поймут, что именно нашёл Симоне Альби.
И почему за это пришлось заплатить жизнью.
Вилла Фарнезина, Трастевере
20:30
Они ехали молча.
Андреа вёл свой потрёпанный "фиат" через узкие улочки Трастевере, лавируя между припаркованными машинами и мопедами. За окном мелькали фасады старых палаццо, освещённые фонарями, террасы ресторанов, откуда доносились смех и звон бокалов.
Рим жил своей обычной жизнью.
Но Мириам видела его по-другому.
Теперь каждое здание казалось частью головоломки. Каждая улица – линией в огромном чертеже. Каждая площадь – точкой пересечения смыслов.
Рафаэль перестроил Рим геометрией.
Но зачем?
– Мы здесь, – сказал Андреа, паркуясь у берега Тибра.
Вилла Фарнезина стояла в окружении сада, бледно-жёлтый фасад светился в вечерних сумерках. Ренессансная жемчужина, построенная для богатого банкира Агостино Киджи. Здесь работали лучшие художники эпохи.
Включая Рафаэля.
– Как мы попадём внутрь? – спросила Мириам. – Музей уже закрыт.
Андреа улыбнулся и достал связку ключей.
– Я консультант по реставрации. Есть доступ.
Они прошли через боковую дверь, поднялись по узкой лестнице и оказались в Лоджии Психеи – открытой галерее, чьи своды расписаны сценами из античного мифа.
Но Андреа провёл Мириам дальше, в соседний зал.
И там, на стене, их ждала она.
«Триумф Галатеи».
Фреска сияла даже в полумраке. Морская нимфа Галатея мчится на раковине, запряжённой дельфинами. Вокруг неё – тритоны, нереиды, амуры. Все фигуры движутся по кругу, создавая ощущение вращения, танца, космической гармонии.
Мириам замерла, глядя на фреску.
Она видела её десятки раз. В книгах, на слайдах, в репродукциях. Но здесь, вживую, в мягком свете, исходящем от скрытых ламп, «Триумф Галатеи» был… другим.
– Что вас тревожит? – тихо спросил Андреа, стоя рядом.
– Перспектива, – прошептала Мириам, не отрывая глаз. – Она неправильная.
– В каком смысле?
Мириам шагнула ближе к фреске, вглядываясь в детали.
– Галатея движется по кругу. Все фигуры вращаются вокруг неё. Но точка схода… – она протянула руку, указывая на центр композиции. – Точка схода находится не на Галатее. Она смещена. Влево и вниз.
Андреа достал планшет, открыл фотографию фрески и наложил на неё сетку перспективы.
Несколько секунд тишины.
Затем он выдохнул:
– Вы правы. Точка схода смещена на двадцать градусов. Это… это не может быть ошибкой. Рафаэль не делал таких ошибок.
– Это не ошибка, – сказала Мириам. – Это выбор.
Она обошла фреску, рассматривая её с разных углов.
И вдруг увидела.
– Андреа. Встаньте вот здесь.
Андреа подошёл к точке, которую она указала – в трёх метрах от фрески, чуть левее центра.
– Смотрите на Галатею. Прямо в глаза.
Он посмотрел.
И замер.
– Она… смотрит на меня.
– Не на вас. Сквозь вас, – Мириам встала рядом. – Точка схода не на фреске. Она в реальном пространстве. Рафаэль создал композицию так, чтобы зритель стал её частью.
Андреа медленно обернулся, глядя на зал позади себя.
– И куда показывает эта ось?
Мириам достала компас из сумки, проверила направление.
– На восток. Прямо через Тибр. В сторону… – она открыла карту Рима на телефоне, наложила линию. – В сторону Ватикана.
– Станца делла Сеньятура, – прошептал Андреа. – «Афинская школа».
Они посмотрели друг на друга.
Невидимая линия. Ось, соединяющая две фрески Рафаэля, разделённые рекой и километром расстояния.
Линия, которая существовала пятьсот лет, но которую никто не видел.
До сегодняшнего дня.
– Альби знал об этом, – медленно сказала Мириам. – Он нашёл оси. И начал их картировать.
– А затем кто-то убил его, – закончил Андреа.
Мириам снова посмотрела на фреску.
На Галатею, мчащуюся в вечном танце.
На амуров, чьи стрелы указывали не просто в небо, а в конкретные точки композиции.
На геометрию, скрытую за красотой.
– Это только начало, – тихо сказала она. – Одна ось – это ещё не система. Нужно найти остальные.
– Девять точек, три оси, один центр, – повторил Андреа слова с записки Альби.
– Завтра мы изучим манускрипт в архивах, – сказала Мириам. – А сегодня…
– Сегодня мы измерим эту фреску, – закончил Андреа. – Каждую линию. Каждый угол. Каждую точку.
Он достал из рюкзака лазерный дальномер и блокнот.
Мириам улыбнулась.
– Вы пришли подготовленным.
– Я архитектор, – пожал плечами Андреа. – Всегда ношу инструменты.
Они работали молча, записывая числа, углы, пропорции.
За окном Рим погружался в ночь.
А в зале виллы Фарнезина двое учёных распутывали нить, которую Рафаэль протянул через столетия.
Невидимый крест.
Ось смыслов.
Код, написанный не словами, а геометрией.
Код, за который уже заплатили кровью.
ГЛАВА 4 – Золотое число Рафаэля
Ватикан, Архивы Библиотеки Апостольской
09:15, следующее утро
Хранитель архивов, монсеньор Антонио Берти, был похож на свои книги – старый, хрупкий, но полный скрытой силы.
Семьдесят лет, белая борода, очки в тонкой оправе и руки, которые двигались среди древних манускриптов с осторожностью хирурга. Сорок лет он служил в этих залах, где пыль веков оседала на страницах, хранивших тайны пап, святых и еретиков.
– Манускрипт Б-451, – повторил он, ведя Мириам и Андреа через лабиринт стеллажей. – Профессор Альби был очень настойчив. Потребовалось три запроса и личная рекомендация от декана, чтобы получить доступ.
– Почему? – спросила Мириам. – Документ засекречен?
– Нет, просто… забыт, – Берти остановился у узкого прохода между полками. – Коллекция кардинала Биббиены попала в Ватикан в 1520 году, после его смерти. Большая часть каталогизирована. Но этот манускрипт… он был внесён в опись только в 1890-х. И с тех пор его никто не запрашивал. До профессора Альби.
Он достал связку ключей и открыл стеклянный шкаф. Внутри, на бархатной подушке, лежала тонкая книга в кожаном переплёте, потемневшем от времени.
Берти осторожно взял её и положил на специальный столик с мягким освещением.
– Будьте аккуратны. Бумага XVI века. Очень хрупкая.
Мириам надела белые перчатки и медленно открыла манускрипт.
Первая страница – титульный лист. Латинская надпись, выведенная чётким почерком:
CODEX PERSPECTIVAE RAPHAELIS SANCTII URBINATIS
De Architectura Invisibili et Proportione Urbis Aeternae
Кодекс перспективы Рафаэля Санти из Урбино. О невидимой архитектуре и пропорциях Вечного города.
Андреа выдохнул, словно не верил своим глазам.
– Это он. Настоящий кодекс.
Мириам перевернула страницу.
Чертёж. Геометрическая схема, состоящая из окружностей, линий и точек. В центре – план здания, похожего на Пантеон. От него расходились оси, пересекающиеся с другими зданиями на карте Рима.
– Он картировал город, – прошептала Мириам. – Создавал сеть из невидимых линий.
Следующая страница – текст на латыни. Мириам читала медленно, переводя вслух:
– «Архитектура есть тело города, но перспектива есть его душа. Как художник встраивает смысл в композицию через точку схода, так и мудрый градостроитель встраивает смысл в город через оси значений. Здание – это не только стена и крыша. Это точка на карте, соединённая невидимыми нитями с другими точками. И когда эти нити образуют правильную геометрию, город начинает говорить».
Андреа склонился над манускриптом, рассматривая чертежи.
– Смотрите. Здесь Пантеон, здесь – Санта-Мария-дель-Пополо, тут – вилла Фарнезина. Все они соединены линиями. Образуют… – он замолчал, считая точки. – Девять основных узлов.
– Девять точек, – повторила Мириам, вспоминая записку Альби. – Первое число в коде.
Она перелистнула дальше. Страница за страницей – чертежи, схемы, расчёты. Рафаэль создавал не просто трактат об искусстве. Он создавал инструкцию.
Как читать город.
Как видеть скрытые оси.
Как понимать, что здания – не случайные объекты, а ноты в огромной симфонии пространства.
– Вот это, – Андреа указал на один из чертежей. – План Станцы делла Сеньятура. Комната, где находится «Афинская школа».
Мириам придвинулась ближе.
На плане – не только контуры зала, но и схема фрески. Рафаэль наложил геометрию композиции на геометрию помещения. Точка схода перспективы совпадала с центром потолочного свода. Фигуры философов стояли в местах, где оси стен пересекались с диагоналями пола.
– Он вписал фреску в архитектуру, – прошептал Андреа. – Как уравнение. Каждая фигура – переменная. Каждая линия – функция.
– А что, если решить это уравнение? – тихо спросила Мириам.
Они посмотрели друг на друга.
– Нам нужно попасть в Станцу, – сказал Андреа. – Сейчас. С инструментами.
Монсеньор Берти, стоявший в стороне, поднял бровь.
– Станцы Рафаэля открыты для туристов только до пяти вечера. И фотографировать там запрещено.
– Мы не туристы, – сказала Мириам. – Мы исследователи, помогающие полиции в расследовании убийства профессора Альби.
Берти помолчал, затем вздохнул.
– Я позвоню директору музеев Ватикана. Посмотрим, что можно сделать.
Ватикан, Станца делла Сеньятура
11:30
Туристов вывели за десять минут до закрытия зала «для технического обслуживания». Охранники остались у входа, но не мешали.
Мириам и Андреа стояли в центре зала, под куполом, расписанным аллегориями Теологии, Философии, Поэзии и Права.
А вокруг них, на всех четырёх стенах, разворачивались фрески Рафаэля.
«Афинская школа» – на одной стене. Платон и Аристотель идут по ступеням, окружённые величайшими умами античности.
«Диспута» – на противоположной. Святые и отцы церкви обсуждают таинство Евхаристии, а над ними, в небесах, – Христос и Богородица.
«Парнас» – Аполлон и музы на священной горе поэзии.
«Кардинальные добродетели» – аллегорические фигуры Мудрости, Силы и Умеренности.
Четыре фрески. Четыре стороны света. Четыре области человеческого знания.
– Это не просто украшение, – сказал Андреа, медленно поворачиваясь вокруг своей оси. – Это космос. Модель вселенной, вписанная в комнату.
Мириам достала лазерный дальномер и начала снимать измерения.
Расстояние от центра зала до каждой фрески. Высота потолка. Углы диагоналей. Пропорции оконных проёмов.
Числа складывались в последовательность.
– Золотое сечение, – прошептала она, глядя на результаты. – Везде. Каждое расстояние кратно 1,618. Каждый угол подчиняется этой пропорции.
Андреа включил проектор, который принёс с собой, и направил на стену. На изображении «Афинской школы» появилась сетка.
– Смотрите. Если наложить геометрию золотого сечения на композицию…
Фигуры философов оказались в узлах сетки. Платон и Аристотель стояли в точках, где диагонали пересекались. Пифагор, склонённый над книгой слева внизу, находился в нижнем золотом узле. Евклид справа – в правом.
– Это не случайность, – сказала Мириам. – Рафаэль расставил их как шахматные фигуры. Каждая на своём месте.
– Но для чего? – Андреа увеличил изображение Пифагора. – Что он хотел показать?
Мириам подошла ближе к фреске. Пифагор сидел на ступенях, держа перед собой доску с изображением. На доске – диаграмма музыкальных интервалов. Октава, квинта, кварта.
Но под диаграммой…
– Увеличьте, – попросила она.
Андреа навёл проектор на фрагмент.
Там, едва различимо, выведенная тонкой кистью, была ещё одна схема.
Тетрактис.
Десять точек, расположенных треугольником.
Точно как на записке Альби.
– Он оставил послание, – выдохнула Мириам. – Прямо на фреске. Пятьсот лет назад.
– Но что означают числа? – Андреа снова посмотрел на код: IX–III–I–X. – Девять, три, один, десять.
Мириам обошла зал, считая фигуры на каждой фреске.
– «Афинская школа» – девять центральных фигур. Основные философы.
– «Диспута» – три уровня композиции, – подхватил Андреа. – Земля, небо, божественная сфера.
– «Парнас» – одна центральная фигура. Аполлон.
– И «Кардинальные добродетели»… – Андреа быстро посчитал персонажей на фреске. – Десять фигур.
Они замолчали.
Девять. Три. Один. Десять.
Не координаты. Не даты.
Инструкция по чтению фресок.
– Он создал последовательность, – медленно сказала Мириам. – Порядок, в котором нужно читать эти композиции. Не слева направо. Не по часовой стрелке. А в определённой последовательности, которая раскрывает скрытый смысл.
Андреа достал планшет и начал быстро делать заметки.
– Если начать с «Афинской школы», взять девять центральных фигур… затем перейти к «Диспуте» и проследить три оси… потом – к «Парнасу» и центральной точке… а закончить «Кардинальными добродетелями» с десятью персонажами…
– Что мы получим? – спросила Мириам.
– Маршрут, – ответил Андреа. – Визуальный маршрут по залу. Взгляд зрителя движется от одной фрески к другой, от точки к точке, и…
Он замолчал, глядя на экран планшета.
На экране – схема зала с наложенными линиями взглядов, соединяющими фигуры на разных фресках согласно коду.
Линии образовали фигуру.
Идеальный тетрактис.
Десять точек, соединённых невидимыми осями прямо в пространстве зала.
– Боже мой, – прошептала Мириам. – Он превратил комнату в геометрическую модель. Фрески – это не просто картины. Это проекция. Трёхмерная схема, встроенная в архитектуру.
– А центр тетрактиса, – Андреа приблизил схему, – находится вот здесь.
Он показал точку на полу зала. Ровно посередине, под куполом.
Они подошли к этому месту.
Мраморный пол, гладкий, без особых примет. Но когда Мириам встала точно в центр и подняла глаза, она увидела.
Купольная роспись над ней складывалась в новую картину. Четыре аллегории – Теология, Философия, Поэзия, Право – были расположены так, что их взгляды сходились в одной точке.
Прямо над головой зрителя, стоящего в центре.
– Точка схода всей комнаты, – прошептал Андреа. – Рафаэль создал её не на фреске. Он создал её в реальном пространстве. И зритель становится частью композиции. Он – десятая точка. Завершение тетрактиса.
Мириам медленно опустила взгляд.
Если эта комната – модель…
Если Рафаэль применял ту же систему к другим зданиям…
– Город, – выдохнула она. – Весь Рим – это одна гигантская станца. И где-то в нём есть центральная точка. Место, где сходятся все оси.
Андреа посмотрел на неё.
– Альби её нашёл?
– Не знаю, – Мириам достала телефон и сфотографировала схему тетрактиса. – Но теперь мы знаем, как искать.
В этот момент в зал вошёл охранник.
– Синьоры, простите, но нам нужно закрывать. Через пять минут начнётся экскурсия для делегации.
– Конечно, – кивнул Андреа, собирая оборудование.
Они вышли из Станцы, но Мириам обернулась на пороге.
Фрески Рафаэля светились в мягком дневном свете, проникавшем через окна. Платон и Аристотель шли по ступеням вечности. Святые созерцали божественную тайну. Аполлон играл на лире для муз.
Но теперь Мириам видела не только красоту.
Она видела код.
Систему.
Машину смыслов, работающую пятьсот лет.
И она понимала, почему Симоне Альби был убит.
Потому что он начал её раскрывать.
А кто-то очень не хотел, чтобы мир узнал правду.
Правду о том, что Рафаэль спрятал в самом сердце Рима.
Траттория «Да Лючано», недалеко от Ватикана
13:00
Они сидели за угловым столиком, перед ними – тарелки с пастой карбонара, которой никто не притронулся.
Мириам разложила распечатки фотографий из архива и свои записи.
– Итак, что мы имеем, – начала она. – Рафаэль создал систему скрытых осей, соединяющих здания и фрески в единую геометрическую сеть. Станца делла Сеньятура – это модель в миниатюре. Город – полномасштабная версия.
– И эта система основана на золотом сечении и тетрактисе, – продолжил Андреа. – Девять точек, три оси, одна центральная точка, десять уровней значения.
– Альби нашёл кодекс и начал картировать эти оси, – Мириам достала карту Рима. – Вилла Фарнезина – одна точка. Станцы – вторая. Что ещё?
Андреа открыл фотографии из манускрипта на планшете.
– Пантеон. Санта-Мария-дель-Пополо. Палаццо Видони-Кафарелли. Вилла Мадама. Сант'Элиджо-дельи-Орефичи. Кортиле дель Белведере.
Он начал отмечать точки на карте.
Одна за другой.
И когда последняя была нанесена, они увидели.
Точки образовывали фигуру.
Не идеальную. Не совсем симметричную. Но узнаваемую.
– Тетрактис, – прошептала Мириам. – Город разложен в форме тетрактиса.
– А центр… – Андреа провёл линии от верхних точек к нижним. Все они пересекались в одном месте.
На карте, в самом сердце исторического Рима.
Площадь Навона.
– Завтра мы туда едем, – сказала Мириам.
– Но что мы ищем?
– Не знаю, – честно ответила она. – Но Альби знал. И это стоило ему жизни.
Андреа отложил планшет и посмотрел ей в глаза.
– Мириам. Вы понимаете, что мы можем оказаться следующими?
Она кивнула.
– Понимаю. Но если мы остановимся, Альби умер зря. А я не могу с этим смириться.
Молчание.
Где-то за окном проехала машина швейцарских гвардейцев. Обычный патруль. Обычный день в Ватикане.
Но для Мириам и Андреа ничего уже не было обычным.
Они вошли в игру, правила которой писал Рафаэль пятьсот лет назад.
Игру, где каждый ход мог стать последним.
– Хорошо, – сказал Андреа. – Площадь Навона. Завтра утром.
– Завтра утром, – подтвердила Мириам.
Они подняли бокалы с вином.
– За Симоне Альби, – тихо произнесла Мириам.
– За правду, – добавил Андреа.
Бокалы соприкоснулись с тихим звоном.
А в папке на столе между ними лежала карта Рима, испещрённая линиями и точками.
Карта кода Рафаэля.
Карта, которая должна была привести их к разгадке.
Или к смерти.
ГЛАВА 5
Девять ступеней
Рим, траттория «Да Лючано»
13:45
Мириам отодвинула тарелку с нетронутой пастой и снова посмотрела на карту.
Девять точек, образующих тетрактис. Центр – площадь Навона.
– Мы знаем где, – сказала она. – Но не знаем что именно мы ищем. Альби провёл месяцы, изучая кодекс. У нас – один день.
Андреа кивнул, листая фотографии манускрипта на планшете.
– В Codex Perspectivae описана геометрия, оси, пропорции. Но нет конкретных инструкций. Рафаэль написал систему, но не руководство пользователя.
– Значит, нам нужны личные заметки Альби, – Мириам достала телефон. – Его рабочие записи. То, что он не взял с собой в Ватикан.
– Полиция забрала его компьютер и документы из университета.
– Но не из дома, – Мириам набрала номер справочной службы. – У него наверняка был домашний кабинет. Место, где он работал по ночам.
Через две минуты у неё был адрес: квартира Альби в районе Прати, в десяти минутах езды от Ватикана.
– Вы думаете, вдова пустит нас? – спросил Андреа.
– Альби писал мне, что его жена поддерживала исследования. Она знала, что он искал. – Мириам встала из-за стола. – Попробуем.
Квартира профессора Альби, район Прати
14:30
Клаудия Альби открыла дверь на третьем звонке.
Пятьдесят шесть лет, седые волосы, глаза, красные от слёз. Чёрное платье. Она смотрела на них без удивления, словно ждала.
– Вы от полиции? – устало спросила она.
– Нет, – Мириам шагнула вперёд. – Мы коллеги вашего мужа. Я – Мириам Кляйн. Симоне писал мне о своих открытиях.
Лицо Клаудии изменилось.
– Мириам из Цюриха? Та самая, про которую он не переставал говорить?
– Да.
Клаудия на секунду закрыла глаза, затем кивнула и отступила.
– Входите. Он хотел, чтобы вы это увидели.
Она провела их через гостиную к узкому коридору.
– Полиция забрала его рабочие документы из университета, – говорила Клаудия, открывая дверь в кабинет. – Но сюда они даже не заглянули. Сказали, что личные записи не относятся к делу.
Она включила свет.
Мириам замерла на пороге.
Кабинет Симоне Альби был не просто рабочим местом. Это было святилище одержимого.
Все стены от пола до потолка покрыты картами, схемами, фотографиями фресок. Красные нити протянуты между точками на карте Рима. Стол завален книгами, чертежами, распечатками. Пробковая доска сплошь исписана формулами, датами, цитатами на латыни.
А в центре всего этого хаоса – большая тетрадь в кожаном переплёте.
– Его дневник, – тихо сказала Клаудия. – Последние шесть месяцев. Он писал каждый вечер, иногда до рассвета. – Она взяла тетрадь и протянула Мириам. – Возьмите. Закончите то, что он начал.
Мириам приняла дневник как священную реликвию.
– Синьора Альби…
– Клаудия. Просто Клаудия. – Женщина устало опустилась на стул у стола. – Симоне знал, что рискует. Последнюю неделю он почти не спал. Говорил, что кто-то следит. Что нужно торопиться. Я просила его остановиться, пойти в полицию. Но он отказывался. Говорил: "Если я остановлюсь сейчас, всё будет напрасно".
Мириам открыла дневник. Первая страница – дата: 15 марта.
«Сегодня я нашёл упоминание о Codex Perspectivae. Начинается охота».
Она быстро пролистала записи. Март, апрель, май – поиски кодекса в архивах. Июнь – прорыв: доступ к манускрипту. И затем…
23 июня. За день до убийства.
Мириам замедлила чтение.
«Я понял. Наконец-то понял. Это не просто геометрия. Это СИСТЕМА. Девять уровней познания, наложенных друг на друга. Рафаэль создал не карту – он создал ПУТЬ. Девять ступеней от поверхности к глубине. От видимого к невидимому».
Ниже – схема.
Девять горизонтальных линий, пронумерованных римскими цифрами. Рядом с каждой – название и короткое пояснение:
I. GEOMETRIA – пропорции, золотое сечение, углы
II. TOPOGRAPHIA – расположение в городе, связь с реальными местами
III. PERSPECTIVA – точки схода, оси взгляда
IV. NARRATIO – сюжет, история на поверхности
V. ALLEGORIA – скрытые символы, метафоры
VI. NUMEROLOGIA – числовые коды, пифагорейские последовательности
VII. ASTRONOMIA – связь с движением солнца, звёзд, времён года
VIII. HARMONIA – музыкальные пропорции, резонансы пространства
IX. ANIMA URBIS – душа города, центральная истина
Мириам не могла оторваться от схемы.
– Девять ступеней, – прошептала она. – Как лестница. Каждый уровень открывает новый слой смысла.
Андреа заглянул через её плечо.
– Это же… это алхимия смысла. Трансформация восприятия через последовательное углубление.