- -
- 100%
- +
Иван уселся на диванчик, достал из кармана журнал и стал обмахиваться им, пребывая по-прежнему под сильным впечатлением от только что увиденного в кабинете. Собственно, он ничего особенного не разглядел, только две ножки в красных туфельках, поднятые вверх, но этого было достаточно, чтобы получить психологический шок.
К кабинету, виляя бедрами, подплыла дамочка весьма фривольной наружности.
– Сюда? – кивнула она на дверь Шварца. Спицын кивнул. Дамочка присела рядом на диванчик, закинула ногу на ногу и скользнула по нему взглядом. – Мужик, а ты случайно кабинетом не ошибся? – спросила она и захохотала.
– А я не мужик, а баба, третий месяц, правда, только, – пискляво сказал Спицын и почесал небритый подбородок.
– Извините, – опешила дамочка и смущенно отвела глаза.
Кабинет доктора Шварца наконец освободился, над дверью зажглась красная лампочка. Спицын вошел, стараясь не смотреть на пыточный агрегат, который стоял в углу. Бедные женщины, сочувственно подумал он и сел на предложенный стул.
Семен Карлович оказался очень милым старичком и охотно ответил на все вопросы капитана. К сожалению, ничего интересного о Полине Кравцовой выяснить не удалось, девушка всего лишь какое-то время наблюдалась у Шварца. Иван вычеркнул имя гинеколога из списка, но сделал некоторые пометки в блокноте для Быстрова, чтобы отчитаться о проделанной работе.
Вылетев на свежий воздух, Спицын выкинул гигиенические прокладки в ближайшую урну, вздохнул с облегчением и направил свои стопы в туристическую фирму, где, по имеющейся у него информации, была куплена путевка для соседки Кравцовых.
* * *– Ну что за люди, ничего без присмотра оставить нельзя, – грустно вздохнул Быстров, заметив на своем столе полупустую пачку печенья и большое количество крошек. В пачке оставалось всего две изломанные печенюшки. Он наскоро проглотил их и подошел к чайнику, чтобы запить застрявший поперек горла сухой продукт. Воды в чайнике не оказалось.
– Ну вот, так всегда, – обреченно сказал Быстров и, громко икнув, направился к туалету со стаканом в руках. Вода отдавала ржавчиной, во рту появился неприятный металлический привкус. Печенье удалось растворить и пропихнуть в желудок, но икота только усилилась. Сначала Быстров пытался бороться с ней, проделывая всевозможные, знакомые с детства манипуляции: вдыхал в себя побольше воздуха и, заткнув пальцами нос, старался как можно дольше не дышать. Сбегал в дежурную часть и, разжившись там питьевой водой, выпил три стакана мелкими глотками, поколол себя острыми ножницами и даже постоял на руках вниз головой – ничего не помогало. В том ужасном состоянии, в котором пребывал Быстров, радовало только одно обстоятельство – кушать больше не хотелось.
Спустя два часа бесполезных попыток, вконец измученный, он смирился со своей участью и, плюнув на бессовестные выходки собственного организма, набрал номер больницы, чтобы справиться о состоянии Полины Кравцовой. Ответ дежурного не обрадовал: девушка так и не пришла в сознание. Сергей разочарованно хлопнул трубку на рычаг и икнул. Из-за икоты сосредоточиться на делах никак не получалось. Следующий звонок криминалисту тоже его не порадовал. По словам Крымова, обнаруженные на ружье отпечатки принадлежали неизвестному субъекту и Кравцовой Полине Андреевне. Но экспертиза точно установила, что девушка держала ружье последняя и именно она произвела выстрел. Крымов также выдвинул версию, что отпечатки неизвестного субъекта принадлежат мужу Кравцовой, потому что ружье охотничье и зарегистрировано на имя Кравцова Олега Геннадиевича, но отпечатки были старые. Все указывало на девушку.
В квартире Крымов нашел пальцы еще нескольких человек, кроме отпечатков Полины Кравцовой, другие, аналогичные найденным на ружье, опять же принадлежали предположительно мужу Кравцовой, И еще одни, совсем свежие, проходили по их картотеке…
– Как ты говоришь? – уточнил Быстров.
– Я говорю, что пальчики принадлежат Рябине Авдотию Никитовичу, 1964 года рождения. Отбывал наказание по статье 113 УПК. Застукал женушку с любовником и отделал ее по первое число. Получил по данной статье год, но не досидел до окончания положенного срока трех месяцев и бежал. Находится в федеральном розыске. Пока он сидел, жена с ним развелась, продала квартиру и отбыла в неизвестном направлении. Особых примет нет, кроме, пожалуй, того, что он не выговаривает букву Р. Рост, возраст и цвет волос примерно подпадают под описание нашего трупа.
– Жаль, что покойники не умеют разговаривать, – с тоской заметил Сергей Федорович.
– Правда, Рябина худощавого телосложения, а наш труп – коренастого, – заметил Крымов.
– Что ж ты мне тогда мозги крутишь? – возмутился Сергей и икнул.
– Алкоголик неблагодарный, я ему инфу выдаю, а он! У меня все! – обиделся Крымов и бросил трубку.
Быстров озадаченно послушал гудки, снова икнул и тоже бросил трубку на рычаг. Невыносимая икота мешала ему думать и анализировать. Что могло связывать беглого уголовника с семейством Кравцовых? Ничего умного в голову не приходило. Дверь скрипнула, Быстров вздрогнул и икать перестал. Сработал последний известный в народе способ борьбы с икотой: в кабинет в очередной раз без стука, очень неожиданно, ввалился Спицын и напугал его.
– Привет, как спалось? Красивые девушки с ножами и ружьями во сне не являлись? – спросил Иван, предусмотрительно отходя подальше от Быстрова. – Кстати, найденный в раковине нож является тем самым орудием, которым был отрезан многострадальный орган. И хотя на ноже отпечатков не обнаружено, сомнений у меня нет – именно Полина Кравцова лишила насильника мужского достоинства.
– Плохо, что у тебя нет сомнений. Сомнения всегда должны быть. Раз отпечатков нет, значит, ничего не ясно. Закурить дай, – хмуро попросил Сергей, демонстративно игнорируя вопрос Спицына. – Сигареты в машине оставил, а сходить некогда.
– Отправил бы кого-нибудь.
– Я не пользуюсь служебным положением в личных целях.
– Ой, ой, ой, какие мы честные, – иронизировал Иван, выуживая из пачки сигарету.
– Может, хватит дурака валять, Спицын! Что удалось выяснить по делу? – раздраженно спросил Быстров, хватая протянутую сигарету.
Иван опасливо присел на стул напротив Сергея. Состояние друга его сильно беспокоило. Во-первых, Сергей называл Ивана по фамилии, а это случалось крайне редко. Во-вторых, взяв сигарету, Быстров не сказал «спасибо», что вообще – просто небывалый случай. Шутить сразу расхотелось. Спицын вытащил из кармана блокнот, раскрыл на нужной странице и перешел к делу.
– Первое, Шишкин оказался прав: соседку Кравцовых отослали из дома намеренно. В Фонде социальной защиты населения меня уверили, что не имеют такой практики, как посылать путевки по почте. У них там строгая финансовая отчетность. При получении путевки отъезжающий в дом отдыха человек должен расписаться на бланках. Путевка была куплена за наличный расчет в туристической фирме «Азивок». Сотрудница, оформлявшая покупку, не запомнила человека, который эту путевку купил. В приходном ордере стоит фамилия соседки Кравцовых. Короче – здесь все глухо.
– Дела о нераскрытых изнасилованиях запрашивал?
– Обижаешь. В первую очередь – ничего подобного и похожего. Подождем заявлений о пропаже мужчин от 35 до 40 лет. Направил запросы во все отделения милиции. Как только подобное заявление поступит, нас сразу известят. Теперь самая интересная, на мой взгляд, информация. В кармане убитого нашли ключи. Тогда я не обратил внимания на брелок. Брелок как брелок – голографическая картинка с видом какого-то города. И только сегодня до меня дошло, что это за город. Здание, изображенное на голограмме, – это отель «Boston Costume House». Догадаться, какое название у города, в котором расположена гостиница с таким названием, не сложно. Тебе это ни о чем не говорит?
– Яковлев Валерий Аркадьевич – американский друг Полины Кравцовой, – с расстановкой произнес Сергей. – Вот так номер! Не он ли у нас в морге отдыхает с отрезанными гениталиями? Что про него известно?
– Проверил я его по компьютеру и выяснил кое-что интересное. Загорская Ольга Петровна, мать Полины, много лет назад подавала на него жалобу с просьбой привлечь Яковлева к ответственности за сексуальное домогательство к ее несовершеннолетней дочери. Полине Кравцовой тогда было четырнадцать лет. Заявление рассмотрели, но факт не подтвердился. В настоящий момент он является американским подданным, проживает в Бостоне. Но 20 сентября, рейсом 678 Бостон – Москва, в 5 часов 30 минут по московскому времени Валерий Яковлев прилетел обратно на родину. В Москве у него осталась квартира.
– Значит, вернулся?
– Это еще не все. В Бостоне он преподает русскую литературу в одном из местных университетов и пишет занимательные книжки. В Америке он достаточно известный и читаемый автор. Пишет эротические триллеры. – Иван замолчал и многозначительно посмотрел на Сергея.
– Звонил по его московскому телефону?
– Звонил. Трубку сняла женщина, иностранка, по-русски говорит, но с акцентом. Сказала, что мужа нет дома, а когда он будет, она не знает. Давай съездим, проверим ключик, найденный у убитого, – подходит он к двери или нет.
– И как ты себе это представляешь? На каком, собственно, основании? Может, он в магазин вышел или по делам пошел? Продолжай периодически ему звонить. С этим вроде разобрались, переходим к следующим фамилиям в записной книжке.
– По поводу Аллы ничего пока сказать не могу. Звонил по указанному телефону, она в зоне недосягаемости. Направил запрос в отдел информации, чтобы выяснить личность. Жду. Шварц Семен Карлович, оказался, как мы и предполагали, гинекологом. Причем не просто гинекологом, а гинекологом-эндокринологом, выражаясь простым языком, специалистом по бесплодию. Как раз по поводу своего бесплодия и обращалась к нему Полина Кравцова. Семен Карлович обследовал девушку и вынес свой вердикт – абсолютно здорова и способна к зачатию. Муж Кравцовой тоже прошел все необходимые обследования в одном из медицинских центров и, как и Полина, оказался абсолютно здоров. По словам Шварца, такой случай в медицине достаточно редок: оба супруга здоровы, а дети не получаются. Но есть специалисты, которые занимаются такими случаями. К такому специалисту доктор их и направил. После этого Кравцова у него не появлялась.
– А что за специалист? – спросил Сергей.
– Ершов Валентин Андреевич, психотерапевт, светило науки, имеет свою клинику в центре.
– Значит, Кравцова прошла лечение у доктора Ершова, и вполне успешно, – задумчиво сказал Сергей.
Спицын удивленно посмотрел на Быстрова:
– Ты у нас, конечно, прекрасный аналитик, но я что-то не пойму, на основании чего ты сделал последний вывод?
– Все очень просто, Иван. Вчера я получил информацию, что Кравцова в результате изнасилования потеряла ребенка. Шварц отправил ее с мужем к Ершову. Если беременность наступила, значит, его лечение помогло. То, что Кравцова была в положении во время изнасилования, поможет нам списать ее действия на аффект. При хорошем адвокате девушку, возможно, оправдают. Так вот, Иван. Я хочу, чтобы слово «возможно» из последнего моего высказывания исчезло. Ты поможешь мне?
Иван понял, о чем на самом деле спрашивает его Сергей. Быстров ясно дал понять, что, если возникнет возможность что-то исправить в деле в пользу Полины Кравцовой, он это сделает сам и просит Ивана оказать ему содействие. Спицын незамедлительно дал положительный ответ. Другого ответа он дать просто не мог. Если уж патологически честный Быстров просит о таких серьезных вещах, нарушая свои принципы, значит, Полина Кравцова не просто понравилась Сергею, а так запала в душу майора, что в одночасье перевернула его устоявшуюся жизнь.
Обрадованный согласием Спицына, Быстров смягчился и перестал хмуриться. Впервые за утро улыбнулся и задал совершенно неожиданный вопрос:
– Слушай, Иван, а что за дело у тебя было в продуктовом магазине? Просвети меня, пожалуйста. Всю ночь не спал, мучился.
Иван смущенно опустил глаза – вопрос застал его врасплох.
– Совесть меня замучила, Сергей, после того, как обидел вчера Евангелисту Георгиевну Смирновскую.
– Это еще кто такая? – судорожно припоминая все известные в деле фамилии и имена, поинтересовался Быстров.
– Пожилая дама в соломенной шляпке, чья собака член проглотила. Вспылил я тогда. Понятно ведь было, что она голодает. В какой подъезд старушка вошла, я видел. Дальше по соседям интересовался. Вечером накупил продуктов – и к ней.
– Она тебя простила? – заинтересованно спросил Сергей.
– Ага, как же! Ничего подобного, даже на порог не пустила. Гордая очень. Сразу видно – потомственная аристократка. Я уж к ней и так, и эдак. Продукты пришлось у двери оставить. Не знаю даже, что еще предпринять, чтобы дама смилостивилась. Жалко ведь, одна совсем живет, помочь некому. Я таких людей знаю – с голоду умрет, но побираться не будет.
Странное поведение Спицына озадачило Сергея. Никогда прежде такой сострадательности в его характере он не наблюдал.
– Слушай, я, кажется, знаю, что надо делать, – решил прийти на помощь Ивану Быстров. – Помнишь, она в шляпке была? Так вот, когда старушка поднималась, то случайно облокотилась об нее рукой, и соломка деформировалась. Ты ей шляпку новую купи. Уверен, что после такого подарка Евангелиста Георгиевна сменит гнев на милость и простит тебя.
Спицын задумался.
– Может, ты и прав… Раз сосисками вымолить прощение не получилось, придется изменить стратегию. – Иван глубоко задумался, вероятно, прикидывая в уме, где раздобыть новую шляпу для аристократки Евангелисты Георгиевны.
– Куда делся муж Кравцовой – удалось выяснить? – спросил Быстров, пытаясь вернуть Спицына к делам насущным.
– Пока нет, работаю.
– Вот и работай.
– Да работаю я, работаю! Ближе к вечеру в гости еду к одному интересному человеку. Зашифрованная буква Ю означает – ювелир. По телефону отказался со мной беседовать, но из его слов я понял, что с Кравцовым они очень хорошо знакомы. Надеюсь, что-нибудь выясню у него.
– А я – к Загорской, матери Кравцовой. Поговорю с ней, узнаю, что там произошло, когда девочке было четырнадцать лет. Мне только к начальнику нужно заскочить. Да, в деле появился один интересный фигурант – Рябина Авдотий Никитович. – Быстров ввел Ивана в курс дела, у Спицына на сей счет тоже никаких версий не оказалось. – В общем, если что выяснишь – звони.
– Всенепременно, – театрально поклонился Иван и вышел за дверь.
Глава 7
Странная девочка
К Ольге Петровне Загорской, матери Полины, Быстров подъехал только к вечеру. О своем визите он договорился заблаговременно по телефону, заранее обговорив время, но вышла непредвиденная задержка, в результате которой он безбожно опаздывал на два часа. Вызов на ковер к начальству затянулся. Когда Быстров наконец освободился от своих текущих дел и выбрался на улицу, его машина наотрез отказалась заводиться. Пришлось тащиться на общественном транспорте, что также отняло времени больше, чем он рассчитывал.
Дом, в котором проживала Ольга Петровна, находился на Кутузовском проспекте и представлял собой великолепный образец качественной постройки сталинского времени. Такие дома в период расцвета социализма строили исключительно для партийной элиты, но селились в них и всенародно известные знаменитости, и просто блатные граждане, имеющие далеко не деньги, как можно было бы предположить, а нужные знакомства с нужными людьми. Лифт, однако, не работал…
Поднимаясь на девятый этаж, Сергей пытался представить, к какому типу из вышеперечисленных жильцов относится мать Полины, и не смог. Девушка не походила ни на дочку партийного босса, ни на дочь знаменитости, ни на чадо торгашей того времени. Как уже было известно, Полина родилась в Тверской области. Скорее всего, после рождения девочки Загорская вышла замуж и переехала с мужем в Москву. Это объясняло, почему в свидетельстве о рождении Полины в графе «отец» стоял прочерк: на то время официального отца у нее просто не существовало.
На шестом этаже Быстров вынужденно остановился. Дорогу ему преградила сухонькая бабулька с прической, названной в народе «а-ля одуванчик». Старушка его не заметила, потому что была занята попытками поднять объемную и явно тяжелую авоську вверх по лестнице. Получалось это у нее с трудом, она тяжело дышала и кряхтела, но занятия своего не бросала.
– Давайте помогу, бабушка, – сердобольно предложил Сергей, выхватывая из ее морщинистых рук сумку. Вес поклажи его поразил. Представить себе, что этот божий одуванчик сама протащила такую тяжесть столько этажей, было довольно сложно.
– Какая я тебе бабушка! А ну, отдай сумку, сейчас милицию позову! – яростно заорала бабуся в ответ на предложенную помощь и попыталась вырвать из рук Сергея свою сумку. Быстров от неожиданности вцепился в ручки авоськи еще сильнее.
– Тихо, тихо, – попытался успокоить он разъяренную бабусю. – Я просто хотел помочь вам отнести тяжелую сумку до вашей квартиры.
– Тоже мне помощничек выискался. Сказала же, отдай быстро сумку! – прошипела старуха, достала из кармана милицейский свисток и решительно поднесла ко рту.
– Стойте! – закричал Сергей, одной рукой ставя сумку на пол, а другой вытаскивая из кармана служебное удостоверение. – Я сам из милиции. Вот, посмотрите.
Бабка придирчиво рассмотрела удостоверение и заметно смягчилась.
– Раз так, тогда неси, – милостиво согласилась она, и, хотя Сергею уже совершенно не хотелось ей помогать, он преодолел в себе неприязнь к злобному одуванчику, списал все на старость и, взяв в руки авоську, поплелся вверх по лестнице.
Бабка гордой походкой вышагивала впереди. На девятом этаже она притормозила и показала костлявой рукой куда-то влево.
– Вон, у той квартиры поставь, – потребовала она.
– У какой той – там их три? – испуганно спросил Сергей: в одной из трех квартир проживала как раз Ольга Петровна Загорская.
– Около 234-й, – ответила бабуся.
Быстров вздохнул с облегчением. Поставил сумку у названной квартиры и подошел к двери с номером 235. Позвонить он не успел. Сумасшедшая бабка оттянула его от двери и заговорщически зашептала в ухо:
– Я про Загорскую все знаю, могу много интересного порассказать.
– Я к ней совсем по другому вопросу, – резко прервал ее Быстров.
– Понятно… – протянула бабуся, и лицо ее скривилось, будто она проглотила жабу. – Желаю приятно провести вечер, – ехидно выпалила она и, быстро втащив сумку в квартиру, захлопнула дверь, даже не сказав «спасибо» за оказанную помощь.
Приятная, однако, соседка у Загорской! Старуха Шапокляк – просто ангел по сравнению с этой особой, подумал Сергей и нажал на кнопку звонка.
Дверь тут же открылась.
– Вижу, вы уже познакомились со старой калошей? – вместо приветствия выпалила Ольга Петровна. – Маразматичка, лазает на соседнюю стройку, ворует кирпичи и таскает их к себе в квартиру.
– Зачем? – ошалел Быстров.
– Вероятно, решила замуровать себя изнутри, чтобы после ее смерти квартира никому не досталась. Клиническая идиотка! Что она уже успела наплести вам про меня, господин Быстров? Так, кажется, вас зовут? – Глаза женщины метали молнии, она еле сдерживалась, чтобы сильно не повышать голос. – Не топчитесь в прихожей. Проходите, раз уж пришли, и не забудьте снять обувь.
«Да что они все, сговорились?» – грустно думал Сергей, развязывая шнурки. Похоже, дом этот заселяли не в порядке очереди, а в порядке большей стервозности: Загорская и ее соседка, определенно, стоили друг друга.
Он прошел в гостиную. Загорская с вызовом стояла посреди комнаты, уперев руки в бока. Красивое аристократическое лицо уже немолодой, но тщательно следящей за собой женщины, правильный овал, прямой, без единого изъяна нос, немного узковатые губы и большие голубые глаза. Одета она была в черное скромное платье, как вторая кожа облегающее ее статную, не по возрасту стройную фигуру. Платье, явно сшитое у хорошего портного или купленное в дорогом магазине, необыкновенно подходило к ее черным, как воронье крыло, волосам. Волосы были гладко зализаны и стянуты сзади в замысловатый пучок, в ушах сверкали дорогие брильянтовые серьги.
Внешний вид Ольги Петровны говорил о том, что она далеко не бедствует. На это указывала и обстановка квартиры. Все достаточно скромно, но дорого. Роскошный персидский ковер ручной работы, добротные невысокие комоды, заполненные антикварной посудой, стильная мягкая мебель. Неброский пейзаж на стене, сочетающийся по своей цветовой гамме с обоями и с дизайнерскими гардинами, на секунду привлек внимание Сергея. В юности он увлекался живописью и сейчас мог с уверенностью сказать, что картина относится к числу работ известного мастера. Сомнения его были другого рода: действительно ли эта холодная надменная брюнетка приходится Полине матерью? Если отбросить поведение женщины в данный момент, то при всей внешней привлекательности Загорской было в Ольге Петровне что-то неприятное, отталкивающее. Возможно, впечатление это создавали ее холодные голубые глаза, так неуместно сочетающиеся с черными волосами, может, что-то еще…
– Вы пришли поговорить о Полине, правильно я поняла ваше объяснение по телефону? Так вот – я ничего о ней не знаю и знать ничего не хочу. Нет у меня больше дочери – вам понятно? – резко сказала женщина.
– Что тут непонятного? Все предельно ясно. У вас нет дочери. Неясно одно – почему вы заставили меня тащиться сюда через весь город и не сказали ничего по телефону? Спасибо вам за это большое и до свидания.
Он вышел в прихожую, распахнул дверь, но вовремя вспомнил, что не надел ботинки. Руки у него тряслись от злости, шнурки завязываться не хотели, промучившись некоторое время, он бросил это занятие и выпрямился.
– Хотя нет, Ольга Петровна, я все же просвещу вас, не зря же я потратил свое время. Ваша дочь, которую вы таковой не считаете, в настоящий момент находится в тяжелом состоянии в больнице, ее зверски изнасиловали, и в результате она потеряла ребенка. Теперь у меня все. Желаю счастья.
– Подождите! Не нужно… – остановила его Загорская. Цвет ее лица в одно мгновение приобрел землистый оттенок, глаза потухли, от прежней враждебности не осталось и следа. – Выпить хотите? У меня есть великолепный французский коньяк десятилетней выдержки.
– Хочу, – легко согласился Сергей и снова снял ботинки.
Он почувствовал, что Ольга Петровна обрадовалась. Засуетилась у бара, быстро выставила на маленький полированный столик бутылку коньяка и пузатые бокалы. В баре нашлись плитка шоколада, печенье причудливой формы и тонко порезанные дольки лимона, красиво разложенные на специальной тарелочке. Бутылка коньяка оказалась початой, пили из нее явно недавно – на узком горлышке Сергей заметил несколько не успевших высохнуть капель. Объяснение было одно – Ольга Петровна перед его приходом сильно нервничала. Было очевидно, что Загорская беспокоилась за дочь – но почему же она вела себя так странно? Сергею предстояло выяснить это в ходе беседы.
Он сел в мягкое удобное кресло. Загорская расположилась рядом в таком же кресле. Разделял их только стол с закусками и коньяком. Сергей открыл бутылку и разлил ароматную янтарную жидкость по бокалам.
Смеркалось, но Загорская не спешила включать свет. Сергей не настаивал. Он понял, что ей так будет проще каяться, именно каяться за свои грехи, выбрав его, майора Быстрова, своим единственным слушателем. Сергей смотрел на красивый профиль Загорской и молча ждал, когда она будет готова.
Ольга Петровна быстро выпила первую порцию коньяка и жестом попросила добавки, к лимону и другим закускам женщина не притронулась. Алкоголь медленно делал свое дело. Загорская немного расслабилась, черты лица стали мягче. Она посмотрела ему в глаза и, с трудом подбирая слова, сказала:
– Я вам все расскажу, Сергей Федорович, но вы уж не судите меня слишком строго. Сама я давно осознала свои ошибки, поверьте, ничего уже нельзя исправить. Единственным оправданием мне может служить только молодость.
Загорская откинулась на спинку кресла, закрыла глаза и начала свой рассказ.
* * *Много лет тому назад, в одном из хуторов Западной Украины, у зажиточного крестьянина Петро Приходько и его обожаемой красавицы жены Светланы родилась очаровательная дочка. Дочку назвали Оленькой. Девочка походила на мать, русскую по происхождению, и Петро души в ней не чаял. Оленька ни в чем не нуждалась, росла в любви и благополучии, пока ее любимая мамочка неожиданно не пропала. С исчезновением матери из дома испарились все ее вещи и любовь отца. Раньше часто пропадающий до позднего вечера на работе в поле, теперь батька почти никуда не выходил и постоянно спал, а когда просыпался, набрасывался на дочь с упреками, обвинял в чем-то и постоянно твердил, что она «материнское отродье». Отродье… Что значит это слово и куда делась мама, Оленьке не объяснили. Спросить было страшно, страшно так, что мерзли ладошки и сердечко замирало в груди… Ее единственный робкий вопрос про маму вызвал такой сумасшедший гнев отца, что девочке с трудом удалось увернуться от его тяжелой руки и спрятаться под кроватью. Как мышь, она пролежала на жестком пыльном полу до поздней ночи, пытаясь найти ответы на волнующие детскую душу вопросы. И, кажется, поняла все. Именно она виновата в уходе матери, иначе отец не стал бы ее так ругать. Именно она обидела чем-то маму, поэтому та ушла. Каждую ночь, обливаясь слезами, малышка просила у нее прощения, умоляла вернуться и ждала, всякий раз вздрагивая с томительной надеждой от легкого скрипа двери, от женских голосов, занесенных ветром в окно, от неясных силуэтов, промелькнувших около их дома. Оля не знала, что сделала плохого, но тяжелое чувство вины росло в ее душе из-за дня в день, росла и ненависть к ней отца.