Великая Октябрьская катастрофа 1917-1921

Накануне

Царская Россия накануне революции часто изображается как общество, раздираемое противоречиями, крестьянской бедностью, забастовками рабочих, упадком дворянства и управляемое недееспособным царем. На самом деле Россия в 1913 году была ярким, динамичным, многокультурным и многонациональным обществом с высокими темпами экономического роста, многопартийным парламентом, крестьянским самоуправлением и культурным сиянием. Начало ХХ века было периодом необыкновенного взлета творчества российского общества. Чехов (русская литература), Чайковский (музыка), Менделеев (наука), Блок (поэзия), Дягилев (балет), Малевич (живопись) – имена этих деятелей, известные до сих пор во всем мире, представляют те высоты творчества, на которые поднялась русская культура начала ХХ века. Санкт-Петербург по всеобщему признанию стал одним из центров европейской культуры, ничем не уступавшим Берлину, Вене и Парижу. Во многих областях российская культура и наука не имела себе равных. Это был поистине золотой век русской культуры.

В 1905 году Французский генеральный штаб сделал оценки будущего главных европейских держав, и, согласно этим расчетам, Россия к 1950 году должна была стать самой сильной державой в Европе. Россия по индустриальному уровню развития занимала пятое место после Соединенных Штатов, Германии, Великобритании и Франции. Россия имела очень быстрые темпы роста производства – около восьми процентов в год. В одном Петербурге было более ста заводов, причем самых современных, о которых сейчас мало кто знает, например «Вестингхаус», американская компания, «Сименс-Шуккерт», германская электрическая компания, «Рено», французская автомобильная компания. Более того, германцы опасались, что в недалеком будущем Россия опередит Германию, и именно эти опасения создавали условия, способствующие стремлению Германии действовать «пока не поздно».

По многим показателям общественного развития в первые 15 лет двадцатого века Россия достигла огромных успехов. Процент грамотности среди новобранцев в армию достигал 80 %. Бюджет Министерства образования показывал колоссальные затраты на народное образование. Согласно государственному отчету на 1911 год: «Достижение здесь, в недалеком будущем, общедоступности начального обучения можно считать обеспеченным»[2].

Строительство железных дорог испытывало непрекращающийся подъем. Рабочие не были революционным классом, на который так надеялся Ленин. Помимо Петербурга и Москвы, они работали в индустриальных городах на Урале, где основополагающий завод производил металлоизделия, оружие, и там рабочие составляли большинство населения. У рабочих были свои приусадебные участки, они жили довольно хорошо, у них никакого революционного потенциала не было.

Что касается крестьян, то доля их собственности на землю по сравнению с долей помещиков постоянно росла. Крестьянское землевладение удвоилось с 1877 по 1905 год. За последующие восемь лет крестьяне выкупили еще девять миллионов десятин[3].

К 1915 году крестьянские кооперативы скупили большую часть помещичьих земель, и их число выросло с 1600 в 1902 году до 35 000 в 1915 году[4]. Проблема русского крестьянства была не в помещичьем землевладении, а в перенаселенности центральных губерний и относительно отсталом земледелии. С каждым переделом земли у крестьян становилось меньше земли на семью. Эту проблему можно было решать двояким путем – либо путем исхода излишней рабочей силы в города на работы, либо переселением в другие регионы страны. Столыпинская реформа работала. Нельзя сказать, что проблемы сельского хозяйства были неразрешимы. Правильная аграрная политика могла бы привести к тому, что крестьяне получили бы достаточно земли, научились бы вести сельское хозяйство современным способом, переселялись бы в Сибирь, на огромные неосвоенные территории, и могло все быть решено мирным путем без взрыва, который таки произошел.

В области интеллектуальных течений и политических предпочтений российское общество делилось, как и ранее, на два основных направления – западническое и славянофильское. Славянофильское направление было связано с идеей самобытности российского пути развития, с идеей православия, народности, почвенничества (по словам Достоевского). Такое мировоззрение опасалось тенденций упадка нравственности, как на Западе, упадка моральных ценностей, духа наживы и погони за прибылями. Вслед за Достоевским, Толстой призывал к опрощению, к жизни в деревне, к простым и чистым моральным ценностям русского народа. Консервативные славянофильские идеи стали весьма популярны в царствование Александра Третьего, что, в частности, выразилось во всплеске интереса к допетровской России, к ее образу жизни и даже архитектуре. Недаром Спас на Крови в Петербурге был построен на месте убийства террористами Александра Второго в стиле церкви Василия Блаженного.

Эта тенденция продолжилась и при Николае Втором. Он был истинно верующим и истинно православным царем. Николай очень любил Русь времен Алексея Михайловича. Ценностями Николая были православие, народность и самодержавие – три краеугольных камня славянофильства. Он верил в прямое общение со своим народом и рассматривал представительские учреждения как препятствие для его покровительственной заботы о своих подданных. Николай с подозрением относился к представительным институтам, так как считал, что парламент и партии на самом деле не представляли интересов народа, а лишь узурпировали возможность говорить от имени народа, не зная и не понимая его.

Консервативным славянофильским воззрениям противостояло западническое направление русской общественной мысли. Оно выражалось в стремлении к тому, что называлось прогрессом, то есть к модернизации. Это направление было представлено партией Конституционных демократов, или кадетов, как их называли. По социальному положению это были предприниматели, люди свободных профессий – адвокаты, врачи, преподаватели, то есть почти все образованное общество. Они стремились создать в России представительные учреждения, и кадеты сразу стали одной из главных партий в Государственной Думе, которую Николай согласился создать в 1905 году. Целью русских либералов было создать конституционную монархию, где власть царя была бы ограничена законами, четко определяющими полномочия и ответственность. Кадеты ориентировались на пример Западной Европы. Наиболее либеральные из них видели будущий политический строй России республикой по примеру Франции, более осторожные видели пример в конституционной монархии Великобритании или Германии. По отношению к императору кадеты занимали позицию лояльной оппозиции. Они видели свою цель в том, чтобы направлять царя, как они считали, по правильному курсу прогресса и демократизации.

Особое место в политической палитре России занимали социалисты-революционеры, оформившиеся в политическую партию из группировок Народников. С одной стороны, эсеры, так же как и славянофилы, не хотели, чтобы Россия пошла по пути развития Западной Европы. Они буквально боготворили русский народ – то есть крестьян, их быт, традиции, уклад жизни и крестьянскую общину. Движение «Хождение в народ», охватившее молодежь образованного общества в 1870–1880-х годах, имело своей целью нести доброе, вечное и прогрессивное в русский народ. Эти молодые люди понимали свою миссию как служение русскому народу. Тысячи и тысячи кинулись не делать деньги, не строить карьеру, а ехать в деревню, чтобы там стать учителями, агрономами, фельдшерами и врачами. Именно из этой сельской интеллигенции за два-три десятилетия сложилась сеть политических организаций, ставших основой партии социалистов-революционеров.

Однако одновременно с антизападнической направленностью эсеров против западной модели модернизации, за русскую общину и против частной собственности, присутствовала в идеологии эсеров вторая составляющая, а именно революционная традиция противников самодержавия. Эсеры, как и Народники, винили самодержавие, дворян и помещиков во всех невзгодах русских крестьян. Поэтому среди огромного большинства эсеров, мирно работавших в деревнях, существовала также подпольная организация эсеров, продолжавшая террористическую традицию «Народной воли». Боевая организация эсеров была конспиративной организацией террористов, которая убивала царских генералов и полицейских, особенно усердно во время революции 1905 года. Пожалуй, самым громким убийством на их счету было убийство премьер-министра Столыпина. Таким образом, эсеры были славянофилами, в том смысле, что они идеализировали русскую крестьянскую общину и коллективизм, которые, как они надеялись, будут препятствием для западного капитализма в России. В то же время они были против царского режима и приветствовали революцию. Крестьянская республика без царя – вот идеал эсеров. После революции 1905 года партия социалистов-революционеров вступила на путь парламентского представительства, и всё более и более ее руководство становилось на рельсы демократического развития, то есть на путь интеграции в политический процесс демократизации и реформ. Постепенно эсеры становились партией парламентарной, и в семнадцатом году они стали самой сильной и многочисленной партией, представляющей интересы крестьянства.

Изучение политических настроений и партий в царской России ранее всегда фокусировалось на истории русских марксистов и особенно большевиков. На самом деле в начале ХХ века русские революционеры, называвшие себя марксистами, представляли собой группы революционеров, мало чем отличающиеся от боевых организаций эсеров. Это были молодые люди из разных слоев общества, которых привлекали идеи марксизма в противоположность идеям эсеров, делавших упор на некапиталистический путь развития России. Более того, Ленин, Аксельрод, Потресов и Мартов в контексте политического дискурса начала века утверждали, что капитализм пришел в Россию, он неизбежен и надо исходить их этого факта. Таким образом, понятие «марксист» в контексте 1903 года означало не более чем признание капитализма в России и веру в то, что капитализм развивается по законам, открытым Марксом, и что освобождение от капиталистической эксплуатации возможно только через классовую борьбу рабочего класса.

Казалось бы, появилась новая политическая партия социал-демократов. Но сразу же возникло разногласие между Мартовым и Лениным по вопросу о членстве в партии. Как известно, Мартов настаивал на том, чтобы строить именно партию рабочих, а Ленин настаивал на создании партии профессиональных революционеров. Это, на первый взгляд, несущественное разногласие, на самом деле скрывало фундаментальное различие между большевиками и меньшевиками. Сторонники Мартова действительно верили в миссию рабочего класса, как их учил Маркс. Сторонники Ленина считали, что, как их учил Ленин, рабочие сами по себе не будут иметь более чем профсоюзное сознание. Миссия их освобождения будет выполнена их авангардом, то есть большевиками. С самого начала произошла подмена класса на авангард, который никто никогда не избирал быть таковым. Подмена произошла в том, что Ленин заменил класс рабочих якобы авангардом, который начал действовать от имени рабочих, но не представлял рабочих, а рекрутировал их в свои ряды. На самом деле партия Ленина не была партией рабочих, а была революционной подпольной организацией профессиональных революционеров, стремившихся захватить власть и уничтожить царский режим, используя революционный потенциал рабочих.

Сходство между социал-демократами и эсерами состояло в том, что обе партии стремились к революционному свержению монархии, к освобождению угнетенных масс крестьян (эсеры) и рабочих (социал-демократы) от капиталистической эксплуатации. Но меньшевики стремились организовать рабочих, эсеры – крестьян, а большевики полагались на себя, провозгласив себя авангардом пролетариата.

Если бы гипотетически Карлу Марксу сказали, что возникнет партия, стремящаяся захватить власть от имени рабочих в крестьянской стране, где три процента населения – рабочие, и что такая партия, захватив власть благодаря взбунтовавшимся солдатам, начнет строительство социализма, Маркс сказал бы, что такие действия ничего общего не имеют с его учением, которое основано на стадиях развития капитализма, что захват власти авангардом – это воплощение идей Бакунина и других анархистов, с которыми Маркс вел борьбу многие годы.

Накануне Великой войны Россия находилась в состоянии динамичной модернизации промышленности, сельского хозяйства и общества. Неразрешимых проблем не было. Даже революционные партии постепенно вливались в общий поток реформ и демократизации. Необходимо было компетентное правительство, полное стремления решать проблемы. Без Первой мировой войны, без мобилизации миллионов в армию, без концентрации сотен тысяч уставших от войны солдат и матросов не возникли бы условия для захвата власти какой-либо группировкой.

Однако структура власти российского государства была сочетанием двух противостоящих друг другу институтов: с одной стороны – монархия, а с другой – Государственная Дума. Царские министры, губернаторы и администраторы составляли одну вертикаль власти, и в то же время, как бы параллельно, существовала сеть организаций и органов власти, стоявших в оппозиции к ним. Это были земства, городские думы, кооперативы, крупные промышленные компании. Эти центры власти были в руках кадетов, или эсеров, стоявших в оппозиции к царскому режиму. Две вертикали власти – одна государственная, а вторая общественная – могли бы усилить могущество страны, если бы они были интегрированы в одно целое, но их противостояние ослабляло российскую государственность и в конце концов привело к быстрому развалу царской администрации.

Одной из самый главных проблем власти было душевное состояние царя, так как он знал, что его больной сын не станет следующим государем. Николай пошел на войну против Германии ради Сербии и общественного мнения, и он не был уверен ни в себе, ни в своем правительстве, ни в том, что он выбрал правильный курс. Император стоял перед колоссальным расколом правящей элиты в России: между сторонниками союза с западными державами – с одной стороны и сторонниками германской ориентации – с другой. Его окружали люди прогерманской ориентации, но в Государственной Думе преобладали сторонники Антанты, ведущие промышленники вокруг партии кадетов, как и в образованном обществе в целом. Прогерманские настроения чаще всего ассоциировались с правыми кругами и с императрицей. В связи с этим император не любил Думу и не хотел с ней работать, в то время как управлять огромной державой самостоятельно он не мог. Невозможно держать все бразды власти в одних руках, тем более такому человеку, как Николай, который не вникал в очень многие ситуации и делегировал свою власть разным ведомствам. Поэтому противостояние думы и царя, с одной стороны, и раскол правящих элит на прогерманскую и просоюзническую, с другой, неизбежно вели к столкновению элит.