Плохая кровь

– Так вы, говорите, из ФБР? Настоящий агент ФБР, а?

Тоцци кивнул с отрешенной улыбкой. Такую реакцию он уже видел.

– Вот черт. Никогда не думал, что встречу живого агента ФБР. Так что же я могу для вас сделать?

– Видите ли....

Лицо Фримена вдруг резко подурнело. Глаза, увеличенные стеклами очков, чуть не вылезли из орбит.

– Вы не под меня случайно копаете, а?

– Нет, сэр. Мне кажется, что до того, как нас прервали, я упомянул, что расследование не имеет к вам непосредственного отношения.

– А к моей жене?

– Нет, сэр. К вашей жене тоже.

– А жаль. Засадили бы вы ее годков на десять – двадцать. Сделали бы одолжение.

Тоцци вежливо улыбнулся, чувствуя, однако, что мужик не шутит.

– Семейные проблемы?

– Какие, к черту, семейные. Деловые. Мне претит, когда она тут гнет свою линию. Все заполонила этими комнатными растениями и прочим дерьмом. – Фримен вынул сигару изо рта и сплюнул на пол. – Растения, черт возьми, должны расти в саду, на открытом воздухе. А эти паскудные деревья бонсай – просто смешно: тратить столько времени и сил, чтобы не дать дереву вырасти. Это против естества. Взгляните только на мой питомник. Тут всегда было чудное, грязное местечко. А теперь шикарный магазин, и эти богатые суки таскаются туда-сюда день-деньской. Если бы старушка не зарабатывала, черт побери, на этом столько денег, я бы выкинул отсюда и ее, и все ее чертовы сорняки.

– Ага, – кивнул Тоцци. – Знаете ли, я пришел сюда потому, что прочел рекламу в газете. Там говорилось, что вы специализируетесь на деревьях бонсай. Думается, мне лучше потолковать с вашей женой.

Фримен потер нос тыльной стороной указательного пальца и бросил на Тоцци испепеляющий взгляд. Было ясно, что великан круто изменил мнение об агентах ФБР, узнав, что Тоцци пришел из-за чертовых деревьев бонсай.

– Ее сегодня нет. Она в Нью-Йорке, на каком-то конгрессе по деревьям бонсай.

Тоцци открыл желтый конверт и вынул фотографию восемь на десять, изображавшую ножницы, которые были найдены в кармане убитой женщины. Положил снимок на конторку.

– Что вы можете об этом сказать?

– А чего вы от меня хотите? – Циклоп явно начинал проявлять враждебность.

– Такими ножницами подстригают деревья бонсай, правда?

– Вроде да.

– У вас такие продаются?

Циклоп воззрился на фотографию так, будто Тоцци подложил ему собачье дерьмо.

– Да, жена торгует такими фитюльками.

– Эти сделаны в Японии. Видите надпись на лезвии? Ваша жена тоже торгует японскими?

– Как же, черта с два. Они слишком дорогие. Мы бы ими затоварились. Я ей сказал – заказывай-ка на Тайване, там подешевле. Твои сударушки разницы не заметят. А будешь заказывать японские, сказал я ей, суну тебя головой в лесопилку, будь оно все проклято. На этот раз она меня послушалась. – Сигара подпрыгнула и вновь опустилась на привычное место.

Тоцци кивнул, прикидывая, насколько серьезно его намерение сунуть жену головой в лесопилку. Прием, впрочем, не новый. Недавно один мужик в северных районах штата Нью-Йорк убил жену топором, а тело сунул в лесопилку, чтобы следов не осталось. И все бы сошло гладко, если бы не застряли кости таза. Мужик пробовал еще и еще, и наконец приводные ремни сорвались. На суде он называл жену, и живую и мертвую, не иначе, как «эта проклятая стерва».

– Вы не знаете, кто-нибудь в округе продает такие ножницы, сделанные в Японии? – спросил Тоцци.

– Не-а. Спросите-ка лучше жену. Уж она-то знает. Завтра она вернется.

– Ладно. Скажите ей, что я позвоню. Спасибо за помощь.

Фримен пробормотал что-то невнятное. Когда Тоцци направлялся к двери, в питомник вошла некая явно зажиточная пригородная матрона. Вот уж чучело. Рыжие, крашенные хной волосы, на веках – малахитово-зеленые тени, убийственно длинные лиловые ногти, белый меховой полушубок. Тоцци оглянулся на циклопа, что стоял за прилавком, и подумал, не держит ли он лесопилку прямо на заднем дворе.

На улице Тоцци отметил, что рядом с его машиной стоит белый «мерседес» с прицепом. На заднем сиденье были три пассажира: малыш в складном стульчике, девочка детсадовского возраста и темноволосая женщина. Тоцци решил, что это няня, потому что женщина сидела сзади с детьми, склонившись над стопкой цветной бумаги, лежавшей у нее на коленях. Открывая дверь своей машины, Тоцци увидел, что няня вырезает из цветной бумаги зверушек. Сейчас она как раз закончила желтого носорога. Девчушка захлопала в ладоши и пронзительно заверещала. Малыш на стульчике крепко спал. Когда Тоцци повернул ключ зажигания и завел мотор, нянечка вдруг страшно переполошилась. Она завертела головой, уставилась на Тоцци, и в чертах ее изобразились ужас и тоска. Тоцци вдруг подумал о жертвах войны – Второй мировой, Вьетнама – и тут вдруг осознал, что и она азиатка. Еще одна азиатка. Он выдавил из себя улыбку, чтобы успокоить девушку, подал назад и выехал с территории питомника, спрашивая себя, простое ли это совпадение – увидеть подряд трех азиатов. Может быть, тут такой же случай, как если бы вы купили новый «шевроле» и вдруг вам попадаются на дороге одни только «шевроле». Может быть, тут космическая ирония. Кто знает? Тоцци вырулил с автостоянки на шоссе и больше не думал об этом.

Отъехав от питомника Фримена, Тоцци направился в центр городка, чтобы перекусить. Единственное в Милберне кафе представляло собой нечто вроде тех заведений на Пятой авеню, где богатые старые дамы платят шесть баксов за ломтик домашнего сыра, половинку консервированного персика, листочек салата и тоненький ломтик поджаренного хлеба. При виде такой массы голубых волос и норковых манто у Тоцци засосало под ложечкой: он забрал своего тунца на ржаном хлебе и вышел поесть на улицу, устроившись на одной из скамеек, искусно расставленных среди ухоженных альпийских горок, что украшали этот отрезок Милберн-авеню: напротив виднелись магазины, о которых Тоцци и мечтать не мог.

Но, пока он ел свой бутерброд, ему вдруг бросилось в глаза нечто из ряда вон выходящее. Не было ничего необычного в том, что по центру города прогуливалось много молодых женщин с детскими колясками и складными стульчиками, но из восьми, которых Тоцци заприметил, поедая первую половину бутерброда, пятеро были азиатками. Одна из них везла коляску, так что Тоцци не смог разглядеть ребенка – может, это и был ее малыш, хотя она казалась слишком юной и слишком забитой, чтобы жить в городке типа Милберн, – однако все остальные гуляли с белыми детьми. Все девушки казались очень молодыми – лет восемнадцати – двадцати. Так же, как и те двое, которых нашли в «фольксвагене». Это, пожалуй, больше чем совпадение.

Тоцци вылил остатки кофе в бегонии, собрал мусор и направился обратно в кафе. Стоило ему войти, как в нос шибанул резкий запах духов. Дыша ртом, Тоцци прошел к телефону-автомату и с радостью обнаружил, что рядом с аппаратом лежит телефонная книга. В таких местах это обычно. Он пролистнул желтые страницы рекламы, ища «Няни», «Уход за детьми», «Дети». Под рубрикой «Служба ухода за детьми» он обнаружил несколько контор, предоставляющих приходящих нянь, одно агентство под названием «Домашняя прислуга на выбор», которое снабжало богатую публику и семейными парами, обслуживающими дом, и поварами, и горничными, и шоферами, а еще некую Академию Истлейк, школу нянь, которая специализировалась на подготовке «компетентных нянечек, воспитанных в британских традициях, для родителей с повышенными требованиями». Школа располагалась в Мэплвуде, соседнем городке. Тоцци посмотрел на часы и ухмыльнулся себе под нос. Есть время нанести визит в Академию Истлейк.

Бип-бип-бип, мой бравый майор.

Роясь в кармане в поисках мелкой монеты, чтобы расплатиться по счетчику, Тоцци оглядел крошечный сквер у почты и старый вокзал ветки Эри-Лакауанна, от которого как раз отходил поезд. Селение Мэплвуд – так его называли – действительно напоминало старое английское селение. Немного причудливое, но без претензий. Перед тем как снять унылую меблирашку в Уихавкене, где он нынче временно проживал, Тоцци подумывал о том, чтобы найти себе квартиру здесь, но в конце концов решил, что такое место ему не подходит. Тут ему стукнуло в голову, что неплохо бы позвонить миссис Карлсон и отменить сегодняшнюю встречу с домовладельцем, который «предпочитает сдавать квартиры семейным». Позвонит позже и чем-нибудь отговорится. Жаль: та квартира на Адамс-стрит ему понравилась. Дороговато, но чисто.

Селение Мэплвуд – идеальное место для школы нянечек «в британских традициях», подумалось ему, пока он проходил мимо читальни Христианского союза и канцелярского магазина к дверному проему, на которой было указано «49». Дом трехэтажный, из желтого кирпича, на первом этаже магазины, на втором – конторы. Академия Истлейк находилась в комнате 22. Тоцци поднялся по лестнице и направился к комнате 22, куда указывали стрелки. Он грустно улыбнулся, внезапно припомнив коренастую мисс Френсис из школы «Колокольчик». Такие женщины, наверное, и обучаются в Академии Истлейк. Мисс Френсис с британским акцентом – пожилая, седая, ласковая, но строгая, твердая и справедливая.

Но, когда Тоцци нажал на звонок у комнаты 22 и приоткрыл дверь, он увидел нечто совсем иное. Женщина стояла у стола секретарши, приложив к уху телефонную трубку. У нее были ноги что надо, невероятные ноги. Высокая. В блузке с плечиками. Прекрасная фигура. Чуть за тридцать. Темно-рыжие волосы. Небольшие, по-восточному раскосые, смеющиеся глаза. Она откинула волосы назад и взглянула на Тоцци. Приветливо улыбнулась. У нее была небольшая щербинка во рту. Тоцци едва не рухнул как подкошенный.

– …Да. Миссис Данциг, да. Я уверяю вас. Все наши нянечки прошли тщательную подготовку по всем аспектам ухода за детьми. Сверх обычной программы наши женщины прослушали курс по дошкольной психологии и по первой помощи… Да, конечно, они могут купать детей… Только в крайнем случае… Если ребенок прольет молоко, нянечка подотрет… Нет… Боюсь, что наши нянечки не станут мыть полы и окна… Нет… нет, боюсь, что нет… Ну хорошо; жаль, что ничем не можем вам помочь, миссис Данциг. До свидания. – Она повесила трубку и снова улыбнулась Тоцци. – Здравствуйте. Чем могу вам помочь?

Истая британка. Тон любезный, но губки надуты – верно, потеряла выгодного клиента.

– Вот, – сказал Тоцци, – я хотел бы нанять… няню.

– Значит, вы обратились по адресу. – Она подошла к нему и протянула руку.

У Тоцци екнуло в груди. Взять бы да поцеловать ее, такую милую.

– Я Роксана Истлейк, – представилась она, пожимая Тоцци руку. – Секретарша, думаю, как раз ушла на обед. – Она покосилась на столик, стоящий в приемной. Глаза у нее были светло-карие, вернее темно-золотые. – Пройдите, пожалуйста, в мой офис, мистер?..

– Мм… Тоцци, Майк Тоцци.

– Сюда, мистер Тоцци. – "Ц" она произносила как "с". Ну и что? Зато какая попка. А эта щербинка… о-ля-ля.

Офис сверкал бронзой, мебель была кожаная, винного цвета. Многие дамы имеют обыкновение превращать кабинет в будуар. Этот офис был выдержан в классическом стиле – там не было ни искусственных цветов, ни заумных приборов, сверкающих хромом и черным лаком. Тоцци нравилось здесь. Хозяйка ему тоже нравилась.

– Итак, – произнесла она, сплетя пальцы над книгой записей. – Расскажите мне, мистер Тоцци, какая именно няня вам нужна.

– Ну. – Ах, как трудно было не смотреть на нее. – У меня дочь…

– Сколько ей лет?

– Мм… два годика.

– Ага. – Она кивнула и улыбнулась, подбадривая его. Ах, эта щербинка! С ума можно сойти.

– Видите ли, мисс Истлейк, я все время в разъездах. Дела. И…

– Ваша жена тоже работает?

– Нет… она умерла.

– О… простите, мистер Тоцци, мои соболезнования.

– Ничего, не стоит: это случилось давно.

Она нахмурилась.

– Но вы ведь сказали, что вашей дочери только два годика.

Тоцци кивнул, прикидывая, как бы поизящнее выкрутиться.

– Кажется, будто прошли долгие годы. Мы жили раздельно… В общем-то я ее никогда не любил.

Мисс Истлейк улыбнулась ему терпеливо, словно выслушивая душевнобольного.

– Я так понимаю, что вам нужна постоянная няня, живущая в доме?

– Да. Вообще-то я подумывал об одной из этих девушек-азиаток, которых теперь все нанимают. У моей соседки…

– Няни, которых я представляю, мистер Тоцци, прошли тщательную подготовку по всем аспектам ухода за детьми. Это молодые американки, обученные опытными британскими нянями. Они достигли высот в своей профессии, и лучшего вы ничего не найдете. И я должна вам сказать, что в моем реестре не числится ни одна азиатская женщина. Должна откровенно вам заявить, что в профессиональном отношении, насколько мне известно, эти японские девушки, на которых все помешались, намного уступают моим сотрудницам.

– Ну, все почему-то нанимают японок.

Ноздри ее затрепетали.

– Если все будут прыгать с Эмпайр-Стэйт-Билдинг, мистер Тоцци, вы тоже прыгнете?

Тоцци подавил смешок. Если вы, мисс Истлейк, будете среди этих всех.

– Значит, вы говорите, японских нянечек у вас нет.

– Именно так. И пожалуйста, не называйте их нянечками. Они уборщицы, которые заодно смотрят и за детьми.

Тоцци заметил, что, когда она злилась, акцент пропадал.

– Хорошо, вы не предоставляете этих японских девушек. А кто представляет?

– Извините, мистер Тоцци, но я скорей умру, чем стану давать какие бы то ни было справки о них. Я только что потеряла прекрасную клиентку, потому что нянечка, которую я послала, не моет полы. Клиентка мне заявила, что у ее свояченицы японская девушка моет полы и даже окна. Мытье окон – это не уход за ребенком, мистер Тоцци. Уход за ребенком – это уход за ребенком, точка. Дела у меня с каждым днем идут все хуже и хуже благодаря этим япошкам. Они сбивают цены, вот что они делают. Так что, если хотите сэкономить на вашем ребенке, достаньте себе японскую девчонку. Но если вам действительно дорога ваша дочь, в чем я не сомневаюсь, тогда вы выберете няню, прошедшую соответствующую подготовку.

Она как-то странно подбирала слова. Возможно, уже долго живет в Америке. Британский акцент, американский лексикон – сногсшибательно. Девушка – чудо.

– Мисс Истлейк, я должен вам признаться. Я вовсе не собираюсь нанимать няню.

– Извините?.. – Глаза ее превратились в щелочки. Она, кажется, разозлилась не на шутку.

Тоцци вытащил удостоверение.

– Я из Федерального бюро расследований. Собираю информацию по одному делу.

Она бросила взгляд на удостоверение, потом воззрилась на Тоцци.

– Какого дьявола вам надо? Зачем вы прикидывались?

Тоцци пожалел, что сказал правду. Теперь она смотрела совсем неприветливо.

– Знаете ли, если у меня на столе не разрывается телефон, это вовсе не значит, что у меня уйма времени и я его могу с вами терять без толку. Мне и так трудно держаться на плаву – не хватало еще правительственного вмешательства. Не нужно мне осложнений. Меня в самом деле волнует уход за детьми. Меня волнуют нужды детей, особенно тех, которыми пренебрегают родители, слишком, черт их побери, занятые, чтобы возиться с малышами. Думаю, вам этого не понять, но я считаю мои проблемы чрезвычайно важными. Поэтому я удивляюсь, как это вы набрались наглости прийти сюда, наврать с три короба, нести чепуху про япошек…

– Уф. – Он поднял руки, сдаваясь на милость победителя. – Извините за вранье, но это было необходимо. Я ведь не знал, что вы ни при чем.

– О… значит, я ни при чем? – Тон теперь был саркастический.

– Именно так.

– Знаете, а вы ведь пялитесь на меня, как собака на кость, с тех самых пор, как вошли. Для агента ФБР вы не слишком искусно маскируетесь. Я заметила, как вы смотрели на мои пальцы – нет ли обручального кольца. Мне вовсе не требуется, чтобы меня в моем офисе осаждали сексуально озабоченные «рыцари плаща и шпаги».

Мысль внезапно пришла ему в голову. Он открыл рот прежде, чем успел одуматься.

– Не могли бы вы оказать мне одну очень большую услугу? – сказал он, прерывая поток негодующих речей.

Глаза ее широко раскрылись – она не верила своим ушам.

– Что за наглость, – прошипела она в бешенстве. – Ну вы и штучка, мистер Тоцци.

– Знаете, я ведь мог бы помочь вам с японской конкуренцией, – сказал он, понятия не имея, что тут можно было бы сделать. – Все это имеет отношение к делу, которое я расследую. Мы могли бы сейчас потолковать, а вечером пойти куда-нибудь поужинать. Так я искуплю свое вторжение. Как вы к этому отнесетесь?

Уголки ее губ поднялись. Ей было любопытно. Тоцци бредил наяву.

– А что за услуга? – спросила она, глядя на Тоцци с напряженной улыбкой. – В чем она заключается?

– О, ни в чем особенном. За ужином объясню.

Она откинулась в кресле и сложила руки на груди. Смерила Тоцци взглядом, долгим, надменным, напряженная улыбка не сходила с ее лица. Но вот она улыбнулась широко, по-настоящему, вновь показывая свою щербинку.

– Объясните сейчас, мистер Тоцци. Я умираю от любопытства.

У Тоцци горели щеки. Эта щербинка такая соблазнительная.