Всё может быть

МЕЧЕТЬ

Российская столица была очень толерантна к религиям, отличным от православия. Тае, например, Коломну украшала, выполненная в восточном стиле хоральная синагога, На Невском красовался костёл Св. Екатерины. Невидную Николаевскую улицу облагораживала старообрядческая Никольская церковь В Ковенском переулке пыжилась готикой католическая церковь Матери Божьей Лурдской. Даже буддисты построили для себя храм на берегу Большой Невки. И только у мусульман (это были в основном петербургские татары) не было мечети

Перед Империалистической войной обратились татарские старейшины к эмиру Бухарскому с просьбой замолвить слово перед государем относительно разрешения на постройку мечети. Обратились они очень даже по адресу. Абдул Ахад хан заказал для себя и сына большой дом на Каменноостровском. Он собирался подолгу бывать в столице. А где же ему молится? Кроме того этот восточный владыка быв в большом фаворе у двора. Его грудь украшали российские ордена.

.

Абдул Ахад хан, выполняя желание татар, обратился к императору с просьбой разрешить строительство в Петербурге мусульманского храма. Николай II благосклонно позволил строить мечеть, которую заложили в 1910 году, а открыли в 1913.

Мечеть получилась просто загляденье, хотя внешне вроде бы ничего особенного в ней не было: стандартный купол и два минарета. Но оказывается и стандарт можно сделать нестандартным. Специалисты отнесли это величественное сооружение к стилю северный модерн.

Николай Ершов, который в послевоенное время жил на Куйбышева 8 и часто проходил мимо мечети, никакого модерна, а тем более северного, в ней не замечал. Но зато он восхищался великолепием цветной изразцовой отделки купола и наверший минаретов, Мечеть была как яркий, синий мазок на серой палитре Петербурга. Красивая была мечеть.

Когда Кадыров (глава Чечни) расписывал Путину (Президент РФ) красоту громадной мечети, построенной в Грозном, то услышал от президента возражение: «В Петербурге мечеть красивее.» И Президент был прав.

Это было одно из немногих высказываний Путина, с которыми Ершов был полностью согласен. А такие утверждения как « СССР ничего не продавал, кроме галош», «Ленин взял и подложил под Россию атомную бомбу» и прочие сортирные вариации он считал просто несерьёзными.

По переписи 1862 года в Петербурге проживали 1700 мусульман (татар было 1585 человек). Мечеть полностью удовлетворяла религиозные потребность петербургских мусульман. На первом этаже молились мужчины, на втором – женщины. Мечеть всех вмещала

.

В 1940 году власти закрыли мечеть, а после войны в 1955 году, внемля просьбам заслуженных мусульман-фронтовиков, вернули её в распоряжение верующих. В послевоенное время в мечети тоже было не тесно. В блокаду и мусульманский бог и православный были одинаково индифферентны по отношению к своим овцам.

Изразцовое украшения портала мечети

Положение резко изменилось в пореформенное время. Из обнищавших среднеазиатских республик хлынули в Россию на заработки толпы таджиков, узбеков, киргизов. Рынки, овощные базы, вещевые барахолки оккупировали «лица кавказской национальности».

Восточный приток был очень заметным. Так в 2018 году в Петербурге встали на учёт 370 000 трудовых мигрантов. А сколько не встали на учёт? А сколько прибыло не трудовых мигрантов, а искателей лёгкой жизни? Точно никто этого не знает. Приблизительно считается, что 12% жителей Петербурга – это восточные люди. Все они правоверные мусульмане. Всем им необходимо совершать намаз хотя бы в праздники.

И начались невиданные ранее в Петербурге картины. Поскольку верующие уже не помещались не только в мечети, но и на прихрамовой территория, ряды стоящих на коленях муслимов заполняли тротуар, часть мостовой, садик-сквер вплоть до Каменноостровского проспекта, затрудняя передвижение транспорта и пешеходов. В байрам прямо на улице резали баранов. Такие картины просто шокировали петербуржцев.

Но ещё большее негативное отношение горожан к приезжим вызывало их асоциальное поведение. Большая доля воровства, грабежей, сексуальных преступлений, убийств приходилась именно на эту публику.

дЕД ДОДЯ

Проспект Культуры 21. Старинная 24-фунтовая пушка, поднятая со дна Финского залива.

– Всё! Завязал! – Ершов крепко сжал губы и стукнул кулаком по столу как бы ставя печать под неким важным заявлением. – Сейчас спущусь, возьму сто пятьдесят и пива. И амба!

Амбу он намеревался устроить этой чёртовой злодейке. Чтобы укрепится в своём намерении Ершов выставил ей ряд претензий:

Большой расход денег впустую.

Вкус не ахти какой.

Мерзкое похмелье.

Скандалы в семье.

Подрыв здоровья.

Джентльменский же набор, который он решил заказать в местном гадюшнике, предназначался для устройства поминок по своему пристрастию к спиртному.

Кабина лифта дергалась и стучала. Ершов предположил:

– Когда-нибудь сорвётся. А, тормоза, конечно, хрен сработают.

Но на этот раз обошлось. Ершов вышел на улицу и тот же встретился с Егором, который был ему не то чтобы другом, а просто надёжным собутыльником. В смысле он никогда не отказывался хлопнуть сотку на халяву.

Узнав куда и по какому поводу следует Ершов, он обронил:

– Зря всё это, Колян. Помучаешься недельку, другую и начнёшь по-новой.

– Не начну! – отрезал Ершов

– Я тоже вот так же решительно зарекался рез пять. После чего зарёкся зарекаться. Сильна подлюка!

– То ты, а то я – разные сюжеты. Пойдём со мной. Будешь свидетелем моего последнего общения с зелёным змеем

– Пошёл бы, так у меня с финансами несклад.

.

– Я приглашаю.

.

– Ну, тогда другое дело.

И направились собутыльники в заведение, которое местные алконавты кликали не иначе как «Цыплёнок жареный» или просто «Цыплёнок». Такая кликуха была вполне уместна, поскольку над заведением красовалась вывеска: «Жареные куры»». Вывеску можно было бы и не вешать. Уже за сто метров от «Цыплёнка» начинало вдоль по проспекту Культуры призывно тянуть жареной курятиной.

Вот на этот запах и слетались в «Цыплёнка» любители выпить, поскольку заведение было многопрофильным. Кроме свежеподжаренных птюшек там продавали пиво и наливали водку. При нужде в «Цыплёнке» можно было приобрести пакетик плана или пару таблеток экстази.

Ершов взял две порции жаркого, обильно посыпанного зеленью, два по сто пятьдесят и две бутылки «Балтика -5». Поминки проходили в хорошем темпе. Появилась потребность взять еще по сто граммов, но тут перед столиком поминальщиков появился пацан. Ершов, как и все в округе, знал его. Пацан каждый лень выгуливал большого пса. Пёс тоже пользовался известностью. На широком ошейнике он нёс несколько медалей. Это были награды деда-фронтовика, которыми тот удостоил пса ввиду того, что «теперь эти цацки не в моде».

Пацан обратился к Ершову:

– Дядя Коля, тебя дед Додя зовёт.

– Зачем я ему нужен?

– Не знаю. Он сказал, что хочет сообщить что-то важное.

– А где он?

– У себя в подвале. Лежит.

Дед Додя считался местным бомжом. Так все его звали, хотя бомжом, в полном смысле этого слова он не был. Дед имел жильё, которое сам и соорудил, сделав выгородку из досок в подвале одного из домов по Культуре. Он обязался за эксплуатацию данной «жилплощади» подметать лестницу и площадки дома. Постепенно (со свалок и помоек) он обзавёлся различными электро-бытовыми приборами вплоть до стиральной машины и холодильника. Телевизором он тоже обзавёлся.

Лет ему было за восемьдесят. Худощавый, чисто выбритый, подстриженный под три миллиметра (стригся сам, используя электро-машинку), аккуратный в одежде и очень подвижный, он на восемьдесят не тянул, то есть продвинутый был дед.

Он часто появлялся в «Цыплёнке» в надежде на угощение. При этом вёл он себя очень благородно, то есть не клянчил, не навязывался, не лебезил. С бутылкой пива дед устраивался за пустом столиком и медленно и долго тянул напиток, терпеливо ожидая, когда кто-нибудь предложит ему стопку водки. Предлагали редко, но предлагали. Чаще других это делал Ершов. Что-то подкупало его в Доде. Чувствовалась какая-то многоплановость его натуры, вроде что-то подспудное таилось в его душе. Ну и Додя с уважением относился к Ершову, и не потому, что тот угощал его водкой, а вообще.

Знали о нём мало. Было известно, что при Сталине он сидел, при Хрущёве был реабилитирован и работал в научном институте, при Брежневе загремел на Пряжку. Во времена Ельцина, когда у государства ни на что не было денег и психов стало кормить нечем, его. как и всех небуйных, выписали из психушки.

Если при Советах предприятия были обязаны брать на работу определённый процент инвалидов и лёгких психов, то при капитализме эти несчастные люди были некому не нужны. Понятно, что и Додю никто не брал на работу. И жилья у него не было: бывшая жена деда жила в его квартире с новым мужем и они имели двух детей. И подался Додя в бомжи.

Дед Додя это было прозвище Степана Сергеева, коренного ленинградца, 28 года рождения. Он в своё время с отличием окончил ленинградский Политех и очень быстро защитил кандидатскую диссертацию. Несмотря на молодость он был включён в группу маститых учёных, занимавшихся разработкой и усовершенствованием электронно- вычислительных машин. Основной целью этой группы было создание машины, которая могла бы прогнозировать будущее.

СЕРИЙНЫЙ УБИЙЦА

Осень в Петарбурге

Наверное ранняя осень – это самое лучшее время в Петербурге. Какой-то умиротворённостью веет от садов и парков. Просветлённо блистают под мягким солнцем водные глади каналов и невских рукавов. Спал поток туристов. На улицах появилось много детей.

И вот в такое благодатное время нначались в городе станные собатия, которые вызвали тревогу. Правда не у всех. В основном встревожилась азиатская и кавказская публика.

А через некоторое время восточные диаспоры северной столицы испытывали уже не тревогу, а натуральную панику. И было от чего.

Ежедневно в городе стали пропадать от пяти до пятнадцати азиатов и кавказцев. Это страшно много. Даже в «святые девяностые» убивали в среднем не более трёх человек в день (в 1994 году – 989 человек). Угнетала также и избирательность убийцы. Исчезали только восточные мужчины. Детей и женщин маньяк не трогал.

Милиция была в полном смятении: ни тел, ни следов, ни свидетелей. Москва истерично наседала на петербургские власти, требуя немедленно обезвредить преступника. Она не только наседала, но и помогала, командировав в помощь питерским сыщикам своих наиболее опытных специалистов. Но все усилия правоохранительных органов были тщетны. Маньяк не оставлял никаких улик, зацепок, следов. Никто его не видел. Правда после опроса почти десяти тысяч людей предположительно находившихся вблизи мест преступлений, замаячил туманный образ какого-то высокого старика. Так высоких стариков в Петербурге тысячи, попробуй вычислить нужного деда.

Криминалисты столкнулись с каким-то необычным, фантастическим видом преступления. Они обратились за помощь к своим зарубежным коллегам.

А начался этот кошмар первого октября. Тогда на стенах крупных рынков Петербурга появились черные трафаретные надписи:

«ЧУЧМЕКАМ И ЧУРКАМ ПОКИНУТЬ ГОРОД ДО 31 ОКТЯБРЯ.

ИНАЧЕ – СМЕРТЬ!»

Узбеки проигнорировали, азербайджанцы рассмеялись, чеченцы гордо усмехнулись, а первого ноября исчезли пять человек. На местах, где они пропали остались лишь кучки их одежды. Преступления пошли по нарастающей. На следующий день пропали уже десять человек, третьего ноября – 15 человек, четвёртого ноября – 20. Люди исчезали где угодно. Кучки одежды несчастных могли появится и на улице, и в магазине, и в метро, и на рынке. Кстати, именно на рынках, а ещё на вокзалах чаще всего пропадали люди.

.

День Великой Октябрьской социалистической революции преступник отметил двадцатью пятью жертвами. Вот тогда-то и началась паника.

На восток пошли перегруженные составы. Билеты на самолёты и поезда восточного направления были раскуплены на два месяца вперёд.

Мужчины Востока, которые уже стали гражданами Петербурга и уезжать большинству из них было некуда, старались не выходить на улицу.

Жуткая ликвидация длилась целый месяц. С улиц города почти полностью исчезли люди с загорелыми физиономиями. В декабре пропажи людей прекратились, хотя преступник так и не был обезврежен. Мигранты постепенно стали вновь насыщать Северную Пальмиру, но уже не так массово как в предыдущие годы.

ПРОШЛОЕ СТЕПАНА СЕРГЕЕВА

Проспект Культыры. Храм Божьей Матери Державной

Пацан переминался у столика. Ершов бросил ему:

– Сядь за столик и жди. Мы сейчас.

– Хорошо, – сказал пацан и сел на свободный стул.

Ершов взял ещё два по сто, но пива брать не стал, заменив его бутылкой пепси. Пацану он купил шоколадный батончик.

Быстро покончив с водкой собутыльники встали из-за стола.

Николай обратился к пацану:

– Ну давай, веди меня к деду. А далеко это?

– Не, близко. В десятом доме по Культуре.

Действительно, дошли быстро. Вход в подвал преграждала солидная дверь, закрытая изнутри на запор. Пацан. очевидно. знал секрет запора. Он быстро открыл дверь.

В подвале царствовала сумеречность, но было сухо и тепло: в Петербурге уже начался отопительный сезон. Ершов со своим проводником дошел до досчатой выгородки, расположившийся в углу подвала. Пацан постучал в дверь. Изнутри послышалось:

– Заходи, Саня.

Саня толкнул дверь. В просторном помещении, очень хорошо меблированным, лежал на кровати явно больной старик. По всему было заметно, что болел он уже давно.

– Спасибо, Саня. Свободен

.

Пацан исчез.

Ершов придвинулся к кровати:

– Здорово, старина. Чего звал?

– Умираю я, Николай, и очень не хочу, чтобы вместе со мной умерла тайна, имеющая большое государственное значение. Вы единственный кому я её могу доверить. В вас я верю. Вы должны будете донести её до высшего, ответственного начальства.

– Послушай, дед, а чего ты сам-то не донёс?

– Николай, кто будет слушать бомжа! Рядовым клеркам эту тайну доверить было нельзя, а на верха мне ходу не было

– Тайна всегда является хлопотной ношей. Но поскольку положение безвыходное, то давай, вводи меня в курс дела, раз доверяешь.

И дед Додя начал вводить. По мере повествования рот у Ершова открывался всё больше и больше.

Людская молва о том, что дед Додя сидел при Сталине, была не совсем правильной. Там всё было сложнее.

В конце сороковых международная обстановка достигла своего наивысшего напряжения. Американцы планировали атомные удары по советским городам и городам Польши. Война была на носу.

Товарищ Сталин не боялся войны.. Еще в октябре 50-го года, когда Мао выразил опасение по поводу возможного перерастания предстоящей корейской войны в Ш-ю мировую, Сталин в присущей ему эпической манере заявил: «Должны ли мы бояться этого? По моему мнению, мы не должны… Если война неизбежна, пусть она начнется теперь, а не через несколько лет.»

Сталин не боялся войны. Он к ней готовился. И не только в военном аспекте. Помимо военных планов был разработан Чрезвычайный план.

.Чрезвычайный план являлся документом, который регламентировал по времени и месту проведение комплекса предупредительных мероприятий, как на крайний случай тотального разгрома Советского Союза, так и на реально допустимую возможность превентивного нанесения американцами атомных ударов по городам и важным военным и экономическим объектам на всей территории СССР.

Основой Чрезвычайного плана являлась концепция спасения в условиях адского ядерного пожара исторических и культурных ценностей, сбережения научного потенциала страны, сохранения генофонда славян. Судьбой славян озаботились, считая, что кавказцы-то уцелеют в горах, до азиатов ядерный джинн не дойдет, а вот жителям Восточно-Европейской равнины придется кисло.

С этой целью за год до дня «А» (под прикрытием масштабных полевых работ по претворению в жизнь Сталинского плана преобразования природы) было закончено строительство нескольких специально оборудованных подземных сооружений. В плановом порядке в них стали загружать важные архивные документы, редкие книги и древние рукописи, выдающиеся произведения искусства, музейные ценности, золотой и алмазный фонды, важную научную документацию. В музеи, на место экспонатов, изъятых из экспозиций, выставлялись заранее искусно выполненные копии. Здесь все было относительно просто: картины – не люди.

Настоящие трудности возникли при нахождении способов сохранения научной элиты – гениальных академиков, перспективных докторов, талантливых инженеров. И контингент деликатно-капризный, и инженерное обеспечения его жизнедеятельности – очень сложный и дорогостоящий комплекс. Однако, проблема была решена. С учеными разобрались.

В Затихвинье не базе подземного военного завода было сооружено уникальное «Укрытие». В нём-то и разместили цвет советской науки, 56 наиболее талантливых учёных и инженеров, в том числе и группу учёных, куда входил и Сергеев, разрабатывавших футуристическую машину по предсказанию будущего.

Вот таким образом и оказался Семён в подземном противоатомном «Укрытии». А говорили – в лагерях. Трепачи!

Учёные, внезапно оказавшись в подземелье, баклуши там не били. Они плодотворно трудились каждый в своей области и добивались очень серьёзных результатов. Особенно удивляли руководство «Укрытия» достижения так называемых футурологов. Эта удивительная, состоявшая из двенадцати человек, группа делала открытие за открытием. Для неё загадки Бермудского треугольника, тайны Тунгусского метеорита, непонятки с летающими тарелками были никакими ни загадками, ни тайнами, ни непоняткми. Среди этой группы особо выделялась задумчивая компания из пяти человек, которая создала фантастическое устройство. Оно должно было предсказывать будущее.

Когда об этом устройстве доложили Сталину, он пожелал апробировать такую «удивительную штуку». Он пожелал, чтобы «штука» ответила ему на вопрос: «Что будет с СССР, с Парией и с Советской властью в 2000-ом году?»

Уникальное устройство поднатужилось, обрабатывая массу информации, и после пяти часов жужжания выдало ответ: «В 2000 году не будет СССР. В 2000 году не будет КПСС. В 2000 году не будет Советской власти.»

Прочитав ответ, Сталин рассмеялся и приказал товарищу Берия присмотреться к «этим шарлатанам». Берия присмотрелся. Авторы устройства оказались махровыми антисоветчиками, шпионами и диверсантами и были расстреляны на солнечной полянке Вепсского леса, рядом с «Укрытием», а их футуристическое устройство – уничтожено.

Перед уничтожением устройства Степан Сергеев, каким-то чудом не включённый в список «шарлатанов», успел изъять и спрятать в своём хозяйстве самый важный элемент устройства – его мозг.

Не долго томились учёные под землёй. В 1953 году умер И. В. Сталин. Не на много пережил его и Л. П. Берия. Его как английского шпиона коцнул дорогой наш Никита Сергеевич. В шпионство Берии никто не верил. А пострадал он потому, что много знал о художествах Хрущёва в период «Большого террора». Много знать вредно.

При Хрущёве, объявившим борьбу за мир, международная обстановка стала более спокойней, чем при Сталине и шарашку под ником «Укрытие»» закрыли. Учёных выпустили и трудоустроили в соответствии с их желаниями.

Степан Сергеев пожелал трудится в совершенно непрестижном институте, занимавшимся разработкой машин для уборки городских территорий (ВНИИгормаш). Этот институт он выбрал, полагая, что в нём будет способнее и безопаснее заняться восстановлением уничтоженной футуристической машины. Чтобы к нему особенно не цеплялись, он решил косить под психа.

Это он правильно решил. Ему действительно никто не мешал заниматься какой-то чепухой. Главное – псих не бузил и был при деле.

Постепенно Сергеев восстановил футуристическое устройство и подключил его к институтской ЭВМ,. После массы доработок и долгой регулировки машина стала наконец толково отвечать на заданные ей вопросы.

Сергеев выходил на пенсию в 1988 году, поэтому ему было очень интересно знать об обстановке в стране к этому времени. Чтобы утолить свой интерес он обратился к машине и спросил её: «Что ожидает СССР в восьмидесятые годы?». Машина, особо не задумываясь, предрекла Союзу крупные негативные сдвиги. Когда в восьмидесятые в стране действительно разразилась сумбурная Перестройка, Сергеев поверил в машину и ввёл в неё почти сталинский вопрос.: «Что ждёт Россию в 2000 году?»

Ответ машины ошеломил Сергеева. Из ответа следовало, что власть в России будет принадлежать богатеям, что в правительстве и в парламенте будут заседать миллионеры, что рабочие и крестьяне обнищают, что все услуги, что были бесплатными при коммунистах, станут платными, и, самое важное, все дружественные СССР страны превратятся во врагов России.

В своём ошеломлении Сергеев заподозрил машину в мошенничестве и стал её дорабатывать и совершенствовать. Но машина упрямо настаивала на своём. Ершов понял, что никакая машина предвидеть будущее не может. Вот тут-то он стал действительно потихоньку сходить с ума.

Так решили сотрудники института. На самом деле Степа, разочаровавшись в футуристической машине, переключился на решение новой проблемы. Он, используя опыт работы над футуристической машиной, стал разрабатывать аннигиляционную трубку, испускающую луч, который мгновенно мог превратить ничто любого человека Он намеревался с помощью этой трубки тихо и бесследно ликвидировать тех, кто попытается уничтожить Советскую власть.

Сергеев трудился за кульманом в конструкторском отделе. Чертил он хорошо, но редко, так как много времени уделял изобретательской деятельности.. О своем изобретении он рассказывал каждому, кто имел терпение выслушать его.

Суть изобретения заключалась в следующем. Устройство в виде трубки диаметром 50 мм и длиной 250 мм вырабатывало антиматерию, которая преобразовывалась в энергетический луч. Этот луч, направленный на человека, животного (при некоторых умственных манипуляциях) мгновенно аннигилировал его.

«Представляешь как это пригодится нашей армии, – наседал он на очередного слушателя. – Попадание стопроцентное, не нужны патроны. Никаких трупов, никакой крови – полная аннигиляция. Сейчас работаю над опытным образцом».

Проспект Культыры, дом 10

Все хорошо, но над изобретателем нависла опасность. За ним и его изобретением охотились американские спецслужбы. Он настойчиво обращался за защитой в профком, в партком, к директору Института. Они охотно обещали помочь, но не помогали.

Когда Сергеев, спасаясь от вражеских агентов забирался под стол, вызывалась скорая помощь, и Степу увозили в психлечебницу. Через месяц подлечившийся инженер возвращался к своему кульману. В течение следующих четырех месяцев происходило постепенное повторение процесса, который завершался залезанием изобретателя под стол.

Вот и сейчас изобретатель сидел под столом. Он изредка вылезал из под стола и выглядывал в окно. Он знал, что для захвата его, агенты могут замаскироваться под медицинских работников. И точно! При очередном выглядывании Сергеев увидел у подъезда Института машину скорой помощи. Он тут же испарился.

Искали шизика всем институтом. Обнаружили его на чердаке, который использовался как склад ненужных вещей.