Осколки счастья

- -
- 100%
- +
Знаю, что ты не осудишь меня за это и простишь, ведь я просто раздавлен её поступком. И молчать больше нет сил. Получается, только ты всегда была для меня опорой, но я не оправдал твоих ожиданий. Мне страшно думать, как тебе тяжело, ведь ты переживаешь за меня и детей, и, может быть, даже в чём-то винишь себя. Не надо, мама, прошу тебя. То, что случилось, уже не изменить. А мне так нужна твоя вера в меня, вера, которая поможет мне выбраться из этой пропасти.
Мама, сначала я хотел попросить тебя, чтобы ты нашла новый адрес Лены. Думал, что мне обязательно нужно написать ей, попросить вернуться, сказать, что совсем не сержусь на неё и сам виноват в том, что всё так получилось. А теперь понимаю, что делать этого не нужно. Я бы ещё мог простить её за то, что она бросила меня. Но не детей. Им не нужна такая мать-кукушка, а мне -жена, от которой можно ждать только предательства. Пусть даже не думает возвращаться, я всё равно не смогу с ней жить.
Конечно, семь лет – срок немалый, и когда я выйду на свободу, Серёжа и Вероника будут уже совсем большими, но я сделаю всё, чтобы они вспомнили меня и полюбили, как раньше.
Мама, мне очень не хватает тебя, твоих простых слов поддержки и тепла. Пожалуйста, пиши мне обо всём, рассказывай, как у вас дела, дай знать, что у вас всё хорошо. Твои письма – это свет, который помогает мне не терять надежду.
Спасибо тебе за то, что ты была всегда рядом, даже когда я был не в состоянии это ценить. Спасибо за твои молитвы и любовь, которые, я верю, помогут мне пройти через эти самые тяжёлые дни.
Пиши, мама. Жду твоего ответа с надеждой и верой.
Твой сын Денис».
Перечитав письмо несколько раз, Галина прижала его к губам, потом сложила и убрала в конверт, и долго ещё сидела у окна, задумчиво глядя, как по небу бегут суетливые, беспокойные облака. Наконец встала, достала с полки банку с остатками гороха, высыпала его на стол и принялась перебирать, очищая от попавших туда при фасовке зёрен овса и мелких камешков. Сегодня она сварит внукам суп, а чем кормить их завтра несчастная женщина просто не знала.
***
Галина Негода ловко вывернула несколько кусочков раскатанного теста и бросила их в кипящее масло. Она особенно любила этот хворост на кефире, и он всегда получался пышным, мягким и очень вкусным. А самое главное, всего за полчаса можно было приготовить целый таз ароматного лакомства и больше не ломать голову над тем, что же подать мужу к чаю.
Впрочем, сегодня она собиралась угощать не только Виктора, но и приехавшую погостить к ним дочку Викторию. Та была уже на восьмом месяце беременности, ждала двойню, и муж сам настоял на том, чтобы она пару недель провела у родителей, подышала свежим воздухом и отдохнула перед родами после шумного грязного города.
Услышав стук калитки, Галина удивлённо выглянула в окно и недовольно поморщилась, увидев Артёма с маленьким сыном на руках.
– Привет, мам, – обратился к ней Артём, появляясь на пороге.
Галина коротко кивнула ему и снова отвернулась к хворосту, помешивая его в кипящем масле.
– Мам, – просящим тоном заговорил Артём, – можно я оставлю у вас Олега до вечера? Он приболел немного, но сейчас уже температура спала, и он скоро уснёт. Мне нужно просто по делам, я и так уже третий день не появляюсь на работе…
– Нет, – не оборачиваясь к сыну, проговорила Галина. – Я к тебе в няньки не нанималась. У тебя есть жена, да и сам ты вполне самостоятельный. Вот и решай свои проблемы сам. А меня оставь, пожалуйста, в покое.
– Мам, ну зачем ты так? – стиснул зубы Артём. – Разве я в чём-то виноват перед тобой?
– Виноват! – воскликнула Галина. – Виноват! И ты прекрасно знаешь об этом.
Олег испуганно дёрнулся в руках отца, и Артём попросил её:
– Пожалуйста, не кричи. Олежка боится резких звуков.
– Вот и идите к себе, – показала сыну на дверь Галина. – Ты никогда не ценил того, что я делала для тебя. Считал меня вздорной, глупой. И даже злой. А я всегда желала тебе только добра. И что я получила за это? Ты первый отвернулся от меня. А теперь это сделаю я. Уходи. К нам приехала дочь. Она спит, и я не хочу, чтобы вы помешали ей отдыхать.
– Мам, но я тоже твой сын, – с трудом выговорил Артём.
– Нет, – ответила ему Галина, глядя прямо в глаза. – Это у меня когда-то был сын, а теперь его нет.
Глава 3
Илья вошёл в класс и привычно направился к своей парте, последней в крайнем ряду у окна. Никто из ребят не поздоровался с ним, и он тоже ответил им на это полным равнодушием.
Так было с того самого дня в декабре, когда он впервые переступил порог этой школы. Его сюда привела мама Юля, и Илья видел, как сильно она волнуется и переживает за него. А вот он сам нисколько не волновался, это чувство было ему незнакомо. Илья – боялся. Боялся не только взрослых, но и сверстников, и ничего не мог с этим поделать. Чтобы хоть как-то обезопасить себя, он прятался от всех под невидимый панцирь, превращаясь в рака-отшельника, который комфортно чувствовал себя защищённым только в полном одиночестве.
А мама Юля как будто не замечала этого и, проводив его до класса, легонько подтолкнула к двери:
– Иди к ребятам, сыночек. Смотри, сколько новых друзей теперь будет у тебя.
Илья бросил на неё испуганный взгляд. О чём она говорит? У него никогда не было друзей и никогда их не будет.
Но мама Юля подтолкнула его снова:
– Ну же, иди. Уже прозвенел звонок. А хочешь, я дождусь учительницу вместе с тобой?
Илья отчаянно затряс головой и, с трудом сдерживая себя, чтобы не зажмуриться, перешагнул порог класса, стараясь ни на кого не смотреть. Детвора, напротив, с любопытством рассматривала коротко стриженного глазастого мальчишку со сжатыми в ниточку губами.
– Тебя что, всегда налысо стригут? – повернулся к Илье рыжеволосый вихрастый мальчик, когда тот занял свободное место за партой рядом с какой-то девочкой. Илья ничего не ответил, и тогда вместо него сразу всем ответил сосед рыжего:
– Да у него просто вши! Вот его и побрили!
Девочка, делившая теперь парту с Ильёй, взвизгнула и, вскочив с места, быстро пересела подальше от опасного новенького. Весь класс рассмеялся, и только когда в кабинет вошла учительница, дети немного притихли. Лишь неугомонный рыжий громко крикнул ей с места:
– Валентина Ивановна! А у новенького вши!
– Чудинов! Прекрати сейчас же! – одёрнула его учительница и окинула строгим взглядом остальных учеников. – Быстро все успокоились! Устроили тут балаган! Илья Синельников воспитывался в детском доме, а там всех мальчиков так подстригают. Надеюсь, мне не нужно объяснять, как вы должны относиться к своему новому товарищу. А ты, Илья, не переживай, твои волосы быстро отрастут, и ты будешь как все.
Илья опустил голову, внимательно рассматривая царапины на парте. Нет, никогда он не сможет быть как все, потому что он другой, несчастный, никому не нужный заика, привыкший молчать и совсем разучившийся улыбаться.
Скорее бы уже закончились все эти уроки, чтобы он смог наконец-то уйти домой и, спрятавшись в своей комнате даже от мамы Юли, вернуться к чтению любимых книг про приключения индейцев, Тарзана или Тома Сойера и Гекльберри Финна.
Однако мучения Ильи в тот день только начинались. Объяснив новую тему, Валентина Ивановна вызвала его к доске, желая проверить знания, и рассердилась, поняв, что он не собирается отвечать ей.
– Синельников, у меня нет времени играть с тобой в молчанку! – воскликнула она, принимая его молчание за вызов. – Или отвечай, или неси дневник и я поставлю тебе двойку!
– Н-не н-надо д-д-двойку… – тихо попросил Илья, и тогда-то все услышали, с каким трудом он выговаривает слова.
Класс так и ахнул. А смущённая Валентина Ивановна махнула рукой:
– Ладно. Садись на своё место, я потом спрошу тебя.
На перемене все обступили Илью, осыпая его вопросами, но он не знал, что отвечать ребятам и продолжал молчать. Тогда Юрка Чудинов, не желавший ни с кем делить внимание к себе, сильно толкнул его, едва не сбив с ног:
– Слышь ты, убогий! Ты же заика, а не глухой! Отвечай, когда с тобой люди разговаривают…
В глазах Ильи потемнело. Ему вдруг показалось, что он снова находится в детском доме, среди диких, злобных зверят, похожих на детей. И, не дожидаясь, когда они накинутся на него и начнут бить, Илья первый бросился на своего обидчика.
Их разняла всё та же Валентина Ивановна и, выяснив, кто зачинщик драки, без долгих разговоров отвела Илью к директору. А тот сразу же вызвал к себе маму Юлю и Павла.
– Подумать только! – ругал мальчика потом дома Павел. – В первый же день устроил такое! А если бы ты сломал этому ребёнку что-нибудь? Или выбил бы глаз? Илья! Ты не должен так себя вести! Ты же не дикарь! Понимаешь ты это или нет?
Мама Юля Илью ругать не стала. Она только обработала его синяки и ссадины, а потом прижала к себе и тихо попросила, чтобы он вёл себя в школе хорошо.
Илья кивком пообещал ей это, и был очень рад, что смог сдержать своё обещание. Дети больше не трогали и не задирали его, потому что видели, с каким неистовством он тогда бросился на Юрку, оставляя под глазами мальчишки огромные синяки. Юрка тоже с тех пор не задирал новенького, но чётко следил, чтобы никто не нарушал негласный бойкот, объявленный Илье.
Это всё было в третьем классе. Сейчас Илюша учился уже в четвёртом. Но общаться с ним по-прежнему никто не хотел, за партой он сидел один и даже дежурил по классу один, хотя Валентина Ивановна всегда назначала ему какого-нибудь помощника.
Сев за свою парту, Илья принялся готовиться к уроку, и был очень удивлён, когда прозвенел звонок, а Валентина Ивановна всё ещё не появилась в классе. Она практически никогда не опаздывала, и если кто-то приходил после неё, она сразу же отправляла его к доске отвечать пройдённый материал.
Остальные дети тоже с недоумением переглядывались, а самые смелые даже несколько раз выглянули в коридор.
– Идёт!!! – подпрыгнул на месте Петька Иванцов и зайцем припустил к своей парте. Едва он успел плюхнуться на стул, в кабинет вошла Валентина Ивановна, но только не одна, а с какой-то девочкой.
Мальчишки, все как один, ахнули, а девчонки завистливо заёрзали на своих местах – очень уж маленькая незнакомка была похожа на знаменитую гостью из будущего – Алису Селезнёву. Та же копна мягких каштановых волос, те же огромные, на пол-лица глаза, та же широкая добрая улыбка…
– Знакомьтесь, ребята, – сказала Валентина Ивановна, представляя всем новую одноклассницу, – это Вера Сайко и она теперь будет учиться в вашем классе. Вера, ты можешь занять любое свободное место, а теперь давайте приступим к уроку.
Вера раздумывала недолго и, пройдя между двумя рядами парт, остановилась возле Ильи:
– Можно я сяду с тобой? – спросила она приветливо и удивлённо вскинула брови, когда Илья невольно отшатнулся от неё.
– Не садись с ним, он же шизик! – воскликнул Юрка, класс засмеялся, но Валентина Ивановна постучала указкой по столу:
– Тихо! Чудинов, я кому сказала?! Прекрати кривляться! А ты, Сайко, садись с Полухиной или Комаровым. И побыстрее, пожалуйста. Урок идёт уже десять минут.
Вера как будто не услышала её слов, подвинула к себе стул и села рядом с Ильёй, улыбнувшись ему широко и открыто.
Всё поплыло перед глазами мальчика: стены, парты, доска, Валентина Ивановна… Илья почувствовал внезапный и острый приступ тошноты, а потом свалился со стула, потеряв сознание.
***
Поезд, на котором Люба возвращалась домой от Шуры, мерным стуком отсчитывал километры пути, и точно так же спокойно и равномерно мысли девушки сменяли друг друга. Она думала о своей несчастной сестре, о том, как трудно ей, бедняжке, переносить незаслуженное наказание.
Люба ни одной минуты не сомневалась в том, что Шура ни в чём не виновата, и, может быть поэтому, ей было тяжелее вдвойне.
Люба вздохнула. Что-то неуловимое изменилось в её сестре, и Любаша не могла понять, что именно. То ли внутренний стержень Шуры сломался, то ли напротив, он стал ещё более крепким и массивным, как… как у бабушки Анфисы.
Эта мысль настолько поразила Любу, что она чуть не вскрикнула. Неужели и Шура вернётся домой такой же строгой, серьёзной и неулыбчивой? Неужели она, как и бабушка Анфиса, будет обречена на вечное одиночество? Конечно, бабуле повезло, что у неё сначала появилась дочка Людмила, а потом и она, Люба. Но у Шуры ведь жизнь может пойти совсем по-другому пути.
Поезд зашипел и остановился на одной из станций, и полупустой плацкартный вагон быстро заполнился разноголосой шумной толпой, отвлекая Любу от её невесёлых мыслей. Не суетился только один, немолодой уже мужчина. Он спокойно закинул свой рюкзак на верхнюю полку и подмигнул Любе, которая смотрела на него со своего места:
– Ну что, чернявая, соседями будем? Меня вот Григорием зовут. А тебя?
– Люба, – ответила ему она.
– Что же ты, Люба, такое место неудобное себе взяла? – кивнул её новый знакомый. – Мало того, что наверху, так ещё и боковое. Ехать-то далеко?
– До Воздвиженска, – ответила она. – А насчёт места мне всё равно. Мне и тут удобно.
– И я до Воздвиженска, – почему-то обрадовался Григорий. – Вот и хорошо. Значит, целые сутки соседями будем…
Обе нижние полки заняли две полные женщины, а боковую – их немолодой уже спутник, напомнивший Любе Дон Кихота из учебника по литературе.
Все трое сразу же разместились у столика и принялись выкладывать на него продукты, захваченные в дорогу.
– Коленька, иди к проводнице и скажи, чтобы она принесла нам чаю, – распорядилась одна из женщин, разворачивая промасленную бумагу, в которую была завёрнута жареная курица.
– Софочка, – смущённо проговорил Дон Кихот, – может быть, подождём, пока поезд тронется. А то как-то неудобно…
– Неудобно штаны через голову надевать, – отрезала та и, облизнув испачканные жиром пальцы, принялась чистить варёные яйца, в то время как их спутница, нарезав толстыми ломтями колбасу, воткнула консервный нож в банку со шпротами и, с силой надавливая на неё, начала открывать консервы, заполняя всё пространство стойким рыбным ароматом.
Люба с интересом наблюдала за этими людьми, но запахи вкусной еды заставили её почувствовать подступивший голод и она, не сдержавшись, громко сглотнула. Григорий с пониманием посмотрел на неё:
– Ничего, потерпи немного. Сейчас они поедят, и мы тоже будем обедать.
Люба смущённо покачала головой:
– Я не хочу, я недавно ела.
– Я тоже недавно ел, – мгновенно отозвался Григорий. – А сейчас вот снова захотел. И не спорь, пожалуйста. Я не люблю есть один. Правда, таких разносолов у меня с собой нет, – он кивнул вниз на обильно уставленный едой стол, – но кое-что тоже найдётся. Пусть только сначала эти поедят…
Двигая толстыми щеками, Софа подняла голову и презрительно посмотрела на Григория и Любу, а потом не спеша продолжила обед, обсуждая со своими спутниками какую-то дальнюю родственницу, по всей видимости, одинокую старушку, к которой они направлялись в гости.
Прошёл целый час, и Коленька-Дон Кихот уже дважды возвращался от проводницы с чаем для себя и своих спутниц, которые явно не собирались освобождать Любе и её новому знакомому место у столика и не обращали внимания на вежливые просьбы Григория.
Тогда он просто спустился вниз и махнул Любе, приглашая её к столу:
– Ты котлету будешь или бутерброд с колбасой?
Люба только округлила глаза, а Григорий уже уселся рядом с Софией, притиснув её тучное тело к столику и весело потёр ладони:
– Так, с чего бы начать?!
– Нелли! – воскликнула София, хватаясь за недоеденные котлеты и призывая на помощь свою спутницу.
Та быстро принялась заворачивать в бумагу остатки еды и прятать их в клетчатую сумку. Дон Кихот, не желая быть вовлечённым в скандал, занял своё боковое место и уткнулся в газету.
– Ладно, живите… – Григорий толкнул локтем в бок охнувшую Софию, вышел в коридор, но скоро вернулся с чаем для себя и Любы, кивнув ей:
– Давай-давай, спускайся, пока бегемоты снова не проголодались. Видела, какие у них запасы? Весь вагон накормить можно…
И, не обращая внимания на возмущённые взгляды Софии и Нелли, выложил на стол несколько пирожков и пару румяных яблок, весь свой запас еды. Люба достала из своей сумки бутылку молока, пачку печенья, батон и четыре сосиски.
– Угощайтесь, дядя Гриша, – сказала она Григорию.
– Ну и ты налетай, – подмигнул он ей. – Как говорится, чем богаты, тем и рады. Сейчас мы с тобой со всем этим управимся, а вечерком, может быть, в вагон-ресторан сходим. Фарт – дело такое…
Сразу после обеда Люба вернулась на своё место, а Григорий куда-то ушёл, весело насвистывая какую-то песенку.
Чтобы хоть чем-то занять себя, Люба принялась листать журнал, купленный на вокзале, когда она ещё ехала к Шуре. Но второй раз перечитывать статьи не хотелось, и Люба принялась отгадывать кроссворд, радуясь, что Софу и Нелли свалил послеобеденный сон и они перестали перемывать кости всем своим знакомым.
– Хр-р-р… Хр-р-р… – словно насмехаясь над Любой, захрапела Софа, широко открыв рот, и Нелли тут же ответила ей громким протяжным свистом. Обе женщины крепко спали, не замечая привычного размеренного шума плацкартного вагона, но Люба, почувствовав внезапный приступ тошноты, решила выйти в тамбур и там подышать свежим воздухом у открытого окна.
Она спустилась со своей полки и прошла в ту сторону, куда уже около часа назад ушёл Григорий. Может быть, она встретит его там, и они спокойно поболтают вдали от своих неприятных попутчиц. В первом тамбуре курили двое мужчин и женщина, и Люба направилась дальше, переходя из одного плацкартного вагона в другой.
Остановилась она только в пустом коридоре купе и, приоткрыв окно, с наслаждением вдохнула прохладный воздух, ударивший ей в лицо. Наконец-то можно снова спокойно подумать о своём, не слушая чужие разговоры и храп…
Люба попыталась вспомнить, о чём она думала, но собрать мысли воедино не смогла, её отвлёк шум в купе за спиной. Там разговаривали мужчины, и ей показалось, что она слышит голос Григория:
– Ребят, ну не повезло. Не пошла карта и всё тут. Вот часы… И цепочка серебряная с крестом. Больше у меня ничего нет…
Глава 4
Люба шагнула к двери и прислушалась.
– Тц, тц, тц, – пощёлкал языком невидимый ей собеседник Григория с явным акцентом. – Как нехорошо ты говоришь. Ты в Бога веришь, а крестом торгуешь. Зачем нам твой крест? Часы ещё… Ты деньги давай… Деньги – хорошо, остальное не надо.
– Так нет уже денег, братва, – взмолился Григорий. – Я же говорю…
– И я говорю, – отвечал ему всё тот же голос. – Нет у тебя денег, у другого возьми.
– У кого? – не понял Григорий. И вдруг заупрямился: – Воровать не буду, хоть убейте. Я никогда ничего ни у кого не крал.
– Ай-ай-ай, – насмешливо ответил ему кто-то другой. – Кто ж просит тебя воровать? И убивать тебя никто не собирается. Пока… Зачем так плохо о нас думать? Скучно нам, вот и хотим развлечься. Иди и приведи нам того, у кого есть деньги. Скажи, время провести хочешь. В картишки с друзьями перекинуться. С ним в паре играй. А мы с Арсеном вам компанию составим… Ставки сделаем, всё как полагается. Отыгрывайся…
– Да кто же у вас выиграет? – Григорий не скрывал своего сомнения. – Хотите, чтобы я подставил кого-нибудь?
– Ай, как нехорошо, – масленый голос Арсена стал вдруг злобным и тяжёлым. – Шутники мы тебе, что ли, тут? Клоуны? Ты нам деньги должен! Отдавай сейчас. Не хотим ждать. Эльдар, позови парней, пусть они сами разговаривают с ним. Сколько можно? Ничего не понимает человек…
– Не надо, – попросил Григорий. – Я всё понял. Сейчас кого-нибудь найду.
– Иди, Эльдар, с ним, – сказал Арсен всё тем же недовольным тоном. – Проследи за всем сам…
– Тогда со мной никто не пойдёт, – с уверенностью в голосе произнёс Григорий. – Увидят, что я не один, испугаются, всё поймут…
В купе ненадолго повисло молчание, и Люба поспешила уйти, чтобы не попасться на глаза шулерам, обыгравшим её соседа. Она спокойно дождалась его в тамбуре своего вагона и по растерянному лицу Григория поняла, что дело плохо.
– Где вы были, дядя Гриша? – спросила она его, впрочем, не ожидая, что он скажет ей правду.
Так и вышло. Григорий покачал головой, явно о чём-то раздумывая.
– Знакомых встретил, – сказал он, отводя взгляд в сторону. – Посидели, пообщались. Люба, а ты не знаешь, когда ближайшая остановка? Я хочу сойти. Не поеду до Вознесенска. Дела, понимаешь ли, появились.
Люба невесело усмехнулась:
– Слышала я, какие у вас дела. Ну что ж, дядя Гриша? Зачем сели играть с ними в карты? Вы ведь знаете, что в поездах всегда можно нарваться на какого-нибудь шулера.
Григорий с удивлением посмотрел на неё:
– А ты-то откуда это знаешь? Девчонка ведь ещё совсем.
– Ну и что, что девчонка, – пожала Люба плечами. – Жизнь-то бывает всякая, даже у детей.
– Хлебнула, значит, горюшка, – с сочувствием произнёс Григорий. – Ладно, пойдём. Не надо, чтобы тебя со мной видели. Какая у нас там следующая станция? Сосновская? Надо мне соскочить быстро, пока они не опомнились. А если тебя спросят обо мне, скажи, что не видела.
– Пойдём, – согласилась Люба, но в ту же секунду дверь в тамбур из соседнего вагона открылась и на пороге появился высокий худощавый мужчина со смуглой кожей и аккуратной бородкой, закрывавшей половину его лица. Только его большие чёрные глаза лихорадочно блестели, напомнив Любе уголь-антрацит, которым они когда-то с бабушкой Анфисой топили печь.
– Э-э-э, брат, – проговорил он, обращаясь к Григорию. – Кто это?!
– Никто, – ответил тот. – Просто девчонка. Стояла тут в тамбуре, я с ней парой слов и перекинулся. Иди, Эльдар, к себе в купе. Я сейчас тоже приду. С другом, как и обещал.
Но Эльдар уже схватил Любу за руку:
– Что за газель тут у нас? Как тебя зовут, красивая?
– Люба, Любовь… – слегка запнувшись, проговорила Любаша.
– Давно у меня не было никакой Любви! – воскликнул Эльдар, заставляя кожу Григория, прекрасно понявшего его двусмысленность, покрыться крупными мурашками. – Пойдём к нам в гости, Любовь моя. Я тебя кое с кем познакомлю, и мы очень хорошо проведём время. Чем ты любишь заниматься?
– Читать, кроссворды отгадываю, в карты немного играю, – Люба старательно изображала из себя наивную дурочку. – Мне вот как раз дядя Гриша предложил сыграть с ним в «Дурака» или «Козла».
– Вай-вай-вай! – запричитал Эльдар. – Зачем в «Козла»? Какой такой козёл-мозёл?! Пойдём, научим тебя играть в «Преферанс», «Покер», «Очко»…
– А как это, в «Очко»? – приподняла брови Люба и прыснула в кулачок.
– Всё покажем, всё расскажем и попробовать дадим, – рассмеялся Эльдар, обнимая её за плечи и подталкивая к двери. Он не заметил, как девушка, обернувшись к Григорию, подмигнула ему, словно желая сказать:
– Не бойся, дядя Гриша. Я знаю, что делаю. Ты только помоги мне, вовремя подыграй…
Сглотнув тяжёлый комок, подступивший к горлу, Григорий поплёлся за ними следом.
– А-ба! – хлопнул несколько раз длинными густыми ресницами Арсен. – Что за птичку ты поймал, Эльдар?
– Это Люба, Любовь, – повторил тот слова Любаши.
– Ну и куда ты едешь, Люба? – Арсен голосом намеренно выделил имя девушки, и облизнулся, как будто пробуя его на вкус. Толстые губы его дрогнули и заблестели от предвкушения приятного времяпрепровождения.
– В Москву, с мамой, тётей и дядей. Они сейчас спят, а мне стало скучно, вот я и решила прогуляться по поезду. А тут дядя Гриша предложил в карты поиграть, – отозвалась Любаша и, с трудом оторвав взгляд от сияющего лица Арсена, повернулась к Григорию: – Мы здесь играть будем?
Арсен переглянулся с Эльдаром и тот кивнул ему, заговорив на родном языке:
– Есть такие. В третьем вагоне едут. Две толстухи и носатый козел в очках и с дипломатом. Явно при бабосах. Хороший куш можно сорвать.
Арсен удовлетворённо хмыкнул, и Арсен снова перешёл на русский:
– Спят и хорошо. Кто спит, тот видит только сны. Что время терять? Люба не умеет играть в «Очко». Я обещал научить её. До Москвы ехать долго. И нам как раз в такой компании будет не скучно.
– А что у Любы есть? – Арсен растянул в улыбке свои толстые губы.
– Вот, – Люба потянула за цепочку, висевшую у неё на шее, и достала из-под тонкого свитера кулончик, похожий на листок. Это был прощальный подарок Сони. Сестра сняла его с себя и надела на Любу, а потом крепко обняла её.
– Может быть, всё-таки передумаешь? – спросила Соня тогда младшую сестру.
– Нет, – покачала головой Любаша и сказала твёрдо: – Я нужна здесь. И поэтому никуда не смогу уехать.
– Упрямая ты, совсем как бабушка Анфиса, – вздохнула Соня и ещё раз обняла её на прощание.
Вспомнив сейчас слова сестры, Любаша открыто улыбнулась Арсену:
– Это мой любимый кулончик и я никогда с ним не расстаюсь. А вы, правда, научите меня играть в «Очко»?





