Судьба семьи в истории страны

Немцы нас окружили в упор стреляли. Ранило моего коня осколком, упал он замертво. Я еле выполз из-под него. Вижу яма небольшая, заполз в неё, лежу молюсь: – Пресвятая Богородица, спаси меня! Если останусь жив, обязательно вернусь к жене и детям, а танк прямо на меня прёт. Когда очнулся, надо мною стоит немец с автоматом, дулом в меня тычет. Приказывает разуться, содрал с гимнастёрки командирские ромбы и вытащил партийный билет, стукнул меня им по лицу, сказав на ломаном русском: – Русский свинья!

Из партийного билета выпала фотография детей моих. Немец поднял её, посмотрел, да так пристально, видно своих детей вспомнил, и не стал убивать. Воткнул мне в гимнастёрку фото обратно, да загнал в общую колонну…

Пусть эти страшные страницы истории останутся в памяти народной как напоминание о том, какой ценой досталась победа, как важно беречь мир и не допускать повторения тех страшных событий. А судьба деда Андрея – это история о силе духа, вере и чудесном спасении, о том, как в самые тёмные времена свет человеческой души способен пробиться сквозь тьму.

В плену фашисты вербовали людей в Русскую Национальную Народную Армию (РННА). Солдат отбирали из числа военнопленных рядовых, а офицеров – из командного состава.

Каждый пленный рассматривался захватчиками лишь как рабочая сила или потенциальное пополнение их предательской армии. Когда в лагерях немцы приказывали коммунистам и партийным сделать два шага вперёд, Андрей не вышел, и никто из своих его не выдал. А те, кто выходил сам, тут же отправлялись на расстрел, и домой приходило горькое известие: «Пропал без вести».

Скитался он по разным лагерям – названий их родные не запомнили. Известно лишь, что находились они в Германии, неподалёку от Берлина. В лагере фашисты проводили страшные селекции: сначала расстреливали коммунистов, потом офицеров, затем всех, кто имел какое-либо звание. После этого – смуглых, тех, кто был похож на евреев и цыган. А потом считали на первый, второй, девятый, десятый – и расстреливали тоже.

Однажды какой-то паренёк попросил деда поменяться местами в очереди, чтобы не попасть под расстрельный расчёт. Андрей согласился – уже не было сил бороться. Но судьба вновь распорядилась иначе: в тот день расстреливали всех девятых – паренёк погиб, а он снова остался жив.

Когда повели на расстрел и его, стоявший рядом пленный посоветовал прыгать в яму чуть раньше выстрела – и это спасло ему жизнь. Били их нещадно, заставляли работать с утра до ночи, а кормили – лишь очистками картофеля, свекольной и морковной ботвой.

Но выручала Андрея Герасимовича его природная смекалка. Когда гнали их на работу в каменоломню через город, он умудрялся менять самодельные колечки из монет на еду. «Брутт, хлеба», – просили они немецких женщин.

В концлагере множество людей погибло от голода. Дед рассказывал, как однажды в одном из лагерей их морили голодом трое суток, а потом выстроили на плацу, где был накрыт стол с едой. Немецкий офицер и переводчик начали вербовать их в добровольческую армию. Из строя вышло несколько человек, остальные стояли непоколебимо. Офицер подходил к каждому пленному и спрашивал: «Будешь служить?» Кто отказывался – того убивал из пистолета в упор. Спросил и у Андрея:

– Будешь служить?

– Надо подумать, – ответил он. Фашист постоял немного, потом опустил револьвер и пошёл следующему.

– А потом уже никто у меня и не спрашивал, видимо, набрали, – вспоминал дед.

И в этих страшных испытаниях проявился характер русского человека – несломленного, стойкого, верного своей Родине до последнего вздоха. История Андрея Герасимовича – это свидетельство того, как сила духа и вера в победу помогали выживать в самых нечеловеческих условиях.

Рассказывал Андрей Герасимович, что условия в плену были не человеческими, но его хранила Богородица. В их бараке, начальником лагеря оказался, немец, который прежде томился в русской тюрьме, и к удивлению, многих, относился тот к русским снисходительно. Но те, кто предали свой народ и перешли на сторону врага, были жестоки без меры, безжалостны до крайности. И когда пришло освобождение, сами военнопленные свершили над ними суровый, но справедливый суд, утопив предателей в их же нечистотах.

В 1944 году лагерь, где томился дед Андрей, освободили американские войска. Всем выдали сухой паёк: сгущёнку, шоколад. Изголодавшиеся пленные, не помня себя от голода, набросились на еду – и многие тут же отошли в мир иной от заворота кишок.

– А я, – говаривал дед, – имел выдержку и самообладание, ел помаленьку и тем самым сохранил себе жизнь.

Американцы пытались вербовать пленных к себе на службу, но дед отказался. И лишь много позже открылась мне эта история…

Сидели мы как-то все вместе – бабушка, дедушка, я и моя младшая сестра, – кино по телевизору смотрели про войну. И когда на экране появились американцы, бабушка что-то нелестное сказала про них.

– Вот ты, – вдруг громко и гневно сказал дедушка, – не знаешь ничего, так лучше сиди и молчи! Если бы не эти американцы, я бы, быть может, и не остался в живых!

Меня поразила его реакция, столь несвойственная обычно спокойному деду. Как только он успокоился, я принялась расспрашивать:

– Почему же, если американцы такие хорошие, ты к ним не поехал?

– Я не говорил, внученька, что американцы хорошие или плохие…люди они везде разные… есть хорошие, есть и плохие… Я же слово Богородице дал! Да и народ свой предать, как я могу?! – отвечал дед.

Тогда, ребёнком, не вполне понимала я всей тяжести испытаний, выпавших на долю моего любимого «папки-старого». Лишь повзрослев, увидев фильмы про вербовку и лагеря, осознала я, сколь многое пришлось пережить моему родному человеку.

И ныне, вспоминая эти события, понимаю – в них проявилась не только сила духа Андрея Герасимовича, но и его верность данному слову, его непоколебимая вера, что помогли ему выстоять в самых страшных испытаниях.

Семь месяцев минуло после окончания войны, прежде чем вернулся он домой. Вернулся тенью былого себя – при росте в сто семьдесят сантиметров весил всего сорок восемь килограммов. Тридцать пять лет было ему тогда, а выглядел он как измождённый старик.

Как к бывшему военнопленному, относились к нему с недоверием, с должности бригадира, что он был до войны, сместили, поставили простым дояром. Но он не роптал, не жаловался, а трудился усердно, вкладывая в работу всю свою душу.

После смерти Сталина судьба преподнесла ему неожиданный подарок.

Отправили его в Москву, на выставку ВДНХ, за высокие надои молока. Словно героя из легендарного советского фильма «Свинарка и пастух», предстал он перед столичным жюри. И были за его труды щедрые награды: часы, медаль и деревянный орёл – символ его трудового подвига.

– Опять Богородица постаралась! – говорил дед.

Этот орёл и по сей день стоит у нас на полке, храня память о дорогом человеке, которым я горжусь безмерно. Правда, одно крыло у орла отломилось, – уж и не припомню, как это случилось. Но знаю твёрдо: отремонтировал его мой отец Пётр, вложив в починку частичку своей любви к деду.

По возвращении из Москвы Андрея Герасимовича назначили-таки бригадиром дойного гурта. И это было не просто повышением. Это было признанием его заслуг, его стойкости и трудолюбия. Человек, прошедший через ад войны и плена, нашёл своё место в мирной жизни и доказал всем, что достоин уважения и почёта.

Жили тогда Васса Фатеевна и Андрей Герасимович в деревне, в которой существовал такой обычай. Когда весна вступала в свои права, на Красную Горку собирались люди, дабы предаться забаве дивной. Брали они яйца куриные, искусными красками расписанные, и бежали на гору высокую, в игру весёлую играть.

– А ну-ка, – кричали они, – пустим яйца с горы, посмотрим, чьё дальше укатится! И катали, и хохотали, и радовались, словно дети малые.

Правило в той игре было простое: чьё яйцо всех проворнее окажется, дальше всех укатится, тому и победа! А все яйца, что позади остались, тому молодцу или девице достаются.

И помню я, когда сама была ещё малышкой, обычай тот жил ещё в деревне. Братья мои, озорники, не хотели брать меня с собою на игру сию. Тайком от меня убегали, да только не тут-то было!

– А вот и нет! – думала я про себя и, словно лисичка за зайцами, тайком за ними гналась. Сперва тихонько, меж домов и деревьев прячась, а как от дома далеко уже становилось, тут я уж на свет Божий выходила.

– Ну что, – говорила я братьям, – возьмёте с собой или так и буду тут стоять? И приходилось им смиряться, брать меня с собою.

Горка та, словно страж верный, у въезда в село стояла. Оттуда вся деревня, как на ладони, видна была. И ныне, вспоминая те дни, вижу я картину дивную: солнце весеннее, небо ясное, люди весёлые.

– Ах, как же хорошо было! – думаю я порой и улыбаюсь.

В памяти моей остались воспоминания светлые, радостные, словно солнце весеннее. Даже картину я с той горы написала и брату старшему на юбилей подарила. И стоит та картина теперь, словно память живая о днях минувших, о забавах весёлых, о детстве золотом.

И пусть нет уже той игры в деревне, да только память о ней живёт в сердцах людей, в воспоминаниях тёплых, в картинах дивных. И всякий раз, когда гляжу я на ту картину, словно возвращаюсь в дни далёкие, в детство счастливое, где смех звонкий раздавался, где радость жила, где любовь народная теплилась.

О, сколь дивны были места, где проходило моё детство! Белки – так называли горные вершины, что поднимались за пределы лесов. Покрытые пышной травой, они служили прекрасными пастбищами. А на их склонах встречались снежные поляны и светлые озёра, словно зеркала небесные.

В избе мы с мамой-старой сидели (так у староверов принято было звать родителей, а бабушкой и дедушкой – чужих пожилых людей). Вдруг слышим – топот копыт!

– Пойдём, спрячемся, – шепнула мама-стара.

– А что такое? – удивилась я.

– Тихо, молчи! – прижала она палец к губам.

Спрятались мы за кустарник, сидим, едва дыша, наблюдаем. Входит в избу папка-стара, выходит и кричит нам:

– Эй, вы где?

А мы молчим. Зовёт ещё раз, а мы не откликаемся.

– Мама-стара, а чего мы сидим тут? – не выдерживаю я.

– Сейчас-сейчас, – отвечает она загадочно.

Деданька крикнул ещё пару раз, и тут мы как выскочим! Что было дальше – память девичья не сохранила. Напугались ли мы, развеселились ли – уж и не припомню…

Но живо в памяти другое – как ехали мы с папой-старым за водой к озеру. Кругом – красотища неописуемая: горы высокие-превысокие, а в их недрах – озеро таинственное.

– А знаешь ли ты, – говорит деданька, – что у этого озера дна нет?

Я головой мотаю – не знаю, мол.

– Говорят, – продолжает он, – многие учёные пытались измерить его глубину, да всё никак не получается. И эхо здесь очень загадочное… Давай крикнем?

– Давай! – обрадовалась я.

Крикнули мы так, что горы задрожали! Эхо загудело, загрохотало, и стало мне немного жутко. Но как же это было чудесно!

И поныне стоит перед глазами то озеро. Вижу его, словно на экране телевизора, будто наяву. Как хочется вновь попасть туда! Но, увы, ни места, ни названия не помню.

Лишь сердце хранит ту непередаваемую радость и восторг, что испытывала я, сидя на коне рядом с дорогим моим папой-старым, в окружении величественных гор и таинственного озера, чьи глубины до сих пор хранят свои секреты.

О, сколь прекрасна была та земля! Горы, словно стражи небесные, стояли вокруг, охраняя покой и умиротворение. Они будто бы склонялись над землёй, оберегая её от невзгод и тревог.

Река Кокса, живая, бурная, полная силы и красоты, текла рядом с деревней. В её водах столько мощи и величия! Помню, как мы с друзьями бегали к реке, словно околдованные её красотой.

– Ребята, пойдём рыбу ловить! – кричал кто-нибудь из нас, и все, бросив все дела, мчались к реке.

В жаркие дни мы купались в её студёных водах. Вода была настолько чистой, что можно было разглядеть каждый камешек на дне, каждый изгиб речного русла.

Но вот пришло время покидать родные места. Мама говорила, что едем мы в деревню «ближе к цивилизации». Тогда я ещё не понимала, что значит это слово, но отъезду радовалась безмерно.

– Доченька, не грусти, – говорила мама, – там, куда мы едем, всё будет по-другому.

И правда: на равнинах уже смотрели телевизор, а в нашей деревне он появился лишь семь лет спустя. Но тогда я об этом не знала, лишь радовалась предстоящему путешествию.

Провожала нас вся деревня. Собрались все – от мала до велика. Дорога предстояла долгая и трудная. На перевалах сердце моё замирало от страха.

– Не бойся, доченька, – успокаивал отец, – всё будет хорошо.

Но как же страшно было на перевалах! Казалось, что скала, что «тёщиным языком» называлась, вот-вот обрушится на нас, либо мы сорвёмся в бездонную пропасть.

Дорога пролегала по перевалу Чике-Таман, который ещё в архивных документах конца XIX века носил это грозное имя – «Тёщин язык». И по сей день хранит он в себе память о тех временах, когда люди преодолевали эти опасные пути, веря в лучшее будущее.

И ныне, вспоминая те дни, вижу я перед собой те горы, ту реку, тех людей. И хотя далеко унесли меня годы от тех мест, живёт в сердце моём любовь к родной земле, к её дивной природе, к её суровым, но прекрасным горам.

Ох, и нелёгким было моё первое путешествие! Сперва в кабине с матушкой ехала – да только замутило меня там так, что и вздохнуть было страшно.

– Матушка, пусти в кузов, – умоляла я, – там братья мои, там мне легче будет!

Пожалели меня, посадили к братьям под брезент. И правда – полегчало! Не видать оттуда было ни крутых поворотов, ни страшных обрывов.

Старая дорога на перевале верой и правдой служила до 1984 года. Помнится, как потом рядом новую трассу проложили. А ныне и вовсе – не дорога, а сказка настоящая!

Когда же наведываюсь я в деревню родную, сердце моё словно расцветает. Наполняется оно теплом и радостью, словно солнцем весенним согревается.

– Здравствуй, родимая сторонушка! – говорю я, а сама не могу налюбоваться.

Изменилось село, конечно, с годами, да только дух его прежний остался. Те же добрые люди живут, те же горы прекрасные стоят, та же река чистая течёт. И с каждым приездом чувствую я, как силы новые во мне просыпаются.

Вот она, моя малая родина – край, где каждый камешек, каждый кустик хранят память о детстве золотом, о родных дорогих, о днях минувших, что уж не вернуть. Но живут они в сердце моём, словно драгоценный камень в ларце воспоминаний заветном.

Там, в той земле благодатной, жил мой дед со своей суженой долго и счастливо. И до сих пор стоят вдоль дороги ели, – пятнадцать вёрст тянутся они, посаженные заботливыми руками деда и его дочери любимой.

И каждый раз, проходя мимо этих деревьев, чувствую я связь времён, связь поколений, связь с тем, что вечно живёт в душе человеческой – с любовью к родному краю, с памятью о предках, с верой в будущее.

В двенадцать лет постигла меня первая в жизни утрата – ушёл из жизни мой любимый деда Андрей. Было ему шестьдесят восемь годков, и казалось мне тогда, что ушёл он от нас глубоким стариком. Но ныне, оглядываясь назад, думаю, – мог бы ещё жить да жить…

Пять долгих дней ждали мы приезда его дочери с севера. Все эти дни родные сёстры и братья, съехавшиеся со всех концов земли, сидели вокруг гроба, сменяя друг друга.

– Братка Андрей, – шептали они, – как часто собирал ты нас вместе, и вот теперь собрал снова…

И плакали, вспоминая былое, делясь воспоминаниями о человеке, что был для них всем – и братом, и другом, и опорой.

Когда проводили мы деда в последний путь, устроили поминальный обед. И тут случилось то, что поразило меня до глубины души.

Родственники собрались за одним столом, громко говорили, обнимали друг друга, целовались и пели. А я смотрела на них и думала:

– Как странно! Только что все плакали от горя, а теперь радуются… Как же так может быть?

В ту минуту происходили во мне какие-то удивительные перемены. Не могу и ныне описать словами то, что чувствовала, но словно открылись передо мной тайны бытия.

Поняла я тогда, как переплетаются в человеческой душе горе и радость, как одно и то же событие может рождать и боль утраты, и светлую память. Поняла отчётливо и навсегда.

Ушёл Андрей Герасимович, но остался в наших сердцах навсегда. Остался тем, кто научил нас видеть красоту в простом, кто показал, как важно хранить память о близких, кто подарил нам понимание того, что смерть – это не только горе, но и возможность вспомнить всё хорошее, что было подарено нам дорогим человеком.

И ныне, вспоминая те дни, понимаю – не ушёл он от нас, а лишь перешёл в иную жизнь, где продолжает хранить нас своей любовью и заботой.

О, сколь дороги мне воспоминания моей младшей сестры.

– Ну что, внученька, – говорил ей дед, – идём за зарплатой?

И каждый раз она задавала ему один и тот же вопрос:

– А сегодня получка или аванс?

Если получка – они шли в контору вместе. Дед всегда отдавал ей всю мелочь, и она была счастлива. А если аванс – она отвечала:

– Нет, папка-стара, не пойду.

– Почему же? – удивлялся он.

– Так мелочи сегодня не будет, – отвечала она с детской непосредственностью.

И так продолжалось каждый месяц, пока деда был с нами. Мне тогда было всего семь лет…

О бабушке можно рассказывать бесконечно. Помнится, как в детстве она гоняла меня с речки мокрыми шерстяными носками… Но больше всего хочу рассказать о её глубокой вере.

– Мама-стара, – спрашивала я, – как же это – без мужчины родить ребёнка?

Она лишь улыбалась в ответ:

– Доказательства не так важны. Главное – верить.

Люди часто приносили ей угощения – блины, булочки, конфеты, – чтобы она помянула усопших.

– Хорошо, конечно, – говорила она, – но ведь нужно работать.

– Да чего там работать, – не понимала я, – бери да ешь.

– Нет, милая, – отвечала она, – просто съесть нельзя. Нужно молиться усердно. А без молитвы – грех.

Не стало бабушки, когда мне минуло семнадцать лет. А ведь было время, и я была атеисткой… Но теперь знаю точно – Бог есть, и он с нами.

И ныне, вспоминая эти простые, но такие глубокие истины, понимаю – в них вся мудрость жизни, вся сила веры, вся любовь к людям, что оставили нам эти дорогие сердцу люди.

С каждым годом жизнь наша меняется неуловимо. Появляются новые вещи, рождаются новые изобретения, приходят в мир новые люди. Но те, кто ушёл от нас – бабушки, дедушки, прадедушки – не исчезают бесследно. Они живут в памяти детей и внуков, словно капли дождя, что питают корни могучего древа.

– Без прошлого нет настоящего, – часто повторяла бабушка, – а без настоящего не будет будущего.

Каждый человек должен заботиться о своём будущем, но не забывать о корнях своих. Ведь в родословном древе – не просто имена и даты. В нём – тайны способностей, дарований, судеб.

– Кто мы без памяти предков… – говорил дед, – лишь листок, сорванный с дерева жизни.

История творится руками обычных людей, таких же, как каждый из нас. Судьбы переплетаются причудливо, словно нити в узор, и порой то, что кажется неправдоподобным, оказывается правдой жизни.

Детям двадцать первого века трудно представить жизнь предков. Нам, живущим в век технологий, их быт кажется невероятным. Но в рассказах мамы, бабушки, тётей и дядьёв открывается удивительный мир, полный смысла и мудрости.

– Жизнь наших предков, – говорила бабушка, – словно книга без конца, где каждая страница – урок для потомков.

Многими нитями связан наш род с другими родами. В глубинах семейной памяти таятся удивительные истории, способные изменить наше представление о самих себе. Я часто задаю себе вопрос: зачем мы храним семейные архивы, пересказываем истории о предках, стараемся сохранить традиции и наследие? Ответ приходит неожиданно быстро: ради понимания самих себя, ради ощущения причастности к чему-то большему, значимому, вечному.

Время неумолимо движется вперёд, меняя облик земли. Но неизменным остаётся одно – сила рода, скреплённая любовью, верой и уважением к своим корням.

Когда приезжаем мы в гости к старшим родственникам, смотрим старые фотографии, беседуем о прошлом. Вспоминаем рассказы бабушек и дедушек, ощущаем благодарность за тот кладезь мудрости, что бережно хранили и передавали нам. Но чувствуем, что теряем связь с корнями, оставляем что-то важное позади… Однако корни рода невозможно вырвать из сердца. Их энергия живёт в нас независимо от расстояний и обстоятельств.

– Прошу вас, потомки мои, – обращаюсь к вам с надеждой, – продолжите летопись рода, храните память о предках, берегите связь времён. Мы живём не случайно. Наши поступки, решения, чувства – продолжение длинной цепочки судеб, опыта, ошибок и открытий предыдущих поколений.

Благодаря нашим корням мы способны понимать, чувствовать, любить, мечтать, стремиться к лучшему будущему. Именно поэтому важно собирать семейный архив, передавать знания, поддерживать традиции. Чтобы дети знали, откуда они родом, кем были их родители, бабушки и дедушки, прадедушки, какими принципами руководствовались их предки. Это знание придаёт уверенности, помогает ориентироваться в сложной реальности современного мира.

В современном мире, где всё меняется с головокружительной скоростью, где цифровые технологии стирают грани между странами и культурами, наш род остаётся верен своим традициям. И пусть молодёжь уже не носит старинные одежды, пусть не все знают наизусть молитвы и песнопения, – но в их сердцах живёт та же любовь к родной земле, то же уважение к старшим, та же готовность прийти на помощь ближнему.

В этом и есть главная сила рода – в способности сохранять себя, не теряя связи с прошлым, но и не боятся нового. И ещё – в умении оставаться собой, где бы ни находились и какие бы испытания ни преподносила судьба.

И пусть каждое поколение, словно новый лист на древе рода, будет помнить: в их руках – не просто история, а живая связь времён, соединяющая прошлое с будущим, настоящее с вечностью.

И пока живы те, кто помнит и чтит традиции, пока передаются из поколения в поколение истории о предках, пока бьются сердца, наполненные любовью к родной земле – жив и наш род, жив его дух, жив его характер.

На этом и завершается рассказ о нашем роде старообрядцев, но не заканчивается сама история – она продолжается в каждом из нас, в наших детях и внуках, в их делах и поступках, в их отношении к миру и к жизни.

Часть 2 Ишиатские казаки – хранители древнего знания

Говорят, что в глубине человеческой души заложена потребность знать свои корни, понимать, откуда мы пришли и куда идём… Так ли это? Память о предках – словно компас в бушующем море жизни, указывающий путь к самому себе.

Нам известны древние мифы и сказания, хранящие удивительные истории о том, как появились на свет разные народы. Каждая культура, каждый народ бережно хранит свою версию происхождения, передавая её из поколения в поколение. История народа – это не просто набор дат и событий. Это живая ткань, из которой соткана человеческая душа.

Генеалогическое древо – это не просто схема родственных связей. Это карта нашего духовного пути, где каждый лист хранит память о прошлом и питает будущее. Как корни дерева питают его крону, так и наши предки питают нас силой духа и мудрости.

В поисках своих корней человек обретает не только знание о прошлом, но и понимание своего предназначения. Знание истоков – это ключ к пониманию себя, своего места в мире и своей миссии. Ведь каждый из нас – это звено в бесконечной цепи поколений, и от того, как мы несём этот груз ответственности, зависит судьба будущих поколений.

Как говорил великий мыслитель: «Народ, не знающий своего прошлого, не имеет будущего». И действительно, в памяти о предках – наша сила, в знании своих корней – наша мудрость, в понимании своего пути – наша свобода.

Все народы мира с трепетом хранят мифы и легенды о своем происхождении. В этих сказаниях – не просто истории, а живая связь времён, мост между прошлым и будущим. Они помогают людям найти своё место в мире, понять свою уникальность и предназначение. Как говорил великий философ: «Миф – это не ложь, а иная форма истины».

Каждая легенда и миф скрывают в себе глубокие смыслы, помогающие людям осмыслить своё существование и определить своё место в мире. Легенда – это не сказка, а живая нить бытия, вплетённая в канву человеческой судьбы. Это – живое знание, которое наполняет нас сознанием собственной принадлежности.

Наше представление о собственном происхождении – это нечто большее, чем просто факты. Это сила, формирующая нашу душу, определяющая наши поступки и мировоззрение, оказывая глубокое влияние на становление личности каждого из нас. Корни питают ствол, а ствол даёт жизнь новым ветвям.