Мир меняющие. Книга 1. Том 1

Глава 4. Лики Виты

Детство Виты прошло неподалеку от Витово-на-Детре в малом замке ее семьи, который и назвать-то замком было трудно. Мать была повитухой, знаменитой своими легкими руками, но вынуждена оставить клановый промысел после замужества, лишь изредка, в особенных случаях, одевала она теперь клановую одежду, брала ритуальные ножницы и отправлялась к роженицам или к больным. Отец Виты был богатым свободнорожденным, которому посчастливилось взять в жену повитуху – желаннее их не было в Мире никого, даже исчезнувшие женщины астрономов не могли так сводить с ума мужчин. Но свободная кровь ударила урожденному Брассу в голову, после женитьбе на повитухе приобретшего право на приставку «де» к фамилии. Придумал он, что клановые знания супруга может употребить, и не во благо ему, прежде всего, и семье, хотя никаких предпосылок не было. Посему решил он, что ей следует сидеть дома и заниматься семьей. Ревность и зависть к способностям супруги заставляли выдумывать все более нелепые отговорки, забросив занятие, приносившее ему ранее немалые доходы – Толий Брасс сопровождал купеческие караваны в качестве охранника. А ныне – о каком сопровождении может быть речь – а ну жена в его отсутствие развлекаться будет на стороне? Вызовут ее к больному, якобы, а она к полюбовникам убежит? Де Брассы постепенно обнищали донельзя, был продан Большой Замок и все земельные наделы, окружавшие его. Толий и не пытался поправить положения, беспробудно пил, играл во все азартные игры, начал бегать к тимантям. Вернувшись домой после очередного кутежа, кичился, как богат он и как должны все ему быть благодарны, и как свободная кровь может преодолеть всякие клановые предрассудки, да ему и Хрон не брат, и все такое прочее. Вскоре матушке надоело постоянное «веселье» в жизни, и она свела с ней счеты: собрала в близлежащих окрестностях нужные травки, а потом, приготовив зелье, выпила, оставив семейство выживать, как получится, а сама отправилась на встречу со своей небесной повелительницей. Вся округа потом гудела сплетнями долгонько. Сердобольные соседки жалели ребятишек. Все дети были хороши, как картинки, пухленькие и беленькие, головы в светло-русых кудряшках. Маленькая Вита, которой тогда едва минуло 4 года, и которую назвали в честь клановой богини, была самой младшей в семье, пухленькой, хорошенькой и смешливой девчушкой. Она была всеобщей любимицей. Даже отец любил свою дочурку в те времена, когда был трезв, и вспоминал о том, что у него есть дети. Но длились такие мгновения все меньше и бывали все реже, и вскоре допился он до того, что упал в реку и не смог выплыть. А еще поговаривали, что он у тимантей дурную болезнь подцепил и вылечиться не мог, вот и сам прыгнул в Детру. Виту отдали в монастырь к Святым сестрам для обучения манерам, да и девать-то ее больше было некуда. Во всем выводке де Брассов была только одна девочка. Братья разошлись по всему Миру в поисках заработка, и больше о них никто в этих местах и не слышал. Виту прочили в жены господину Саксу фон Маару, владевшему Замком неподалеку. Принадлежность к клану повитух давало ей право и в бедности надеяться на удачную партию. Да вот только господин Маар отправился в рыцарский поход, да и пропал где-то.

Девочка росла в серых монашеских одеяниях, в строгости, молитвах и постах воспитываясь. Она перестала быть смешливой, и детская пухлость исчезла от частого недоедания – для сироты нет лишнего куска даже и в монастыре. Не помня ни ласки материнских рук, ни отцовской любви, она стала ребенком Мира. По мнению Святых сестер, росла девочка послушная, скромная, умелая и обещала стать рачительной хозяйкой. Внешне Вита и была таковой. К 16 годам Вита была чудо, как хороша: белесые кудряшки потемнели, приобрели солнечно-золотой цвет и завились в локоны, монашеское одеяние не скрывало ее прекрасно развившуюся фигуру, жаждавшую осознания своей женской сущности. Глаза всегда опущены вниз, послушна, быстра, легкая рука – все, что она лечила, заживало без осложнений. Это – на виду, милая, скромная девушка с хорошей репутацией. Все родовые таланты были в ней обострены, особенно сексуальность, которая плескалась через край. Ей хватало ума не показывать, что она чувствует на самом деле и какова она. Мать-настоятельница иногда говаривала, что Вите бы надо быть немного порезвее и побойчее, и не казаться такой отрешенной, словно и не повитуха она вовсе. Вита порхала по монастырскому двору, стараясь быть любезной со всеми, не поднимая синих глаз от подола, скрывая за длинными ресницами яростный огонь желаний, пылавший в ней. Ночами вертелась Вита на грубых полотняных простынях, умоляя Хрона, чтобы позволил покинуть опостылевшую келью – на Семерку ей уже давно стало наплевать, особенно на Виту небесную, которая позволила ей, названной в честь небесной праматери, оказаться в таком месте. Все искусы и пороки Мира нашли приют в ее душе. Вита была умна не по годам, она знала, что деваться ей из монастыря некуда, а бродить и искать заработка, как ее братья ушли – благодарю покорно. И она ждала, ждала того самого Случая, который бывает один раз в жизни. До монастыря начали доходить слухи, что г-н фон Маар вернулся-таки из своего похода в свой родовой замок с богатой добычей. И поскольку отец его умер, пока сын находился в отлучке, замку грозило запустение, и срочно нужно было жениться, дабы умелая рука хозяйки замка, поддерживала и приумножала богатства рода Мааров. Итак, свершилось, мольбы были услышаны. Прибыли гонцы, которым было велено забрать Виту де Брасс из монастыря. Вита, годами вживаясь в роль милой девочки, хотя и не помнила себя от счастья, не выдала себя ни малейшим жестом. Она рыдала в келье настоятельницы вроде бы потому, что придется расставаться со всем и всеми, с кем прожиты эти долгие годы. А ночью, лежа в последний раз на своем жестком ложе, зная, что она одна и никто за ней теперь точно не наблюдает, она улыбалась так счастливо. Наутро скромница из скромниц Вита с подобающей скорбной миной, с припухшими зареванными глазами приняла благословение матушки и побрела к карете, едва передвигая ноги, которые словно не хотели уносить ее прочь из Монастыря. Едва сдерживаясь, чтобы не побежать со всех ног. Щелкнул кнут возницы, и карета двинулась. Внутри она была обтянута мягкой алой тканью и вся заткана золотой нитью, изображая цветы вьюнка, родового символа рода фон Мааров. Сопровождали ее двое слуг будущего супруга, которых на первой ночевке она и соблазнила.

С тех пор немало воды утекло, Вита стала полноправной хозяйкой, муж не чаял в ней души, прощая все ее выходки и невинные, так сказать, шалости на стороне. Холеная, изысканная, прекрасно воспитанная дама Вита стала отъявленной тимантей, достойной быть в свите Хрона. Но об этом – тсс! – никто не знал, а посвященные молчали – кто из страха, кто из принуждения, за кем-то водились секреты и похуже. Истинный лик свой она могла приоткрывать только во время любовных игрищ с учениками мужа, которые уж точно никому не расскажут, потому как не поверят им, и будут они наказаны за напраслину, возводимую на высокочтимую даму. Вита жила в свое удовольствие. Лишь легкое облачко беспокойства возникало от задержки, которая случилась уже второй месяц подряд. Вита поняла, что вновь беременна. Все ее ранее рожденные дети жили у многочисленных мамок в деревушке Кулаки, которая находилась во владениях фон Мааров. По истечению положенного срока дама Вита разрешилась от бремени, но жившая в замке повитуха объявила, что «ребеночек-то дефективный». Так она и сказала, да Вита и сама знала, что с этим ребенком не все в порядке. Вита щедро расплатилась с кровницей – все равно сама у себя роды не примешь, а тайну сохранять надо, мало ли что фон Маару взбредет. После ее ухода, Вита встала, не зовя служанок, достала кусок холста и перетянула натуго грудь. Ребенок был слабеньким, но уже начал попискивать, требуя пищи. Она взглянула мельком на него с брезгливым любопытством и взяла в руки колокольчик. Прибежала верная служанка, мамка Нитха, ей и был поручен этот пищащий комок мяса. Велено было подождать немного, если помрет и тогда думать не придется, что с этим младенцем делать. Если же выживет – отправить в Кулаки. Ребенок вроде был как ребенок, только личико такое сморщенное, и не похож был ни на Виту, ни на Сакса, ни на кого из ее многочисленных любовников, кого бы она прочила в отца. Ручки слабенькие, ножки – как плети растений. Вита приказала вымыть себя. Надо сказать, что рожала дама Вита до неприличия легко, говорили, что благородные дамы должны мучиться дольше. А она же производила на свет своих многочисленных отпрысков с завидной легкостью. После мытья велела запрягать и собралась ехать в гости в соседний замок с визитом. В последнее время общительной Вите приходилось довольствоваться лишь бестолковыми юнцами-учениками для общения и любовных игрищ. Супруг уехал в Блангорру к Магистру, а в связи с ее деликатным положением общаться с кем-либо, кто не принадлежал к семье, было нельзя, не принято выставлять напоказ. Наскучавшаяся по обществу Вита укатила в долгую поездку – благо после родов можно уже было.

А мамка Нитха принесла завернутого в лохмотья младенца на кухню, где его выкупали и накормили впервые в жизни. Кормилицей стала жена дворника, Ирайя, которая недавно пополнила наследником и без того немалое семейство дворников. Ирайя тоже заметила, что ребеночек какой-то странный, но кормила, деваться-то некуда, приказано же было. Насытившийся младенец довольно зевнул и уснул. А они подумали и назвали его Абрахамом, в честь отца Нитхи, который был хорошим человеком, только помер давно. И так и прижилось мальчику имя. Вел себя тихохонько, словно знал, что незваный гость он здесь. Незваный и нелюбимый. Сколько ждать дама Вита не уточнила, поэтому Нитха решила – пусть пока здесь поживет, а то в дороге помрет, грех такой на душу.

Нескоро вернулась дама Вита в замок. Пока все визиты нанесла, пока все сплетни переслушала да обсудила. Умело скрывала она свое истинное лицо, ни один из ее любовников не раскрывал тайны, какова же она на самом деле. Для соседей была дама Вита сама доброта и благожелательность, всегда готовая помочь и выслушать. Девицы поверяли ей свои сердечные тайны, добропорядочные матроны делились с ней своими опасениями про тех самых девиц. И с помощью всех этих добрых людей дама Вита вертела округой, как хотела, наговаривая одним на других, совращая мужей и женихов, если знала, что сойдет с рук. Объехав всех, наконец, после года отсутствия соизволила дама Вита вернуться домой. К тому времени, рожденный ею мальчик уже подрос и начал ходить, смешно ковыляя по двору на пухлых ножках. Разговаривать почему-то не мог или не хотел, молчал, разглядывая все вокруг удивленными глазами, странными какими-то, совсем не похожими на мирские. Он ходил следом за мамкой Нитхой, которая хотя и покрикивала на всех, но душа у нее была добрая, и она, исподтишка улыбаясь, смотрела, как ее питомец учится ходить. Мальчик, завидев кормилицу свою, Ирайю, пытался бежать следом за ней, растопырив в разные стороны ручонки, чтобы обнять, если догонит. Был мальчик добрым и послушным, для полного счастья у него было два человечка, которые заботились о нем и любили его.

Дама Вита и забыла давно, что у нее родилось дитя, и поэтому очень поразилась, увидев какого-то странного ребенка, без дела шатающегося по двору. На этом счастливые дни для мальчика закончились. Вызвала к себе мамку Нитху, выспросила о мальце все, и отдала приказ отправить его в Кулаки. Мамка Нитха привязавшись к малышу больше, чем даже признавалась себе самой, в кои-то веки решила попросить милости и оставить мальчика при дворе. А в ответ получила лишь резкий окрик, госпожа уставилась на Нитху широко распахнутыми недоумевающими глазами:

– Ты пререкаться вздумала? Завтра же чтобы глаза мои его не видели!!! Пошла прочь, да распорядись, чтобы мне ванну приготовили, да ужин чтобы был горячим! Совсем распустились тут без меня! Разгоню всех или выпорю!

Перепуганная мамка кубарем скатилась с винтовой лестницы. И долго еще вслед служанке неслись ругательства и угрозы. Взвинченная началом сезона дождей и уставшая после дороги, дама Вита долго еще не могла успокоиться, не признаваясь себе, что взгляд, которым одарил сын, почему-то напугал ее, и увидеть мальчика еще хотя бы раз было бы для нее страшной мукой.

Весь день мамка Нитха помнила о распоряжении госпожи, и к закату с тяжелым сердцем пошла искать возницу, который ездил из замка в деревню и обратно с разными поручениями. Знала она, что за мальчиком там никто не будет так ухаживать и заботиться, как это делала она, хотя и черкнула родственницам корявым почерком несколько слов. Потому что слишком он был необычен – странные глаза, глядящие в самое сердце, вечное молчание, собачья преданность тем, кого он искренне любил, привычка ходить следом – молча и бесшумно, без всякого злого умысла, но, все же пугая до икоты того, кого преследовал. Мамка да Ирайа-кормилица собрали скудное барахлишко мальчика, которому мать не потрудилась даже дать имя. Уже стемнело, обычно мальчик в это время спал давно в комнате Нитхи, а тут словно почувствовал скорую разлуку. Нитха, закончив все дневные дела, спустилась в свою комнатушку и увидела, как мальчик сидит на кровати, обняв исцарапанные коленки. А в глазенках – полно невыплаканных слез. Не выдержала тут Нитха, разревелась, сделавшись сразу доброй и шумной. Всю ночь просидели они, обнявшись, не сказав ни слова, в тишине и темноте. Нитха молила Великую Семерку, чтобы ее мальчика не обижал никто, испрашивала покоя для него. А как только рассвело, поднялась мамка, взяла малыша за доверчиво протянутую ручку и повела к возу. Усадила Абрашку поудобнее, рядом примостила узелок с вещами, в руки дала корзинку с еще теплыми лепешками и бутылем теплого молока. Наказав вознице приглядывать за малышом в дороге и пригрозив, если что вдруг случится с мальчиком, госпожа сдерет три шкуры. Приврав, конечно, немного, но возница знал, что в деревню ссылаются отпрыски госпожи и вдруг этот – особенный какой. Щелкнул кнут, и медленно поплелись неспешные коняки. Мальчик сидел и махал ручкой одной из двух женщин, которые любили его в этом мире, которые, старались, чтобы ему было тепло, сытно и вкусно, и чтобы никто не мог причинить ему боль. Воз удалялся и удалялся, скрывшись вскоре совсем из виду.

Дама Вита, оправившись от долгих и дальних дорог, пересидев дома сезон дождей, в который всем дамам не рекомендовали покидать кров, вновь заскучала. Супруг все еще был в столице близ друга своего Магистра. Только при муже могла она, не напрягаясь особо, выбирать себе любовников – вот, казалось бы, парадокс! Но, когда супруг был дома, к нему везли со всех окрестностей молоденьких мальчиков на обучение рыцарскому искусству. А среди них попадались такие ученики, что любо-дорого. Такие послушные, что лишний раз боялись даже вздохнуть в ее присутствии, пока не попадали в спальню. Многие, прошедшие «обучение» в ее объятиях, потом долгие годы не могли даже смотреть на женщин, ибо пресыщены становились за месяц всякими излишествами да игрищами. Доставить госпоже Вите удовольствие – это небыстро и нелегко… А некоторые так во вкус входили, что потом от них избавляться тяжко было, преследовали, докучали. И исчезали в неизвестность, дама Вита не любила таких свидетелей.

В захолустном замке царила скука, занять себя нечем. При дворе одни служанки остались, несколько стариков, совсем уж некультяпистые, которые еще ползали по двору, выполняя свои обязанности. Всех более-менее молодых слуг забрал фон Маар с собой в столицу. Поскучала-поскучала госпожа, велела готовить экипаж в дорогу: «Поеду-де на свидание к мужу, соскучилась уже, сил нет»

Долго ли, коротко ли ехали они, но вот подъехали к Речному перекрестку, что недалеко от Блангорры. Увидела дама Вита большой темно-синий походный шатер, суетню вокруг, холеных коней на привязи, затрепетала аж в ожидании встречи, заблестели глаза, стала улыбка кокетливо-наивной. Любила она рыцарей за их неутомимость, женщины в походах редко сопровождали, поэтому становились воины охочи до утех и быстро соглашались на любые развлечения. Выходили такие пойманные путешественники-рыцари от дамы Виты, пошатываясь и глупо улыбаясь через сутки, а то и через двое.

Где-то неподалеку погромыхивала гроза, пришедшая совсем не во время, сезон дождей миновал давно. Медленно подъехала госпожа фон Маар со своими сопровождающими к шатру, послала герольда возгласить о приезде благородной госпожи и ее свиты. Откинулся полог шатра и вышел на свет молодец. Ах, какой молодец! Красив, статен, молод – главное, молод, можно даже сказать юн. Рыжекудр, синеглаз, румянец во всю щеку. Вышел, ожег глазами, брызгами синими. Протянул мускулистую загорелую руку, помог выйти из экипажа и склонился в низком приветственном поклоне. Дааа, у Виты перехватило дыхание, до чего же хорош! И достойный противник – это вам не совращать недозрелых мужниных учеников, и не кокетничать с только что вернувшимися из похода жадными до утех вояками, с которыми никакой игры не выходило – сами тащили в койку без всяких предисловий. Этот же красив, явно умен, воспитан и точно не обделен женским вниманием. Дама, подрагивая от охватившего ее желания, покачивая бедрами, вплыла в шатер.

– Чем могу быть полезен? Встретить благородную прекрасную даму в таком захолустье – это такая редкость. Не разделите ли со мной трапезу? – голос бархатисто-низок, немного тягуча речь, но такой равнодушный тон, от которого у Виты все нутро встрепенулось.

– Не откажусь, проделали мы долгий путь. Я еду на встречу с любимым супругом, он сейчас при дворе Магистра советником. Вызвали уж много времени тому назад, истомилась по нему в тоске. Вот и решилась на столь дальний путь да с такой малой свитой, – Вита подпустила в голос меду и томности, а взгляд стал еще более чарующим.

Рыцарь и его спутница прошли к богато накрытому на две персоны столу.

«Ага, ждал кого-то, не иначе. Ну, вот и дождался. Такого экземплярчика в моей коллекции еще не бывало. Хорош, до чего же хорош», – благородная дама вся горела в ожидании долгожданного приключения и не сводила искрящихся глаз с рыцаря. Да, посмотреть было на что, при ближнем рассмотрении и вовсе ослеплял: высок, узкобедр и широкоплеч, ярко-синие глаза, шапка непокорных рыжих кудрей. Даже неопытным глазам было видно, что и воин первостатейный, храбрец-удалец. Смущала лишь какая-то похожесть с кем-то из знакомых, покопавшись в памяти, Вита так и не смогла вспомнить, кого этот юный рыцарь ей напоминает. На этом и выкинула из мыслей. Изголодавшись по любовным утехам, Вита решила, что он обязательно будет принадлежать ей еще до заката. Она уже представляла его обнаженным, а потом представила измотанным, с утомленно-блаженной улыбкой, влажной от любовных игр гладкой кожей. Просящий пощады, шепчущий нежности, а поутру согласившийся быть в ее свите и умоляющий сделать его своим рабом… после чего мужчины становились ей неинтересны. Рыцарь что-то спросил, а она сидела с затуманенными от страсти глазами. Рыцарь повторил.