Монстрам тоже…

«Чёрное небо»

Монстрам тоже бывает больно. Именно это испытал я, когда случилось непоправимое…

Вечер с Маней… Она с охуенно сильной энергетикой, которая утягивает. Мне снесло крышу от её провокаций, которые она явно ненамеренно создавала. Нас было не остановить, поцелуй перерос в желание утолить ноющее чувство в штанах. Долго не думая, мы скрылись сначала в темном коридоре, а после ввалились в мужской туалет. Подхватив её на руки под ягодицы, усаживаю на раковину. Рву её трусики и проникаю членом, она выгибается, издавая стон. Её пальцы скользят по моим волосам, хватая за них и сжимая. Она такая горячая, влажная, узкая, я срываюсь на рык. Движения грубые, резкие, мой член наполняет её, скользя по её внутренним стенкам, ребристая часть стимулирует мою головку, не давая возможности расслабиться, довожу её до той грани, которую она желает. Мои поцелуи на её шее переходят в укусы, оставляя следы на нежно-белой коже.

Постоянно кто-то пытается попасть, но нам наплевать, есть только Я и Она. Её стоны становятся громче, она кончает…

Вернувшись в зал, я замечаю, насколько быстро заполнилось заведение народом. Малая заказывает ещё шоты, и, пока его делают, она вылетает на танцпол, полностью отдаваясь тактам музыки.

Я достаю телефон и делаю пару её снимков, нравится…

Тут же приходит уведомление о не прочитанных сообщениях, открываю, а там:

– Я знаю, как тебя тянет ко мне;

– Я чувствую, как тебе тяжело себя сдерживать рядом со мной. Ты не сможешь полностью переключиться на другую, если она вдруг появится;

– Твой выбор – это игнорировать меня? Куда пропал? Родь…

Карина никак не прекращает. Убираю телефон, так ничего и не ответив. Моё внимание сейчас на Маню, единственную, с кем я хочу в данный момент быть. Она возвращается, к этому моменту нам приносят её заказ.

– Устала?

– Нет, трек не мой.

– Не боишься, что алкоголь слишком сильно на тебя подействует?

– Но я же с тобой, ты не позволишь мне оказаться в опасной для меня ситуации.

– Вот хитрушка. Иди сюда.

Притягиваю к себе ближе, позволяя ей спиной на меня опереться, оказавшись полулежа, одной рукой приобнимаю, располагаю на груди, поглаживая сквозь ткань платья.

– Не против, если сфоткаю нас?

– Не против, милая.

Целую её в макушку, вдыхая аромат, от которого сносит крышу. Фотка получается максимально загадочной, часть лица я скрыл за поцелуем в волосах, но, кажется, её это совершенно не расстраивает. Пока она переключает внимание на телефон, я расслабленно наслаждаюсь моментом, её теплом рядом, изредка подвисая на отдельные тела с танцпола. Момент нарушает звонок мне на телефон.

Отвечаю и то, что я слышу, вынуждает меня вновь взять себя под контроль, стать хладнокровным:

– Что они, блять, сделали?

– Джокер, мы ничего не успели сделать. Они их всех…

– Сука…! Я скоро буду.

Маня рядом, сначала тоже будучи расслабленной, в моменте стала беспокойной, смотрит на меня вопрошающим взглядом: «Родь, что случилось?» – в её голосе звучит страх, переживание.

«Мань, нам нужно уходить. Прости, что так, это очень срочно. Я тебя до дома провожу».

Проходя мимо барной стойки, подзываю бармена и быстро оплачиваю счет, оставив пару купюр на чай.

На улице уже стоит такси.

«Родь, что случилось? Могу я чем-то помочь?» – её не отпускает беспокойство, она словно кошка, которая, чувствуя опасность, прижалась к источнику своей защиты, в лице меня.

«Там всё сложно, не думаю, что тебе стоит знать эту часть моей жизни», – проговариваю, а параллельно пишу своим парням, что подготовить к моему приезду.

«Ты какой-то бандит, что ли?» – убирает руку, которая была зажата моей.

«Не бандит, но имею определенную власть в кругу своего бизнеса и территории, на которой находится он. Боишься?» – возвращаю её ручку, уже взяв в свою ладонь.

«Нет, но ты напугал меня, точнее, твоя реакция. Так резко в лице изменился».

Дальше едем в тишине, которую изредка нарушают оповещения о сообщениях.

Проводив её, диктую водиле новый адрес. Дорога кажется длинной и медленной, время будто специально замедляется, пацаны с каждым разом шлют новости всё хуже, и внутри меня появляется угнетающее чувство, ощущение уже непоправимого.

Несколько месяцев я скрытно вёл проверку и чистку в рядах своих пацанов. Кто-то очень профессионально, тщательно скрывался, при этом находясь максимально рядом, зная то, чего не все были достойны, эта крыса успела слить дохуя инфы. Я терял не только доход, но и постоянных клиентов, которые всегда шли за мной, даже когда им приходилось ждать по несколько лет, чтобы получить желаемое. Сегодня случилось то, чего я никак не предвидел. Крыса скрылась, но те, кто покрывают её, наказали моих парней, и наказание стало максимально жестоким.

На складе было темно, холодно. Проходя глубже, в нос ударил сильный запах свежей крови, смешанный с металлом. От частичного освящения в глаза бросались пятнами тот кошмар, что мог вызвать у кого угодно приступ рвоты. Еле сдерживаясь от того, чтобы не сорваться, я прошел осмотреть более детально, что творится.

Одному перерезали на обеих ногах ахиллово сухожилие, сломали пальцы, но перед этим сняли ногти, а второму цепью выбили зубы и после ввели в вену воздух, от чего тот находился в агонии, прежде чем задохнулся. Третьего выпотрошили, оставляя истекать кровью. Когда я оказался рядом с каждым, то единственное, что я мог сделать, это облегчить их уход. Внутри меня поднимался вулкан ярости, я готов был этих ублюдков заживо сварить в кипятке или в кислоте, но максимально медленно, растягивая их боль.

В эту ночь я потерял своих преданных людей и внутри ничего не осталось, кроме желания возмездия. Всё хорошее тлело, оставляя после себя пепел.

Выйдя на воздух, я не сдержался и во всю голосину заорал: «Ааа… Суууки…Мрази. Я вас по кускам расчленю, но перед этим вы будете молить о быстрой смерти. Блядосы!! Ебучая крыса, сука, молись, чтобы не я первый тебя нашёл».

Ко мне подходит один из моих людей, и положив руку мне на плечо, произнес: «Джокер, брат, успокойся. Ну всё. Мы этих скотов найдём. Пацаны знали, на что шли. Хоть их и пытали, но они ничего не сказали. Мы должны их близким сообщить и проводить достойно».

«Вызови пацанов, их тела забрать надо. Заплати сколько попросят, чтобы сделали красиво для встречи с родными. Я поехал, надо кое-что решить».

«Мог и не говорить, знаем. Будем на связи. Их уже ищут».

«Черная душа умеет плакать?»

♪ «Money – Tara Carosielli»

Внутри словно кто-то провернул нож. Ярость, обжигающая, как расплавленная сталь, заполнила каждую клетку. Снова теряю людей. И это бьет куда больнее, чем пуля. Оставить это без ответа? Значит, признать поражение, показать слабость. А я не из тех, кто подставляет задницу.

К моменту выписки мои ребята уже раскопали тех, кто прессовал Никитоса, выяснили, что заставило его бежать и почему он не видел другого выхода, кроме… Дерьмо. Похоже, эта мразь решила поиграть с огнем, зацепив тех, кто мне дорог.

"Ну уж нет, сукин сын. Такого удовольствия я тебе не доставлю. Придется очень постараться, чтобы добраться до меня первым."

В голове – рой идей, как их уничтожить. Как сделать это медленно и болезненно, затронув каждую нервную клетку, чтобы они горели изнутри, как в аду.

Стрелка спидометра указывала на 200 км/ч… 250… 300…

Адреналин в крови – как взрывчатка. Ярость, гнев, все смешалось в один гремучий коктейль, готовый взорваться и смести все живое на своем пути. Лавирую между машинами, создавая аварийные ситуации. Плевать на сигналы, на их испуганные лица. Все это не имеет значения. Проснулся Демон Боли, и он чертовски голоден. Пора утолить его аппетит.

Останавливаюсь у первой точки, но далеко не последней. Паркуюсь чуть в стороне, чтобы не светиться, но достаточно близко, чтобы чувствовать их запах. Закуриваю, выпуская густое облако дыма в щелку приоткрытого окна. Набираю номер информатора:

– Слушаю, Рон.

– Буду краток. Они перешли черту, и теперь они за это заплатят. Мне нужна вся информация по Планктону. Надеюсь, не нужно объяснять, что в нее входит. Далее – методично рушь эту точку. Передай остальным на других объектах. Я хочу, чтобы он потерял все. И последнее – контакты его близких и приближенных. Ты лучший в этом дерьме, так что рассчитываю на тебя.

– Все понял, Рон. Сроки?

– Порадуй меня.

– Принял. Максимально сжатые. Уже работаю.

– Другого ответа и не ждал. Сбрасываю.

♪ «As the World Caves In – Sarah Cothran»

Ночь выдалась адской. Ни о каком сне не могло быть и речи. Даже когда проваливался в забытье, просыпался в холодном поту, с бешено колотящимся сердцем. Все мои инстинкты, отточенные годами жизни на лезвии бритвы, вопили об опасности, о надвигающейся буре. Ближе к четырем утра раздался звонок, разорвав звенящую тишину. Автоматически хватаю трубку.

– Слушаю.

– Родион Олегович, простите за беспокойство в столь ранний час, но пациент просил…

Взрываюсь, перебивая ее на полуслове. Хладнокровие, всегда бывшее моей визитной карточкой, испарилось в мгновение ока.

– Кто просил? Он говорит? Он меня помнит? Что, черт возьми, происходит?!

– Я понимаю ваше волнение. Да, он заговорил. И первым, что он произнес, было имя "Рон". Мы всем составом сестер пытались выяснить, кто это, чтобы вам сообщить. Потом Людочка (Люся) вспомнила про вас, Родион Олегович. Могли бы вы подъехать, если есть возможность?

– Меня пропустят? – это единственный вопрос, который сейчас имеет значение.

– Конечно. Врач посчитал, что это пойдет ему на пользу. Учитывая, как он борется, творит невозможное, удивляет нас своими показателями… ваше присутствие было бы… ну, вы понимаете.

– Прямо сейчас можно?

– Минуточку, я уточню.

…

Тишина в трубке кажется вечностью. Каждая секунда – на вес золота. Слышу обрывки ее разговора с кем-то. Ожидание разрывает изнутри.

– Да, можно. Вас пропустят, но зайдите с заднего входа, главный для посещений закрыт.

– Ни слова больше. Выезжаю.

– Когда будете на месте, позвоните по этому номеру. Охранник вас пропустит.

– Принял.

Сбрасываю вызов и швыряю телефон на кровать. Меня трясет. Адреналин смешивается с обжигающим чувством надежды.

«Рон…», – это единственное слово, которое имеет значение.

Сердце колотится так, словно хочет вырваться на свободу.

"Рон… Он сказал: "Рон"? Черт возьми, Ник… Ник очнулся!"

Голова идет кругом, в ушах – гул. Слова медсестры эхом отдаются в сознании. Бросаюсь к шкафу, дергаю свитер, запутываюсь в рукавах, будто хочу сбросить с себя липкий кошмар последних месяцев. Рубашка застревает, срываю ее в бешенстве и натягиваю первую попавшуюся. Лицо горит, ладони вспотели, а ноги дрожат, как у нарика в ломке.

Ключи от машины – вот они! Вылетаю из квартиры, оставив дверь нараспашку. Да плевать! Сейчас это не имеет значения. Ничто не имеет значения, кроме Ника.

Внизу меня ждет мой черный зверь, чувствующий меня без слов. Двигатель взревел, словно вторя бешеному сердцебиению. Ночной город проносится мимо, превращаясь в размытое месиво огней. Каждая секунда – как пытка. Жму на газ, выжимая из машины все, на что она способна. Но даже на этой скорости кажется, что я ползу, как гребаная улитка.

«Держись, Ник, держись!» – рычу я, сглатывая ком в горле. В голове всплывают обрывки нашей жизни: дерзкие авантюры, ночные разговоры под виски, его чертовски заразительный смех… Все это могло быть потеряно навсегда. А теперь – луч надежды. Я должен увидеть его. Должен убедиться.

Руки вцепились в руль мертвой хваткой. Чувствую, как пот струится по спине, как ноет каждый мускул от напряжения. Плевать на светофоры, на сигналы клаксонов. В голове – только одна мысль: "Добраться. Увидеть. Убедиться."

"Он помнит меня… Он сказал: "Рон"…" Слезы? Не смешите! Не время для соплей. Только стальная воля и уверенность.

Припарковался у заднего входа больницы, заглушил двигатель, но еще несколько секунд сидел неподвижно, собираясь с силами. Вышел из машины и глубоко вдохнул ледяной ночной воздух. Немного отрезвило. Набрал номер охранника, голос дрогнул.

– Да… Это Родион… Я приехал.

Охранник – молчаливая, угрюмая глыба с лицом, испещренным шрамами – кивнул и пропустил меня. Ни одного вопроса. Знает, кто я такой.

Внутри больницы пахло лекарствами и страхом. Длинные, пустые коридоры, тусклый свет, давящая тишина… Каждый шаг отдавался гулким эхом, словно подчеркивая торжественность момента.

Медсестра ждет у палаты. На ее лице – тень сочувствия. Она слабо улыбнулась и тихо открыла дверь. Замер на пороге. Всегда умел держать себя в руках, но сейчас… Сейчас это казалось невозможным.

Ник.

Он лежит на кровати, опутанный проводами и датчиками. Бледный, изможденный… Но живой. Его глаза открыты, и он смотрит прямо на меня.

Медленно подхожу и опускаюсь на колени рядом с кроватью. Беру его руку в свою. Холодную, безжизненную.

«Ник…» – хриплю я, не в силах сдержать эмоций. – «Ник, это я, Рон… Помнишь меня?»

Слабая улыбка трогает его губы. Он пытается что-то сказать, но из горла вырывается лишь хрип.

«Тсс, не напрягайся», – говорю я, стараясь взять себя в руки. – «Главное – ты очнулся. Главное – ты здесь».

Глажу его руку, шепчу слова поддержки и… любви? Черт, кажется, я схожу с ума. Но сейчас это неважно. Важен только он. Рассказываю о наших приключениях, о планах, о том, как мне его не хватало. И в какой-то момент чувствую, как он сжимает мою руку в ответ. Едва заметно, но сжимает.

Чудо. Оно произошло. Ник вернулся. И я сделаю все. Абсолютно все. Чтобы вернуть его к жизни. Чтобы снова услышать его смех. Чтобы снова увидеть его счастливые глаза. В этот раз я его не отпущу.

Время замерло. Только писк аппаратуры нарушает тишину. Продолжаю говорить, как заведенный, рассказывая обо всем, что произошло за время его отсутствия. О друзьях, которые волновались, о мелких передрягах, о пустяках, которые без него потеряли смысл. Надеюсь, мои слова пробиваются к нему, помогают ему вернуться. Говорю о проблемах в компании, о крысах, которые попытались воспользоваться его отсутствием. Он должен знать, что за ним есть кому присмотреть.

Медсестра тихо выходит, оставляя нас наедине. Знаю, что ненадолго, но каждая секунда – это победа. И вдруг веки Ника дрогнули. Он с трудом приоткрыл глаза, взгляд стал более осмысленным. В нем – искра узнавания.

«Р… Ро…» – шепчет он едва слышно.

«Да, Ник, это я!» – выдыхаю я. – «Я здесь. Рядом».

Наклоняюсь ближе, ловя каждое слово. Он говорит с трудом, из последних сил. Спрашивает, как долго он спал, что случилось, все ли в порядке с нашими делами. Отвечаю спокойно, уверенно, хотя внутри бушует гребаный ураган. Не говорю ему о том, как тяжело было все это время. Не говорю о том, что он был на волосок от смерти. Не говорю о том, как боялся его потерять. Сейчас главное – его спокойствие.

Вечер пролетел как мгновение. Врач говорит, что Нику нужен покой, просит меня уйти. Прощаюсь, обещая вернуться завтра. Выходя из палаты, бросаю последний взгляд на Ника. Его глаза закрыты, но на губах – слабая улыбка. В этот момент понимаю, что все будет хорошо. Я сделаю все, чтобы так и было. Я позабочусь о нем. Это мой долг. Мое обещание. Моя гребаная жизнь.